Читать книгу Наедине с собой - Марк Аврелий Антонин - Страница 2

Перед нами дневник императора Марка Аврелия, который никогда не предназначался автором для публики, о чем свидетельствует само заглавие записок. <…>

В этой книге император отдает себе самому отчет о всем течении своей внутренней жизни, отмечает в ней – для более ясного понимания самого себя – несомненные, по его мнению, основные истины, которые бы руководили им и все строже и теснее обязывали его не выходить из пределов раз установленной нормы жизни. Если представляется интересным и поучительным ознакомление с воззрениями каждого выдающегося человека на важные вопросы, каковы отношение человека к Богу, к ближнему, к самому себе и к жизни, то интерес этот и поучение еще возрастают, когда перед нами такое лицо, коего миросозерцание и убеждения решали судьбу мировой империи. Такой всемогущий император и властелин, от личности которого зависело внести в общественный организм тревогу, ненависть, злобу и лицемерие или струю любви, стойкости и доверия, ибо в тогдашнем общественном строе не было и следа таких учреждений, которые бы могли ограничить или умерить верховную власть.

Если бы о царствовании Марка Аврелия не осталось даже никаких других следов, то одной записной книжки его было бы достаточно, чтобы пробудить живейший интерес к нравственному образу этого человека. Но изобильные сведения о нем, записанные в истории, усугубляют желание ознакомиться с внутренней жизнью его.

Императором Марком Аврелием заканчивается самый блестящий период римской истории, период Антонинов, и уже давно историки усвоили себе прием излагать эту эпоху, от Траяна до Марка Аврелия, в особом отделе под заглавием «Лучшие времена». Гиббон говорит: «Если бы кому-нибудь из историков поручено было указать на тот период всемирной истории, в продолжение которого человечество наслаждалось наибольшим благоденствием и спокойствием, то он без малейшего колебания мог бы указать на промежуток времени между смертью Домициана и возвышением Коммода.

Беспредельная Римская империя процветала в ту эпоху под самодержавием монархов, руководимых мудростью, добром и справедливостью. Законы гражданского управления свято соблюдались четырьмя следовавшими один за другим императорами: Нервой, Траяном, Адрианом и Антонином Кротким[2]. Имея врожденную любовь к свободе в истинном ее смысле, они впервые добровольно признали свою ответственность перед законом».

Другой историк, Иоганн Мюллер, говорит: «Все эти императоры, казалось, вступили на престол в качестве лучших и мудрейших граждан. Неутомимая заботливость, благодетельная предусмотрительность – вот единственно то, что отличало их от прочих граждан, и исключительное преимущество, ими лично присвоенное, состояло только в том, что круг их благотворной деятельности был обширнее. Доступ к ним был свободнее, чем в республиках к патрициям. Закон об оскорблении величества впал в забвение. Одному из них, кроткому Антонину, случилось в бедственную годовщину голода проходить посреди народа, наполнявшего форум. Толпы в него стали кидать каменьями. Тогда он остановился, спокойно объяснил причины бедствия и рассказал, какие им приняты меры. Никогда большинство человечества не наслаждалось более продолжительным благоденствием. Эта эпоха заставила забыть об утрате республики».

Вот этот-то добрый Антонин и усыновил Марка Аврелия и воспитал его как своего наследника. Сын последовал высокому примеру отца, его великодушию, доброте, кротости. Таковым является перед нами Марк Аврелий в возмущении правителя Сирии Авидия Кассия, который поднял знамя бунта во время похода императора на сарматов, но был убит своими солдатами. Марк Аврелий сожалел о том, что смерть Авидия лишила его «радости обратить врага в друга» и на деле доказал всю искренность своего великодушия, умерив рвение сената в преследовании сообщников Авидия. Вот извлечение из указа, посланного сенату из императорского лагеря на Дунае, еще до получения известия о смерти Кассия: «Ныне я прошу и заклинаю вас, сенаторов, чтобы вы по делу Кассия умерили свою обыкновенную строгость и исполнили за себя и за меня долг милосердия, не присуждая Кассия к смерти. Напротив, если хотите почтить меня за победу над сарматами, даруйте амнистию и другим преступникам, обрадуйте печальных, возвратите изгнанных из заточения, призовите в Рим сосланных, отдайте им все богатства и имения их. Я ничего на свете так не желал бы, как оживления многих мертвых, а не присуждения к смерти живых. Я ни в одном из моих предшественников не хвалю жестокости и мщения. Прошу помиловать жену Кассия, детей и зятя его. Да что я говорю – помиловать. Они, бедные, ничего не сделали. Оставьте их в покое. Пусть все знают, как живется под державою Марка Аврелия. Отдайте им взятые у них поместья и богатства. Пускай они будут богаты. Дайте им прожить остальную жизнь свою так, чтобы они могли быть живыми доказательствами нашего человеколюбия. Сделайте остальное время моего царствования благоденственным. Пусть они и все те, которых ожидает наказание за оскорбление величества против моей особы, будут помилованы и прощены».

Когда в сенате читался этот цезарский указ, все собрание с изумлением и радостью слушало его. По окончании чтения раздался единодушный возглас: «Да здравствует кроткий Марк Аврелий!»

Многие порицатели Марка Аврелия обвиняют его в скупости. Но щедрость его к народу, огромные суммы, истраченные им для вспомоществования населению, разоренному в разное время пожарами, землетрясениями и голодом, и наконец, значительное понижение казенных податей и сложение недоимок – все это вполне опровергает ложное обвинение. Марк Аврелий был действительно бережлив, но лишь для того, чтобы рассыпать деньги без счету, когда дело шло о помощи и благоденствии подданных. Этот великий цезарь говаривал: «Подданные платят весьма охотно обыкновенные налоги, когда видят, что монарх тратит их не на роскошь, а на всенародную пользу, они благословляют бережливость, когда цель ее – щедрая помощь во время бедствий».

Войну он ненавидел как позор и бич человеческого рода. Возвращаясь из победоносных походов своих, он скорбел душою, и следы этой скорби остались в записной книжке его.

Что же это за философское учение, пробудившее столько величия души? Откуда взялись не только все основы истинной человечности, но и нравственная сила для приложения этих основ к ежедневной жизни? Записная книжка Марка Аврелия отчасти дает ответ на этот вопрос. <…>

Марк Аврелий записывал для себя одного. Мысли набросаны так, как они толпятся в голове человека, обремененного делами, который вспоминает вечером прожитый день. <…>

Император силою своего духа поднимается выше стоического учения, на котором был воспитан, и, врываясь в область чистой этики, зрелостью сознания своего приближается к учению Евангелия[3].