Читать книгу Включи моё солнце - Майя Неверович - Страница 1

Я бы стал самым-самым

Лучшим из всех детей!

Как выживать без мамы

В мире больших людей?

Нету у вас ответа?

Я загадаю сам, Чтоб на ничейных деток

Тоже хватило мам!

© Copyright: Лисёнкова, 2018

Концерт по заявкам и без

– Давай, запускай уже!

– Я уже мозоли натерла!

– Фььююю!

Оглушительный ор и свист недовольства, ещё и эти наглые, пытающиеся пролезть вперёд малолетки. Реально, когда они уже откроют вторую дверь? Концерт скоро начнётся, а большая часть народа всё ещё на улице. Даже Анжелка, которая на каблуках и мусор выносит, – уже вытаскивала из туфлей то одну, то другую ногу и разминала пальцы, вопросительно поглядывая на подругу. Но Лена (хотя, чаще её называли Алёной) лишь пожимала плечами и постоянно строчила смски.

– Блин, Алён, – подруга готова была отмахиваться своим бархатным клатчем от наглевшей толпы, – если бы это был концерт не Бласта, я б тебя убила.

– Анжел, я не знаю, куда Макс пропал. Нас должны были пропустить уже минут двадцать как.

– Заметь, ты это уже говорила.

Из ДК послышалась музыка. Видимо, проверяют аппаратуру. Но в толпе кто-то крикнул «началось», и вот тут реально – началось!

Те, кто были сзади, чуть ли не по головам лезли, толкая тех, кто спереди. У охранников глаза становились шире, чем плечи. А плечи там ого-го.

Подруги только и успели, что вжаться в стену. И тут – о, чудо! – открыли второй вход. Часть толпы ринулась туда. Лена почувствовала, что кто-то схватил её за запястье. Попыталась стряхнуть, но руку ещё настойчивее сжали. Ну! Сам напросился! Она замахнулась…

– Чёрт, Макс! – Оператор из съёмочной команды, с которой она приехала на концерт очередной новоявленной звезды, уже тащил её к запасному выходу. Правда, он же был и входом. Девушка успела схватить подругу, и втроём они побежали к слегка приоткрытой двери, возле которой их ждал работник ДК.

– Анжелка, – отдышавшись, указал Макс на подругу, – ты в зал. Чтоб у нас проблем не было.

– Нууу, Максик, – загундела девушка, обувая свои двенадцатисантиметровые ходули. – Давай, я, типа, тоже журналист.

– Ага. Типа, как бы, того этого. Всё сказал. Чтоб проблем нам с тобой не было, как в прошлый раз.

Судя по угомонившейся Анжелке, в прошлый раз накосячила она знатно. Театрально сложив губы в обиде и полюбовавшись в огромном зеркале, своим отражением в вечернем платье, она зацокала каблуками в сторону зала.

– Макс, ты где шлялся? Не хочешь рассказать? – Лена посмотрела на замявшегося оператора в отражение зеркала. – Или нам, простым смертным, не понять? Бросив на коллегу едкий взгляд, она достала из сумочки помаду-карандаш и начала обводить контур губ.

– Тебе, кстати, идёт это платье. Анжелка шила?

– Кстати? – с иронией спросила Лена, посмотрев на него, опять же, через отражение. – Так, значит, все-таки, Cherchez la femme? Ох, Макс Вездемогущий.

– Мы будем мой моральный облик обсуждать или поработаем?

Накинув на плечо камеру и взяв треногу, он ещё раз оглянул коллегу. Непривычно было видеть её в вечернем наряде, ещё и с открытыми плечами. Хотя глаз радовался, что уж скрывать.

– А если серьёзно? Ты чего так вырядилась? Как на корпоратив, так ей надеть нечего, а для этого мажора, как ёлка новогодняя – вся переливаешься.

– Не ревнуй, милый, – девушка изобразила улыбку и наигранно захлопала ресницами. – Он не в моём вкусе.

С дружескими подколками, они направились в сторону гримёрных. Благо, в здании ДК они очень хорошо ориентировались.

На самом деле, как бы эти двое друга не подначивали, за этот неполный год, что Ленка работала на канале, они стали практически друзьями. Макс всего на три года старше, а по манерам так вообще – где-то в пубертатном периоде застрял.

Работа оператором на никому не известном микро-телеканале городского вещания не приносила много денег. Но девочки, услышав сочетание слов «телевидение» и «оператор», дальше особо в подробности не вдавались. Пока Макса это устраивало. Хотя, конечно, в планах было покорение московских телеканалов. Это как минимум.

Ленка же – напротив. Для детдомовской девчонки, студентки-заочницы, получить работу на любом канале – казалось чудом. Совсем недавно она приходила в редакцию проситься на практику, жутко боялась, что пошлют подальше. А теперь гордо носит бейдж представителя СМИ.

Ей нравилось в работе всё. И ездить в забытые богом деревушки, и под красноречивый мат прораба лезть на строительные леса, или застревать на машине в непролазной грязи. Адреналин зашкаливал, но с каждым разом хотелось все больше и больше. Как при просмотре фильма ужасов: страшно, но интересно.

Хотя конечно, во многом её мечты совпадали с теми, что были у с Макса – Останкино, известность. А кто этого не хочет? Но она относилась к работе на маленьком канале как к трамплину в светлое будущее. А тут этот московский артист. Персонаж совсем не героического сюжета. Певец не пойми какого жанра. Да и не москвич он вовсе. То ли из Тулы, то ли из Самары.

В общем, очередная мега-звезда, песни которой Ленка включила послушать только перед концертом. Надо же понимать, к кому едешь. Но Анжелка явно его слушала. Когда она услышала, что подруга будет работать на концерте Бласта, – она визжала и прыгала, как сумасшедшая. В стену уже начали тарабанить соседи. Пришлось пообещать взять её с собой.

Надо отметить, что одним из главных достоинств Анжелы было умение шить. Она ещё в детдоме умудрялась из носового платка сделать несколько вариантов одежды для куклы. Там же, в детдоме, занималась в кружках моделирования одежды. И у неё реально получалось очень круто. Она даже на областном конкурсе первое место заняла. Правда, диплом остался в детском доме, где они вместе воспитывались. Да и не нужны были девчонкам эти грамоты, письма благодарственные. Не в них же дело. Анжелка всего за три ночи сшила для подруги шикарное вечернее платье. Несмотря на протесты и увещевания Лены, что ей нужно на работу, а не на светский раут.

Вообще многие удивлялись, как так получилось, что они сдружились. Воспитатели всё время шутили: «Мы с Тамарой ходим парой». Девчонки никогда не расставались. При том, что были совершенно разными. И внешне (что вполне объяснимо), и по характеру.

Анжелка чуть что, лезла в драку. И жутко злилась, когда её называли пацанкой.

Ленка же драться не умела от слова «совсем». Но всегда была рядом с подругой, даже зная, что именно ей первой и прилетит. Но Лена была мелкой по росту и юркой. Могла проскочить под рукой и пнуть противника сзади.

Они с Ленкой «не разлей вода» с детства. Даже после выпуска решили жить вместе, пока Анжеле не дадут положенное государством жилье. К сожалению, ждать этого можно не один год. А девчонки и не расстраивались. Им хорошо вместе.

В квартире, в комнате, которая выполняла функции всего одновременно: зала, спальни и даже кабинета, – на потолок они наклеили большое солнце. Детская наклейка, почти точь-в-точь как та, что была в детском доме.

Это была идея их любимой воспитательницы, Татьяны Петровны, осуществить которую помог местный умелец:

В просторном холле второго этажа соорудили небольшой домик из ДВП, с выключателем и лампочкой наверху. А вместо люстры – самодельное солнышко. Если становилось грустно, «набегали тучки», – как говорила Татьяна Петровна – можно было зайти в домик и «включить» хорошее настроение. Детвора постоянно бегала в этот домик, чтобы включить солнце. И это работало. Настроение всегда поднималось.

Потом, правда, пришла проверка, и домик признали пожароопасным. Для детей это было трагедией. Те, что помладше, долго ещё просили:

«Включи моё солнце».

Это выражение стало для подруг нарицательным. Они каждый раз просили друг у друга:

«Включи моё солнце» – когда на душе было так паршиво, что хотелось спрятаться в домик.

***

К гримёрке Лена с Максом подошли, когда звёздный гость как раз выходил из неё. Девушка тихо чертыхнулась и зло глянула на Макса. Она должна была записать интервью именно до выхода на сцену, а уже потом всё остальное.

– Простите, меня зовут Елена, – поспешила она навстречу совсем молоденькому, как оказалось, артисту. Тот одарил её выбеленной улыбкой:

– Милая, автографы после выступления.

Лена перегородила ему дорогу и, пытаясь найти в сумочке бейдж, который в этой суматохе забыла надеть, начала тараторить:

– Нет-нет, я не поклонница. То есть я, конечно, люблю Ваши песни, но я здесь по работе. Вот, – чуть ли не в лицо ткнула найденным бейджиком. И умоляюще смотрела на Бласта. – Пожалуйста, мне нужно заснять хоть немного бэкстейджа перед концертом. Иначе я труп.

Макс подтверждающе кивнул.

Певец глянул на эту парочку.

Учитывая, что девица со своим оператором перекрыли путь, да и Юшкевич – продюсер – категорически запретил конфликты со СМИ, даже мелкими, вроде этих… Он натянул свою идеальную улыбку и показал рукой в сторону гримёрки.

– Ну, только ради такой прекрасной леди. – Он же мачо, нужно не забыть стрельнуть глазами. – Только давайте в очень ускоренном темпе. Вы же понимаете – полный зал моих фанатов. Я не имею права заставлять их ждать.

Лена мысленно фыркнула от такого потока пафоса, но внешне абсолютно не выдала себя. Она профессионально изобразила практически восхищение таким великодушием и быстро начала раздавать команды, кому куда встать, что делать. Было в ней это чутьё – как правильно выстроить кадр, чтобы не запороть ничего. Что спросить и с какой интонацией, чтобы вызвать эмоцию. И что самое важное, сделать так, чтобы собеседник не смотрел нервно на часы с мыслью «выпустите меня».

Но сегодня нужно было уложиться в рекордные сроки, потому как в зале действительно гудела толпа. Разогрев из местных артистов их мало устраивал. Пришлось быстро отпустить парня.

После мини-интервью Лена признала, что немного поменяла об артисте мнение. Довольно умный, воспитанный. В какой-то момент с него спала эта наигранная пафосность, и взгляд стал простым, даже немного уставшим. Это в двадцать-то два года.

– Блин, – осенило её, – он внешне так на Крида похож. Да и замашки те же. Копирует, что ли? – поделилась она своими наблюдениями с Максом, когда артист со своей свитой уже были далеко.

– Запросто. Раз у Крида работает, значит, и у него попрёт.

– Чтобы пёрло, надо петь уметь. Нет?

Они тихо посмеялись и пошли в зал.

Лена постоянно пыталась удержать в руках телефон и клатч, ещё и диктофон. Ремешок, который позволил бы накинуть сумочку на плечо, был утерян давным-давно. А то, что обе руки постоянно заняты – бесило ужасно.

ДК она знала, как свои пять пальцев. Слишком часто приходилось здесь работать. Любое мало-мальски значимое событие города проходило либо здесь, либо на прилегающей территории.

Оглянувшись по сторонам, Лена решила избавиться от сумочки, но так, чтобы не насовсем. Куда бы ее спрятать? Анжелку искать уже не вариант.

Чтобы показать, что здесь «все свои», проводить концерт решили не в зале с рядами кресел, а в другом, где обычно проводятся репетиции и новогодние ёлки. Поставили столики, вокруг них дешёвые пластиковые кресла. В первом ряду кресла стояли посолиднее, для ВИПов. А те, кому денег даже на пластик не хватило, стояли на балконе, где обычно мамочки смотрят на танцы вокруг ёлочки.

Ленка бросила взгляд в самый конец помещения. В углу, под нишей балкона, стояли кресла из, другого зала. Скреплённые между собой. Одно было поломано.

Зачем их вообще сюда притащили? Или же просто не успели убрать?

Последняя версия вполне вписывалась в интровертность местных работников.

«Идеальное место», – с этой мыслью она подхватила клатч поудобнее и короткими перебежками направилась туда. Маленький чёрный клатч идеально поместился под трубу отопления, которая проходила за ними. Стоявшие наверху люди ничего не могли заметить, даже если б захотели. Балкон был прекрасной маскировкой. А те люди, что находились в зале, орали новомодные песни, запивая их халявным аперитивом.

После концерта ещё планировался фуршет. В холле на первом этаже уже вовсю суетились официанты. В общем, домой сегодня попасть не получится. Обычно, все эти банкеты заканчиваются далеко за полночь. А самые интересные кадры – это кадры с не очень трезвыми местными ВИПами.

Убедившись, что никто не видит, она довольно похлопала сама себе и вернулась к уже потерявшему её Максу.

– Что показывают? – шепнула ему на ухо, подойдя сзади. Макс вздрогнул.

– Порнушку, судя по картинке, – он кивнул в сторону выступавших.

Бласт, или как там его на самом деле, пел что-то нудно-романтичное с голым торсом. А три девицы старательно извивались вокруг него и возили руками по тому самому торсу, да и не только. Лена представила, в каком экстазе сейчас была её подруга. Самой ей это зрелище казалось больше смешным, чем возбуждающим. Она тронула Макса за плечо и жестом показала, чтобы он взял крупно лица млеющих поклонниц. Тот ответил кивком и перевёл камеру.

Конечно, не о таком мечтает вчерашняя выпускница журфака. Ничего, скоро она непременно будет на первом фланге всех мировых событий, а каждое её слово – сенсацией. А потом, лет через пятьдесят, о ней будут писать в учебниках и ставить в пример первокурсникам. А она к тому времени, уставшая от славы, будет жить в домике на берегу небольшой речушки.

Нормальные люди мечтают о вилле и море или океане. Но не Ленка. Она и на море-то никогда не была, да и плавать не умеет, поэтому речка звучит как-то безопасно.

Алёна скривила недовольную гримасу. Да, путь к мечте не устлан розами. Пока приходится освещать новости в родном Мясногорске, в котором не происходит ровным счётом ничего. У кого-то протекает крыша, ДТП на светофоре, плохие дороги и нечестные депутаты. А нет, депутатов ругать нельзя. Единственная в городе телекомпания полностью лояльна к местной администрации. Поэтому, как о покойниках: либо хорошо, либо никак. Иначе «давай, до свидания».

Как выразился Степаныч, Ленкин коллега: «По сути, журналист, это писарь. А писарь – одна из древнейших профессий. Как и проституция. И похожи они меж собой не только заглавными буквами».

Так что, в городе, где ничего не происходит, заезжий артист – большая сенсация.

«Мечтать нужно аккуратнее», – сама себе съязвила девушка.

– Алён. – Лёгкий толчок локтем вернул её в реальность. Макс выключил камеру. – Мне батарею надо поменять. Тут, в принципе, материала уже достаточно. Нам что ещё нужно?

– Меня для подводки. Не сняли. Потом фуршет с «говорящим головами». Ну и Бласта интервью, где он признается в любви нашему городу и обещает вернуться. Вроде, всё.

– Зашибись. Пошли тогда пока тебя отснимем у входа. Потом для перебивки ещё чуть поснимаю. Только давай сначала Бласта, а потом фуршет. Чтобы я мог свалить быстренько. Мне ещё в монтажке до утра резать-клеить.

Лена кивнула, и они направились к выходу. Да, у них на канале оператор одновременно и монтажёр. И зачастую водитель. А учитывая состояние техники в офисе, каждый был немного айтишником, техническим директором и автослесарем. Так как порой, для того чтоб «заработало», хватало волшебного пинка по той самой неработающей технике.

Штат компании состоял из восьми человек, включая уборщицу и давно уже пенсионного возраста бухгалтера, которая постоянно ходит покурить с секретаршей, годящейся ей во внучки. У Лены этот тандем всегда вызывал внутренний диссонанс. Хотя рассуждать о морали она не привыкла. Благо, жизнь в детдоме научила смотреть на многое проще. Со стороны, что ли. В работе такое умение держать эмоции в узде очень помогало. А вот в личном… Её многие считали холодной, бесчувственной. А она просто не любила лезть в душу, если этого не требуется для репортажа. И уж тем более не позволяла влезать в свою.

Сделав несколько дублей на фоне фасада ДК, ребята вернулись внутрь. Как раз вовремя. В фойе уже стекались ручейки зрителей.

– Сумочка! – Лена округлила глаза и, на ходу стаскивая с себя петличку с микрофоном, побежала в зал. Ничего не понявшему Максу она махнула, чтоб оставался там.

Пробираться внутрь помещения, из которого все выходят, оказалось задачкой непростой. А из-за роста её голова была на уровне плеч многих выходивших, что совсем не облегчало задачу. Она протискивалась сквозь этот поток, который уже не был похож на ручеек, а скорее на большую стремительную реку. И такую же шумную. А Ленка, она пёрла против течения. Две минуты толканий спустя, вся взъерошенная, она попала-таки в зал и побежала в самый его конец.

Она так спешила, что, только оказавшись возле кресел, заметила, что на них сидели трое: два мужика и барышня. Судя по подставленному телефону, тоже журналистка. Кем были эти двое, Лена не знала, но точно видела их возле гримёрки. На поломанном кресле уместился рюкзак барышни.

– Извините, – немного отдышавшись, Лена прервала их беседу, так как ждать времени не было. – Вынуждена попросить вас встать. Мне нужно там, – она указала за спину самого крупного дяденьки, – забрать кое-что своё.

– Закладку, что ль? – басом ответил мужик. И он не собирался вставать, судя по наглому взгляду.

«Мерзкий какой», – мысленно дала оценку Лена, имея ввиду всё одновременно: и его ухмылку, и то, что он сидел там, где вообще никого не должно было быть; и смех двоих, окружавших его людей.

– Нет, там моя сумочка. – Ну точно «железная леди»: ни одной мышцы на лице не дрогнуло. – Позвольте, я заберу и больше не буду вас отвлекать.

Лениво, опираясь на тоненькие подлокотники, мужик встал, как бы невзначай тряхнув своими дорогими часами на волосатой руке. А может и не дорогими, но качественно подделанными. Но жест понта Лена отметила и даже состроила благодарно-восхищённые глазки.

Пришлось нагибаться в несколько двусмысленную позу, ещё и в дурацком вечернем платье. Пока нащупывала, где её клатч, прям чувствовала всей своей оттопыренной пятой точкой, как её мысленно успели и полапать, и не только. А вот сумочка никак не хотела находиться. Начался приступ паники. Она судорожно вспоминала, что в ней. А в ней банковская карта и ключи от квартиры.

Ленку бросило в жар. Идиотка! Какой человек в здравом уме придумает так тупо прятать вещи? Она соскочила с сиденья и полезла под него. Отодвинула полностью ряд и с круглыми глазами пыталась найти чёрный маленький кусочек ткани. Но его нигде не было.

– Где он?! – с бешеными глазами она повернулась к троице.

– Кто он? – засунув руки в карманы, спросил толстяк с массивными часами.

– Мой клатч! – она трясла рукой в сторону трубы. – Он был там! Куда вы его дели?! – Она пробежалась глазами по всем и схватила рюкзак репортерши.

– Э-эй! – взвизгнула та и выхватила его. – Ты совсем больная?

– Рюкзак открой по-хорошему.

– Девушка, вы в своем уме? Во-первых, зачем вообще было…

– Рюкзак открой! – Ленка выпучила глаза и сжала кулаки. Совсем как во время детдомовских драк. Очень уж не хотелось слышать от кого-то, что она сама о себе думала. Девица открыла рюкзак и продемонстрировала, что там ничего нет, кроме её вещей.

Ленка начала хватать ртом воздух.

Зазвонил телефон. Макс уже потерял её. Всхлипывая в трубку, она ответила на вызов.

– Я сумочку потеряла. Там ключи, там карточка. Я пока не могу…

Мужик, который был явно не только самым здоровым по габаритам, но и каким-то важным дядечкой, судя по тому, что все смотрели на него с надеждой, уже куда-то звонил.

– Короче, так. – Он жестикулировал пальцами, как человек, живущий «по понятиям». – Сейчас Витёк по камерам посмотрит, видно чего или нет. Пошли в аппаратную, где-то на втором, сказали.

– Я знаю где, – Ленка шмыгнула носом и смотрела на него почти с восхищением. – А Вас, простите, как зовут?

– Для тебя просто Давид, – он произнёс своё имя, как кавказский тост, даже жестикулируя, как будто предлагал выпить за это.

– Ой! – До неё дошло наконец. – Вы же Давид Юшкевич? Продюсер Бласта! Вот я… – она стукнула себя по лбу. – Простите, я…

– Нормально, кисуль. Пошли, Витёк сейчас уже подойдёт. Посмотрим, чего там видно.

Ленка побежала за Юшкевичем. Пришлось именно бежать, потому что у этого громилы и шаг семимильный оказался. Ленка за ним никак не успевала. В сотый раз она чертыхнулась, что согласилась надеть это платье. Не особо она верила, что на камере будет что-то видно. Балконная ниша собой всё перекроет.

В аппаратной стояло студийное оборудование и система видеонаблюдения. Жужжала вся эта наблюдающая техника очень неприятно. Витек, мужчина чуть за тридцать, широкоплечий брюнет, производил впечатление своим брутальным видом. Особенно выигрышно он смотрелся на фоне тяжело дышащего Давида.

Мужчина сидел перед мониторами и щёлкал мышкой, перематывая запись. Лена и продюсер стояли сзади. Она немного наклонилась вперёд, чтобы вглядеться в происходящее на экране. Того пространства, что под балконом, не было видно. Но была надежда увидеть, как кто-то идёт в ту сторону.

– А ты дикая кошечка, – сквозь свою одышку выдал продюсер. – С характером, смотрю.

Твою ж!.. Она ощутила, как огромная волосатая ручища опустилась ей на пятую точку. Машинально, не успев даже ничего сообразить, она схватила лежащий на столе ключ от кабинета, резко развернулась и вдавила его в горло ошалевшему Юшкевичу.

Ленка буравила его глазами и процедила сквозь зубы:

– Только тронь! Без глотки останешься. Ты понял?

– Э-э-э, ты полегче, – он отпрянул и развел руки. – Реально, дикая.

– Есть! – перебил его Витёк, и Ленка кинулась к монитору, бросив на продюсера злобный взгляд. Внутри колотило от гнева. – Вон чел выходит из слепой зоны. В руках, походу, твоя сумочка. – Он попытался увеличить изображение, но картинка размывалась.

– А давай посмотрим, куда он двинулся?

– Тебе повезло, что он вышел, когда все ещё в зале были. В толпе фиг бы его разглядели, – Витёк со знанием дела переключал камеры на экране, ловя вора на видео.

Вот он спокойно вышел из здания и, стоя практически на пороге, открыл, изучая содержимое. Самое смешное, что в это же время сама Ленка тоже была перед ДК! Но они с Максом снимали дальше, чтобы здание хорошо попадало в кадр. Получается, преступление было совершено в прямом смысле у неё за спиной.

– Что-то вытащил, – ткнул Витёк в монитор. – Оглядывается. Видимо, ищет куда выкинуть.

Незнакомец отошёл от входа и исчез из поля зрения.

Витёк поднял на девушку глаза.

– Ценное было что?

– Помада, ключи и карта.

– Карту хоть заблокировала?

– Нет, – она пожала плечами. – У меня там нет бесконтактной оплаты, только вставлять и пароль вводить.

– Такие ещё бывают? – хмыкнул продюсер.

– У нас всё бывает, – и обращаясь к Виктору, – Как думаете, куда он мог её выкинуть?

– Ну… Пошёл он вправо, – мужчина почесал за ухом. – Там фигуры из кустарников. Мог в них. Или за них. А мог и в урну, там целый ряд вдоль аллеи.

– Культурные у вас гопники, если в урну кидают, – съязвил Юшкевич.

– Спасибо, – она рванула к выходу.

– Ты бы карту заблокировала всё же! – крикнул вслед Витёк.

– Больная какая-то, – донесся до Ленки голос продюсера, но ей было уже не до него.

Сбежав вниз, она увидела свою подругу, стоявшую рядом со взбешенным Максом. Алёна чуть не снесла обоих, пока летела.

– Сорри, Макс! – она вцепилась в Анжелу. – Мы буквально на минутку!

– Ты обалдела?! Алён! – он схватил девушку за локоть. – Тебя ничего не смущает?

– Макс! – Лена сложила ладошки и посмотрела на него взглядом любимого кота из «Шрека». – Там моя сумочка. Мы тупо домой не попадем. Там ключи, как минимум. Да и за сам клатч я две штуки отвалила.

– За этот кусок тряпки?

– Знаешь что?! Иди ты… перебивку свою делай.

– Да будет тебе известно – я уже всё сделал.

Лена уже тащила подругу к выходу и объясняла, где примерно стоит искать. Услышав про урны, та громко завозмущалась. Так громко, что Макс злорадно приготовил камеру. И как оказалось – не зря.

Таких эпичных кадров он давно не снимал! Две девицы в вечерних платьях, на каблуках, громко матерясь, лазили по кустам и заглядывали в урны. Кажется, это лучшие кадры за сегодня!

– Нашла! – радостно завизжала Анжелка, вытянув наверх руку с маленькой сумочкой. – Ленка, твою мать! Нашла!

Ключи от квартиры и даже помада – были на месте. Карточки, разумеется, там не оказалось. Удивительно, но почему-то Лена до последнего надеялась, что её не возьмут. Тяжело вздохнув, она набрала номер службы безопасности банка.

– Ну, всё? – ворчал Макс. – Ваш концерт окончен? Вернёмся к тому?

Он махнул в сторону ДК и пошёл вперёд, не дожидаясь ответа.

Девчонки посмотрели друг на друга. Вид у обеих был совсем не гламурным. Расхохотавшись, они побежали догонять оператора.

– Так, – войдя в здание, Макс опёрся на штатив.

В фойе входили приглашённые на фуршет. Благо, таких избранных оказалось немного и места было достаточно, чтобы спокойно встать и поговорить. Правда, музыка из хриплых динамиков орала так, что было неуютно.

– Осталось финальное интервью и всё. Верно? – Уточнил оператор.

– Да, – послушно кивнула Лена, пытаясь привести в порядок волосы.

– Вот тут я точно с вами, – угрожающе ткнула в оператора пальцем Анжела. – Я без фото с ним отсюда не уйду.

– Не уйдет, – пожав плечами, подтвердила Лена.

Макс сдался. Все втроём пошли в сторону гримерной. По дороге Лена услышала обсуждения, что заезжего артиста ждут на некой закрытой вечеринке. Причём то ли в бане, то ли где-то ещё. Чушь. Хотя кто его знает?

Приблизившись к двери гримёрной, они услышали обрывки ругани Бласта со продюсером.

Судя по всему, слух о приватной вечеринке был оправдан. И, похоже, юному артисту идея концерта в сауне не очень нравилась. Лена прижалась спиной к холодной стене и прислушалась.

– Мальчик мой, – шипел Юшкевич, – это ты попутал! Скажу раздвинуть булки – раздвинешь аж бегом! Ты вкурил?

– Ты охренел?! Да у меня уже такая узнаваемость, что я спокойно могу уйти в свободное плавание! Моё имя…

– Твоё имя? Твоё имя – Никто, – басом орал продюсер. – А Бласт – это моё имя. Моего бренда. Так что, хочешь валить – вали хоть сейчас. Только куда? Понятно, что такое говно не утонет. Где-нибудь да всплывать. Только вот с чем? Петь, мальчик мой, ты что собрался? Песни-то тоже мои. Ну чё? Стух, красавчик? Жопу поднял и вперёд. Работаем!

Судя по звуку, он хлопнул в ладоши. Лена отскочила от стены и показала своим, чтоб шли за ней. В дверь она постучала, как ни в чём не бывало.

– Да! – рявкнул Юшкевич. Почему Юшкевич? Откуда такая фамилия? Он же явно кавказских кровей. Может, по отцу?

«Вот самое время в этнографию вдаваться!» – сама себя осекла репортёр и, не забыв напялить дежурную улыбку, вошла внутрь.

– Можно? Нам бы небольшое интервью. По итогу концерта. Что понравилось, какие дальнейшие планы. В таком духе. Оно согласовано. Мы немного задержались, – тарахтела Лена, пока её не успели выставить вон.

– Хреновый из тебя журналист, – рыкнул на неё молодой артист. Лена хотела возмутиться, но глянув на его красное лицо – передумала. Ей стало жаль этого парня. Он ведь даже моложе её, а пахать приходится без выходных. Видно, что устал. Ещё и эти сомнительные вечеринки, такое отношение продюсера, как к вещи. Интересно, сколько часов он спит в сутки? Сидит сутулый, глаза пустые.

С другой стороны – он же знал, на что подписывался? Так или иначе, она молча проглотила обидный укол.

– У нас согласовано интервью. Давайте уже запишем и всё, – более требовательно повторила Алёна.

Она бросила взгляд на Юшкевича. Тот хмыкнул и кивнул на сумочку, которую держала перед собой Анжела.

– Твоя? Нашла всё-таки?

– Да. Но давайте не будем терять время. – Сейчас она совсем не была настроена отвлекаться.

Кивнула Максу, чтобы тот устанавливал камеру, и направилась с микрофоном на петличке к Бласту, не дожидаясь ответа.

– Нет, ты определенно мне нравишься, – Юшкевич с довольным лицом смотрел на её манипуляции. – Упрямая. Далеко можешь пойти.

…Спустя полчаса подруги уже ехали на такси домой. Время далеко за полночь, они настолько устали, что практически засыпали. Даже Анжелка молчала, что было совсем удивительно. Но обе, хоть и ехали молча, были довольны прошедшим вечером. Одна тем, что не запорола сюжет. Вторая, что успела сделать пару селфи со звездой и даже чмокнуть его в щёчку. Таксист тоже ехал молча, убаюкивая девчонок покачиванием автомобиля.

Пора на выход

«Трунь!» – звякнул мессенджер в смартфоне. Но его проигнорировали.

«Трунь!» – настаивал гаджет.

– Заткни его, – буркнула Анжела, прячась под одеяло.

– М-м-м. – Что означало «отвалите от меня. У меня выходной». Но так как сообщения приходили именно на Ленкин телефон, то и тянуться к нему пришлось именно ей. Глаза упорно не хотели открываться.

– Придурок, – обратилась она к тому, кто прислал уже третье сообщение. – Воскресенье, такая рань. Совсем уже…

– Заткнись, – буркнула подруга. – Дай поспать.

Лена злобно глянула на подругу. Зараза, дрыхнет. А ей в единственный выходной приходится отвечать на сообщения, связанные с работой.

А чего это она одна не спит? С этой коварной мыслью она зашла в рабочий чат и написала:

«Ко мне тут ломится глава фермерского хозяйства, Ниязов».

«Прям сильно ломится?»

«Да, уже третье сообщение. Чего делать-то?»

«Вырубай свет и закрывай окно» – и ржущий до слёз смайлик.

«Чего хочет на этот раз?» – о, его Величество главный редактор проснулся.

«Опять делёж коров. Требует, чтобы мы приехали и всё сняли».

«Пиши, что ближайшая пара месяцев забита полностью. Вали всё на меня».

«С удовольствием. Всё, я спать».

«Зашибись, всех разбудила и спать!»

Хотя кого она обманывала? Спать уже не получится. Организм проснулся и требовал кофе. Но тихое злорадство от того, что теперь не спят ещё несколько человек, поднимало настроение. С чувством выполненного долга пошла умываться.

Звук воды из-под крана не перекрыл очередное «Трунь!»

Да твою ж… Выходной сегодня! Вы-ход-ной!

За дверью послышались звуки босых ног. Анжелка сейчас прибьёт.

Но та открыла дверь и радостно улыбалась.

– Татьяна Петровна на пенсию уходит.

– И чему ты радуешься?

– Она всех нас зовёт в гости, Артём чат создал. Надо думать, что будем дарить любимой воспитательнице.

Лена не особо понимала, чему так радуется Анжела. Татьяна Петровна действительно любимая воспитательница всех ребят. Вообще у них детский дом никогда не считался «образцовым», но он был ДОМОМ. Они жили как настоящая семья. Огромная, шумная. Где если кто-то болеет – переживают все. К кому-то приехали родственники и привезли гостинцев – это делилось между всеми. Татьяна Петровна, как настоящая мама, часто обнимала и умела найти нужные слова. Она знала, кого нужно подбодрить, кого лучше просто оставить одного. А учитывая, что у большинства воспитанников там, за забором, находились биологические родители, – живые, здоровые, но лишенные родительских прав, да и желания воспитывать – то сравнить было с чем. Она видела, как Анжелка сжимала кулаки, стоя у окна, а там внизу её мамаша пыталась пройти «с дочкой увидеться», а сама, как обычно, пьяная. Как та плакала в подушку, а Ленка пыталась её успокоить. Сама она дала себе слово, что никогда не будет плакать. По крайней мере, не позволит жалеть себя. И хорошо, что к ней самой никто не приходил! Она с рождения оказалась никому не нужной, лишней в чьей-то личной жизни. И пусть так!

Лена вспомнила, как она, лет в 14 прожгла брюки. Которые не были дорогими, но смотрелись очень красиво. Они так нравились Ленке. И вот она их просто прожгла. Нечаянно. В комнате был кто-то из младших. Испугавшись, тот побежал звать взрослых. А Лена стояла, подняв ярко-сиреневые брюки так, что дырка оказалась на уровне глаз. Она в тот момент не боялась, что её поругают за испорченную вещь и утюг, на котором остался нагар. Было безумно жаль эти брюки. Они у неё одни такие. Как можно было так глупо прожечь их?

В комнату вошла Татьяна Петровна и с досадой хлопнула в ладоши. Ещё и Анжелка: «Ой, ещё и свои любимые».

Чувствуя, что вот-вот заревёт, Алёна через силу сделала серьёзное лицо, положила брюки и вышла из комнаты никому ничего не говоря. Подружка хотела побежать за ней, но воспитательница остановила. Лена услышала, как та сказала:

– Оставь, она поплакать пошла.

Вот откуда она знала?! Она ведь действительно, сдерживая слезы, решила спрятаться в туалете. Чтобы никто не видел, как она плачет.

…А теперь Татьяна Петровна уходит на пенсию. Нет, там и другие воспитательницы хорошие. Да и вообще все, кто там работают. Но они не Татьяна Петровна. Другим детям не повезёт так, как им.

Но Тёмка молодец! Нужно что-то подарить такое, что бы не один год напоминало о них. Жаль, времени мало, всего неделя.

«Ну что ж, Великий Гугл нам в помощь!»

***

…Неделя пролетела, как пять минут.

На работе генеральный фонтанировал новыми идеями. Одна гениальнее другой. И бюджета на каждую требовалось Голливудского, не меньше.

Первый месяц, когда Лена только пришла на канал, ей казалось, что реально круто, что у них такой креативный человек в студии. И не понимала, почему остальным не столь интересны его идеи. Она же с восторгом в глазах ловила каждое слово. Через месяц у нас будет то, через полгода это. А через год вообще порвём всех своими рейтингами! Лена готова была кричать: «Ура!» и бежать впереди с флагом.

Правда, очень быстро выяснилось, что эти планы не совсем осуществимы. Во-первых, технические возможности. Это прям жирный пункт. Чтобы купить нормальное оборудование, нужны такие деньги, которых хватит на оклад всем сотрудникам. Года так за три.

Во-вторых, с появлением «тарелок» местный канал смотреть стали единицы. Правда, в последнее время появились телевизоры со встроенной «цифрой», и, надо сказать, рейтинг на доли сотых, но приподнялся.

Но сейчас она думала не о генеральном, и не о его идеях. Завтра они с ребятами пойдут к Татьяне Петровне, а подарок всё ещё не куплен. Особой активности от ребят она не видела, поэтому решила вплотную сама заняться этим вопросом. На завтра у неё был запланирован поход по сувенирным лавкам.

Девушка не спеша шла домой мимо плотных рядов высоток и занималась любимым делом. Всегда, когда гуляла одна или как сейчас – шла домой с работы, она изучала прохожих. Да, просто шла по улице и смотрела на других людей. На их жесты, манеру разговора и стиль в одежде. Зачем? И самой непонятно. У неё ещё с детства осталась эта привычка – смотреть на людей со стороны, не вмешиваясь, не давая оценок. Но с интересом наблюдать.

В поясной сумке, которая свободно болталась на талии, заиграла «Havana» Kenny G, вырвавшая девушку из режима созерцания. Она достала телефон.

– Алло? Это ты? – спросил Анжелкин голос.

– Нет, не я.

– Ой, прям ха-ха. Короче, у нас пульт умер, срочно нужна реанимация.

Лена вздохнула.

– Я просто напомню. Медик у нас только ты. Поэтому, выражайтесь яснее, пожалуйста.

– Батарейки нужны, короче. Заскочишь в магазин?

– Пульт – это святое. Уже мчу спасать.

Ну вот. Теперь ещё вспомнить бы: где здесь, чтоб не далеко, батарейки купить?

Лена сбросила вызов и огляделась. Был вариант зайти в супермаркет, но в такое время, когда всем после работы нужно что-то купить, будет адская очередь. Нет, не настолько ей дорог пульт.

Через дорогу она приметила баннер, гласящий, что у них есть всё для дома. От иголки до… Дальше закрывала остановка, но «до» ей и не нужно было. Батарейки вполне подходили под категорию «от». А значит, нам туда!

И Лена под противно громко пищащий светофор с бегущим человечком направилась через дорогу, в хозтовары.

Небольшой магазинчик, расположенный на первом этаже, был плотно заставлен всякой всячиной. На полу и на прилавках товары стояли так, что было понятно – продавец старался показать всё, что имелось в продаже. А из-за маленькой площади помещения смотрелось это несколько неаккуратно, и создавалось впечатление нагромождения одного на другое.

Зато ассортимент был действительно широким.

На прилавке в виде пирамид стояли тройники, а рядом, в лотке для кухонных принадлежностей, лежала стопка кухонных ножей. На полу скрученные шланги для полива, вёдра… Всё это вызвало у Лены улыбку. Наверное, так выглядели магазины в СССР?

Взгляд упал на напольный светильник. Примерно метр высотой. Он был сделан в виде… Солнце на длинной ножке.

Лена стояла и широко улыбалась. Не может быть. Внутри словно зажёгся свет. Вот же он! Идеальный подарок.

Она словно услышала свой же детский голос:

«Включи моё солнце».

Пожилой мужчина в очках с толстенными стеклами заметил интерес девушки к светильнику и подошёл.

– Добрый вечер, барышня.

– Здравствуйте, – она просто сияла от счастья, будто перед ней стоял не Hand Made-светильник, а слиток золота метровой высоты. – Одну секунду.

Она достала телефон и, сфотографировав светильник, отправила сообщение в чат:

«Ребята! С чем у вас ассоциируется это светильник?»

Судя по полетевшим радостным смайликам в ответ, все прекрасно поняли, на что намекала подруга детства.

Решение было принято единогласно. Спустя всего несколько минут пожилой продавец аккуратно оборачивал дорогой подарок в дешёвую коричневую бумагу.

– Ой, чуть не забыла! – засмеялась Лена. – Я же за батарейками вообще пришла.

Домой она шла в приподнятом настроении, представляя, как завтра они вручат этот подарок. Как замечательно, что пульт «умер» так вовремя, что она зашла именно в этот магазинчик. В душе было тепло и радостно. И немного грустно. Столько воспоминаний, дурацкая ностальгия.

***

Вечером они приехали к любимой воспитательнице. Десять человек, все ровесники. Ребята, которые совсем недавно покинули стены дома, который заменил им родной. Конечно, каждый по-своему вспоминал прожитые там годы. Кто-то пришёл уже в сознательном возрасте, и для них жизнь по режиму была каторгой. Кто-то, как Ленка и Артем, – другой просто не знали и воспринимали всё, как должное.

Проживала Татьяна Петровна в частном секторе, на окраине города. Небольшой кирпичный домик с забором из профнастила и окнами в деревянной раме. Фасад был аккуратно выбелен. А во дворе большую часть занимали палисадник и огород.

Возле будки грозно лаяла мелкая чёрная собачонка неизвестной породы. Лена смотрела на её безуспешные попытки казаться злюкой.

Такая же безродная, как она сама. Живёт, не зная, чьего она рода. Оттого и огрызается. И никому нет дела, что на самом деле творится внутри. Она, может, просто хочет внимания, немного ласки. Но жизнь заставляет показывать зубы.

А на пороге уже появилась Татьяна Петровна. Молодежь радостно ринулась навстречу, невзирая на возмущенный лай.

– Родные мои, чего же вы там стоите? – классическая бабушка с седым пучком волос на голове, не намного выше Алёны, худенькая и с искренне добрыми глазами. Она обнимала каждого, попутно успевая делать замечания. У кого воротник не ровно лежит, кто растрёпан, а кто вымахал выше её дверного проёма.

С шутками, шумно, вся эта толпа вошла в маленький, но уютный дом воспитательницы. Внутри, посреди комнаты, стоял разложенный стол-тумба, покрытый кружевной скатертью, Возле небольшого окошка, из которого было видно калитку, стоял диван-малютка. Напротив – сервант с большим количеством сервизов и небольшими иконками.

На стенах было много фотографий, большинство даже без рамок, просто прикреплены на канцелярские кнопки. На многих из них была Татьяна Петровна в окружении своих, теперь уже бывших, воспитанников.

Конечно, гости уже заметили эту фотогалерею воспоминаний и столпились возле стены.

– О, Глеб! Помнишь, ты тут ещё с чубом! – Все громко засмеялись. – Это же там ты влез во что-то, и тебя стричь пришлось?

– Влез. Лучше скажи, кто меня подбил? Я, как дурак, повёлся!

Каждое фото вызывало яркие воспоминания. О совместных поездках и повседневной жизни.

– О, Артурчик. – Ткнула Анжела в одного из мальчиков на фото. – А где он, кстати? Я его ни в соцсетях, нигде не вижу.

– Да сидит он, – ответил Артём, рыжий парень, стоявший у Лены за спиной.

– Как? Опять? – вздохнула Татьяна Петровна. – Он же мне обещал.

– А где вы его видели?

– Да заходил ко мне. Жаловался, что на работу нигде не берут. Денег попросил. Я его тогда пристроила на лесопилку. А он, значит, опять. Вот же…

Ребятам меньше всего хотелось расстраивать её.

– Так, – скомандовала Лена. – А когда у нас торжественная часть? Мы вообще-то не с пустыми руками!

– А они у вас мытые? – Татьяна Петровна изобразила строгость. – А ну, брысь мыть руки!

– А я вообще хочу тортик! – Анжелка ткнула пальцем в сторону, где стояла большая коробка из кондитерской. – И, кажется, я его уже вижу.

– Анжелка, – хохочет Юля, рослая брюнетка с большим бюстом. – Ты скоро сама, как тортик будешь!

– Такая же сладенькая? – подмигнула та в ответ.

И все начали рассаживаться за накрытый стол.

Когда парни распаковали главный подарок и вручили, со словами:

«Чтобы Ваше солнце никогда не гасло», женщина расплакалась. Она и не думала, что воспитанники до сих пор помнят тот домик.

После, весь вечер они вспоминали истории, признавались в провинностях и смеялись с самих же себя. Татьяна Петровна то и дело по-старчески смахивала слезу. Она была так рада, что ребята пришли, что у них столько тёплых воспоминаний о годах, которые они провели вместе.

По возрасту она уже давно была пенсионеркой, но было так тяжело решиться уйти с работы. Да и работой это сложно было назвать. К каждому прикипала, переживала. Даже сейчас смотрела и хотела по-матерински уберечь каждого. Она грустно вздохнула, но в ответ на вопросительный взгляд Лены лишь улыбнулась и моргнула. Мол, всё хорошо.

…Когда все разошлись, в доме, кроме самой Татьяны Петровны, остались лишь Лена и Анжела. Они вызвались помочь пожилой воспитательнице с уборкой после застолья. Лена мыла посуду, а Анжела её приносила со стола. Татьяна Петровна сидела за кухонным столом и протирала тарелки вафельным полотенцем. У неё был такой вид, будто находится не здесь, а глубоко в своих мыслях. Анжела толкнула подругу и показала глазами на задумавшуюся женщину. Лена пожала плечами. Человек в преклонном возрасте. Наверное, это нормально, уходить в себя. Может, вспомнила моменты молодости, затосковала.

Но бывшая воспитательница думала совсем не об этом. Она боролась со своими сомнениями. Она украдкой поглядывала на стоявшую к ней спиной Лену и не могла решить, говорить или промолчать. Нужно ли оно ей? Имеет ли право?

Татьяна Петровна вспомнила, как её маленькую, но совсем не худышку, привезли из дома малютки. Она всё пыталась стащить с себя резинки со словами, что «принцессы не носят хвостики». Тихая, нежная девочка. А потом к ним привели Анжелу. Бойкая, немного хулиганистая. Они быстро подружились и хорошо друг друга дополняли. Если Леночка смотрела на мир наивными глазами, что само по себе несвойственно детям, воспитывающимся в детских домах, то Анжела всегда была этаким волчонком. Благодаря дружбе каждая привнесла в характер другой что-то своё. Одна стала женственнее, другая – реальнее смотреть на жизнь. Татьяна Петровна набрала воздуха и решилась:

– Леночка, а ты маму искать не пробовала?

Вопрос немного удивил. Будь это кто другой – Лена бы и отвечать не стала или перевела тему. Но здесь и сейчас находились все свои, от которых скрывать нечего. Поэтому она выключила воду и повернулась.

– Нет. А кого мне искать? Да и для чего?

Она пожала плечами.

– Правильно, – зашла в кухню Анжела. – А то на груди поплачется, потом только на жалость будет давить и деньги сосать. Типа, меня так совесть мучает, что аж выпить хочется. Давай, дочурка, спасай грешную душу.

Лена чувствовала, что вопрос был задан не просто так. Она видела, как переживает бывший педагог. Как постукивает пальцем по кружке, стоящей на столе. Захотелось даже подойти и обнять её. Но тогда она точно ничего не скажет. А ей явно было что сказать. И Лена терпеливо ждала. Молча, но вопросительно глядя прямо в глаза. Хотелось поторопить. Лене всегда не нравилась эта манера – создать интригу и молчать. Раз уж начала говорить – договаривай. Мы не герои индийского фильма. Видя, что Татьяна Петровна нервничала и не решалась, девушка подтолкнула её:

– Вам что-то известно? Если да – не молчите. Если это был риторический вопрос, то не стоит за меня волноваться. Невозможно скучать по тому человеку, к которому никогда и не было привязанности.

Глубоко вздохнув, женщина подняла глаза. Анжела стояла в дверном проёме и переводила любопытный взгляд с одной на другую.

– Ну?! – Молча ждать – это точно не про Анжелку, что она ещё раз и подтвердила. И это сработало.

– В общем. Если по инструкции, то я не имею права тебе говорить. Но и молчать не могу. И так, сколько смотрела на тебя, думала. А вдруг, вернётся?

– Кто?

– Лет пятнадцать назад, точно сейчас не вспомню. Заходила к нам женщина. Мы её никогда не видели до этого.

– В смысле заходила? А как её пустили? – Сработала Ленкина недоверчивость.

– Ну, ты не сравнивай. Это сейчас всё под семью замками и охрана. Ты вспомни, когда вы маленькими были. Тогда и забор-то был такой, условный. Никаких камер, домофонов. Открыла калитку и прошла. Вы тогда на тихом часе были. А мы как раз стояли в коридоре, не помню, о чём-то разговаривали. Там с нами была и сама Степанида Ивановна. Помнишь её?

– Конечно, – радостно вмешалась Анжелка. – Она классная директриса была. Не то что нынешняя. Противная.

– Так вот, эта женщина заходит… С причёсочкой, кстати. Тоже невысокого росточка, как и ты. Одета недорого, но видно, что аккуратная. Я так хорошо её запомнила, – бывшая воспитательница снова погрузилась в свои мысли.

– И? – нетерпеливо перебила Лена.

– И. Она сначала озиралась. Нам ещё показалось, что она ищет кого, или наоборот – прячется. Степанида Ивановна ей крикнула, что здесь режимное учреждение и здесь нельзя находиться. А та подходит. Я, говорит, за дочкой. Мы спрашиваем – за какой?

Лена начала чувствовать, что ноги отказываются слушаться, становятся ватными. В глазах помутнело. Она никогда не задавала вопросов о маме. Смысл? Если та бросила её в роддоме, как щенка. Даже данные свои отказалась предоставлять. Просто сбежала. Девушка стояла и понимала, что ещё немного, слёзы просто сами начнут выливаться наружу. Она столько лет убеждала себя, что ни на кого не держит обиды. Потому что и не на кого было. А тут вдруг, выясняется, что есть на кого. Всё, что ей, ещё маленькой девочке с огромными карими глазами, тогда рассказывали, так это то, что мать её ехала в поезде, без билета. Очень уж просилась до Краснодара. Пожилой проводник сжалился. А у неё в пути схватки начались, пришлось в Мясногорске вызывать скорую. И если мать – та, что её зачем-то девять месяцев носила, а потом просто бросила и сбежала, лишь написав, что «девочку зовут Леночка Невинная» (до сих пор, кстати, непонятно: это реальная фамилия или аллегория), то проводник, посторонний дядечка, звонил в больницу и спрашивал, как малышка. Говорили, что он даже плакал в трубку, когда узнал, что мать кукушкой оказалась. Но это уже из области городских легенд, которые никто не опровергает, но и не подтверждает.

В горле застрял ком, в глазах неприятно щипало. Не привыкла она показывать слабость. И сейчас не будет. Поиграв скулами, Лена решила, что очень хочет пить. Отвернулась к раковине и, включив воду на всю, тихо спросила:

– И что тут такого? Чья-то мама приехала за ребёнком.

Анжела стояла в проёме, притихнув. Она слишком хорошо знала подругу и понимала, что самое худшее – начать её успокаивать. Ленка из тех, кого действительно лучше не трогать и дать досчитать до трёх. Она перевела взгляд на Татьяну Петровну. Но та смотрела на её подругу.

– Она назвала имя и фамилию ребёнка. И сказала, что рожала в этом городе. Конечно, мы были в шоке. Стояли сначала, переглядывались. Мы-то знали из дела, что мать не местная и сбежала. А тут, спустя столько-то лет.

Кому-то знакомо чувство, будто ты разбитое зеркало? Лена буквально физически почувствовала, как разбилась на тысячи мелких осколков. Смятение, недоверие, обида и непонятное чувство – то ли радости, то ли надежды. На что? Ведь она больше не приходила? Никогда?

Девушка всё ещё стояла лицом к раковине. Надавив на кран и выключив воду, она беззвучно шевелила губами, но конечно никто не видел. Было так страшно спросить это вслух. Осколки продолжали бить в самое сердце и раскалывать душу на маленькие частички. Остро, больно. До рези в глазах. Нет. Никаких слёз. Только сейчас она услышала тишину, которая стояла в кухне. Гул холодильника, лай собаки, машина проревела мотором, проезжая мимо двора… И тишина. Все молчали. Пришлось повернуться и задать этот вопрос вслух:

– И что ей сказали? Почему я её не увидела?

– Алёнушка, ты же понимаешь. Кто пустит к ребёнку человека с улицы? Я сама так обрадовалась. Ну, мало ли, что у неё тогда случилось. Но она одумалась, приехала. Я ей объяснила, что нужно сделать, куда обратиться, чтобы в правах восстановиться.

– А она?

– Кивала. Ничего не говорила. Развернулась и ушла.

– И больше не приходила? – вопрос скорее звучал утвердительно.

Татьяна Петровна покачала головой. Она понимала, что своим рассказом разбудила вулкан эмоций. Леночка, обычно сдержанная и скупая на эмоции, сейчас менялась в лице с каждой секундой, с каждым сказанным словом. У неё в глазах отражались все переживания. Может, не стоило говорить? Вот дура старая! Только разбередила спящие раны. Она ведь, по сути, всё ещё ребёнок. Брошенный в жестокий мир взрослых. Пожилая женщина закачала седой головой, тихо ойкая.

– Ох, наверное, не надо было, – запричитала он вполголоса. – Ты прости меня, девочка моя. Так хотелось, чтобы у тебя душа-то родная появилась, кровиночка какая-никакая.

Лена стояла с каменным лицом и смотрела в никуда. Всё. Стекло разбилось, осыпалось. Чувств не осталось. Чёрная пустота и желание выть. Ещё и эти причитания. К своему удивлению, не обнаружила желания сочувствовать и говорить слова ободрения в адрес Татьяны Петровны. Голос воспитательницы звучал далёким эхом, уши заложило. Она чувствовала на себе пристальный взгляд подруги. Возможно, Анжела ждала какой-нибудь реакции. А какой? Как обычно поступают в таких случаях? И что нужно делать? Лена перевела наконец взгляд на Татьяну Петровну.

– Нет. Плохо не то, что вы сказали. А то, что вы только сейчас сказали.

– Алён, ты девочкой была. Ребёнок. Мы права не имели травмировать тебя. Если б она вернулась с решением суда…

– А если она хотела? – ледяным тоном бросила Лена. – Может, ей помешало что? Может, банально денег не было? Из-за этого лишать меня мамы?

На последнем слове голос не выдержал и сорвался на фальцет. Никогда ещё она не произносила «мама», говоря не о ком-то другом. А о себе. У неё могла появиться мама! А чёртова бюрократия лишила её даже шанса! Анжелкину алкашку, значит, пускали, стоило той протрезветь. А она, Лена, даже не знает, как выглядит её мама. Не говоря уже о привычках. Поняв, что больше не сможет вымолвить ни слова, она молча прошла мимо подруги в сторону выхода.

Анжела крутила головой из стороны в сторону. В коридоре обувалась лучшая подруга, с серым от нервного напряжения лицом. А за столом, закрыв лицо, плакала любимая воспитательница. Девушка подбежала к ней и обняла.

– Татьяночка Петровна, не плачьте! Ну, пожалуйста! А то я тоже сейчас реветь буду, а мне ещё Ленку-дурочку догонять.

Воспитательница поцеловала девушку в макушку, которой та прижималась к её плечу, и погладила.

– Ты беги, беги. Это я так, по-старчески.

– Ну уж нет, я вас такой не оставлю. – Она посмотрела в сторону коридора. Подруги уже не было. – Куда она от нас с вами денется, да? А мы ещё не всё домыли.

Она старалась говорить как обычно бодро, но раздувавшиеся ноздри и пылающие щёки выдавали волнение.

– Ничего, – по-хозяйски закатив рукава, Анжела начала мыть посуду, оставшуюся в раковине. – А то вы Ленку нашу первый день знаете? Перепсихует, побродит по городу. И сама же позвонит.

Она что-то ещё говорила, периодически поворачиваясь и улыбаясь женщине. А та молча кивала, хотя вряд ли она действительно слушала – судя по отстраненному взгляду. Но Анжелка твёрдо решила, что не оставит её в таком состоянии одну. Нужно будет – и ночевать останется.

Вопросы без ответов

Лена действительно долго бродила по городу. Спасибо создателям балеток – ноги не устают. В отличие от мозга. Он устал. Думать, перематывать плёнку и пытаться представить вариации на тему: «А если бы…» – надоело. Она просто медленно шла по ночным улицам и растворялась в свете фонарей. Неторопливо и бесцельно. Судя по моргающим жёлтым светофорам и практически пустым улицам – время было совсем позднее. Но не было никакого желания ни смотреть на часы, ни доставать телефон, который бесконечно трезвонил где-то в недрах поясной сумки. Не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, а хотелось просто идти и, как обычно, созерцать чужую жизнь со стороны. Но улицы были практически пусты, несмотря на то, что завтра ещё один выходной у большинства населения.

Лена села на лавочку в одном из дворов и подняла глаза. В окнах тоже мало где горел свет. Из телефона продолжала играть легендарная «Havana». Не факт, что жильцы первых этажей являются фанатами этой песни, особенно слыша её в ночное время. Пришлось доставать телефон. Надпись на экране совсем не удивила. Анжелка. Сдвинув в сторону нарисованную зелёную кнопку, нехотя приложила аппарат к уху. Вполне ожидаемо, что в ту же секунду в это ухо начали кричать.

– Идиотка! Дура! Эгоистка! Как ты можешь так! Идиотка!

– Было, – устало парировала Лена.

– Чего? Что было? Где?

– «Идиотка» – уже было.

– Дура, блин.

– Тоже было.

– Ты где? Ты что, пьяная?

– Хорошая идея. Но уже, увы, не продают.

Было слышно, что ещё немного и Анжела просто сорвётся, и тогда жалеть придётся её. А уж если у той начнётся истерика, то это будет долго и громко. Лена, представив эту картину, даже скривилась так, будто это уже произошло. Нет, пора вешать белый флаг. Да и прохладно на улице ночью, даже летом.

– Ладно, не кричи. Приезжай лучше. И захвати мою кофту синюю.

– Адрес диктуй, – удивительная способность моментально заводиться и так же быстро отходить, Лену всегда это поражало. Сама она так не умела.

Подруга приехала на такси спустя почти полчаса. Лена уже успела и замерзнуть, и разрядить телефон. Подруга вышла из машины и, сказав что-то водителю, подошла к ней. Протягивая кофту, она всем видом показывала, КАК сильно она обижена. Не заметить невозможно.

– Ну, прости, – Лена развела руками, – мне нужно было побыть одной. Не каждый день такие новости узнаёшь. Как бы ты отреагировала?

– Не знаю, – Анжела поджала губы.

Таким вопросом у неё жалость точно не вызовешь, да Лене и не она нужна, а банальная дружеская поддержка. А сочувственные взгляды и попытки, заглядывая в глаза, узнать: «Как это, без родителей?» – всегда только злили. Или оставляли равнодушными.

Особенно, когда приходили очередные спонсоры и делали жалостливые лица. Анжелка всегда обозлённо цедила сквозь зубы: «Почему они без спроса в нашу комнату заходят? Как в цирке или зоопарке. Пришли на бесплатных зверушек посмотреть да пофоткаться. Я им не зверушка».

Пока Лена надевала кофту, подруга достала сигарету и закурила, чем вызвала удивление.

– Не поняла. Ты же бросила?!

– С тобой бросишь, – буркнула в ответ Анжела, чиркая зажигалкой. – Ты же знаешь мою больную фантазию! Тебя уже дважды похитили, трижды изнасиловали!

Ленка улыбнулась и обняла подругу.

– Ну да, глупо было, согласна.

– А ты в курсе, что с Татьяной Петровной?

– О, боже!..

– Нет, но, – Анжела выпустила сигаретный дым, – она, бедная, теперь себя во всём винит, переживает. Плакала. Ты совесть-то имей!

– Я?! – Ленка вскрикнула от негодования. Её лицо вновь побагровело от злости. – Это я молчала столько лет?

– Ты реально дура? – Анжелка сделала шаг назад и смотрела на подругу, как на умалишенную. – Да она вообще не имела права тебе этого рассказывать! Ты это понимаешь? А она тебе шанс дала!

Анжела говорила громко и таким обвинительным тоном, что казалось – даже сверчки притихли. Даже им стало стыдно. Но Лена никак не могла смириться с произошедшим. Ей было всё равно, кто и на что имел право. Она тоже его имела! Право хотя бы мельком увидеть ту, которая её рожала. Может, успеть задать тот самый вопрос. Тот, которым задавались многие оказавшиеся вдруг государственными детьми. Как же Анжелка может этого не понимать? Хотя.

– Конечно, ты-то свою мать знаешь, – это звучало, как обвинение. Анжела недоумённо смотрела на внезапную истерику. Но Лену уже было не остановить. – Тебе не нужно было никогда её фантазировать! Откуда тебе знать что это? Не знать даже, на кого ты похожа вообще? На маму или на папу? А главное – и спросить-то у не у кого! За что?! – Лена сорвалась на крик. – За что она меня вот так?! Что со мной не так? Я не больная, не кривая! Почему?

Лена перешла на шёпот. Анжела смотрела ей в глаза, не перебивая.

– Почему она не захотела меня? – Лена села на лавочку и посмотрела в сторону дороги. Там всё ещё стояла машина, которая привезла Анжелу.

Подруга выбросила окурок и села рядом. Несколько секунд они сидели молча. Снова тишину нарушали только сверчки и далекие сигналы автомобилей. Девушки сидели, смотря в пол. А вопросы кружили в воздухе, не находя ответов.

– Погнали домой, – не поднимая головы, сонно пробормотала Анжела, – спать охота до чёртиков.

– Не хочу домой. – И повернув голову, предложила, – а поехали на гору.

– Нашла время.

– Ну, поехали, – она легонько толкнула подругу плечом, – успеем отоспаться.

– Фиг же отстанешь, – Анжелка посмотрела на кивающую Лену и констатировала, – но т

ы все равно дура.

– Я знаю. Поехали?

Усевшись в такси, они попросили водителя отвезти их к горе. Она была единственная на ближайшие пару сотен километров и находилась практически в черте города. Стоило выехать за военный городок, и – вуаля! Да и горой это сложно назвать. Нечто среднее между холмом и полноценной горой. Городские туда часто катались: летом – на квадроциклах и велосипедах, зимой – на санках и ватрушках. Некоторые и на машине проезжали, любители бездорожья. Но таксист сразу сказал, что его «ласточка» туда не поднимется, придётся добираться самим. Не в первый раз! Поэтому подруги, не сговариваясь, в один голос согласились.

Машина ехала по городу, который сиял неоновыми вывесками, как барышня дорогими украшениями. Девушки молча смотрели, каждая в своё окно, как вдруг Лена напугала и водителя, и Анжелу своим внезапным криком:

– Стойте! Стойте, нам нужно туда!

Она стучала пальцем по стеклу, показывая в сторону отдельно стоящего продуктового магазина с вывеской «24 часа».

– Ночной жор напал? – съехидничала Анжелка, пока водитель послушно поворачивал к магазину.

– Нет, кое-что другое хочу, – девушка хитро глянула на подругу. – Кажется, у нас есть что отметить. Не так ли?

И открыла дверь машины.

– Ты о чём? – Анжела вышла следом, недоумевая. – Ты бухать собралась? Ты время видела?

– Ой, не нуди. Доверься мастеру разговорного жанра.

Лена уверенно шла к магазину, возле которого стояла продавщица с сигаретой в одной руке и телефоном возле уха. Заметив быстро идущих девушек, она потушила окурок и заторопилась внутрь, чтобы оказаться за прилавком до того, как эти двое странных, которым что-то понадобилось в третьем часу ночи, оказались в магазине после неё.

Даже колокольчик на входной двери отказался звенеть, издав какой-то непонятный хриплый звук, вместо бодрого «дзынь».

Девушки вошли внутрь, где их уже ждала, расплывшись в улыбке, сонная продавщица.

Анжела отвернулась и стыдливо прикрыла глаза рукой, увидев, что подруга рассматривает полки с алкоголем. Работница магазина тоже заметила, какой ассортимент интересует приличную с виду девушку, и недовольно буркнула:

– Девушка, алкоголь до десяти не продаём.

– Девушка, милая, – Лена пошла в наступление, изо всех сил демонстрируя доброжелательность, – вы не представляете просто, как сильно нам надо. До утра, к сожалению, вообще ждать не можем.

– Ты себя слышишь? – не выдержала Анжела. – Звучит так, будто ты из запоя выйти не можешь. Профессионал.

Продавщица ехидно хмыкнула. Но Лена не сдавалась.

– Вы поймите, у меня сегодня, можно сказать, второй день рождения. У меня мама нашлась.

На этой фразе глаза у женщины немного округлились, и она перевела вопросительный взгляд на вторую девушку, которая выглядела чуть адекватнее. Анжела пожала плечами.

– Ну, вообще, да. Пока не саму мать, а только то, что она, оказывается, есть. Или была. Последний раз появлялась лет пятнадцать назад…

– Но я об этом узнала вчера вечером! – перебила её Лена.

– В общем, – сжалилась над сотрудницей продуктового Анжела, видя, как у той глаза становятся всё больше, – там всё сложно. Индийский фильм, кавер-версия.

– Пожалуйста… – глазами, как у кота из популярного мультфильма, Лена смотрела на продавщицу. – Мы вам наличкой оплатим, а вы чек пробьёте, когда Вам нужно будет. Пожа-а-алуйста.

Женщина ещё раз внимательно осмотрела обеих. Страшно. Лица незнакомые, раньше сюда не заходили. Вдруг засланные. Проблем не оберешься, и работу потерять можно. А с другой стороны – историю могли и попроще придумать, а эта такая бредовая, что похожа на правду. Цокнув и нарочито громко вздохнув, она согласилась.

– Только смотрите. Тут камеры. На улице над входом тоже. Я вам в чёрный пакет сейчас положу, чтоб не открывали. И девочки, – она пристально посмотрела на Лену, – очень надеюсь, что это не подстава. Вы понимаете?

– За это даже не переживайте! Нам бы вряд ли кто доверил такую миссию.

– Большое человеческое спасибо! – торжественно произнесла Анжела, забирая чёрный пакет из рук работницы. – Человечество вас не забудет!

– Главное, чтобы вы забыли, – буркнула продавщица.

Она всё ещё не была уверена, стоило ли им продавать эту злосчастную бутылку шампанского.

К машине подруги бежали уже в хорошем настроении, хохотали и над собой, и над самой ситуацией. Сев в машину, Анжела открыла пакет.

– Чёрт, – она достала бутылку, – а чем это чудо открывать? Ле-е-нка! Что делать теперь?

Водитель, который только завел двигатель, закачал головой и повернулся к своим пассажиркам.

– Нет, девчонки, вы интересные, конечно. Водку тогда надо было брать.

Но скривившиеся физиономии подруг дали понять, что такое они не пьют.

– Ладно, – вздохнул таксист, – всё равно полночи на вас убил. Давай, – и протянул руку.

Анжела подала бутылку. Водитель покопошился в бардачке и нашел… Нет, не штопор, а большой чёрный саморез. Вкрутил его в пробку и стал стянуть его вверх. Пробка поддалась и с негромким хлопком вышла наружу.

– Ура! – радостно вскрикнули подруги.

– Так, в машине не пить, – предупредил таксист, возвращая Анжеле ценный груз, – держи аккуратно, доедем – там что хотите делайте.

Подруги кивнули и, переглянувшись, снова засмеялись. Водитель протяжно вздохнул и отвернулся. Машина, наконец, тронулась с места.

***

Таксист высадил их на грунтовой дороге, которая змейкой уходила вверх. Подъём был не крутой, вполне комфортный. Расплатившись с водителем и несколько раз поблагодарив его за редкое терпение, девушки вышли из машины и пошли туда, наверх, на самую вершину этой покрытой зеленью и мелкими полевыми цветами горы. На то, что здесь часто бывали люди, указывали и пересекающиеся узкие тропинки и накатанные следы от шин. Но сейчас здесь было так тихо, спокойно. Ночные птицы перекликались с кузнечиками, создавая громкую и удивительную мелодию, которую в городе никогда не было слышно. Там совсем другие звуки. Динамичнее и агрессивнее. От вечно спешащих машин, обозленных собак и навязчивой музыки из колонок. Здесь же нет. Здесь совсем другая музыка. Она звала к себе, предлагала успокоиться и послушать её звуки, не спеша. И девушки поддались, сбавив шаг, шли молча, просто наслаждаясь.

К тому времени, когда они поднялись на вершину, рыжее полотно рассвета уже виднелось над силуэтами городских построек с разноцветными крышами. Город отсюда, сверху, казался совсем крошечным, как будто игрушечная модель. Только с настоящим дымом из заводских труб и движущимися точечками, которые на самом деле были автомобилями. Подруги стояли и смотрели на всё это словно в первый раз. Хотя бывали здесь часто. И каждый приход сюда они подолгу любовались пейзажами, что-то обсуждали, мечтали.

Анжела посмотрела на бутылку шампанского, которую всё ещё держала в руке, прикрыв горлышко пальцем.

– А пить-то с горла придётся, – каким-то философским тоном произнесла она и, не дожидаясь ответа, сделала два глотка, после чего протянула бутылку подруге. – Ничего не напоминает?

– Забудешь такое, – усмехнулась Лена, принимая бутылку. – Как мы на дискотеках прятались и по очереди все из одной бутылки пили.

– Помнишь, как Игорька-то накрыло? – засмеялась Анжела.

– И на лавочке вырубился! – перебила со смехом Лена.

Девушки сидели на мокрой от утренней росы траве и в сотый раз вспоминали истории из детства. Их общего детства. В котором была и Татьяна Петровна. Лена на мгновенье задумалась. Ей стало стыдно за свои вчерашние слова. Ведь она, совершенно посторонний человек, столько любви и заботы вкладывала в чужих, по сути, детей все эти годы.

– Анжел, – снизив голос, она посмотрела на подругу, – ты права. Я реально дура. Попозже позвоню, извинюсь.

– Позвоню? Нет, дорогая. Обидеть, глядя в глаза, тебе смелости хватило. А прощения просить – по телефону?

Анжела смотрела требовательно, и тон её был такой же. Да и сама Лена понимала, что подруга права. Но идти действительно было стыдно. Но и не пойти…

– Да, ты права. И в том, что мне стыдно, и в том, что всё же надо. Именно сходить к ней. Я таких глупостей наговорила. Но чёрт возьми. У меня столько всего сейчас внутри! Это не передать. Куда это всё деть? Меня разрывает просто!

– Знаю я один способ, – Анжела сделала глоток из бутылки и, отдав её подруге, поднялась.

Лена сидела и с интересом смотрела, что задумала подруга. Та обернулась, посмотрела на неё с улыбкой, отвернулась и, подняв вверх руки, внезапно громко закричала. Пронзительное «Аааа» разлетелось над городом. Анжела умолкла, а эхо ещё улетало вдаль. Опустив руки, она ещё пару секунд стояла, не оборачиваясь, прислушиваясь. Потом вновь обернулась и кивком головы позвала Лену.

Та сначала посмотрела на подругу, как на сумасшедшую, но когда к ней протянулась рука – сдалась.

– Я не смогу, ты же знаешь.

– Сможешь. Давай.

Лена смотрела на город, на светлеющее небо с бороздами от самолетов. Ей так хотелось избавиться от всего того, что накопилось и за прошедшую ночь, и за все эти годы, что она набрала в лёгкие воздуха и громко, во весь голос, закричала. В этом крике была вся боль и нерастраченная любовь. Казалось, что даже небо слышало этот крик беспомощности и ответило глухим эхом. Через секунду её крик превратился в дуэт. Подруга не смогла бросить её даже в этом. Так и стояли они вдвоем, вскинув вверх руки, на вершине совсем небольшой горы, под которой был их маленький город. И кричали, иногда глядя друг на друга. Плача и смеясь одновременно, как две маленькие девочки. А эхо заботливо уносило их обиды на этот чужой, такой непонятный взрослый мир.

Вдоволь накричавшись и допив шампанское, они ещё какое-то время сидели и разговаривали обо всём на свете. Кроме вчерашнего вечера. Намеренно избегали этой темы. Слишком хорошее сейчас было настроение и портить его ну никак не хотелось. Сколько времени они там провели – неизвестно, но вниз они спустились, когда город уже полностью проснулся и привычно встретил их шумным коктейлем из людского потока и звуков улиц. И никто не обращал внимания на двух держащихся за руки молодых девчонок с сонными, но отчего-то очень довольными лицами, которые шли по залитой ранним солнцем улице.

Спустя несколько часов, выспавшись и вылив в себя по две кружки кофе, подруги засобирались в гости к Татьяне Петровне. Лена прокручивала в голове, как на её появление отреагирует обиженный педагог. Конечно, она понимала, что та, наверняка, сильно обижена. Но зная характер бывшей воспитательницы, надеялась, что она сможет простить спонтанный срыв своей воспитанницы. Анжелка предлагала пойти вечером, отдохнуть ещё немного, но Лена не могла спать. Она постоянно видела перед собой глаза Татьяны Петровны, обиду и чувство вины, которые этот взгляд показывал. Невозможно сидеть и чего-то ждать. И она поторапливала подругу, которая даже сейчас решила накраситься так, будто там её ждал заморский принц, а не одинокая пожилая женщина. Когда та вышла из ванной, Лена бросила на неё укоризненный взгляд, покачала головой, и они вышли.

– Как думаешь? – спросила Лена, когда они спускались по лестнице. – Лучше сразу извиниться или сделать вид, что мы просто пришли в гости? А там уже в зависимости от реакции, а?

– Нет, конечно, – фыркнула Анжела, – накосячила, так исправляй. Ты как маленькая. В угол тебя не поставят и игрушку не отберут.

– Ты бы знала, как у меня сердце колотится.

– Верю. Но ты же большая девочка и знаешь, что за свои слова нужно отвечать.

– Ты прям философ, – засмеялась Лена и нажала кнопку на двери, ведущей из подъезда.

К Татьяне Петровне они поехали на маршрутке, предварительно купив небольшой букет цветов и слоёный рулет. Уже подходя к калитке, Лена начала ещё больше нервничать и это выдавало то, как она прикусывала нижнюю губу. Но вслух она ничего не говорила, лишь собиралась с мыслями.

Чёрная собачонка встретила их тем же заливистым лаем, что и накануне. Только сегодня она не вызывала у Лены желание пожалеть её, а наоборот – только злила. В окошке с голубыми деревянными ставнями мелькнула фигура. Видимо, Татьяна Петровна выглянула посмотреть кто пришёл. На крыльцо она вышла, радостно улыбаясь и приветливо раскинув руки.

– Девочки мои. Алёнушка, ты как? Анжелочка вчера тебе дозвониться не могла, я так переживала.

Анжела кинула укоризненный взгляд на подругу, Лена стушевалась, виновато опустила глаза. Боже, после всего, что она вчера наговорила, за неё ещё и переживают.

– Простите, – пробормотала она, и, получив толчок от Анжелки, подняла глаза и подошла ближе. – Простите, я вчера Вам такие глупости наговорила. Это от неожиданности, я просто…

– Алён, не выдумывай, – перебила воспитательница, – я прекрасно всё понимаю. Я тебя знаю, как облупленную. – Она обняла девушку и поцеловала её в раскрасневшуюся от стыда щёку. – Я знала, что ты остынешь и сможешь меня понять. Это ты меня прости. Но я и сейчас не имела права тебе это всё рассказывать. У таких вещей нет срока давности.

Анжелка как всегда нетерпеливо перебила:

– А ещё мы очень хотим чай. – И показала рулет. – С чем-нибудь вкусненьким.

Татьяна Петровна улыбнулась и махнула на дверь.

– Вот ты у нас сладкоежка. Пойдёмте, конечно.

Маршрут построен

Они сидели втроём, пили чай. Анжелка слопала половину рулета, Татьяна Петровна громко дула на чай и по-старчески причмокивала губами при каждом глотке. Лена смотрела на них с лёгкой улыбкой. Такие разные и такие родные. И нет никого роднее… Или?

– Татьяна Петровна, – Лене пришёл этот вопрос в голову вот только сейчас. Даже удивительно, но ни раньше, ни вчера она не собиралась его задавать, – а есть какой-то шанс узнать, кто моя мать?

Повисла тишина. Девушки смотрели на педагога. Та, вытерев губы салфеткой, сжала её в руках. Она задумчиво смотрела на узорчатую скатерть. Возможно, помня вчерашнюю реакцию, уже боялась сказать что-то не то, либо действительно не знала, что ответить.

– Ты знаешь, – прервала она молчание, – я мало чем могу тут помочь. В принципе, всю информацию, что мы знали, тебе рассказывали.

– Ну, не совсем всю, как оказалось, – Лена пристально смотрела на педагога.

– Алён…

– Я не в претензию. Просто давайте с самого начала и максимально подробно. – Лена автоматически «включила» журналистские навыки и начала проводить блиц-интервью. – Как в детский дом попала, это мне понятно. В дом малютки, в принципе, тоже. Дата рождения в моих документах верная?

– Эмм… Конечно.

– Дальше. Камеры в роддоме тогда были? Куда запись шла?

– Да о чём ты?! О них тогда и не слышал никто. Да и какие б там записи могли сохранить?

– Согласна. Но лучше всё спросить. А как получилось, что мать моя без документов принята оказалась? Я знаю, что она «зайцем» ехала, без билета. Но паспорт-то должен был быть?

– Должен. Но, видимо, не было. Предоставить данные она наотрез отказалась, до скандала. Но и на улицу её выкинуть не могли, схватки уже, раскрытие. Куда её девать? Решили: пусть родит, а там с милицией разберутся. Единственное, имя назвала, его они записали. – Татьяна Петровна пожала плечами. – Но ты же понимаешь, оно могло быть и вымышленным, раз она задумала бежать. А судя по всему, задумала она это изначально. Поэтому всё, что знали врачи к приезду соцработников, это твою дату рождения, имя мамы – Светлана, ну и записка, в которой она дала тебе имя и фамилию. Переписывать не стали.

– Светлана Невинная, – пробурчала Анжела и глянула на подругу. – Слушай, а если попробовать через интернет найти? Ей тогда сколько было, матери этой?

– Возраст мамы ориентировочный. Записали, что семнадцать. Говорили, что девчонка совсем. Может, родители выгнали, кто его знает?

– Ехала из Краснодара, верно? – уточнила Лена. Она собирала в голове мозаику.

– Да, очень просилась, с пузом, без денег. Вот кондуктор и сжалился, пустил. Потом звонил, спрашивал, как роженица.

Лена покусывала губу как всегда, когда сильно нервничала. Она не пыталась судить свою непутевую мать. Она пыталась почувствовать себя на её месте, понять мотивы, найти объяснение тому, что могло её толкнуть на это? Она ехала так далеко от дома. Для чего? Чтобы родить и бросить? А может… Вдруг, она не хотела бросать? Но ей стало страшно? Ей было семнадцать, пусть даже это не точная цифра. Но в любом случае это молоденькая и чем-то напуганная девушка. С ребёнком в животе. С желанным? Или её мать из неблагополучных? А если она её найдет и та, как говорила Анжелка, только деньги начнет просить. Хотя, что у неё просить-то? На зарплату репортера-стажёра сильно не разгуляешься. Нужно ли оно? Искать мать или успокоиться и жить дальше? Ведь та не приложила усилий. Даже зная, где искать свою дочь.

– Лен? – Анжела удивленно смотрела на неё, кусающую губы и безмолвно глядящую в никуда. И та вздрогнула от неожиданности, настолько была погружена в свои мысли. Но голос подруги вернул в реальность.