Читать книгу Евреи в жизни одной женщины (сборник) - Людмила Загоруйко - Страница 8

Сегодня

– Привет! – сказала я ему, как настоящему, живому и мне показалось, что с экрана монитора улыбнулось, кивнуло, бог мой, даже подмигнуло его щетинистое, небритое лицо. Он ответил не сразу, хотя присутствие на сайте обозначивалось красной строкой: есть, живёт, где-то там пишет, читает, умничает. Строка была безучастна, инертна, но выдавала его и как бы была расположена ко мне, соучастница, мол, лови, твой час пришёл. Вела она себя, то есть строка, чопорно, приличиям соответствовала, а значит, без эмоций, чистая констатация фактов: «На сайте» – и всё. Тут вдруг строка как бы отступала и уступала мне место.

– Давай, давай, – говорила она, вся разгоряченная, красная, – лови его, лови.

Привет! – откликнулся он и наследил, чтоб заполнить пустоту, несколькими знаками (((Знаки уходили волнами в никуда. Он сразу же исчез за волнами, как за тучкой, спрятался, перебежал, наверное, к другой, жаждущей обольстительнице. Я задумалась, ударила по клавишам, как по фортепиано. На весь малюсенький, кишащий обкуренными подростками зал в полуподвале, носящем громкое название: «Интернет-кафе» посыпался, как град, звук извлекаемых из клавиатуры букв. Нет, нет, нельзя его упускать. Куда, куда? Я прищурила близорукий свой ненадёжный глаз, который никогда не отличал зёрна от плевел, и понеслась вихрем.

– Вчера пришла подруга, из тех, которыми обрастают по пути, невзначай. Подруга колоритная, красавица, мать троих детей: старшей дочери – двадцать пять, младшему сыну – восемь. Это означает только одно: стареть не хочет.

Я остановилась на полуфразе, подумала, не переборщить бы, слишком цинична, и стала заглаживать прореху.

– Подруга ухожена и худощава. С точки зрения отстранённого эстета, мне нравится, но в сравнении с собой – нет. Я пузата и выгляжу старше. Она – фон, на котором я проигрываю.

Тут снова почувствовался перебор. Всё-таки как никак мужчина и хоть видов я на него не имею, но, безусловно, женщина, а об этом забывать негоже. Пальцы строчили текст не останавливаясь, буквы путались. Я явно была на взводе и оскорблена этими (((.

– Подруга принесла виски. Из красивой бутылки нехорошо пахнуло самогоном. Мы разлили на двоих. Я знала что будет дальше.

Подруга жаловалась на мужа, лежащего на диване интеллигента. Он её не ценил. Мне это не нравилось. С другой стороны он воспитывал её ребёнка, случившегося в период развода между ними, первого или второго. Они как-то умудрились по нескольку раз сходиться и расходиться, значит, ценил, или смирился. Подвиг его отнюдь не славянский, мне импонировал, и я заочно мужа приветствовала, но подруга жаловалась, значит, обижал. Пытаясь сопереживать, я запуталась и в конец устала. У меня нет мужа, и я не хочу ни во что вникать. Зачем? Чужая семья – потёмки, но подруга билась голубкой передо мной за столом, смачивала горло виски-самогоном, наконец, в отчаянье стала кричать на весь наш сонный дом с прозрачной слышимостью, что хочет срочно замуж. Я ахнула, быстро встала, закрыла окна, выходящие в глубину двора, и как бы окаменела. При живом муже замуж? Да ещё и рожать собирается. Надо было что-то предпринимать.

«Что, четвёртого?» – уточнила я с возмущением в голосе. Она не слушала, мою иронию не воспринимала и даже обижалась, но своеобразно, лихо подливая виски в стакан. Я знала, даже не по ней, а по себе, что сейчас понесёт, как реку, разлившуюся в половодье и не остановить, не удержать. Стихия. Тут не до иронии. Она уже кричала об инстинкте материнства, присущем ей, огромной, жертвенной любви к детям, снова билась голубкой, а бутылка уже зияла зелёной пустотой. Всё. Алкоголь закончился. Это должно было её чуть прояснить. Неизбежность. Она уже впала в транс и стала походить на ту, что хотела полететь «зигзицею», но древняя наша общая славянская пращурка стенала по мужу, а тут совсем не то. Я опять напутала. «Дорогая – мягко сказала я, чтоб хоть как-нибудь вырулить и чуть переменить тему – смею тебе напомнить про наши годы. Тебе скоро пятьдесят». Лучше бы я этого не говорила. Она теперь точно обиделась, пожаловалась, что никто её не понимает, и заявила, что твёрдо решила рожать И давно бы уже родила, если бы была генетически достойная кандидатура.

Я быстро выпали весь текст в маленькое окошечко, почему-то напоминающее тюремное, в камеру, и отправила его адресату. Подруга, безусловно, понравилась и оценилась. В ответ пришло много расслабленных и умиротворённых знаков!!!!!! Он жаждал новых историй. Я рассыпала их бисером. Чего, чего, а историй у меня было множество.

Но тут вдруг, как бы невзначай, он перешёл к рассказам о злоключениях с жёнами. Роль утешительницы меня не прельщала. Я твёрдо уяснила позицию – мы с его жёнами по ту сторону баррикад, хотя и не знакомы. Они ведь тоже женщины. И кто его знает, как вёл себя в семье этот театральный режиссёр. Переписка на тему мужских страданий ушла в сторону. Зато теперь я была посвящена в детали. Вес его второй жены составлял сорок семь килограммов при росте метр шестьдесят девять. Это было выше моих сил. «Сочувствую и вижу вас всего в синяках» – ехидно просунула я в окошечко передачу. Он пропустил лёгкую издёвку. Добавил, что ушёл, когда понял, что ей, жене, с ним плохо. В благородство сильной половины человечества верилось с трудом. Имелся свой собственный жизненный опыт.

«А делить?» ехидство моё разрасталось. «Что делить? Она унесла всё с собой, забрала даже простыни». «Ноша не была слишком тяжёлой? При таком весе?» – закинула я в немое пространство. Он как-то сразу исчез. Я подождала, поёрзала на стуле. Потом стало невмоготу. Написала: «Где вы? Что с вами? Только не надо суицида, обратитесь лучше к психиатру». Через час пришёл ответ: «Никакого суицида. Говорю вам, как врач врачу». Молчание. Я позакрывала наглухо все окошки, чтоб не мешали и начала рассуждать о своём, о женском. Текст пошёл мой, ровный и уже безжизненный. Меня убаюкивало твёрдое решение: пора переходить от частностей к сути.

Ночные откровения

«Странная закономерность: замужних дам мёдом ни корми, дай поругать своих суженых. И то не так, и эдак не так. Самые продвинутые умудряются в рекордно короткий срок превратить супружество в абсурд и унылую скуку. А дальше? Да что там дальше? Путь проторен, дорожка плотно утрамбована. И каждый год, прожитый вдвоём, как ни странно, отдаляет. Брошенный метко камушек в воду, расходится кругами всё шире и шире, наконец, водная рябь затихает. На поверхности – безмолвие. Только чуть обжились, обустроились, мебель завезли, тут обнаружилось: под одной крышей – два чуть знакомых друг другу человека, по ошибке заселённых в одну квартиру. Утром встал, пошёл в ванную, навстречу по коридору Он. Кто это? Где я его видела?»

Тут я поставила точку и пригорюнилась. Пример напрашивался сам собой. Естественно, мой. Это я умудрилась дважды за всю супружескую жизнь поговорить с мужем по душам. Больше не получилось. Всё суета: пелёнки, дрязги, долги, безденежье, кто кого умней и чья возьмёт. Словом, целый букет прелестей жизни.

Верх не удалось одержать никому. Каждый уполз с поля брани чуть живым. На зализывание ран ушли годы. Разговора по душам по сути никогда и не было. Оказалось, что нам просто не о чем говорить. И вот я на свободе и под гипнозом интернет-дневников стремлюсь к обобщениям. Текст лился плавно, как бы сам собой.

«Странная закономерность: незамужние дамы в вечном поиске этого самого суженого, превращающегося в ряженого, чтоб потом клевать и клевать в упоении в самое темечко и с милой улыбкой спрашивать: «Тебе не больно, милый?» Тысячи уловок и хитростей, невероятных по изворотливости прыжков. Наконец, под сочком – бабочка-самец. Ещё трепещется, ещё радостно машет пёстрыми крыльями. Не тут-то было. Накрыли, посадили в банку. Попробуй, дыши. Всё выходит на круги своя.

В полку незамужних – убыло, в полку счастливиц – прибыло. Нырнул – вынырнул, вынырнул – нырнул. Всё как надо, чин чинарём.

Природа на всплески людской суеты не реагирует, безучастна. Равновесие в ней соблюдено. На рождаемость переход особей обоего пола из одной категории в другую, их вечные миграции косяками, где в графе про семейное положение то стоит жирный прочерк, то гордо и независимо красуется короткое победное «да» – не влияют. Всё, как всегда, плодится и размножается.

Трудно, почти невозможно понять, как очаровательные, кокетливые красавицы 90-60-90, закачиваются ресницы – начинаются ноги, в конце концов, превращаются в расплывшихся, сварливых старух. Неужели их никто никогда не любил? Откуда тогда дети, внуки? Счастливых пар, увы, мало. Ну что я тут умничаю? Всё это утрированные рассуждения на тему Лева Толстого, его пронзительное про счастливые семьи. Что поделаешь? Классика. Вершина проницательности. Увы, лучше не придумать.

О категории удачливых, говорить не будем. Удача? Какая удача? Нет, не случай – ежедневная работа. Перетерпели, притёрлись, пережили, и … перемололось. Мука – это и есть тот самый жизненный опыт, счастье супружества. Увы, не каждому дано. Только им, счастливчикам, ведомо какие страсти бушевали за шторами тихих, спокойных квартир. Только им ведомо, какой ценой досталось семейное счастье.

Эти и многие другие житейские мысли, одолевали меня, женщину зрелую, опытную, прожившую в браке ровно двадцать лет. Развод подарил мне спасение и облегчение, но вместе с ним пришло одиночество. Пресловутый «стакан воды» парил в воздухе перед носом, как в цирковом номере иллюзиониста, совсем близко, не проливаясь, был недосягаем и на виду. Уж лучше бы не маячил, упал и разбился. Теперь я под его уже мифологическим влиянием выдаю «на гора» все эти пошлые мысли о браке и супружестве. А цель-то, цель, одна.

Тут я лукавила. Рассуждения мне нравились и я казалась себе умной и наблюдательной. Кроме того, важными и глубокими мыслями о семье, браке и любви пестрели дневники всех серьёзных, образованных женщин на сайте. Как мне хотелось на них походить хоть чем-нибудь! Чопорные мои тексты лились, как из ведра, но хулиганское начало вдруг вздыбилось вылилось наружу совсем не там, где надо, и заполнило окошко с фотографией плохо выбритого человека до краёв.

Окошко в мир

– Тук-тук. Кто дома?

– Все свои. Заходите – он отвечал мне доброжелательно, приглашал. Зацепившись за окошко, я строчила свои тексты про прошедший день, дивное дерево, цветущее свечами цвета школьных чернил из детства под моим окном, про пешеходный мост над речушкой в нашем городе.

Теперь я знала, что он ест макароны и ненавидит сыр, по вечерам пьёт пиво и иногда уходит в загулы. Это называлось праздновать «день рождение водки». Я ещё раз внимательно перечитала его анкету, как титульный лист книги, грозившей стать бестселлером в жизни какой-то женщины. Любит животных. Это хорошо.

– У вас кто? Кошка, собака?

– Гммм. Откуда вы взяли? Только кактусы.

И всё? Диковатый, почти пустынный пейзаж. Кактусы и плохо выбритый мужчина, жующий спагетти, удручённо, долго, задумчиво.

– Не так всё плохо. Надеюсь, что в скором будущем, мою нехитрую трапезу разделит та, единственная.

– Единственная?

– Странно. Это после двух или трёх жён? Простите, запамятовала, сколько там их у вас было.

– Я оптимист и верю, что найду.

– Рада за вас и уверена – усилия не будут тщетны.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Только тут незадача. Эти, дамы, что ушли в прошлое. Как с ними? Полагаю, они тоже были единственными?

Вопрос поглотила пустота окошка, ответа на него не последовало. Мы перебрасывались словами, играли ими, шалили, как дети, порой их смысл терялся в намёках и ассоциациях, уходил, оставались одни головоломки. Мы уставали от напряжения и бессилия что-то понять, зная толк в бурлеске, умели закрутить фразу, отточить и припудрить, стереть со слова пыль и вдохнуть в него чуть иной смысл, достать в нужную минуту, как носовой платок фразеологизм, взмахнуть им перед соперником и кокетливо спрятать.

– Я ничего не понял, – капитулируя, строчил он.

– Я тоже. По-моему, не понимаю не только вас, но и себя.

Тогда мы зависали. Останавливались на запятой, вопросительном знаке. Тексты односложные, длинные, раскатистые как гром, уходили. Наступала пауза. Я залегала на дно, шарила от скуки по сайту.

Круг моего общения понемногу расширялся. Я вела уже переписку с молодой, чуть озлобленной на жизнь, дамой из Тюмени, которая тихо жаловалась, что всё общение в вирте заканчивается предложениями переспать. Ещё одна моя новая подруга, тоже из Тюмени, писала ёмкие, чуть циничные тексты, характеризуя армию своих поклонников.

«Турки и «молодняк» просто одолели» – жаловалась она, прозаично чуть по-бабьи плаксиво, на минутку впрыгивая ко мне в окошко, отдохнуть от тяжёлой обязанности всегда быть на виду, на чеку, словом, бдить. Тут уж не до расслабухи. Авось нагрянет он и застанет её врасплох виртуально непричёсанной и не дай бог всю в слезах. Она ежеминутно активно пропагандировала свой яркий имидж психолога с медицинским образованием, подкреплённый импозантным внешним видом, не только в личке, но и в дневниках. Она засыпала меня притчами, анекдотами и просто шутками, отсылала посмотреть, вернеее подсмотреть, странички своих поклонников, давала им короткие и безпощадные характеристики, глумилась и ждала. Ей было всего тридцять девять. В доме жил рядом уже взрослый сын, мужчина. Рослая, красивая, крупная. Лидер в жизни и на сайте. Мы обменялись, как аннотациями, своими историями.

Моя новая знакомая вышла замуж в шестнадцать за человека, только что вернувшегося с Афгана. Роман был пламенный, пылкий, но недолговечный. Она мечтала сделать карьеру и поступила на медицинский. Он застрял в воспоминаниях.

Понабрав опыта у новых знакомых-активисток, я выдавливала из себя рассуждения о смысле жизни, пыталась их пристроить на страницах дневника и запустить в мир, но холодность моих же собственных суждений, меня же и пугала. В них не было кокетливого наива и непостредственности, поэтому они казались слишком уж ущербными. Сомнения были не напрасны, в дневники ко мне никто не заглядывал. Я понимала, что мой трезвый уставший ум тут лишний. Аудитория жаждала пламенных историй, обобщений, тусовки.

Миловидная дама сорока пяти лет стенала: «Бросил, ушёл, предал, забыл, растоптал, любимый муж. Готова положить к его ногам всё накопленное за совместную жизнь багатство и даже остаться без машины. Вернуть. Как? Почему ушёл? За что? Посоветуйте.» Она не понимала. Я тоже не понимала. Неужели ничего не взял? И этот остался без простыней. Вот незадача.

Даму активно утешали. Она писала детские со всхлипами и укорами тексты, а вокруг роилось уйма сочувствующего народа. Наконец, даме надоело лить слёзы, и она уехала отдыхать во Вьетнам. Её поступок активно поддержали, одобрили и даже проводили сообща, заверив, что непременно будут ждать впечатлений. Действительно, на страницах дневников вскоре появилось пространное изложение путешествия.

– Ах, милочка, как ты чудесно всё описала. Мы как будто сами там побывали – восхищались одни.

– Я тоже еду на курорт в экзотическую страну, интересуют процедуры: массаж, грязи и т. д. – деловито и по существу справлялась другая.

Мне становилось скучно. То ли дело переписка, больше смахивающая на перепалку, с незнакомцем, макаронником поневоле. Но, увы, моя изычканная натура его интересовала мало. Он всё чаще отвечал мне односложно. Наш виртуальный словесный роман чах на глазах.

Теперь я больше шныряла по дневникам в поисках новизны.

«Зачем человеку голова?» – вдруг споткнулась о брошенную кем-то, повисшую фразу. Бог мой, на неё откликались, и лёгкая милая улыбка людей из разных стран и городов вдруг объединила и передалась в комментариях: «Чтобы шляпу носить, мысли отгонять, зонт над ней держать…». Поэма из полусотни комментариев. Трактат о пользе головы.

Я нашла блестящие наблюдения сороколетнего Кости из Питера о дамах сайта. Мы делились на категории. Особо вычленялись и явно несли в себе скрытую угрозу для неопытных мужчин те, что скучают на работе и лезут в инет просто пошалить. Они тщательно консперируют своё имя, прячут лицо под чужой фотографией, нагло врут о своём семейном положении. Слабое звено – боязнь Маши из соседнего отдела, которая тоже «сидит» на сайте и в любую минуту можете высчитать и разоблачить. Костя предостерегал – не дай бог попасть к ним на крючок: растопчут.

Особую статью составляли умные женщины. О них Костя отзывался хорошо, но советовал не обольщаться. Больше всего досталось бизнес-вумен, умеющих быстро завлечь и держать мужчин, как комнатных болонок при себе. Тут автор не поскупился в оценках и обобщениях. Вероятно, опыт был, и дамы новой закваски выглядели, как живые.

Другой сорокалетний мэн, проживающий в бывшей столице нашей необъятной родины, нравился мне ещё пуще. Он был циничен, скучал и вызывал у дам злость и агрессию. Но странное дело, чем больше его тексты отдавали лёгкой чернухой, тем больше комментариев рассыпалось в его дневниках. Он не стремился понравиться, он упивался собой и тем эффектом, который производил.

– Интересный типаж. Умный, наглый, вкусно пахнет, хорошо одевается, симпатичен, ласков, нежен, груб, творческая личность.

– Наверное, это ты. Твой портрет – заводились дамы вокруг.

– Возможно, мой. Допишите.

Они старались, дописывали, он реагировал, как сытый греющийся на солнышке лев, лениво отмахивающийся от назойливых, насекомых хвостом. Иногда, не вдаваясь в подробности и не тратя сил на комментарии, иронично писал: «Как всё запущено».

Его рассуждения о женщинах и жизни были не лишены глубины и раздумий.

– Лиля Брик. Мой приятель нашёл её портрет. Ничего от красавицы. Можно сказать даже дурнушка. Вошла в историю, на слуху у нескольких поколений Чем, чем покорила поэта? Может, была жрицей в постели?

Бесспорно, он мне нравился. С тонкой папироской в зубах, задумчивый, красивый.

Лезть к нему на страничку я боялась. Ну как общаться с мужчиной, который спокойно заявляет: «Лучшие друзья женщин не бриллианты, как поется в песне, а душ». Получу.

На сайте присутствовали и мирно существовали люди разных возрастных категорий. Молодёжь развлекалась по-своему. Эротические фото предлагали девушки с роскошными телами. Мальчики резвились и подзарабатывали за счёт условно «за тридцать» дам, не оставляя без внимания и своих ровесниц. Жизнь била ключом где-то рядом, но ко мне она не имела никакого отношения.

Более чем зрелая толстушка-одесситка выставила на показ своё расплывающееся тело. На одном из фото красовалась в коже и с хлыстом. Невооружённым взглядом было видно, что лет скосила она себе с десяток. Я не ошиблась. У поклонницы Мазоха, рос десятилетний внук. Об этом она призналась мне кулуарно. Тайну выдала с ходу. Я тихо млела от своей находки и в знак солидарности послала сексуально озабоченной долгожительнице ноту с приветствиями.

Внедрение

Но всё это случилось потом. А поначалу я лениво перелистывала, как страницы утомительной книги, лица мужчин и невероятная скука, отягощённая лёгкой праздной зевотой, одолевала меня. Только-только моя анкета пристроилась в самый конец длиннющего списка ищущих «завидных женихов» появилась в нужное время в нужном месте, только-только я выдавила из себя всё, что надо писать в подобных случаях (а надо ли вообще откровенничать и говорить правду?), как вдруг поняла: чем больше слова материализируются, тем меньше они соответствуют реальности. В конце концов, можно изменить рост, возраст, вес, можно придумать историю красивую, требующую сострадания, можно говорить о своей распущенности и невероятной сексуальности или отделаться просто шуткой.

Гений моего любимого остроума К. Воннегута, пошёл дальше, он разрешил людям вселяться в любые тела: быть толстым, тощим, молодым, старым, легко перевоплощаться в мужчину, женщину. Квадратик для фото в анкете – провоцировал. В него можно втиснуть face кого угодно: подруги, знакомого, соседа. А дальше, по Воннегуту, или как хочешь, просто от себя, живи с чужим лицом, веселись и плыви среди этого океана людей по течению.

Я ещё не опомнилась от своей дерзости и смелости, как мне уже пришло сообщение от незнакомца весельчака: «Давай пошалим». С перепугу я вырулила на плотного дядьку в возрасте, с лицом сфинкса, что-то залепетала, обращаясь к нему, как бы ища спасения и защиты. Через секунду мне предложили интим услуги мальчика по вызову. «Мальчику» по всем параметрам уже стукнуло 60. Я ужаснулась, нашла худенького печального дядьку и вступила с ним в бесстыдный виртуальный контакт. Дядька откликнулся сразу. Он был положительный труженик, не то археолог, не то геолог, и я честно каждый день выходила с ним на связь. Разговор явно не клеился. Дядька осторожно, но настойчиво, прощупывал, чем я занимаюсь. Ответить конкретно чётко и ясно я не могла. Не потому что не хотела, просто не могла. Ну не хожу я на работу, не занимаюсь бизнесом и не обслуживаю толпу в супермаркете. Наконец, я пошарила по его анкете и нашла, что мой объект не только одинокий и заброшенный в далёкую экспедицию, а ещё и бездомный. Во Львове его ждёт скромная комната в общежитии.

О господи, сказала себе я и решила прекратить беседы в этом бесперспективном окошке, но разговор тянулся, как уставший поезд. Мой реципиент уже спрашивал, где я буду отдыхать летом и обозначил место, как бы намекал на будущий совместный отдых. Это был Крым, мой любимый Крым. В подтверждение намерений он запустил в вирт новое фото. Скучающий худой мужчина стоял во всём своём унылом великолепии на холме Судака, за ним сияла генуэзская крепость.

Я вспомнила, как пахнет там полынь ночами, как отчаянно звонко стрекочут цикады, и мне стало необъяснимо себя жаль. Потом мой собеседник, подбираясь ко мне, как паук к жертве, вдруг как-то не к месту спросил, не мучит ли меня вечерами тоска. Тут я и поняла, что ответить мне совсем нечего. Я не стала объяснять не то другу, не то очередной, тучей надвигающейся проблеме, что оптимизм – моя единственная по жизни палочка-выручалочка и навсегда закрыла это окошко. Затем, окончательно осмелев, я отправила своего вечно печального приятеля в папочку под названием «чёрный список», подумала, и вовсе удалили его из своей жизни. Сделать это было легко. Маленькая стрелка послушно выполняла любое моё желание. Я посмотрела в пустоту, зияющую теперь на месте виртуального собеседника, и облегчённо вздохнула: «Как хорошо. В жизни на это ушли бы годы».

На сайт знакомств я попала больше под нажимом окружающих, чем по своей доброй воле. Мои знакомые, женщины простые, совсем не смыслящие в компьютерах, зато хорошо ориентирующиеся в жизни, никак не могли понять, зачем мне интернет. Я пыталась объяснить им свои высокие цели. Звучало умно, но неубедительно, у них же был на вооружении заезженный стереотип: женщине нужен инет исключительно для поиска жениха. Иначе, зачем терять время?

«Информация? Это уж совсем смешно. Ты бы мужа себе нашла. Вон, другие»… Я нутром понимала, что они, благополучные простушки, по большому счёту правы. И поддалась, поместила анкету с фото, где я сидела на кроваво-красном пластмассовом стуле на даче, непричёсанная, в спортивных штанах, чуть разорванной на плече голубой блузе в горошек и пила где-то там, за кадром, пиво. Фотографии сами по себе были хороши в контексте. Ритм беседы и её накал они улавливали, но коварные модераторы ритма не чувствовали, внешний вид посетителей сайта их волновал меньше всего, и они удалили большую часть фото, из-за чего движение исчезло, а на стуле осталась сидеть неряшливая, размахивающая руками женщина.