Читать книгу Как проиграть в войне времен - Макс Гладстон - Страница 5

Оглавление

Блу приближается к храму в образе паломника: волосы острижены под корень, обнажая блеск микросхем, огибающих уши и расползающихся по всему скальпу, глаза навыкате, хромированный мазок вокруг рта, хромированные полуопущенные веки. На кончиках пальцев надеты старинные клавиши с клавиатуры в знак почитания великого бога Хака, а ее руки оплетены браслетами в виде золотых, серебряных и палладиевых спиралей, которые сверкают еще ярче на фоне ее темной кожи.

Поглядеть сверху, и ее можно принять за одну из тысяч, так она неотличима в медленном движении тел, плетущихся к храму: скважине в центре гигантского, выжженного солнцем павильона. Внутрь никто не ходит: эта благоговейная жара иссушила бы их божество на кремниевой лозе.

Но ей нужно внутрь.

Блу барабанит пальцами с клавишными набалдашниками с танцевальной выверенностью. A, C, G, T, на себя, от себя, вместе, врозь. Этот перкуссионный ритм запускает воздушно-капельный штамм вредоносного вируса, который она пестовала в течение многих поколений – организм, запускающий свои невидимые щупальца в нейронные сети общества, безвредный, пока не приведен в действие.

Она щелкает пальцами. В них вспыхивает искра.

Паломники – все десять тысяч, разом – абсолютно бесшумно валятся наземь, в одну сплошную узорчатую кучу.

Она прислушивается к шипению лопающихся, перегретых микросхем, коротящих в их филигранных мозгах, и безмятежно ступает через тела выведенных из строя паломников. Их конечности дергаются у ее стоп, напоминая плеск прибоя.

Блу бесконечно забавляет то, что, выводя храм из строя, проводя такую атаку, она собственноручно совершает акт поклонения их богу.

У нее есть десять минут, чтобы преодолеть храмовый лабиринт: на руках спуститься по служебной лестнице, затем приложить ладонь к сухой темной стене и, следуя за ее ломаными линиями, выйти к центру. Под землей холодно, холодно ее обнаженной коже, и тем холоднее, чем глубже она заходит, и уже дрожит от холода, но не замедляет шаг.

В центре лабиринта стоит ящик с экраном. Он вспыхивает, когда Блу приближается.

– Привет, я Макинт…

– Тсс, Сири. Я пришла разгадывать загадки.

Глаза и рот – это нельзя в полной мере назвать лицом – оживают на экране, смотрят на нее ровным взглядом.

– Хорошо. Как вычислить гипотенузу прямоугольного треугольника?

Блу склоняет голову, стоит неподвижно, только перебирает пальцами по бокам. Она прочищает горло.

– «Варкалось. Хливкие шорьки / Пырялись по наве…» [3]

Экран Сири мигает помехами, после чего спрашивает:

– Каково значение числа пи до шестидесяти двух знаков после запятой?

– «Осока в озере мертва, / Не слышно птиц»[4].

Пригоршня снега сыплется с лица Сири.

– Если поезд А отправляется из Торонто в шесть часов пополудни и движется на восток со скоростью сто километров в час, а поезд Б отправляется из Оттавы в семь часов пополудни и движется на запад со скоростью сто двадцать километров в час, сколько будет времени, когда они встретятся?

– «Заклинанье! – очарован / И беззвучной цепью скован, / Без конца томись, страдай / И в страданьях – увядай!»[5]

Вспышка света: Сири отключается.

– К тому же, – добавляет Блу, невесомо подступая к ящику, чтобы убрать его в тяжелую сумку, стоящую рядом, – в Онтарио – паршиво. Так сказано пророками[6].

Экран снова вспыхивает; она удивленно отступает назад. На экране начинают мелькать слова, и ее глаза округляются, а бело-голубой свет экрана отражается от хромированных губ, которые медленно растягиваются в хищном оскале.

Она в последний раз клацает клавишами, после чего стряхивает их с пальцев, блеск – с губ, железо – с рук. Когда она отступает и исчезает в косе, узорчатая груда скукоживается, ржавеет, осыпается хлопьями, неотличимыми от мелкого песка на полу пещеры. Ищейка, пришедшая по ее следу, различает каждую крупинку.


Дорогая Блу-да-буди,


Какое дерзновенное вмешательство! Снимаю шляпу. В жизни бы не поверила, что ваша сторона рискнет прочесывать Прядь 8827 в таких низовьях будущего, если бы не узнала твой фирменный стиль. Я содрогаюсь при мысли о равновеликом ответном вторжении – не дай причинность коменданту когда-либо послать меня в один из ваших молочно-кисельных, пышно цветущих эльфийских миров, изобилующих стройными деревьями бузины, нейронной пыльцой, пчелами, собирающими воспоминания с глаз и языков, медовыми библиотеками, сочащимися знаниями из сот. Я не питаю иллюзий, что преуспею. Ты найдешь меня мгновенно, раздавишь быстрее, чем я тебя, – в вашей растительности за мной протянется гниющий след, как бы я ни старалась ступать невесомо. Мой углеродный след – такой же зеленый, как черенковское излучение.

(Знаю, знаю: излучение Черенкова вовсе не зеленого, а… в общем… синего цвета. Но зачем же портить хорошую шутку фактами.)

Но ты хороша. Я едва услышала признаки твоего приближения – я не стану их тут называть, думаю, ты прекрасно понимаешь почему. Если хочешь, представь, как я сижу на этой лестнице на корточках, подтянув колени к подбородку, вне поля твоего зрения, и считаю шаги воровки, когда та поднимается по ступеням. У тебя неплохо получается. Тебя растили специально для этой цели? Как у вас в принципе все это устроено? Тебя создавали, заранее зная, кем ты станешь; репетировали с тобой каждый твой шаг; натаскивали в каком-нибудь особенном месте, которое представляется мне не иначе как жутковатой версией летнего лагеря, где с тебя не сводили бдительного взгляда участливые и вечно улыбающиеся вожатые?

Тебя направило сюда начальство? У тебя вообще есть начальство? Или королева? Не может ли кто-то из твоих коллег желать тебе зла?

Я спрашиваю, потому что мы могли бы загнать тебя здесь в ловушку. Эта прядь – крупный приток; комендант могла выставить в заграждение толпу агентов без особого казуального риска. Воображаю, как ты читаешь это, думая, что сумела бы от всех улизнуть. Может, и так.

Но агенты сейчас заняты другими делами, и было бы пустой тратой времени (ха!) отзывать их и командировать снова. Чтобы не беспокоить коменданта пустяками, с которыми мне было под силу справиться самостоятельно, я решила вмешаться напрямую. Так проще для нас обеих.

Не могла же я позволить тебе украсть божество этих несчастных созданий. Нам не нужно это конкретное место, но нам нужно что-нибудь вроде. Уверена, ты прекрасно представляешь, сколько работы необходимо проделать для восстановления подобного рая с нуля (или хотя бы для извлечения его былого блеска из-под обломков). Задумайся на секунду, что было бы, если бы ты преуспела, если бы ты похитила физический объект, от медленного квантового разложения которого зависят генераторы случайных чисел этой пряди; если бы это вызвало криптографический кризис; если бы этот кризис подорвал доверие людей к пищевым принтерам; если бы голодающие массы взбунтовались; если бы беспорядки разожгли эту искру в пламя войны: нам пришлось бы начинать заново, разоряя другие пряди – и, скорее всего, пряди из ваших кос. Тогда мы бы еще яростнее вцепились друг другу в глотки.

К тому же так я смогу отплатить за твою выходку в катакомбах – оставить собственное послание! Но у меня заканчивается место. Тебе нравится девятнадцатый век Шестой Пряди. Так вот, миссис Ливитт в своих «Правилах этикета и переписки» (Лондон, издательство «Gooseneck Press», Прядь 61) рекомендует в конце письма подытожить его основной посыл, что бы это ни значило, так вот: выкуси, лузер-Блузер. Предмет твоей миссии находится в другом замке.


Обнимаю, целую,

Рэд.

PS. Клавиатура покрыта медленнодействующим контактным ядом. Ты умрешь через час.

PPS. Шучу! Или… нет?

PPPS. Я просто валяю дурака. Но эти постскриптумы такие забавные!

3

Из стихотворения Льюиса Кэрролла «Бармаглот» в пер. Д.Орловской.

4

Из баллады Джона Китса «La Belle Dame sans Merci» в пер. Л.И.Андрусона.

5

Из поэмы Джорджа Гордона Байрона «Манфред» в пер. И.А.Бунина.

6

«Ontario sucks» – слова песни «Toronto Song» канадской комик-группы «The Three Dead Trolls In A Baggie».

Как проиграть в войне времен

Подняться наверх