Читать книгу О языке - Максим Горький - Страница 1

^{1}

Известно, что все способности, отличающие человека от животного, развились и продолжают развиваться в процессах труда; способность членораздельной речи зародилась тоже на этой почве. В глубокой древности речь людей была, разумеется, крайне бедна, количество слов – ничтожно. Создавались и действовали только слова глагольных форм, соответствующие современным: рубить, тащить, поднимать и т. д., слова измерительные: тяжело, коротко, близко, длинно – далеко, горячо – холодно, больно и пр. Даже наименование орудий труда явилось гораздо позднее, уже в ту пору, когда человек нашёл возможным командовать кому-то: подай, принеси, положи, отломи…

Речь обогащалась новыми словами в прямой зависимости от расширения трудовых приёмов, вызванных возрастающим разнообразием целей труда и сообразно осложнению этих приёмов. Легко понять, что эта речь совершенно исключала наличие в ней слов бессмысленных.

Тысячелетия тягчайшего труда привели к тому, что физическая энергия трудовых масс создала условия для роста энергии разума – интеллектуальной энергии. Разум человеческий возгорелся в работе по реорганизации грубо организованной материи и сам по себе является не чем иным, как тонко организованной и всё более тончайше организуемой энергией, извлечённой из этой же энергии путём работы с нею и над ней, путём исследования и освоения её сил и качеств. Классовая организация общества повела к тому, что право на пользование силою разума и на свободное развитие его было, вместе с другими правами, отнято у рабочих масс. Это повело к преступному искусственному замедлению роста культуры, к тому, что она сосредоточилась в обиходе меньшинства людей, и, наконец, к тому, что в наши дни обнаружилась поверхностность, непрочность этой культуры, – обнаружилась готовность эксплуататоров отказаться от интеллектуальных ценностей и как бы зачеркнуть многовековый труд масс – фундамент «культуры духа», обладанием которой буржуазия ещё недавно гордилась и хвасталась как её собственностью, её достижением.

В глубочайших социальных событиях, развивавшихся издревле и до наших дней, не должны бы иметь места слова, лишённые смысла, – все они осмыслены правдой или ложью. Ложь и правда развились из одного источника: из общественных отношений, в основе коих заложена эксплуатация труда большинства меньшинством и борьба трудящихся против эксплуататоров. Наиболее усердными и ловкими творцами лжи всегда были теологи, церковники и философы, которые, идя по путям, указанным всевластной в своё время церковью, употребляли гибкую силу иезуитски растленного разума на борьбу против всех ростков подлинной социальной правды. Во и среди этих людей были редкие случаи, когда порочный разум понимал трагедию трудового человечества и даже монахи начинали говорить о необходимости изменения тягостных и позорных условий жизни трудового народа.

Теологи насорили очень много слов, осмысленных ложью: бог, грех, блуд, ад, рай, геенна, смирение, кротость и т. д. Лживый смысл этих слов разоблачён, и хотя скорлупа некоторых – например, слова ад – осталась, но наполняется иным, уже не мистическим, а социальным смыслом. Остаются в силе такие церковные словечки, каковы: лицемерие, двоедушие, скудоумие, лихоимство и множество других словечек, коими, к сожалению, утверждается бытие фактов. Поэтому один из корреспондентов моих, утверждая «необходимость изгнать из языка церковнославянские слова», стреляет мимо цели: изгонять нужно прежде всего постыдные факты из жизни, и тогда сами собою исчезнут из языка слова, определяющие эти факты. В старом славянском языке всё-таки есть веские, добротные и образные слова, но необходимо различать язык церковной догматики и проповеди от языка поэзии. Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Жития» его остаётся непревзойдённым образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучиться.

Откуда и как являются в языке, основанном на процессах труда, на попытках разъяснения или затемнения всё растущей сложности общественных отношений, слова паразитивные, лишённые смысла? Есть очень простой ответ: всякий паразитизм порождается паразитами. Но ответить так – слишком просто, а потому – вредно.

Не помню где, когда-то в юности, я прочитал такое объяснение слова «рококо», которым наименован стиль внутреннего убранства жилищ: группа французских дворян, приглашённая буржуазией какого-то города на праздник, была поражена затейливостью и великолепием украшений мэрии – городской думы; среди этих украшений особенно выделялся галльский петух, сделанный из цветов. Один из вельмож, может быть, заика или же просто глупец, вскричал: «Ро-ро-ро», а спутники его подхватили: «Ко-ко-ко». И этого было достаточно, чтобы «отцы города» приняли бессмысленное слово как наименование стиля украшений. Так как это – глупо, то можно думать: это – верно.