Читать книгу Родная старина - Михаил Фонотов - Страница 23

Азяш-Уфимский завод Никиты Демидова… Завод несчастный, ничего не давший, кроме убытков. Судьба такая: Демидов долго строил, а Пугачев сразу сжег. И – двести лет таежного небытия и безвестия. Время медленно, но верно стирало его с лица земли. Но не стерло. Не успело.

Несколько лет назад с челябинскими археологами я ездил туда – пять часов добирались мы по бездорожью на трех ведущих осях. И первое, что увидели, – завод, заросший опятами. На его месте – лес. На плотине – огромные сосны и ели. Запомнилась прекрасная пихта с раздвоенной вершиной. А перед плотиной и за ней – болота, дебри, заросли папоротника, занавеси хмеля…

Что нам теперь Азяш-Уфимский завод Никиты Демидова? Интерес – чисто исторический?

Такого нет интереса – чисто исторического. Мы хотим знать, как жили наши предки когда-то, чтобы понять, как нам самим жить теперь. «Чистая» история, если и возможна, то вроде некой странности, причуды. У прошлого мы учимся, потому что учиться больше не у кого. У будущего не поучишься.

«Никому не нужный» Азяш-Уфимский завод, оказывается, поучителен. Из его истории извлекается вполне односмысленная мораль.

Может быть, все началось с императора Петра в начале XVIII века, когда первые казенные заводы быстро одряхлели, не оправдав возлагавшихся на них надежд, и следовало что-то предпринять. Необходима была идея и человек, способный ее «поднять». Идея, как обычно, возникла от противоположного: если казна не способна взбодрить свои заводы, надо отдать их частнику. А когда возник спрос на частника, он тут как тут – Никита Демидов.

В 1719 году были приняты так называемые берг-привилегии. Россия объявила Горную свободу. Власть настроилась так и сяк поощрять частную инициативу в горном деле.

И заводы стали расти, как грибы. В том числе, и прежде всего, на Урале, на башкирских землях. Пик этой индустриализации пришелся на середину XVIII века. С 1744 по 1758 год, всего за четырнадцать лет, на территории Башкирии появилось 40 заводов.

Замечательно! Россия получила свое железо. И очень дешевое. И так много, что хватало и на вывоз. Европа, даже Англия со Швецией, приняла и признала русскую марку. Полный успех! Лучшего и не пожелать. Все довольны.

Самым продуктивным для горной отрасли стал 1759 год. И как раз в этом году Никита Демидов получил разрешение строить Азяш-Уфимский завод. Казалось бы, когда еще расширять производство, как не в пору, когда оно идет в гору. Но…

Года два завод на реке Уфе строился споро, а потом работа застряла. Не хватало рабочих рук. А те крестьяне, что были, загнанные в таежную глушь, роптали, отказывались работать. К тому же вдруг выяснилось, что земля под заводом – спорная. Подумаешь, казалось бы, – спорная… Когда Демидова останавливали какие-то споры? Но на этот раз – остановили. Плюс ко всему, откуда ни возьмись, – указ, запрещающий покупать к заводам крепостных крестьян. И тут же еще один, уже лично Демидову запрещающий строить Азяш-Уфимский завод. И в каких выражениях!.. «Часто реченного дворянина Демидова к строению… не допускать». В таких интонациях власть прежде с Демидовым не изъяснялась. Такое впечатление, что «часто реченный» Демидов всем надоел. Короче: то все позволялось, а теперь пошли запреты.

В 1770 году получил огласку проект Оренбургского губернатора И. А. Рейнсдорпа, в котором он доказывал правительству, что 40 заводов «является достаточным и что на этом надо остановиться». Губернатор предупреждает: «Если и дальше развивать строительство заводов в Оренбургском крае, то может наступить полное истребление лесов».

К концу XVIII века наступило разочарование Демидовыми, другими заводчиками и вообще частными заводами. И Демидовы покинули Урал. Их время кончилось.

С высоты лет можно только удивляться тому, что в России не ждали Пугачева. Что его бунт был будто бы вне логики. Что якобы он не имел причин. Ведь это были, можно сказать, годы процветания. И вдруг… Никто не хотел знать, что чем лучше заводам, тем хуже крестьянам. Что заводам было так хорошо именно потому, что так плохо было крестьянам. Что прибыли хозяев были так высоки, а железо так дешево именно потому, что крестьян обрекли на нищету.

Да, крестьяне несколько десятилетий терпели нужду, бесправие и гнет. И могло показаться, что будут терпеть всегда. Но, с другой стороны, не очень много ума надо, чтобы постигнуть ту простую истину, что крестьяне были поставлены в условия, которые нельзя назвать естественными, человеческими. Что это – временно. Что только временно можно иметь успех, привязав крестьян к заводам канатами, цепями и кандалами.

Так и случилось. Сначала крестьяне роптали, потом убегали, отказывались работать. А когда объявился Пугачев, все бросились к нему.

В огне пугачевской войны дотла сгорел и новенький, с иголочки, Азяш-Уфимский завод, затеянный, казалось бы, в пору подъема и процветания, а на самом деле обреченный на погибель. И он сгинул, о чем, кажется, никто не пожалел и даже не вспомнил.