Читать книгу Цель неизвестна - Марик Лернер - Страница 1

Часть первая. Крестьянский сын
Глава 1. Спасение

Оглавление

Воздух в легких отсутствовал полностью, и я невольно рванулся вверх, туда, где сквозь воду просвечивало солнце. Мыслей в голове не имелось, только откуда-то из нутра билось одно и то же: «Жить!» На руке висела непонятная тяжесть, тянущая вниз и ужасно мешающая. Хотелось избавиться от нее, и, вынырнув на поверхность, даже не прокашлявшись толком, потянул руку вверх.

Ничего удивительного, что всплыть мешало нечто. Оказывается, я держал за шкирку мальчишку. Вцепился в воротник и не ощущал пальцев. Судя по обмякшему виду и попытке нырнуть носом вниз, он ничего не соображал и вряд ли находился в сознании. Диким усилием, растягивая мышцы и буквально слыша треск, вытолкнул его на край льда. Не столько спасая, сколько пытаясь избавиться от лишнего, убивающего меня веса. Кинул на добрый метр в сторону от себя, так что парнишка хряпнулся на совесть и взвыл в голос. Видать, очухался от боли.

А вот мне от столь резкого движения изрядно поплохело. Окунулся вновь, и достаточно глубоко, а вылез уже в стороне, прямо под мутным льдом. Хорошо еще, там оказалось нечто вроде прослойки наверху между тяжелой смерзшейся плитой и водой. Немного воздуха попало в легкие, и смог с облегчением вдохнуть. Осторожно пополз в сторону пролома, отталкиваясь руками и не пытаясь пробить башкой лед снизу. Может, так было бы лучше и удобнее, чем мои судорожные дерганья, но уже не только мысли еле ворочались, еще и тело стало слушаться не очень охотно.

Все же я не собирался помирать и продолжал бороться. Попытался сам выбраться, ложась грудью на край полыньи, и с ужасом почувствовал, насколько лед хрупкий. В мгновенье он раскололся, и я опять нырнул с головой, в очередной раз хлебнув воды и впадая в панику.

– Держись! – орали на краю сознания какие-то голоса. – Хватай!

К мертвой хватке, с которой я вцепился в жердь, это предложение отношения не имело. Кинули бы топор – я бы и за него ухватился. Мозги после ледяной воды вырубились окончательно, и сработал обычный рефлекс. Меня тянули наверх, и я судорожно помогал спасателям, отталкиваясь ногами, иногда отнюдь не улучшая положения, а вновь обламывая лед и скользя назад. И все же медленно, но упорно мы совместными усилиями закончили спасательную операцию.

Очутившись вне полыньи, я очень шустро пополз как можно дальше от воды, не пытаясь подняться и извиваясь по-змеиному. Мокрый и на морозе, я с перепугу даже не чувствовал холода, пока не взялся рукой за голову и не обнаружил там сосульку. Тут меня ощутимо затрясло, так что зуб на зуб не попадал, и челюсти застучали вполне отчетливо.

– Спасибо, – попытался сказать, обращаясь к своему спасителю.

Совсем молодой парень. Рожа у него вполне русская, а одет почему-то в то, что в моем понимании называется кухлянкой. Я с народами Севера сроду не общался, разве в кино видал. Они точно все с узкими глазами, но одеты точь-в-точь. Оленьи расшитые шкуры, да еще и с капюшоном.

– Идем, – сказал тот, поднимаясь. – Здесь уже лед хороший.

Мне очень не хотелось проверять на себе крепость повторно, и он, видимо, это понял.

– Молодца, – сказал одобрительно, протягивая руку, так что не оставалось ничего другого, как послушно подняться. Ага, с запозданием дошло. Мы на реке. Рыбу, что ль, ловили? – Не спужался и за Мосеем прыгнул. Спас дурня.

Это, видимо, про мной спасенного. Ничего не помню. Никаких Моисеев рядом не стояло, и как я вообще сюда попал?

– Кто же так на лед лезет, не проверив? – Он был искренне возмущен и без раздумий пнул ногой в зад ковыляющего впереди мальчишку. Тот даже не возмутился, только прибавил шагу. Ему тоже было не очень сладко, еле двигался и беспрерывно всхлипывал. – Не схватило по-настоящему. Ты, паршивец, теперь Михайле по гроб жизни обязан.

От берега в нашу сторону махали руками какие-то незнакомые люди. Опять же в чукотских одеждах, но вполне блондинки и блондины с рязанскими мордами. Мужики еще и бородатые. Один из них сорвался с места и, подскочив к бредущему мальчишке, приложил ему кулаком, так что тот скрючился. Я невольно шагнул в сторону, готовый отразить нападение, но он уже схватил несчастного Моисея и поволок его на манер волка, укравшего овцу.

На самом деле я, конечно, ничего такого не видел. Не овец – те попадались в горах Швейцарии изредка, очень живописно выпасаемые для туристов. Я про волков. Этих исключительно в передачах про животных наблюдал. Но вот ведь откуда-то выскочило сравнение. Ну говорят же «как чертик из табакерки», хотя никто уже лет сто нюхательного табака не употребляет и идиотской игрушки не выпускают. В смысле, чертика на пружинке.

Ну это во мне есть, не отнимешь, вопреки всей моей длительной жизни за границей. Бабушка, пусть ей будет на том свете у бога хорошо, вбила в меня навечно старую литературу. В основном детские стихи со сказками, но и помимо них тоже. Всякие Сетон-Томпсоны, Том Сойер, Мюнхгаузен и многое другое, включая Юлию Друнину и Киплинга. Не уверен, что они подходили для моего возраста тогда, но, похоже, она знала чего добивалась. Заняла место няни с раннего детства и так никому и не отдала до внезапного инфаркта. Муттер до ребенка особого дела не было, она предпочитала себя холить и лелеять. Позднее я после некоторого размышления решил, что она и замуж вышла по залету. Причем сознательному. Сроки так ложились. Вычислить дату от свадьбы – не проблема. С удовольствием скинула заботы обо мне на бабушку и успокоилась. И спасибо муттер. Могло оказаться много хуже, доверь она дитятко современным воспитателям.

Бабушка прекрасно заменила мать, няню, гувернантку и еще кучу народу. Старая, советского воспитания интеллигентка, люто ненавидящая моего папашу, большого деловара и не умеющего ни о чем, помимо денег, говорить. Когда-то она имела профессию педагога и, видимо, им оказалась в реальности, а не по диплому. Во всяком случае отвращения к классике с ее подачи я не испытываю. А очень многое до сих пор помню. Что в детстве учил, сохраняется железно, в отличие от более поздних времен.

Конечно, в школе уже не то, уровень училок пожиже, и не увлекли. Да и разные Достоевские у меня ассоциировались исключительно с нудностью, но детскую литературу я усвоил в огромном объеме. И стихи, в отличие от прозы, с удовольствием почитывал и позже, даже за границей. Выборочно, конечно, заумных не уважаю, но все же продолжал читать на русском. С четырнадцати лет живя за бугром, не всякий про себя такое скажет.

Не умри бабушка – я бы не очутился в Швейцарии, а остался с ней. Тогда и жизнь сложилась бы иначе. А так муттер моя, поймав папашу на очередной девке из миссок чего-то там, потребовала развода, девичьей фамилии и большого счета со многими нулями. Куча всего на нее была записана, да и по закону положено. Он оказался не зверь – не стал закатывать в бетон или топить в ближайшем водоеме, хотя и мог без проблем, я точно знаю. Давненько, еще в младом возрасте, случайно услышал разговор, не предназначенный для детских ушей. Тогда даже загордился, насколько мой предок крут.

Ну не суть важно. Дербанить свою банковско-торговую империю папаша не стал, зато устроил нам обеспеченную жизнь. Если кто не понимает, что это значит, я лучше объяснять не стану. Яхты и унитазы из золота – вещь понтовая и никому особо не нужная. А важно получить то, чего ты хочешь в данный конкретный момент. Не высчитывая, что там на карточке или размер зарплаты. Это несколько другой уровень. Когда пыль в глаза не пускают и вообще мало кто в курсе, насколько у тебя много имеется.

Мне, правда, повезло не особо. Муттер свалила за границу, подальше от супруга, и для начала запаяла меня в интернат. Из самых якобы лучших побуждений, для моего же блага. Ах, здесь замечательное образование, иностранные языки и диплом частной школы котируется где угодно. Хочешь в – Плющевую Лигу[1] поступай потом. А можно в Оксфорд.

Сдались мне эти университеты. Мне и без них было в высшей степени замечательно. Языки я, правда, выучил. Куда деваться. Английский еще в России с преподавателями долго и старательно сознательно мучил (нынче без него никуда), а в Швейцарии невольно набрался немецкого с французским.

Между прочим, есть два основных способа изучения иностранной речи. Первый – закинуть в среду, где на твоем языке не говорят в принципе. Второй – в постели с девушкой. Я без особого удовольствия первоначально познакомился с первым, затем уже с энтузиазмом добавил и второго.

В интернате у всех родители оказались не нищими. Точнее, очень даже не бедными. И практически у каждого ученика были проблемы. С родителями, полицией, наркотиками. Не знаю, в курсе ли была муттер подобных тонкостей, отправляя меня на обучение в столь престижное и закрытое заведение. Может, просто ей попалась на глаза реклама, хотя это я, конечно, загнул. Такие места себя не рекламируют и чужаков без рекомендации не принимают.

Наверное, папаша подкузьмил, подбросив идейку. В его понимании характер человека закаляется в трудностях. Сугубо мужской коллектив всегда действует не хуже пресса, выявляя худших и лучших. И не обязательно побеждают правильные. Я вписался, оставшись посредине. Не садист, издевающийся над младшими, но и не вечный отличник. Не технарь, но и не ботаник. Всего понемножку. А попутно набрался самого разного. От умения вскрывать замки до кой-чего совсем не безобидного.

Помимо жесткого режима, практически как в тюряге, мне еще пытались вколачивать в башку разные выгодные для взрослых мысли. Про уважение к другим, правильное поведение и прочее. А фактически мы обменивались опытом и умениями. Я ведь не зря про наркотики и девушек. Мы ходили в самоволки и много чего творили. Да и все же не было десяти лет без права переписки. Всего четыре, и в увольнение тоже отпускали. Веди себя правильно, не раздражай начальство – и будешь в шоколаде. Швейцарском.

А девушки… Уж если есть башли, можно выглядеть сморчком и не иметь рельефной мускулатуры: почему-то они тебя все равно обожают. Надо только правильно подойти, а не предлагать сходу купюры. Проститутки – это низкий класс. Да и противно. Кто его знает, сколько в ней до тебя побывало. Дорогие в этом смысле ничем не отличаются. Одним миром мазаны.

Я споткнулся о первый же камень на берегу и очень неудачно грохнулся вперед. Хотелось полежать и поспать. Все же сил совсем нет. Уже и мороза не чувствую. Тут меня вздернули на ноги, причем в две пары рук, и практически поволокли в неизвестном направлении. Я только медленно перебирал ногами, пытаясь не волочиться за моими доброжелателями.

– Куда? – вяло спросил.

– Домой, – бодро ответил мужской голос. – Рядышком. Василий-то в избе?

– Хто? – удивляюсь.

– Совсем плох, – произнес озабоченно. – Давай быстрее.

– Все хорошо будет. Человека спас, на себя опасность взял, да и сам выплыл, водяному не дался. На роду, видать, удача.

В том же темпе меня проволокли к одной из изб, подняли по ступенькам и чуть не головой отворили дверь. Заполошно вскрикнула женщина. Что-то бурчал мужчина.

– К печке его, а то околеет.

– Раздевайся!

– Теперь уж не околею, – блаженно бормочу, освобождаясь от затвердевших на холоде одежек и швыряя их прямо на пол. И вовсе не русские армяк или тулуп, всплыло откуда-то в уме. И не кухлянка. Не так называется. Совик и малица.

От огромной печки, занимающей добрую треть помещения, идет приятное тепло, и я поспешно лезу наверх. Вслед летят какие-то вонючие тряпки, наверное укрыться, но запах – ерунда. Главное, я теперь точно не сдохну, превратившись в статую. Как того генерала звали, совсем мозги не работают. Я же точно знал.

Даже не заметил, как, пригревшись, заснул. Очнулся, когда меня кто-то толкнул.

– Михайло, – позвал кто-то просительно. – Михайло Васильич!

– Чаво, тятя? – спрашиваю спросонья и шаря рукой возле себя в поисках очков. Нету. Машинально проверил, не сидят ли на носу, мог с усталости все на свете забыть, и чуть не вышиб себе глаз. Координация никакая. Сейчас я теста полицаю на дороге не сдал бы – верняк.

– Ты как? – требует вновь.

Я повернулся и уставился на очередную бородатую рожу. И тут меня пробило, аж в пот бросило, будто в баню угодил. Какой такой тятя? Я что, папаши своего не знаю? И слов таких не употребляю. Ну да, я Михаил, но Николаевич и никаких Вась не знаю и знать не желаю. Ну ладно, говорят окая и цокая, да одежда странная. Но чтобы в доме не было электричества? Да и сами дома без малейших признаков антенн и машин. Какой-то частью сознания я все это уловил, но, двигаясь из последних сил, не обратил первоначально внимания.

Что происходит? – в откровенной панике подумал, валясь на пол с печки. Мужик едва успел отскочить, избегая столкновения, но вполне дружески поддержал.

Какая деревня, какие мужики и рыбалка на льду? Я вчера был в Лозанне, у муттер на вилле, совершено точно помню. Не мог же я там нажраться до такой степени, что ничего не помню? Ни дороги, ни перелета. Никогда такого не было. Ну пробивало меня на хи-хи и движуху после кокаина, но это же когда было, и потом я не обнаруживал себя неизвестно где.

Господибожемой, глядя тупым взором на собственные руки и голое тело, как лежал, так и соскочил, изумился. Допустим, я одурел вконец, но чтобы не помнить, что у меня грабки совсем другого размера, да и остальное не вполне такое… Грудь широкая, плечи налитые, мышцы выпирают, будто с детства мешки таскал, волосами светлыми зарос не родными. Что я, своего колера не знаю? И рост… Я вроде выше стал. Не удивительно, что спотыкаюсь все время. Мозги команду дают, а конечности не соответствуют.

Я услышал скулеж и с запозданием понял, что издаю его сам. Тупо осмотрелся по сторонам, обнаружив, помимо уже знакомого мужика, открывшего рот мальчишку лет семи-восьми и жадно глядящую в сторону моих голых ног дебелую рябую бабу. Это, видимо, мамаша, решил после мучительного раздумья и шагнул к ней. Та радостно взвизгнула и попыталась отскочить. Не, ну правда, с ее габаритами не от меня шарахаться. Как раз из категории про скакуна и горящую избу. Даст немалым кулаком между глаз – и с копыт.

– Зеркало! – умоляюще прохрипел.

За ним неожиданно метнулся мужик. Не баба. Та по-прежнему изображала смущенный взгляд в пол, внимательно изучая мои причиндалы. Чем бы это ни закончилось, разговоров у нее с соседками хватит надолго.

Бородач приволок маленькое квадратное зеркальце в рамке и сунул мне.

– Ты бы ему лучше прикрыться дал, Василий Дорофеевич, – сказала баба с ощутимым ехидством.

– Да, да, – растерянно пробормотал он.

– Спасибо, – сказал я, принимая, и уставился на отражение.

Конечно же это был не я. Как и ожидалось. Такой симпатичный мордатый парниша. Кровь с молоком. Ничуть не похожий внешне. Но он, тот не я, был – тело. А в голове – мои мысли. Мне опять ощутимо поплохело.

– Отлежать надо, сынок, – подхватывая меня, озабоченно промолвил Василий Дорофеевич. – Как бы горячка не хватила.

– Да, тятя, – ответил мой язык без помощи разума. – Я посплю, ладно? – это уже лично от меня.

– Да, да. Утро вечера мудренее. Отдохни, сынок.

А заботливый у меня тятя, подумалось на печке, куда без труда, даже излишне резво поднялся. Силу я опять не рассчитал и, вскинувшись, приложился коленкой, невольно зашипев. Все же наследник, опять прорвалось непрошенное. Надеется хозяйство передать.

Господибожемой, в ужасе от очередного заскока, мелькнуло в мозгах. Что со мной происходит? Я спятил, или у меня такие яркие глюки? На черта мне этот тятя с его наследством, и самое главное, куда я угодил? Не хочу! Я согласен к муттер, к папаше и даже в Оксфорд. Нет, в любое место по выбору предков, только подальше отсюда! Немедленно! «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое…» – и так до самого конца без передышки. – Верни меня обратно! Ай, откуда я молитву знаю?!

1

Лига Плюща – ассоциация из восьми частных американских университетов, действующих под общей эмблемой с изображением плюща.

Цель неизвестна

Подняться наверх