Читать книгу Кровные узы. Часть первая - Максим Долгов - Страница 2

Ветер пронёсся по заснеженным веткам деревьев, уныло завывая высоко в кронах и сбрасывая снежные шапки на просёлочную дорогу. Снежная пелена окутывала собой все вокруг, и снежинки в свете солнечных лучей сверкали сотнями кристаллов, россыпью разлетающихся на ветру.

Борис Нестеров стоял в нескольких метрах от экипажа, глядя вглубь лесной чащи. Его взгляд блуждал между тенями, за которыми скрывались образы, настолько сильно терзающие его воображение, что даже шёлковый платок, который мужчина сжимал в руке, казался вещью из другого мира. Само появления этого предмета было настолько неожиданным, что юная хозяйка платка практически не запомнилась Борису.

Она выскользнула из полумрака заснеженного можжевельника, облачённая в светлый полушубок, и коснулась кончиками пальцев кисти Нестерова, а когда мужчина, вздрогнув, обернулся, всё, что он смог увидеть, был лишь исчезающий силуэт и детский смех.

Борис растерянно обошёл куст можжевельника и, найдя только платок нежно-голубого цвета, вернулся на дорогу.

Морозный воздух и яркое солнце заставляли снег скрипеть под ногами с такой силой, что этот звук, казалось, разлетался по всей округе, эхом ударяясь о деревья и растворяясь в лесной тишине за много миль отсюда. Но, как бы тридцатилетний мужчина не напрягал свой слух, он так и не мог услышать шагов юной хозяйки обронённого платка.

– Можем ехать, Борис Васильевич. Все починено.

Нестеров посмотрел в сторону извозчика. Тот, сминая в руках шапку, стоял позади в ожидании распоряжений.

– Не отлетит больше?

– Колесо-то? Нет, я его намертво на место воротил. Не беспокойтесь.

Борис смял платок и, ещё раз окинув чащу, махнул рукой в сторону экипажа и спросил, направляясь к повозке.

– Что лошади, успокоились?

– Да, насилу справился. Такими я их ещё не видал. Словно волка почуяли.

Нестеров открыл дверь повозки и, сделав шаг на приступок, вновь спросил:

– А что, волки в этих краях есть?

Извозчик, потупив взгляд, взял в руки вожжи и пробубнил в ответ:

– Есть, но не их тут бояться нужно.

Борис, толком не дослушав ответ, забрался внутрь повозки и, закрыв за собой дверь, стал согревать руки дыханием. Световой день продлится от силы ещё пару часов, а затем в сгущающихся сумерках и мороз станет крепче, но к тому времени они уже должны быть в тепле. Если, конечно, по дороге вновь что-нибудь не приключится.

Спустя три часа пути по бескрайним лесным зарослям губернии экипаж выехал на окраину станицы, где остановился возле трактира с ночлежкой. Загнанные долгой дорогой лошади фыркали, выпуская клубы пара, и напоминали своим видом огнедышащих драконов. Извозчик спрыгнул в сугроб и поспешил к дверям повозки, перешагивая через навалившийся снег. К тому времени с неба сыпало так плотно, что приходилось периодически смахивать с ресниц и бровей налипшие снежинки.

Борис Нестеров вышел на улицу, держа в руке всего лишь один чемодан. Мужчина велел извозчику распрягать коней и отпустил его до восьми утра, затем, подняв ворот плаща, поспешил в сторону трактира, мечтая съесть горячей пищи и выпить чего-нибудь бодрящего.

Внутри было по-провинциальному пресно, лёгкий полумрак и негромкое бормотание местных пьянчуг и вовсе навеяли на Бориса тоску. Он сел за дальний столик почти в самом углу большой комнаты и, сбросив с себя верхнюю одежду, сделал жест рукой, подзывая к себе девушку-крестьянку. Та покорно поспешила к столу новоприбывшего постояльца и, не поднимая взгляда, сказала:

– Доброго вам вечера. Чего желаете?

– Жаркое неси и вино. Затем приготовь комнату, до утра я у вас останусь. Да и еще есть у вас здесь кто-нибудь, кто мне дорогу до имения Звягинцевых подскажет?

– Все сделаю.

Девица сразу же поспешила выполнить задания, а Борис, раскинувшись на стуле, вынул из кармана платок и, сжимая его в руке, предался воспоминаниям трехдневной давности. Ещё в понедельник он получил весьма странное задание от управления жандармерии, касающееся странных событий в имении семьи купца Звягинцева Афанасия Ивановича. То был вполне уважаемый человек, хотя и без придворной родословной, но одно время сильно засветившийся в высшем свете. С тех пор чин и место позволяли Афанасию Ивановичу вести свои дела успешно и с большим размахом. Поместье, в которое сейчас направлялся Нестеров, судя по слухам, было довольно большим, а окружающие его земли являлись охотничьими угодьями, где нередко проводили свой отдых даже члены царской семьи.

Другими словами, поручая провести расследование на территории имения Нестерову, департамент однозначно дал понять, что все должно быть строго засекречено и любые новости Борис должен лично доложить по приезду в Санкт-Петербург.

Изучив дело Звягинцевых, Нестеров быстро нашёл то, что так обеспокоило чиновников. Несколько смертей в купеческой семье за последний год, как со стороны слуг, так и со стороны членов самой фамилии. И это если не брать в расчёт падёж скота и дикого зверя в окрестностях. А значит, охотничий отдых царской семьи был поставлен под угрозу, и дело тут же получило самую высокую важность, но Борис и знать не знал, за что браться по приезду.

Он вынул из чемодана бумаги и, разложив их на столе, погрузился в чтение. В них говорилось о большой семье Афанасия Ивановича: у купца, помимо супруги, было две дочери-близняшки и два старших сына. Также в имении проживала сестра Звягинцева, овдовевшая много лет назад и теперь находившаяся на иждивении у брата. Дела купец вел исправно, и со стороны государственных служб к нему не было никаких нареканий. Но вот череда несчастий заставила пошатнуться размеренную жизнь, протекающую в имении, и к чему все это привело, теперь предстояло выяснить Нестерову.

– Вы хотите в имение попасть?

Борис поднял голову и увидел перед собой мужика лет сорока, в поношенной крестьянской одежде и с глазами весьма захмелевшими.

– Завтра с утра выезжаем, и постарайся быть трезвым.

– Так я и не поеду.

Борис посмотрел на мужчину суровым взглядом и, отложив в сторону бумаги, спросил:

– Так какого черта ты тогда ко мне подошёл?

– Чтобы рассказать, как добраться до имения. Если хотите, я кучеру Вашему все растолкую.

Нестеров несколько секунд помолчал и, прикинув, что к чему, махнул рукой и ответил:

– Ступай, он в конюшне.

Крестьянин отошёл всего на несколько шагов в сторону, а затем, вернувшись и не сводя взгляда с бумаг, спросил:

– А к чему вам это?

Нестеров, уже испытывая явное раздражение, сжал кулаки и испепеляющим взглядом стал сверлить своего собеседника, не говоря ни слова. Еще никогда ему не доводилось встречать такого наглеца. Находись они сейчас в столице, этот мужик уже давно бы получил по шее.

– Да вы не сердитесь, барин, я не со зла. Я ведь там работал у Афанасия Ивановича. Золотой мужик был.

– Почему был? – поинтересовался Борис, неожиданно испытав к этому человеку совершенно новый прилив чувств: теперь он видел в нем не раздражителя, а того, кто сможет пролить хоть немного света на происходящее в имении.

– Так разве то жизнь? – усмехнулся крестьянин, и Борис жестом предложил ему сесть за стол.

Тот уселся напротив и, расстегнув тулуп, продолжил:

– Десять лет я на конюшне проработал. Всю их семью знал, только с тех пор много чего случилось, и я теперь вроде, как и без дела полгода слоняюсь. А все думаю о том времени, когда управлял скакунами породистыми.

– Отчего ушёл?

Бывший конюх на секунду замолчал и после пробубнил.

– — Жизнь там теперь отравлена. Нельзя там жить да и находиться нельзя.

– Расскажешь?

– А если и расскажу, что с того? Мне бы так рассказать, чтобы ты барин туда не ехал вовсе. Но ты и слову не поверишь. Никто не верит, пока к усадьбе ближе, чем на версту не приблизится. А как приблизится – считай все, нет человека.

Нестеров сдвинул бумаги в сторону и, наклонившись вперед, сказал:

– Говори всё, что знаешь, а верить или нет – я сам судить буду. Только давай условимся с тобой: если мне твой рассказ придется в пользу, я тебе оплачу всё, что сегодня закажешь. А если нет, то хоть дорогу знать буду. По рукам?

Конюх, немного подумав, протянул руку и сказал, глядя на Бориса прищуренным взглядом, как на человека, которому не раз за жизнь приходилось купцам руки жать.

– Матвей меня зовут. И началось все полгода назад, когда одна из дочерей-близняшек Звягинцевых, Елизавета, заболела тяжело. И хотя то летом было, как она смогла так свои легкие застудить, никто и не знает…

***

Екатерина сидела в холле на софе, сложив руки на коленях и, опустив голову, смотрела на свои новые туфельки, подаренные не так давно отцом. Точно такие же были и у Елизаветы, ее сестры, но только она их еще ни разу не надевала. С тех пор как девочка заболела, она не выходила из комнаты, а ведь прошло уже пять дней.

Сегодня из города приехал доктор и все взрослые, поднявшись наверх, закрылись в комнате, оставив Екатерину одну в ожидании.

Пять дней назад они с сестрой бегали по лужайке перед домом, играя со щенками охотничьей породы, и Елизавета тогда впервые закашлялась. Девочка резко остановилась и в течение нескольких минут не могла удержать кашель. Екатерина решила, что сестра поперхнулась, и даже постучала ей по спине, но та только отмахнулась и, отойдя в сторону, вдруг опустилась на колени, держа руку перед лицом.

– Что с тобой, Лиза? – проговорила Екатерина, опускаясь рядом и протягивая свой платок.

Девочка тут же взяла его и, прислонив к губам, вновь прокашлялась.

– Горло першит, – наконец отозвалась сестра и, убрав платок от лица, посмотрела на алые следы с краю, в том месте, где были вышиты синими нитками инициалы «ЗЕА». Затем взгляды девочек встретились, и Елизавета прошептала:

– Позови маму.

Екатерина, не мешкая не секунды, вскочила и со всех ног бросилась в сторону дома. Спустя полчаса, после того как конюх Матвей на руках перенес девочку в детскую комнату, Екатерина сидела на кровати своей сестры и смотрела на Лизу с замиранием сердца, до тех пор, пока ее не попросили оставить сестру одну.

С того момента прошло целых пять дней в полном одиночестве. Екатерина каждое утро, едва проснувшись, бежала через дом в дальнее крыло, куда перевели Лизу из детской комнаты, и, приоткрыв дверь, заглядывала в помещение.

Девочка лежала на большой кровати в комнате, куда проникало мало солнечного света. Рядом, на столике, стояло множество микстур и прочих лекарств, которые привозились из города практически каждый день. Екатерина украдкой следила за сестрой до тех пор, пока ее присутствие не замечал кто-нибудь из старших (как правило, это была няня). Женщина тут же уводила девочку обратно в детскую комнату и помогала со всеми утренними процедурами, вплоть до того момента, пока Катя не оказывалась в столовой за завтраком.

В эти дни все взрослые ходили по дому хмурые и задумчивые. Афанасий Иванович, молча и очень быстро завтракал, затем поднимался к дочери в комнату и, проведя там какое-то время, уезжал почти на весь день. Старшие братья были в разъездах, на их плечи свалилось ведение всех дел Звягинцевых, и поэтому они часто не ночевали дома. Но всякий раз, когда приезжали, незамедлительно направлялись навестить сестру. А их матушка, Наталья Сергеевна, целыми днями не отходила от дочери, позабыв обо всем на свете. Даже к Екатерине она заходила крайне редко, поручив нянечкам полностью всю заботу о девочке.

Екатерина после завтрака занималась своими повседневными делами. Она училась читать и занималась рукоделием вплоть до обеда, а после двух часов выходила во двор и там пыталась скоротать время в полном одиночестве, ища себе развлечения. Но чаще она просто раскачивалась на качелях, глядя прямо перед собой и надеясь, что скоро наступит тот день, когда они вместе с сестрой, вновь смогут выйти на эту поляну, держась за руки.

И все это время девочка неизменно хранила при себе тот самый платок, который она протянула Лизе. Как символ, сблизивший их в момент болезни и в тот же миг, разлучивший на длинные пять дней.

Екатерина смотрела на свои туфельки, которые она так хотела надеть только в тот же день, что и Лиза, но нянька настояла, поскольку сегодня из города должен был приехать доктор. По словам матери, даже маленькая леди должна всегда быть леди и держать марку в любой ситуации. Карета с долгожданным доктором приехала в девять утра, и когда все взрослые поднялись наверх, Екатерина прошла за ними, но не стала подходить близко к двери, опасаясь, что ее вновь заметят и уведут на улицу. Она села на софу в небольшом холле второго этажа и прислушивалась к разговорам взрослых. И хотя до девочки долетали только обрывки фраз, она могла понять, о чем идет речь.

Доктор констатировал ухудшение здоровья Лизы и то, что лекарства совершенно не помогают. Он сетовал на слабую медицину местных врачей и повторял о том, что ещё два дня назад девочку нужно было везти в город. А когда прием окончился, отец Екатерины вышел вместе с доктором в коридор. Мужчины, не заметив в холле ребёнка, остановились в нескольких шагах от двери, и доктор, сжимающий в руке кожаный саквояж с медицинскими инструментами, сказал Афанасию Ивановичу:

– Боюсь, что времени у вас до утра. Советую попрощаться с девочкой, пока она еще в сознании.

После этих слов мужчина прочистил горло и, не оглядываясь по сторонам, поспешил к лестнице.

Афанасий Иванович несколько секунд стоял на одном месте, а после вернулся в комнату к остальным.

Екатерина поднялась на ноги и, подойдя к двери, посмотрела сквозь щель в комнату. Её братья стояли по обе стороны кровати, молча глядя на сестру, которую лихорадило так сильно, что капли пота стекали по лицу девочки. Их матушка, положив голову на плечо супруга, не сдерживала слёз наравне с нянечками.

Она ещё несколько минут смотрела на эту картину, а после, закрыв дверь, спустилась вниз. Пройдя во двор на поляну, села на качели и сидела так какое-то время, не раскачиваясь и теребя в пальцах платок.

«Катя», – легкий ветерок, словно голос, прошелестел в листве, но девочка не обратила на него никакого внимания. Она все ещё думала о том, что сказал отцу доктор, и когда голос повторился, Екатерина удивленно огляделась по сторонам.

«Катя-я-я».

– Кто здесь? – спросила она, хотя сама отчётливо видела, что на поляне никого нет.

Тогда девочка повернулась в сторону небольшого тенистого сада, где шелест листьев особенно сильно походил на шепот.

«Иди на мой голос».

Девочка встала на ноги и нерешительно шагнула в сторону зарослей, но в этот момент порыв ветра буквально подтолкнул ее в спину, и Екатерина не заметила, как буквально провалилась в заросли.

Первое, что Екатерина почувствовала, была прохлада, не совсем свойственная этому времени года. Даже для густой тени здесь было слишком зябко. Девочка огляделась по сторонам, вслушиваясь в шум ветра, и вновь до нее донёсся голос, но только теперь он не звучал в кронах деревьев, а был вполне реальным.

– Здравствуйте, юная леди.

Она обернулась и увидела в густой тени можжевельника высокого, худощавого человека в строгом темном костюме. На голове у мужчины был цилиндр, а кисти рук скрывали кожаные перчатки. Высокий ворот закрывал шею и часть лица почти до скул, а кожа была такой светлой, что походила на лист бумаги.

– Добрый день, но мы с вами не знакомы.

– Вы совершенно правы, – мужчина сделал галантный жест приветствия и продолжил. – Меня зовут Эрнест Кортес, я из Европы, и в ваших краях относительно недавно.

Мужчина сделал жест рукой, словно указывая этим на всё великолепие местной природы. Екатерина продолжала с нарастающим любопытством смотреть на странного человека, прячущегося в тени. Она ещё никогда не видела чужеземцев, хотя и много слышала о них от старших братьев. Девочке этот человек казался странным и немного загадочным.

– Я могу вам чем-то помочь? Может быть, позвать взрослых? Если вы заблудились, они лучше расскажут вам дорогу.

– Нет-нет, – возразил мужчина все так же галантно и непринужденно.

Все его жесты были плавными, а слова хотя и звучали с легким акцентом, но слетали с губ размеренно, почти без эмоций.

– Я точно знаю, куда держу путь, и сегодня я также точно знаю, что наша с вами встреча должна была состояться.

– Как это? – удивилась Екатерина.

Мужчина, быстро засунув руку в карман, вынул оттуда красивую, блестящую серебряную заколку с ярко-красным камешком наверху. Он протянул этот предмет девочке и, улыбнувшись, сказал:

– Я никогда не путешествую просто так. Каждый мой шаг всегда подкреплён особой целью, и сегодня я хочу сделать то, для чего пришёл к вам в поместье. Моя цель – помочь вам и вашей сестре. Вы ведь так похожи, и я не хочу разлучать столь нежный, юный союз, накрепко скреплённый кровными узами.

Он протяну заколку девочке. Приняв её, Екатерина несколько секунд, словно заворожённая, смотрела на камень, в котором отражались искорки солнечного света, а затем подняла взгляд на мужчину, и в ее голосе было столько надежды, что этого невозможно было не почувствовать.

– Вы поможете Лизе, моей сестре?

Мужчина вновь улыбнулся и, коснувшись кончиками пальцев, облачённых в кожаную перчатку, подбородка девочки, ответил:

– Нет, не я, а ты. Ты поможешь своей сестре и сделаешь это сегодня ночью.

– Что я должна сделать?

Незнакомец наклонился вперёд так, что их глаза оказались практически на одном уровне, и прошептал так тихо, что его голос казался тише шелеста листьев:

– Сегодня ночью ты должна просто впустить меня в дом и никому не говорить об этом. И тогда прекрасная Елизавета вернется к тебе.

Он взял заколку из рук девочки и, аккуратно поддев ею светлый локон, заколол над ухом Екатерины, затем выпрямился и добавил:

– Сегодня в полночь. Не забудь.

– Я не забуду, – прошептала девочка в ответ.

Вдруг порыв ветра заставил ее пошатнуться, и Катя вновь провалилась в кустарник, а оказавшись по другую его сторону на поляне, еще несколько минут оглядывалась по сторонам в поисках незнакомца.

Этой же ночью она сделала всё, как ей сказал Эрнест. Ровно в полночь он стоял возле её окна всё в том же цилиндре на голове, его кисти рук были сложены в позе ожидания. Когда девочка показалась в окне, он произнес:

– Впусти меня.

Екатерина, не мешкая, распахнула окно, и мужчина шагнул на трёхметровую высоту подоконника так легко, словно внизу была заранее приготовлена лестница.

– Как Вы это сделали? – прошептала она, поразившись, но незнакомец только провел рукой по щеке Екатерины и сказал:

– Сегодня ты спасла свою сестру, она никогда не забудет этого.

Он шагнул вглубь комнаты, и пока девочка закрывала окно, незнакомец растворился в темноте или, может быть, бесшумно вышел за дверь.

С утра её разбудили громкие голоса, доносящиеся из коридора. Кто-то пробежал мимо двери, выкрикивая просьбу позвать лекаря, а затем голоса вновь зазвучали наперебой. Екатерина вышла в коридор и, как уже было привычно заведено, направилась на второй этаж, где возле комнаты столпилось множество слуг. Все они пытались заглянуть внутрь и, когда увидели Екатерину, тут же пропустили девочку вперёд, улыбаясь и шутя.

Елизавета сидела на кровати, под ее спину были подложены подушки, а руки она держала на одеяле. Её волосы спадали на плечи вьющимися локонами и, хотя кожа была после болезни очень бледной, девочка смотрела на всех сверкающими глазами и, увидев сестру, улыбнулась и протянула к ней руки. Екатерина бросилась на кровать в объятья сестры под общие вздохи и радостные речи собравшихся:

– Я знала, что ты вернёшься ко мне, – прошептала она.

Лиза, погладив сестру по волосам, вдруг отдёрнула руку и почти испуганно посмотрела на сестру.

– Что такое? – удивленно спросила Катя, но её тут же снял с кровати старший брат, который сказал, уводя Екатерину:

– Оставим её, сестре нужно отдохнуть. С ней теперь всё будет в полном порядке.

Они вышли из комнаты, оставив там только родителей, а Екатерина, взглянув на сестру перед выходом, увидела лишь пронзительный, холодный взгляд.

Той же ночью девочка не могла сомкнуть глаз, она крутилась в своей кровати, вспоминая утреннюю встречу с сестрой, и тревога затмевала её радость. Ей очень хотелось вновь думать о том, как совсем скоро они вновь будут играть на лужайке, но что-то внутри девочки подсказывало, что это вряд ли возможно. Этот взгляд был настолько страшным, что мурашки бежали по коже каждый раз, когда Екатерина вспоминала его.

Девочка закуталась в одеяло и перевернулась на правый бок в сторону окна, но не увидела лунного света, который ещё десять минут назад освещал комнату – темный силуэт полностью закрывал окно. В этом образе Екатерина сразу же разглядела знакомые черты.

– Лиза? Что ты тут делаешь?

Её сестра стояла возле окна и смотрела на Екатерину мерцающими в темноте глазами:

– Ты любишь меня? – спросила она. Екатерина ответила:

– Конечно. Я думала о тебе все эти дни и верила, что ты вернёшься.

Лиза приблизилась к кровати и, забравшись на неё, посмотрела сестре в глаза и вновь повторила вопрос:

– Ты любишь меня?

Екатерина кивнула, уже ничего не отвечая.