Читать книгу И шарик вернется… - Мария Метлицкая - Страница 6

Шура нехотя открыла глаза. В большое, фонарем, окно яростно, почти по-летнему пробивалось солнце. Она полежала еще пару минут и села на кровати, потом встала и, как всегда, по-старушечьи шаркая, пошла на кухню. На кухне, у окна, сидела мать – застывший взгляд, сигарета, остывший кофе. Не поворачивая головы на дочь, бросила сквозь зубы:

– Шаркаешь, как старуха. Ноги поднимай!

Шура не ответила, положила в чашку три ложки какао и три ложки сахара, отрезала толстый кусок белого хлеба и густо намазала маслом, сверху положила кружок колбасы и квадратик сыра. С удовольствием откусила бутерброд и шумно глотнула какао.

– Господи! – прошипела мать. – Скоро в дверь не пройдешь – застрянешь. Юбка на жопе трещит.

Шура молчала.

– В тринадцать лет весишь вдвое больше меня. Что дальше-то будет?

Шура не отвечала.

– Что молчишь? – выкрикнула со злобой мать. – Не слышишь?

Шура со стуком поставила на стол чашку и вышла из кухни. Отвечать себе дороже. Будет скандал непременно. Мать наорется, начнет рыдать и проклинать свою судьбу. Достанет бутылку и нальет стакан, а потом зарыдает пуще прежнего. Начнет проклинать отца и желать ему скорой смерти. Туда же приплетет и Шуру – ясное дело, «чертово семя».

Шура не обижается, все понимает. И жалеет мать. Очень жалеет. Отец ушел полгода назад. А какая была прекрасная и дружная семья! Мать – красавица. Тоненькая и стройная, как девочка: синие глаза, темные волосы. Одевалась как картинка – еще бы, работала в ГУМе, завсекцией трикотажа. Все к ней на поклон – мол, помогите, Любовь Васильевна! Мать всегда помогала – и соседям, и друзьям, и родне. Доставала сапоги, кофточки, лифчики, мужские свитера, норковые шапки. Никому не отказывала. Говорила, что всем хочется красиво одеваться. Дом – полная чаша. Квартира четырехкомнатная – чешские люстры, немецкие ковры, румынская мебель. А посуда, а вазы! Шура красивее квартиры не видела. Дом всегда полон был гостей – люди приходили и восхищались квартирой и мамиными кулинарными талантами. И конечно, самой мамой. Все любовались ею, и отец в том числе. Первый тост – за маму. Говорил, как ему повезло. Мама вся светилась – просто молодожены. Шура не помнила, чтобы они ругались или скандалили. Все мирно, на улице – за ручку.

В общем, нашел отец красивее и моложе – предела совершенству нет. Собрал вещи и ушел. Одним днем. Мать так и не успела ничего понять. Села на кухне с сигаретой и застыла, а потом начала пить. С утра. К обеду уже никакая. На работу не ходила. Три месяца ее жалели, прикрывали, как могли. А потом уволили – по собственному желанию, не по статье, опять пожалели. Приезжали подружки – она никому дверь не открывала. На улицу не выходила. Вот такая жизнь.

Шура натянула колготки, надела форму. В платье, как всегда, влезла с трудом. Вздохнула и подошла к зеркалу в прихожей.

«Отвратительно», – подумала она. Широкое лицо, усыпанное крупными коричневыми конопушками. Нос-картошка. Брови и ресницы белесые, бесцветные. Глаза… Да какие там глаза! Непонятного, размытого серо-зеленого цвета. Ах да, еще волосы! Жесткие и непокорные, точно щетина от щетки. Шура пригладила их руками. «Надо бы намочить», – подумала она. Но идти в ванную – опять столкнуться с матерью. Да и времени в обрез. Она еще раз горестно вздохнула, надела плащ и вышла из квартиры.

До школы было близко – всего-то пять минут. Только дорогу перейти. У крыльца стояла неразлучная троица: Таня Купцова, Верка Брусницкая и Лялька Басина. Три красотки заходить в вестибюль не торопились, оживленно болтали и громко смеялись.

– Привет! – сказала Шура.

– Привет, Шурыгина, – бросила Верка. – Ну что, все шаркаешь? Дырку в асфальте не протри!

Таня толкнула Верку в бок. Ляля качнула головой:

– Да оставь ты ее, убогую. Ей и так несладко.

– Да ладно! – Верка усмехнулась. – А у кого все путем? Что-то я таких не вижу!

Девочки замолчали. Лялька толкнула тяжелую входную дверь, друг за дружкой вошли в раздевалку. А куда деваться?

– Знание – сила, – со вздохом сказала Лялька, расчесывая у зеркала свои роскошные белые волосы.