Читать книгу Небесная тропа - Марианна Владимировна Алферова - Страница 8

Следующее утро Рик начал с обследования старинного дубового буфета, который занимал половину его комнаты. Эти два слова звучали, как наисладчайшая музыка. ЕГО КОМНАТА!

Бабушкин буфет. Собственность Эммы Ивановны. Вещь отличная: светлый дуб, изящная резьба, бронзовые ручки. Если его ошкурить да лачком покрыть, цены старинушке не будет. Но в чрево дубовое напихано жуткое барахло: старые бумаги и такие же старые тряпки. Люди, что жили здесь прежде, дорожили прошлым. Оно таилось по углам, источая запах бумаги, кожи, духов, оно манило пачками старых фотографий, тетрадями с пожелтевшими страницами. Смущаясь, будто воруя, открыл Рик семейный альбом. На сером, плотном, как фанера, картоне, наклеены были фотографии офицера Первой мировой. Лицо тонкое – такие теперь почти не встречаются, как говорилось – в ниточку, нос прямой, тонкие ноздри кажутся прозрачными. Полоска усов оттеняет надменный рот. Вот только глаза совершенно неподходящие для офицера: взгляд рассеянный, будто думает этот человек не о сражениях, а о загадках мирозданья, параллельным мирах и роковых ошибках. Нет во взгляде суровости. Фотографии были очень странные. Почти все обрезанные чуть ниже шеи или по углам, так, чтобы не осталось погон. Попадались кусочки больших фото, но офицер был на них один – все, кто прежде находились рядом, напоминали о себе либо кистью руки, либо лоскутом шинели. Лица боевых товарищей неведомый варвар срезал так же, как и погоны. За обложку альбома были вложены несколько разрозненных страниц, даже не желтых, а бурых от времени, исписанных фиолетовыми чернилами.

«Курица – не птица, прапорщик – не офицер», – теперь это моя любимая поговорка».

На второй страничке:

«…Тимошевич опять заснул на часах. Разбудил его. Бить не стал, не могу, хотя Дорф советует избить мерзавца. Дорф бьет его до крови, но все без толку – тот утрется, и дальше спит. По закону его надобно отдать под трибунал. Но не могу. И Дорф тоже не может…»

И наконец, на третьей страничке:

«…назначена на завтра, жду секундантов. Глупо. Архаично. Но отказаться никак нельзя. Вчера был уверен, что не погибну, но сегодня уверенность эта растаяла…»

М-да, занятные у Рика объявились родственнички. Интересно, кем эти заметки писаны? Скорее всего, мужем Эммы Ивановны. Кажется, мама Оля говорила, что дед, Станислав Крутицкий, был офицером в Первую мировую. И фотографии эти наверняка его. Только зачем их так искромсали?

Рик уже хотел закрыть альбом, но тут из него выпала фотография молодой женщины в белом крепдешиновом платье. Русые волосы были валиком приподняты надо лбом, глаза чуть прищурены, губы улыбались.

«Мама Оля», – догадался Рик, рассматривая карточку пятидесятилетней давности.

Что-то знакомое почудилось ему и в улыбке, и в прищуре глаз, будто много-много лет назад он видел эту женщину… Помедлив, Рик поставил карточку на буфет.

Да, немного сокровищ наковырял бы Серж, забравшись в квартиру. Ну разве что буфет взвалил бы на плечи и уволок. Так ведь пупок от такой добычи развяжется. Буфет двум здоровенным мужикам не сдвинуть. И тут, повинуясь внезапному наитию, Рик тронул макушку буфета. Она слегка покачнулась. Рик ухватился за боковушки и снял верхнюю часть буфета, украшенную гранеными зеркальными стеклами, поставил на пол. Потом вынул из углублений две точеные дубовые ножки, на которые опирался верхний шкафчик. Так и есть! Ножки были составными. Рик отвинтил основание одной, и открылась сверленная полость. Увы, совершенно пустая. Рик разобрал вторую ножку. Опять ничего – лишь клочок папиросной бумаги застрял в деревяшке, а на нем карандашные каракули. Подойдя к окну, Рик с трудом разобрал два слова: «Перунов глаз».

М-да, если тут и был клад, то до него кто-то добрался раньше Рика, и наверняка этот «кто-то» не мама Оля. Оказывается, Сержу не первому пришла мысль обчистить старушку. Если подлость можно сотворить, для нее непременно найдется подлец. Утреннее благодушное настроение улетучилось – Рик злился то ли на себя, то ли на неведомого вора.

«А вот я бы ни за что не взял бриллианты! Я бы их маме Оле отдал!» – Рик даже возгордился от мнимого своего благородства.

И тут озноб пробежал по спине. Откуда он знал, что в ножке были спрятаны именно бриллианты? Но ведь знал же! Знал! Опять глюк? Рик спешно собрал буфет и вышел на кухню. Мама Оля уже приготовила завтрак и разливала по чашкам кофе. Настоящий кофе! Рик втянул ноздрями аромат… наверняка достала где-то припасенные зерна и вот для него…

– Мамуль, а те бриллиантики, что Эмма Ивановна хранила… – спросил он равнодушным тоном, пытаясь придать голосу естественности. – Они в этом мире… как…

Сделалось неловко – хоть вскакивай и беги. Нет-нет, он бы не взял их ни за что! Но все равно было нестерпимо стыдно.

– Так их украли еще до войны, из сумочки в трамвае вытащили, – отвечала Ольга Михайловна. – Эх, если бы они уцелели! В блокаду их можно было бы продать… – Она замолчала. Сколько раз мысленно она возвращалась к тем камням, и всякий раз от боли стыло сердце.

– Вот-вот, в моем мире их не украли, ты продала, купила масло и рис… – он врал торопливо, захлебываясь, а в мозгу пульсировало: «Вранье, камни были в ножке еще недавно, совсем недавно… Кто-то свистнул… У мамы Оли украл, значит. У того, настоящего Эрика слямзил вместе с жизнью!»

– Я их верну, – внезапно сказал Рик.

– Зачем? – изумилась Ольга Михайловна. Однако не спросила, как он собирается это сделать спустя столько лет.

– Не знаю… я вернулся… камни должны вернуться… все вернется…

Рик запутался и замолчал.

Пора было отправляться на заработки. Дальнейшая собственная судьба представлялась весьма смутно, как судьба исчезнувших неведомо когда камней. Рик выпал из своего мира в чужой и непривычный. Но в тот момент, когда открылась дверь из прежнего обиталища в новую жизнь, где-то синхронно отворилась еще одна дверь, ведущая в мир высший и таинственный.

Занятый своими мыслями, он не обратил внимания на двух парней с бритыми затылками, в кожаных крутках и просторных шароварах, стоявших на втором этаже. Но когда Рик проходил мимо, один из парней схватил его за ворот рубашки.

– Это ты, б…, вселился сорок вторую?! – прорычал обладатель кожаной куртки.

– Тебе-то что? – дернул плечом Рик в бесполезной попытке освободиться.

– Ты, урод, кончай базар. Сегодня чтоб исчез! Эта нашенская хата.

– Что значит – твоя?! Купил ты ее, что ли?

– Мы ее наследуем, – проговорил второй, жуя слова, как колбасу. – Бабка нам завещает. А ты глянь, Кошелек, он тебя не уважает…

– Валили бы вы отсюда, наследнички хреновы! Оставьте бабку в покое, она теперь не одна, ясно?! – Рик схватил Кошелька за руку и вывернул кисть так, что тот взвыл по-свинячьи и грохнулся на колени.

Второй «качок» выбросил вперед кулак, метя Рику в лицо, но угодил в кирпичную стену, а Рик возник у него за спиной, и с разворота ударил ногой в спину, припечатывая к стене. После этого надо было сваливать – двоих Рику никак было не одолеть. Но он остался – не мог он убежать, и все. Потому как упустив его, «качки» наверняка бы рванулись в квартиру, решив, что бабку легче запугать, чем пацана. Надо было спустить этих обоих с лестницы.

Но пока Рик обрабатывал кулаками упитанные бока Кошелька, напарник успел очухаться, и изо всей силы ударил Рика в висок. Перед глазами поплыл багровый туман, а из тумана выросла огромным каменным древом старинная башня. В стрельчатых окнах тлели хмельные огни, и плыли по реке странные, похожие на хищных птиц, корабли…

«Почему не могу я туда попасть? – недоуменно подумал Рик. – Ведь это так просто..»

Тут щеку обожгло болью, и он очнулся. Кошелек держал его за волосы, а лицо было мокрым от крови.

– А теперь слушай… – далее пару строк непечатно. – Вечером к бабке агент придет. Маляву подписывать. Если будешь на хате ошиваться – считай, ты – жмурик. – Кошелек с наслаждением погрузил ботинок в бок Рику. – Прощай, урод, больше не свидимся.

Второй не ругался – ударил молча. Решив, что «обучение» прошло успешно, парочка неспешно удалилась. Теперь, когда напряжение после драки начало спадать, Рик ощутил острую боль в щеке. Он поднес руку к лицу, не понимая, откуда столько крови – вся рубаха была забрызгана красным. Потом нащупал глубокий порез на щеке и понял, что его полоснули бритвой. Раненый поднялся, цепляясь за стену и постоял с минуту, решая, что делать – возвращаться в квартиру или попытаться добраться до ближайшего травмпункта. Нет, в квартиру никак нельзя возвращаться – маме Оле плохо станет, если она увидит обожаемого сыночка в таком виде. А до трамвпункта не так и далеко, если проскочить проходными дворами и через парк. Крови у человека пять литров. Так что литр вполне может вытечь – и ничего… вполне может…

Рик вышел из парадной и натолкнулся на Сержа. А этот откуда здесь? С теми двумя пришел? С него станется…

Серж сделался белый, как простыня на нынешней Риковой кровати.