Читать книгу Спрячь меня (сборник) - Марджери Эллингем - Страница 12

Первое, что пришло в голову мистеру Кэмпиону, когда он увидел тело, была мысль о том, что, если Рэмиллис планировал таким образом вернуть себе внимание жены, ему это, безусловно, удалось. Затем времени на размышления уже не было.

Труп в золотом самолете, толпа зрителей, куча журналистов, готовых немедленно начать съемку отправления в Африку, член кабинета министров, который упорно отказывается признать наличие проблемы, – подобное стечение обстоятельств требовало предельной сосредоточенности.

Волшебное слово «заболел» распространилось среди любопытствующих и, как это обычно бывает, временно успокоило толпу. Врача никак не могли найти, зато к самолету пробралась Джорджия, вся воплощение грациозной тревоги, и фотографам удалось сделать их единственный в тот день снимок, на котором она глядела на Вайвенго, застывшего в дверях самолета.

Именно Вайвенго, поддерживаемый Деллом и побелевшим Гайоги, изложил Кэмпиону суть дела.

– Дорогой, ему нельзя умирать тут, – прошептал он и энергично дернул плечом в сторону шумной толпы журналистов, механиков и рабочих, которые сгрудились вокруг самолета. – Это невозможно. Старик такого не потерпит. Сэра Рэймонда надо отнести в дом, пусть врач осмотрит его там. – Вайвенго наклонился и, сам того не осознавая, вторгся своим огромным носом в личное пространство собеседника. – Он жив. Старик уверен, что он жив. Я отведу леди Рэмиллис. Скажу, что он очень плох, пусть будет готова ко всему.

Мистер Кэмпион ничего не ответил. Ему не хотелось говорить даже с самим собой, не то чтобы с кем-то еще. Целый день следить, чтобы твой подопечный не устроил скандала, потворствовать с этой целью возмутительнейшей контрабанде – и все это только для того, чтобы в итоге столкнуться с подобным. В настоящий момент он не был расположен требовать соблюдения полицейской процедуры. Он надеялся, что все еще способен распознать труп, но раз уж правительство желает, чтобы его слуга, сэр Рэймонд Рэмиллис, скончался в собственной постели, кто он такой, чтобы протестовать? К тому же ему было жаль Рэмиллиса.

В общем и целом, особых причин настаивать на том, чтобы оставить тело на месте, не было. Ран никто не видел, и казалось маловероятным, что мужчину застрелили в этом замкнутом пространстве, не произведя никакого шума и не оставив запаха пороха.

Голова Рэмиллиса безвольно упала на грудь, и под тяжестью черепа жилы на шее устрашающе натянулись. Кожа его все еще была покрыта потом, а плоть не остыла. Кэмпион приподнял веко и с удивлением обнаружил, что размер зрачка не изменился. Кроме того, он отметил еще пару любопытных подробностей.

Приезд врачей прошел довольно мрачно. Все необходимые процедуры производились исключительно шепотом, поскольку неумолимая трансляция уже началась и Таузер приступил к чтению заранее подготовленной речи – его звучный голос слегка дрожал, но в целом звучал привычно монотонно.

Джорджия залезла в карету скорой помощи, откуда ее удалось изгнать только находчивому Вайвенго. Мистер Кэмпион занял ее место на свободной лавке. Носилки укрепили, двери захлопнулись, и они тронулись. Отправление прошло необычайно тихо.

Рэмиллис лежал на спине, а мистер Кэмпион и санитар сидели и смотрели на него.

Униформа порой действует как своеобразный плащ-невидимка, и, когда кто-то в машине несколько заискивающе цокнул языком, Кэмпион вздрогнул и впервые увидел перед собой красное лицо с заостренными чертами и жадным любопытным взглядом.

– Вы его родственник? – печально спросил санитар.

– Нет-нет, вовсе нет.

Кэмпион потянулся было к сигарете, но передумал.

Санитар встал и принялся восхищенно разглядывать Рэмиллиса.

– Просто знакомый, да? – спросил он разочарованно. – Ну что ж, наверняка вы потрясены. Вы уж приготовьтесь к худшему, пожалуйста. Я как только его увидел, сразу все понял. Слишком много таких повидал. В нашей работе к такому привыкаешь. Посмотрел на него и подумал, что кому-то придется тяжко. Сначала посчитал, что это вы.

В его голосе слышался легкий упрек, и мистер Кэмпион автоматически решил подыграть ему.

– Я хорошо его знал.

– Знал? А, так вы поняли, что он не жилец? – Упрек зазвучал более отчетливо. – Так и есть. Помер он. Я сразу все понял. Почти остыл уже. Однако надо проверить. Как доберемся до места, обследуем его, там уже и доктор должен быть.

Последняя фраза прозвучала довольно презрительно.

– Стоит доктору только наложить лапы на пациента, и ты уже никому не нужен. Думают, будто все на свете знают. А я, между прочим, каждый день сталкиваюсь с таким и знаю побольше иного доктора. Взять хотя бы этого господина. Знаете, что я сразу приметил? Будь вы родственник, я бы не стал этого говорить, но раз вы всего лишь знакомый, нет нужды миндальничать. (Нас, между прочим, учат, как правильно разговаривать с родственниками.) Я бы сказал вот что: у него был припадок с конвульсиями и, возможно, тромб в сердце или в голове, но все равно надо вскрывать и проверять, а если нет – ну, тогда, значит, жировая дистрофия. Тут явно имелись проблемы с артериями, да и не щадил он себя, прямо скажем, а тут переволновался перед путешествием – и готово. Я бы спокойно подписал свидетельство о смерти… надо только удостовериться, что он и впрямь мертв.

Он остановился и весело взглянул на мистера Кэмпиона.

– Вот что я бы сказал. И был бы прав.

Мистер Кэмпион посмотрел на него с неудовольствием, но в оживленном взгляде было нечто подкупающее. Упырь, конечно, но крайне дружелюбный упырь. На мгновение Кэмпиона посетила ужасающая мысль: если бесплотный дух Рэмиллиса вдруг витает вокруг своего последнего пристанища, стоило бы послушать его ответ на подобное сообщение. Часто говорят, что в смерти есть свое достоинство, но в данном случае это было слабым утешением. Живой Рэмиллис без труда дал бы отпор подобному нахальству.

Тем временем карета скорой помощи съехала с летного поля на дорогу и покатила мимо главных ворот «Цезарева двора».

– Поедем вокруг коттеджа, – сообщил упырь. – Такие правила. Около главного отеля все должно быть тихо-гладко. Очень разумно, по-моему. Стоит только подняться, и на чужие беды смотреть уже не хочется. Вы не замечали? В другом районе подобное было бы развлечением, но только не тут. Нет, все должно быть шепотом и на цыпочках. Бог ты мой, он заболел, заприте его в больнице и не показывайте мне! Только так. Вы хорошо знали этого джентльмена, сэр? Как думаете, он ведь не щадил себя? Я не из любопытства спрашиваю, вы не подумайте, это только профессиональный интерес. Хочу знать, не ошибся ли я с диагнозом. Он язык прикусил. Это наверняка были конвульсии.

Мистер Кэмпион глубоко вздохнул.

– Не знаю, – отрезал он. Обычно Кэмпион не страдал излишней чувствительностью, но не всякому дано спокойно переносить общение с упырем.

– Прошу прощения, – сухо сказал санитар и наконец-то умолк.

Через некоторое время, однако, мистер Кэмпион, успев уже позабыть о своем спутнике, увидел вдруг, как тот разглядывает довольно изящные смуглые руки Рэмиллиса. Нижняя фаланга указательного пальца одной из них была крепко перевязана ниткой, и санитар изучал ее.

– Это единственный тест, который можно проделать на ходу, – сообщил он. – С чашками на груди тут не повозишься[14]. Ну вот, видите, кровь не приливает. Он мертв. Я сразу понял, что он мертв. Днем, наверное, все было, как обычно, да? Вы, судя по всему, просто потрясены, да?

– Да, днем все было в порядке.

Голос мистера Кэмпиона прозвучал недостаточно твердо, и взгляд сверкающих глаз вновь обратился на него.

– Так вы что-то заметили? Что-то было не так, да? Наверное, его мучили дурные предчувствия. Такое часто бывает. Странно, конечно, и врачи говорят, что это все чушь, но я не раз такое видел. Много раз сидел вот тут с плачущими родственниками, ну вот как мы сейчас с вами сидим, и все они говорили мне одно и то же. Прямо перед припадком они вдруг что-то почувствовали. Это все ненаучно, конечно, и вряд ли объяснимо. Но это правда. Как вы считаете, здесь так и произошло? У этого джентльмена были какие-нибудь предчувствия? Могло такое быть, что он знал, что сегодня умрет?

– Нет, – уверенно ответил мистер Кэмпион. – Не думаю, что это хоть раз пришло ему в голову.

Под колесами заскрежетал гравий, и упырь выглянул из окна.

– Приехали, – сообщил он. – Сейчас придет доктор, скажет вам ровно то же, что и я, а заплатят ему за это больше.

Через двадцать минут мистер Кэмпион получил первую подсказку. В тот момент он не распознал ее, но впоследствии понял, что именно тогда его туманные идеи начали обретать форму.

Гайоги ожидал прибытия скорой помощи в своем кукольном домике, и только брошенная на дорожке повозка указывала, что он добрался сюда не по воздуху. Он и здесь успел совершить чудеса организации – их встретила женщина в костюме медсестры, а дворецкий принес одеяла и горячую воду. Двое мужчин внесли носилки в дом.

– Боюсь, это все бесполезно, – тихо произнес Кэмпион, стараясь не обижаться на явный упрек в карих глазах Гайоги. – Когда я его обнаружил, он был уже мертв.

Гайоги взял его за руку.

– Какой ужас, – сказал он. – Просто невозможно. Осторожнее, молодые люди! Тут ступеньки. Двигайтесь плавно, пожалуйста.

Подъем происходил под наблюдением медсестры и пристальным взглядом Гайоги, который по-прежнему не отпускал руку Кэмпиона.

– Сейчас придет доктор, – прошептал он. – Я ему позвонил, и он сразу к нам двинулся.

– Из города?

– Нет-нет. Он приехал сюда поиграть в теннис. Его фамилия Бакстон-Колтнесс, он живет на Аппер-Брук-стрит[15]. Очень достойный человек. Очень приятный. Вы знакомы? Он сейчас придет.

Несмотря на всю свою тревогу, Гайоги был любезен и даже слабо улыбался. Он напоминал фокусника, который во время какого-то крупного номера попутно показывает еще один небольшой фокус.

– Как удачно, что он тут оказался, не правда ли?

– Просто чудо, – неохотно согласился мистер Кэмпион. – Невероятное совпадение. Надо провести дознание.

– Дознание? Дознание в «Цезаревом дворе»?

Существует гримаса, неизменно возникающая в подобных случаях. Это недоверчивое отвращение, которое медленно проявляется на лице человека, столкнувшегося со смертельным оскорблением, беззастенчивым попранием всех моральных норм и устоев. Именно это выражение сейчас возникло на лице Гайоги, и мистер Кэмпион чуть было не почувствовал себя виноватым, но все же сделал над собой усилие и ухватился за ускользающее от него чувство пропорции.

– Друг мой, поймите, он же скончался совершенно внезапно.

– Я в этом не уверен, – спокойно ответил Гайоги. – Вы хороший, разумный человек, Кэмпион, но вы порой бываете склонны к поспешным выводам. Мы еще не знаем, скончался ли он на самом деле. Будем надеяться, что нет. Решать доктору.

Мистер Кэмпион моргнул, но не успел ничего ответить, потому что в этот момент появилась вторая повозка, в которой сидели Джорджия и Вайвенго. Джорджия бросилась к Кэмпиону. Она была бледна, но держала себя в руках, и на мгновение ему показалось, что она с трудом скрывает восторг, – впрочем, эту мысль он тут же отбросил как недостойную.

– Дорогой, как он? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Не бойтесь быть честным. Все плохо, да? Я стараюсь сохранять спокойствие, можете на меня положиться. Этот милый юноша подготовил меня к худшему, и я уже не ребенок. Я выдержу любую весть. Как он?

– Джорджия, мы не знаем.

Гайоги, видимо, передалось ее настроение, и Кэмпион впервые почувствовал легкую тошноту. Все здесь слишком умело владели собой.

– Доктор уже едет. Не ходи к нему пока что. С ним медсестра, она отличная девушка. Ты замечательно держишься. Я знал, что ты воспримешь все спокойно. А пока пойдем посидим у меня.

– Он прав, леди Рэмиллис, – вмешался Вайвенго с очаровательной заботливостью. – Из окна вам будет виден вход в дом. Как только доктор приедет, мы сразу же все узнаем.

Гостиную уже привели в порядок после похмельного завтрака, и на столике, словно на экстренный случай, выстроились в ряд стаканы и графин с выдержанным бренди. Гайоги принялся наливать всем присутствующим.

– Я попросил Делла собрать всех тут, – сказал он. – Дом охраняется, поэтому журналисты к нам не пробьются – пока что, по крайней мере. О, кто-то идет. Наверное, доктор Бакстон-Колтнесс.

К этому моменту все уже забыли о приличиях и с энтузиазмом высунулись в окно, разглядывая вновь прибывшего. Даже в мягких брюках и спортивном пиджаке доктор Харви Бакстон-Колтнесс производил в высшей степени достойное впечатление. Узел на его белом шарфе был безукоризнен, а походка была твердой и уверенной. Из холла донесся его низкий успокаивающий голос. Всякому стало ясно, что к ним явился благовоспитанный человек – именно тот доктор, которого был достоин «Цезарев двор».

Джорджия и Гайоги поспешили навстречу. Вайвенго выждал пару минут и направился за Джорджией. Когда они вернулись, в ней что-то переменилось. Она вспомнила свою героиню в «Небольшой жертве» и теперь держалась так же тихо, всем своим видом выражая, что успешно справляется с горем, хотя оно грозит в любую секунду затопить ее.

– Я, пожалуй, присяду. – Она взглянула на Кэмпиона и несмело улыбнулась. – Они сказали, что за мной пошлют, если он придет в сознание.

Это был ужасный момент. Кэмпиона тошнило от неискренности происходящего, и он требовательно посмотрел на Вайвенго. Тот нахмурился и склонился над своим стаканом.

Джорджия продолжала играть свою роль, но без души, механически, словно ее мысли были заняты чем-то другим.

– Не могу вообразить Рэя больным, – говорила она. – Он не из тех, кто страдает. Вам так не кажется? Он же весь полон жизненных сил, словно ребенок. Я думаю, что потому и влюбилась в него. В последнее время ему было нелегко. Я совсем недавно заставила его пойти к Бакстон-Колтнессу. Не знаю, что он ему сказал. Рэй бы не стал говорить, если бы было что-то серьезное. Мне очень в нем нравится эта черта.

Мистеру Кэмпиону в принципе не было свойственно испытывать ненависть к кому-либо, но в этот момент он почувствовал очень сильную неприязнь к Джорджии Рэмиллис. К его удивлению, у него вдруг возникло желание схватить ее за плечи и изо всех сил встряхнуть. Он чувствовал, что она знает – как и он сам, как и Вайвенго, как и упырь, как и теперь Бакстон-Колтнесс, – что Рэмиллис умер, к тому же при крайне сомнительных обстоятельствах. Теперь он понял, почему Вэл когда-то назвала Джорджию вульгарной. Она и впрямь была ошеломляюще вульгарна – для такой всепоглощающей, невыносимой вульгарности нет ничего святого. Кроме того, она была заразна: Кэмпиона одолевало невыносимое желание накричать на Джорджию, привести ее в чувство, ткнуть ее лицом в правду. Когда кто-то вошел в комнату, он, облегченно вздохнув, обернулся.

Это была Вэл. Видимо, она только что накрасилась, но была так бледна, что косметика выглядела искусственно. Под ее огромными светлыми глазами залегли тени. Она вопросительно смотрела на присутствующих.

– Я встретила слугу, – сказала она, – и просто не поверила ему. Это правда?

Прямой вопрос, заданный чистым, изумленным голосом, казалось, сделал атмосферу в комнате более реальной. Джорджия подняла на нее взгляд и чудесным образом вновь обрела человеческие черты.

– Рэй, – тускло произнесла она. – Ему стало плохо в самолете. Он сейчас с доктором. Все ужасно милы, но я боюсь, что все серьезно.

Положение было странным. Неожиданно именно Джорджия попыталась смягчить удар для другой женщины. В глазах ее застыла тревога, а голос звучал почти виновато.

Как многие мужчины, в глубине души мистер Кэмпион был традиционалистом и, столкнувшись нос к носу с грубой реальностью, не мог заставить себя признать ее. Он наблюдал за двумя женщинами с растущим беспокойством. Обе они были бесконечно женственны, очень умны и практичны, но одна полностью держала себя в руках, а другая была непредсказуема, словно корабль во время шторма.

Вэл села.

– Он умер?

Вайвенго, который вообще не понимал, что происходит, издал непонятный звук, но на этот раз Джорджия не обратила на него никакого внимания. Она казалась совершенно поглощенной разговором.

– Видимо, – ответила она. – Меня к этому готовят. Вэл, это же просто потрясающе! То есть, конечно, это ужас, кошмар и худшее, что могло случиться. Но вместе с тем – совершенно невероятно, правда?

Мистер Кэмпион вытаращился на нее. Она говорила абсолютно недвусмысленно. Они с Вайвенго были забыты, словно дети, на которых перестают обращать внимание, когда появляется взрослый собеседник. С Вэл Джорджия не играла. Они были равны и перед лицом беды говорили начистоту.

Вэл села в кресло и сложила руки на коленях. На ней было гладкое алое платье, сшитое специально для нее, и она выглядела совершенным произведением искусства – еще одним украшением этой роскошной комнаты. И вместе с тем она была живой и настоящей и, казалось, единственная испытывала потрясение и ужас – как теперь понимал ее брат, именно этих эмоций и не хватало происходящему здесь.

– Что случилось? – тихо спросила она.

– Не знаю. – Джорджия повернулась к Вайвенго: – Что это было? Какой-нибудь удар? Отчего он умер?

– Э-э, честно говоря, я… Надо дождаться доктора. – Юноша покраснел. – Мы ведь пока что не знаем наверняка. В самолете он дышал, за это я могу поручиться. Это точно. Иначе его нельзя было бы двигать, понимаете? Наверное, дело в эмболии. Ему же было почти пятьдесят, так? Подобные вещи происходят сплошь и рядом. Мой дядя так умер. Ужасно, конечно, но это легкая смерть…

Он нес чепуху и, наверное, сам понимал это. Женщины на него не смотрели. Вэл в упор глядела на Джорджию.

– Ты видела, как он пришел сегодня? – спросила она. – Как он выглядел? Мне казалось, вчера все было хорошо.

Ни в ее вопросе, ни в голосе не было ничего обвиняющего, но Джорджия принялась отбиваться.

– Днем все было плохо! – резко ответила она. – Он пил всю ночь. Он сам сказал. Был совершенно пьян, болтал без умолку… Вэл, не смотри на меня так! Я вне себя от горя, честное слово. Я с трудом держу себя в руках, милая. Мне так жаль. Ужасно, ужасно жаль. Когда ты замужем – как бы вы ни относились друг к другу, – существует близость. Всегда. Это ужасно. Я пока что не понимаю, что произошло. Когда я почувствую…

– Милая леди Рэмиллис!

Взволнованное вмешательство Вайвенго было именно тем, что ей требовалось. Она бросилась к нему, схватила его за руки и заплакала. Вэл покраснела. Досадливый румянец затопил ее лицо и шею, а взгляд выражал полное отчаяние.

– Бедная дорогая Джорджия, – сказала она.

Джорджия вытерла глаза.

– Ненавижу плачущих женщин, – пробормотала она, печально улыбаясь Кэмпиону. – Все в порядке, правда, все в порядке.

Она похлопала Вайвенго по руке и высвободилась, потом присела рядом с Вэл и обняла ее за плечи.

– Понимаешь, милая, я даже не знаю, что произошло, – искренне произнесла она. – Никто пока ничего не знает. Все это просто непостижимо. Невероятно. Со мной вечно случается что-то невероятное. Мы же с тобой сто раз это обсуждали, правда?

Она, казалось, добивалась от собеседницы одобрения и поддержки, и Кэмпион видел, как сильные пальцы впиваются в рукав алого платья. Вэл положила руку на колено Джорджии, но ничего не сказала. Она словно застыла, и в воздухе повисла тяжелая тишина, которую нарушили шаги в холле.

Гайоги и доктор вошли и закрыли за собой дверь.