Читать книгу Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи - Страница 6

В записной книжке Гийом сделал пометку: «Начинается наш четвертый день плавания». Погода все еще радовала, хотя волнение на море усилилось, поднялся холодный ветер. Матросы принесли еще ведер для пассажиров третьего класса: у многих обострилась морская болезнь. Вонь в спальном отсеке стояла невыносимая.

– Мы весь день будем на воздухе! – заявила Катрин мужу. – Не понимаю тех, кто безвылазно, с утра и до вечера, сидит внизу.

Едва проснувшись, молодая женщина принялась приводить себя в порядок. Расчесала волосы, пока Гийом ходил за водой.

«Благодарение Небесам, у меня теперь есть тазик! – думала она. – С ним гораздо удобнее умывать Элизабет и поддерживать чистоту самой!»

Этот подарок ей сделала престарелая еврейка. С момента отплытия несчастная не вставала с койки – так у нее болело в груди.

– Ваша соседка – та, что настаивает, чтобы ее звали Коко, – рассказала, что вы лишились своего багажа, – сказала пожилая женщина Катрин. – Я думала, тазик пригодится, но что-то я совсем обессилела. Невестка старательно за мной ухаживает.

Они смогли поговорить, когда Катрин пришла, чтобы поблагодарить любезную дарительницу, чья восковая бледность не предвещала ничего хорошего.

– Вы ждете малыша! – обрадовалась Ракель Бассан. – Это благословение Небес. Прошу, в следующий раз возьмите с собой свою маленькую дочку, говорят, она чудо какая хорошенькая!

Женщины еще долго разговаривали, не обращая внимания на громкий говор и ругань мужчин, ссорящихся за карточной игрой.

Так, мало-помалу, пассажиры знакомились, руководствуясь спонтанной симпатией, а иногда и по воле случая. Быстро выяснялось, кто друг друга терпеть не может. Такие индивидуумы старались лишний раз не общаться: ссоры не нужны никому.

– Отведу Элизабет на палубу, как только она будет готова, – решил Гийом, захлопывая записную книжку.

Этой ночью девочке снова приснился кошмар. Она проснулась заплаканная, вся в поту, глазенки – испуганные.

– Чему удивляться? – сказала Катрин. – Еды нам дают мало, и ее качество оставляет желать лучшего. Люди жалуются на плохое самочувствие, по нескольку раз за ночь встают. В таких условиях Элизабет не может спать нормально.

– Дорогая, она не единственный ребенок на борту! У сыновей Колетт сон крепкий, да и у остальных тоже, – возразил Гийом. – Признай, кошмары у нее начались еще в Монтиньяке, до того примечательного ужина в доме твоих родителей. Знать бы, в чем причина…

Супруги обменялись встревоженными взглядами. Деревенский доктор, с которым они консультировались за неделю до отъезда, их успокоил:

– Обычное дело в ее возрасте, – сказал он, улыбаясь. – Это пройдет. Поите девочку липовым или ромашковым чаем, и пусть хорошенько выбегается за день. Кошмары перестанут ей сниться.

Катрин снова прокрутила в голове эти успокоительные заверения. Она исполняла все рекомендации доктора, но, судя по всему, травяные настои не дали ожидаемого результата.

– Даже если вдвоем нам будет очень тесно, вечером я возьму ее к себе, – заявила она.

– Поступай как знаешь. Зато сейчас нашу принцессу ничто не беспокоит: она лучше спит по утрам, – с нежностью заметил Гийом. – Попробую раздобыть для тебя кружку горячего кофе!

– Спасибо, любовь моя, – шепнула ему на ухо Катрин, стыдливо касаясь губами его щеки.

До прибытия в Америку о большей близости между супругами и речи не могло быть. И лишним тому подтверждением стало появление Колетт. Она как раз прибежала из столовой, явно чем-то напуганная.

– Господи, надо же такому случиться! – запричитала она, складывая руки на своей пышной груди. – Бедная, бедная старушка! Какое горе!

– О ком речь, Колетт? – спросил заинтригованный Гийом.

– Да о той болезной старушке, Ракель! Она еще подарила вам этот красивый эмалированный тазик. Умерла она! На рассвете умерла, сказал Давид, ее старший сын.

– Боже мой! Такая добрая, милая женщина! – огорчилась Катрин. – А я еще собиралась сходить к ней с Элизабет ближе к полудню. Я советовала позвать судового врача…

– Сердце у ней не выдержало! – предположила Колетт. – Восемьдесят два года было старушке, но она все равно решила ехать с семьей в эмиграцию. Ладно, пойду-ка я к ним. Уже пообещалась обмыть покойницу.

Гийом тоже вскочил, он был взволнован. С Давидом Бассаном они не раз сталкивались на палубе, и он был ему симпатичен.

– А дальше что? – спросил он. – Мы прибудем в порт дней через шесть, не раньше.

– Сказали, капитан скоро спустится поговорить с родственниками. Но что, по-вашему, мсье Дюкен, тут можно сделать?

Катрин очень расстроилась. Из сумки она достала маленький флакон с одеколоном, смочила в нем платочек и, смежив веки, приложила его к носу.

– Мама?

Тоненький голос дочки помог молодой женщине совладать с эмоциями. Муж снял Элизабет с верхней полки и поставил на пол. На нее, в ночной рубашке, с растрепанными темно-каштановыми волосами, смотреть было одно удовольствие. Элизабет уставилась на мать ярко-голубыми глазенками.

– Мамочка, что это так хорошо пахнет?

– Милая, иди я тебя обниму! – произнесла Катрин. – А где кукла? Ты оставила ее одну?

– Она отдыхает, мам.

Кивнув Гийому, Колетт ушла. Тот быстрым шагом последовал за соседкой.

– А почему ушел папа?

– Он скоро вернется, моя принцесса. А я жду не дождусь, когда ты меня обнимешь и крепко поцелуешь!

Элизабет не заставила просить себя дважды. Обняла мать, поцеловала, потерлась щечкой о ее щеку. Обе упивались этими ласками, нежными поцелуями – совсем как дома, в Монтиньяке, где это было их утренним ритуалом. Касания пухленьких теплых детских рук привели Катрин в чувство. Лучше не думать о кончине этой милой старушки с ангельской улыбкой и о последствиях ее ухода.

– Элизабет, милая, сейчас я тебя причешу и одену, а потом мы прогуляемся по палубе. Полезно подышать морским воздухом, размять ноги и руки. Папочка занят, он придет к нам позже. Кажется, у меня осталось несколько печений с корицей. Я дам тебе одно и немножко воды запить.

– Мне больше хочется молока!

– Мы раздобудем тебе молока, обещаю. В столовой продается концентрированное, в банках. Там и купим.

Катрин наслаждалась каждым привычным жестом. Она расчесала шелковистые дочкины волосы, на концах естественным образом завивающиеся в крупные локоны, повязала их голубым платочком.

– На улице очень ветрено, и если пойти с распущенными волосами, они будут постоянно попадать в глаза, – смеясь, пояснила она Элизабет. – Обязательно надень шерстяное пальтишко и захвати с собой куклу. Ты спрятала ее под подушку, маленькая шалунья?

Элизабет крепко полюбила игрушку, с любовью сделанную материнскими искусными руками, – так же, как и оловянного солдатика, подарок Жюстена. Катрин пожертвовала тремя большими носовыми платками из льна, принадлежавшими мужу, которые нашлись у нее в саквояже, и сумела, благодаря искусному покрою, придать кукле необходимую форму. Мордашку она оформила посредством вышивки цветными нитками – и глаза, и рот. Для косичек срезала немного бахромы с собственной шали.

– Ты уже придумала имя своей кукле? – спросила молодая мать.

– Нет пока, – с мечтательным видом отвечала девочка. – Может, назвать ее Кати, в твою честь? Папа всегда так ласково говорит это слово – Кати…

– Почему бы и нет? – сказала Катрин.

Через пару минут они уже поднимались по бесконечному трапу, крутому и с очень скользкими ступеньками. Водяные брызги долетали до твиндека, где уже было очень мокро, и всем, кто шел по трапу вверх или вниз, приходилось крепко держаться за поручни.

Катрин вынуждена была ненадолго остановиться, прижав руку к животу. Малыш активно шевелился, и для нее это было облегчением: накануне он не напоминал о себе.

– Мамочка, тебе плохо? – спросила Элизабет.

– Нет, моя принцесса, нет. Я в порядке. Давай поторопимся!

По ярко-голубому небу плыли белоснежные облака. Волны, высокие и мощные, обтекали величественный черный корпус «Шампани». Катрин невольно залюбовалась бирюзовым цветом воды.

– Не устаю смотреть на море, – со вздохом произнесла она. – Разве бывает что-нибудь прекраснее?

Она подставила свое очаровательное лицо океанскому ветру, заправила за ухо танцующие у лица светлые прядки.

– Папа говорил, мы увидим китов, – сказала Элизабет. – Но пока они что-то не приплывают.

– Подождем еще немного, милая!

Молодая женщина повернулась на звук голосов. В десяти метрах от них собралось небольшое общество. На некотором отдалении от основной группы стоял, активно жестикулируя, матрос в форменной темно-синей блузе и фуражке. За спинами людей Катрин только теперь разглядела рыжевато-коричневую меховую громадину.

– Неужели нашего обитателя гор вывели на прогулку? – Она обернулась к дочке: – Может, подойдем поближе? Не испугаешься?

– Нет, я медведя совсем не боюсь. И того господина в большой черной шляпе тоже!

– Вот и славно! А я думала, не из-за медведя ли тебе этой ночью снились плохие сны.

Элизабет помотала головой. Она просто не могла ответить родителям, когда они расспрашивали о ночных кошмарах; чаще всего видения, заставлявшие ее ночью кричать от ужаса, после пробуждения становились смутными и запутанными. От них оставалась только чувство печали, но скоро забывалось и оно.

Послышался раскатистый голос дрессировщика медведей. Житель Пиренеев громко препирался с матросом.

– Как это – моему мишке нельзя потанцевать? Пусть люди посмотрят, порадуются! Даже те, кто едут первым классом, готовы похлопать Гарро!

Горец тростью, окованной железом, указал на тянущийся вдоль судна узкий коридор и террасу одного из салонов, откуда богатые пассажиры наблюдали за представлением. Дамы были в роскошных платьях и шляпах с пышными перьями, их драгоценности сверкали на солнце.

– Капитан – единственный хозяин на корабле, – не сдавался молодой матрос. – И он не хочет никаких развлечений на борту сегодня утром. У нас покойник и все связанные с этим хлопоты. Неужели непонятно?

Медведь в прочном наморднике, равнодушный к этим доводам, внезапно встал на задние лапы и принялся раскачиваться из стороны в сторону, потом по очереди поднимать лапы.

– Смотрите сами, Гарро хочет размяться! – заявил дрессировщик.

Засмеялась женщина, восторженно присвистнул подросток. В медведя полетели мелкие монетки, и он изобразил некое подобие реверанса. Катрин отступила: на эту униженную покорность было жалко смотреть.

– Кати! Принцесса моя! Вот вы где! Я вас искал.

Гийом обнял супругу за талию. Элизабет была увлечена представлением, и супруги отошли на два шага.

– Кати, я ходил к родным Ракель Бассан. Они молятся у ее смертного одра. Похороны состоятся сегодня вечером, – шепнул он ей на ухо. – Подумать только! Они собираются устроить похороны по морскому обычаю, то есть тело, завернутое в саван, сбросят в океан.

– Господи, какой ужас! – содрогнулась Катрин.

– Капитан говорит, другого выхода нет. Отчего умерла мадам Бассан, неясно, он опасается распространения инфекции. К тому же мы посреди океана.

Катрин перекрестилась, охваченная священным ужасом. Гийом привлек ее к себе, поцеловал.

– Я поприсутствую на церемонии вечером, – сказал он, – а вы с Элизабет оставайтесь в спальном отсеке. Она очень нервная, лучше ее от этого оградить.

Девочка подбежала к родителям. Она улыбалась, сжимая в руке куклу.

– Завтра вечером медведь Гарро дает представление! – воскликнула она. – Мамочка, мы же пойдем? Еще там будет музыка!

– Конечно пойдем, дорогая! А пока попросим папу раздобыть для тебя молока и свежего хлеба, – ласкающим голосом предложила Катрин.

Муж догадался, что она хочет отдать покойнице последний долг и ему лучше увести Элизабет. Молодая женщина торопливо спустилась в твиндек. В спальном отсеке царило привычное оживление. Но пока она шла к той его части, где расположилась еврейская семья, становилось все тише. Скоро она различила шепот молящихся, наводящий на мысль о заупокойной службе.

Сделав еще несколько шагов, Катрин увидела тело старушки, завернутое в простыню так, что виднелось одно лишь воскового оттенка лицо. Рядом стояли сыновья покойницы с женами и двое внуков.

«Я не их конфессии, – подумала молодая женщина. – И едва была знакома с бедняжкой. Мое присутствие могут счесть неуместным».

И все же она задержалась ненадолго – едва слышно прочла «Отче наш». С тяжелым сердцем, так и не решившись приблизиться к скорбящим, она смахнула слезу.