Читать книгу Русские сказки, богатырские, народные - Михаил Чулков, Василий Алексеевич Левшин - Страница 9

«Несчастия мои и Карсены, царицы страны узров, заслуживают сострадание всякого великодушного сердца, к каковым я и отношу ваше, ибо мы иных не заслужили. Я – владетель сильного народа, обитающего по обеим сторонам Аральского моря, или известных всему свету храбрых печенегов. Курус мое имя, и в малолетстве моем, по особому дружелюбию отца моего с царем узрским и славе наук, процветавших в этом государстве, воспитывался я при дворе родителя Карсены славным волхвом Хорузаном. Мой наставник знал все таинственные науки и имел книги Зороастра, однако никогда не употреблял власти своей к произведению зла и чародейные книги персидского волхва хранил с великой заботой. Сарагур, известный свету своей свирепостью, был родной брат отцу Карсены и также был в числе учеников Хорузана. Лютый нрав его был заметен еще с малолетства, и по этой причине Хорузан скрывал от него все, чем только могла подпитаться его злоба. Я и царевна узрская росли вместе, мы почувствовали взаимную страсть, и от времени любовь наша стала беззаветной. Царь узрский со удовольствием взирал на наши чувства, как на средство, благодаря которому две могучие державы объединятся, ибо Карсена была единственная дочь его, а я был наследником престола в моем отечестве. Но и Сарагур мечтал через брак со своей племянницей получить корону. Я пресекал его надежду и потому был предметом его жесточайшей ненависти. Однако он он не смел ни нападать на меня, зная милость ко мне своего брата и любовь всех узров, ни покушаться на жизнь мою, когда покровительствовал меня Хорузан, потому удалился он из отечества и тайными происками довел до крайнего разрыва народы печенежский и узрский. Дружба правителей их разрушилась, разгорелась жестокая война, и я отозван был ко двору моего родителя. В слезах расстался я с моей возлюбленной. Мы оба были в отчаянии, но уверили друг друга в том, что сердец наших ничто разлучить не сможет. По приезде я едва успел я застать в живых моего отца. Жестокая болезнь лишила меня его на другой день моего приезда. Я взошел на престол, остановил неприятельские действия и чрез торжественное посольство стал искать у царя узрского возобновления ко мне его прежних милостей, потребовал его дочь себе в супруги и передавал ему скипетр печенежский в залог моей к нему преданности, не желая при жизни его нигде быть владетелем, кроме сердца Карсены. К несчастью, Сарагур возвратился ко двору своего брата. Он в странствиях своих преуспел в изучении чернокнижной науки, предательски убил нашего наставника Хорузана, завладел книгами Зороастра и вскоре стал страшен и самому аду и своими магическими чарами сумел отвратить от меня сердце царя узров. Все мои предложения были отвергнуты, и я вынужден был вести оборонительную войну, поскольку и самый мир мне был не дозволен. Я поручил управление государства и войсками моим вельможам и военачальникам, а сам тайным образом стал видеться с Карсеной, питая надежду, что если даже не смогу покорностью своей убедить отца ее, то хотя бы попытаюсь её саму склонить к бегству в мое государство.

Между тем Сарагур со всею своею чародейною помощью не мог ни склонить сердца Карсены, ни довести царя-брата согласиться на такой кровосмесительный брак, ибо некая покровительствующая ей волшебница, по имени Добрада, в том ему препятствовала. Однако ж он нашел время, в которое ему удалось отмстить своему брату за мнимое презрение. Он отравил его, постарался похитить престол и силой жениться на Карсене. Убийство его открылось, всеобщая ненависть народа к нему усугубилась, и он вынужден был оставить государство, поскольку опасался смерти. Поистине, есть часы, в которые и колдуны не бывают в безопасности. Карсена была возведена на престол, и я предстал перед ней, уже увенчанной царской диадемой. Только тот, кто страстно любил и был любим взаимно, может представить нашу радость. Я был объявлен женихом царицы узров, и уже был назначен день, в который следовало соединиться двум могучим державам, навеки прекратиться вражде их народов и мне предстояло стать счастливейшим из смертных. Я сидел у возлюбленной моей Карсены, разговоры наши исполнены были нежности, прекрасная рука её прилеплена была к устам моим; вдруг сильная буря вырвала оконные рамы в комнате, где мы сидели, густое черное облако влетело к нам, и из него выскочил Сарагур во всем своем страшном наряде. В руке держал он жезл, обвитый змеями, зодиак висел через плечо, и страшная пена била изо рта его. «Изменники, – вскричал он, – вы не долго будете ждать возмездия за оказанное мне поругание!» Затем он пробормотал некие непонятные слова, бросил письмо на колени моей возлюбленной, и в то же мгновение увидел я её обращенную в камень. «Не может быть иного состояния, более пристойного твоему нечувствительному ко мне сердцу», – издевательски сказал он мне. Вся кровь во мне закипела. Я хотел было обнажить меч мой и наказать мучителя, но руки мои мне не повиновались. Чародей наслаждался моим бессилием и продолжал: «Я презираю гнев твой, ничтожный князь! Ты никогда не будешь владеть своею Карсеной. Она же хоть и будет иметь прежние к тебе чувства в своем окаменении, но никогда уж тебя не увидит, равно как и ты ее».

С этими словами он подхватил меня за волосы и помчал по воздуху. Я увидел всех людей и тварей во всем государстве узров, превратившихся в камень. Наконец чародей провалился со мною под землю, где произвел всё, что вы видели: и то ужасное здание и чудовищ, крылатых змиев, и меня самого представил исполином, коего вы убили и тем разрушили наведённые им чары. Я должен был мучиться беспрестанным страхом от змиев, поминутно старающихся подхватить меня и повергнуть в горящую пропасть на раскаленное колесо. Я имел прежние чувства к моей несчастной царице и терзался отчаянием, что никогда её не увижу и что никогда не освобожусь от моих пыток, ибо чародей, предвидя по своей науке, что мне должно быть освобожденным богатырем, не рожденным от матери (как сам мне о том сказал он для усугубления моего отчаяния), учредил для устрашения его пугающие деревья с человеческими головами, войско полканов и приведенных витязей, которых я с крайним отвращением и муками совести, против воли моей истреблял. Сарагур полагал, что подобное зрелище способно устрашить любого смертного от покушения, и я не ожидал моего спасения, потому что не думал, что на свет когда-либо явится богатырь, не рожденный матерью. Но вы, храбрый избавитель, разрушили злые чары и возвратили бытие целому народу».

* * *

Князь Печенежский окончил свой рассказ, и мы увидели царицу узрскую, идущую к нам со всем двором своим. Я не стану описывать восторг влюбленной четы и силу благодарности, которой платили мне все узры за свое избавление. Карсена уведомила меня, что она имела все чувства во время своего окаменения, что трепетала обо мне, когда я сражался с чудовищем, что терпела несносные муки от огненных нетопырей, и что была избавлена от них представшей перед ней женщиной в белом одеянии, в которой я по описанию признал Добраду, и которая возвратила прежний вид всем её подданным и уведомила ее, что заклятие Сарагура уничтожено мною, и что жених её избавился от своего мучительного превращения и что счастью их отныне не будет более препятствий, поскольку Сарагур погиб от руки Болгарского государя. Сама же волшебница после того стала невидимой, добавив, что и об имени её мы в своё время узнаем от своего избавителя.

Я уведомил царицу узров, что она со всеми своими обязана не мне, но всегда покровительствовавшей их волшебнице Добраде, которой я был приведен в её государство и был ею укрепляем в моих подвигах. Но это не мешало изъявлять им свое ко мне признательность. Они убеждали меня остаться с собою и стать участником их счастья и напастей на всю оставшуюся жизнь, и даже князь Печенежский предлагал мне свое государство во владение, но я, будучи предопределен моей благодетельницей совсем к иному роду жизни, отверг это предложение и ненадолго остался при дворе узрском. Ровно настолько, чтобы увидеть совершившееся желание нежных возлюбленных и всеобщую радость соединенных узров и печенегов, составивших с того часа единый народ. Желание заполучить меч Сезостриса не давало мне покоя. Я простился с царственной четой к крайнему их сожалению, потер мой перстень, увидел моего коня, воссел на него и продолжал путь мой, позволив коню везти меня, куда он хочет.

Чрез несколько дней въехал я в пространную долину, которая вся была покрыта человеческими костями. Я сожалел о судьбе погибших и лишенных погребения и предался размышлениям о причинах, приводящих смертных в столь враждебные против себя поступки. Но задумчивость моя пресеклась тем, что конь мой вдруг остановился. Я понуждал его ступать вперед, но он ни на шаг не двигался. Я окинул взором окрестности и увидел пред собой лежащую богатырскую голову отменной величины.[21] Жалко стало мне видеть эту часть тела, валяющуюся, быть может, между погаными костями. Я сошел с коня и вырыл яму, вознамерясь предать земле кость богатырскую. Окончив рытье, поднял я голову и увидел под ней огромный медный ключ. Окончив погребение и, по обычаю, воздвигнув над ним приметный камень, воткнул я мое копье над гробом, ибо не было никакого иного оружия, кое следовало повесить над могилою богатырскою, и в честь этого не пожалел я копья моего. Потом взял я ключ и прочел на нём следующую надпись на славянском языке: «Доброе дело не остается без награды. Возьми сей ключ и шествуй на восток. Ты найдешь медную дверь, и сей ключ учинит тебя владетелем великого сокровища…»

«Но на что оно странствующему богатырю!» – подумал я и хотел было продолжать путь мой, но конь мой не вез меня никуда, кроме как на восток. Я принужден был следовать его желанию, и он остановился перед утесом высочайшего хребта Рифейских (Уральских) гор. Я увидел медную дверь, заросшую мхом, полюбопытствовал узнать хранимое за нею сокровище, ибо не сомневался, чтоб не к этой двери был мой ключ. Я отпер двери. Пространная палата, вытесанная в горе, представилась глазам моим. Не нашел я там никаких сокровищ, но был довольнее, чем если бы овладел сокровищами всего света, увидев в одном углу множество доспехов богатырских, в другом углу – охапку копий булатных, в третьем – множество мечей. И я уже надеялся обрести между ними клинок Сезостриса. Но, перебирая их порознь, меч мой с меня не спадал, следовательно, и не находилось тут искомого, хотя все они были редкой работы. Во время этого упражнения громкий человеческий чих обратил взор мой в четвертый угол, в котором я увидел лежащего воина, только что пробудившегося от глубокого сна. Я подошел к нему и со всей вежливостью спросил, кто он и кому принадлежит эта палата, хранящая столь великие богатырские сокровища. Воин встал и с глубоким поклоном ответствовал мне: «Все это принадлежит вам, ибо вы имеете ключ от кладовой сильного, могучего богатыря Агрикана, а посему и я верный ваш слуга Тароп». Любопытно мне было узнать побольше как об Агрикане, так и о нём самом, почему и попросил я его объяснить мне о том поподробнее.

И Тароп мне поведал следующее: