Читать книгу Два всадника на одном коне - Михаил Фёдоров - Страница 9

С того времени, как я попал в Рязань, прошло два года. Да, ровно два года. Как раз в конце лета ордынцы сожгли наше село, вот и сейчас лето на исходе.

С тех пор я почти забыл про тот перстень, о котором мне отец говорил, – с печаткой, где два всадника на одном коне. Сразу не спросил у Варсонофия, хотя он-то наверняка должен знать, раз князь и бояре знают. Но сначала как-то не до этого было, а потом всё закрутилось: учёба у монаха, ратное дело у боярина Дмитрия. Иной раз к закату так умаешься, что еле до кельи доползаешь.

Нет, бывало иногда, что и вспоминал, но как-то так получалось, что в это время никого знающего рядом не оказывалось. Не спрашивать же у Родослава! Он сам ко мне всё время с расспросами пристаёт: как то да как это? Кто такая Илмера[14], из чего ордынцы луки делают, как титло[15] правильно в письме поставить?

Я-то всё знаю, а он, когда Варсонофий рассказывает, рот разинет и в окошке ворон считает или в носу ковыряется. Варсонофий его спросит, а у Родослава взгляд где-то в небесах бродит. Не сразу и поймёт, о чём его спросили. Даже не знаю, как он будет полки водить, когда князем станет. Такому доверь войско – всех погубит. Не такой должен быть князь, не такой. Варсонофий ругал его «баламошкой» и приговаривал, что он в миске утонет, валенком зарежется, у него с глаз нос унесут.

Вот старший княжич, Фёдор, совсем другой. Фёдор, как Олег, во всё вникает, всем интересуется. Он и на мечах среди первых, и воинский строй знает, и как людей к себе расположить, и как княжеству прибыток сделать. Варсонофий его очень хвалил, говорил, что достойная замена Олегу растёт. А про Родослава только вздыхал или ругался.

Как-то раз прибегает Родослав, глаза как у сыча, радостный.

– Вьюн, – кричит, – айда в поле, там песельники пришли!

А я как раз собирался на ратную площадку – плашки рубить. Но, думаю, плохого не будет, если на песельников схожу поглядеть. Не понравится – уйду. Родослав, не дожидаясь меня, уже убежал. Он на развлечения падок. Даром что четырнадцать годков. А ведь ещё годик – и его в сечу возьмут, если нужда будет. В Рязанской земле отроки в пятнадцать лет уже воинами считаются.

Отправился я следом. Смотрю – и не я один. Детворы много туда же поспешает, и кое-кто из взрослых направляется. Песельников князь запретил в город пускать. Попы ругаются, говорят – языческие игрища. Вот и сейчас один стоит на воротах и предрекает всем, посетившим бесовское представление, немыслимые кары. А на него никто и внимания не обращает: знают уже, что этот дьячок немного не в себе. А князь с попами ссориться не хочет – время такое. Вот и дают песельники представления у городских стен. Потом, если переночевать надо, их пустят, конечно. Чай, рязанцы не басурмане – людей на ночь без защиты оставлять. Попы, конечно, и этому воспротивились бы, если б смогли. Но тут уж Олег был твёрд. Год назад, когда такие же песельники появились, были разговоры, чтобы их в город совсем не пускать, но Олег сказал спокойно: «Пусть заходят». И больше никто ему не перечил. Поняли: надо и меру знать.

Народищу в поле собралось видимо-невидимо! Я уж подумал, что вся Рязань вышла! Да что там Рязань, мне кажется, если изо всех окрестных деревень народ собрать, и то столько не наберётся. Княжеские дружинники, что на городских воротах стояли, аж подпрыгивали – так им самим хотелось на скоморохов глянуть. Ребята всё молодые, меня старше лет на пять всего, не больше. Я когда мимо пробегал, кивнул им дружески. Они тоже в ответ головами затрясли. Не раз уже мы в шуточных поединках встречались на ратной площадке. Пока они побеждают. Старшие всё-таки, силы больше да и мастерства. Ведь они в настоящих стычках участвовали. Но я вижу, что победа даётся им с каждым разом всё труднее. Когда-нибудь и я выйду победителем. Обязательно выйду!

Куда подевался Родослав, я так и не разглядел. Толпища такая, что не поймёшь, кто где. Я задумчиво почесал затылок: как тут протолкнуться поближе? А песельники, слышу, уже на дудках играют. Эх, была не была, попробую влезть! Это только взрослым и растяпам кажется, что в толпе протиснуться невозможно. Я-то умею: не раз толкался на Рязанском торжище, когда отправлял меня Капуста помочь стряпухам принести съестное. Тут всё просто, только надо знать – как!

Я подошёл к толпе и осторожно вклинился плечом между рыжим мужичонкой и нарядной молодой барыней с годовалым малышом на руках. Мужичонка только вздрогнул, когда я слегка оттеснил его в сторону. Тут ведь тоже надо соображать, кого можно оттолкнуть, а от кого за это и по шее получишь. Миг – и вот уже мужичонка с барыней позади, а я осторожно пробираюсь дальше.

Времени-то прошло всего ничего, а я уже протиснулся в первые ряды. Впритык стоял какой-то очень толстый дядька среднего роста. По одежде – богатый иноземный купец. Но мне всё равно, купец не купец, а смотреть не мешай! А песельники, которых было двое, между тем продолжали представление.

Тут же рядом Марфушка – дворняга, наряженная в сарафан, с повязанным поверх ушей платочком – стояла смирнёхонько на задних лапах и слабо потявкивала, убеждая зрителей не пожалеть для неё полушки. А полосатый Сенечка – огромный лохматый кот бело-рыжей масти, облачённый в какие-то ремки[16], отдалённо напоминающие крестьянскую рубаху, лежал, свернувшись клубком, и, наплевав на причитания скомороха, только щурился во все стороны и даже не мяукал.

Видя, что рязанцы не очень-то спешат кидать монеты Сенечке и Марфушке, песельники решили показать кое-что поинтереснее. Один из них закричал тонким голосом:

– А ну народ, расступись!

После чего прошёлся по кругу колесом, встал посреди свободной площадки и начал гнусавить, в то время как второй подыгрывал ему на дудке:

Ну и дальше всё в том же духе. Кто-то смеялся, некоторые кидали мелкие медные монеты. Видно, скудный ручеёк денег подстегнул певца, и он продолжил с бо́льшим воодушевлением:

Народ загомонил. Бояр многие недолюбливали. Песельники знали, над кем можно глумиться, а над кем нельзя: себе дороже будет. За всё представление ни одной шутки про Олега Рязанского, даже самой невинной, я не слышал.

Народ вокруг не просто смеялся, а покатывался от хохота. Вместе со всеми смеялся и я. Только толстый иноземец рядом недовольно пыхтел, бормоча что-то по-своему. Не знаю, то ли он плохо по-нашему знал, то ли шутки русские ему смешными не казались?.. Он пыхтел всё громче, потом плюнул на землю и повернулся с намерением уйти. Да повернулся так неудачно, что наступил мне на ногу. А весу в нём было не просто много, а очень много! От неожиданности и боли я завопил и стал выдёргивать ногу из-под иноземцева башмака, но не тут-то было… Я потерял равновесие и упёрся носом в его огромное брюхо. Вот же купчины! Хоть наши, хоть иноземные, а животы у всех одинаковые, толстые!

Иноземец сграбастал меня своей ручищей за шиворот и легко приподнял над землёй. Мои ноги болтались в воздухе безо всякой надежды обрести опору. А рядом надрывались песельники:

– Мальшик, – сказал он, – ты зачем так? Ты хочешь украсть мой омоньер[17], мой деньги?

Его голос мне что-то напомнил. Говорил он по-нашему правильно, слова коверкал не сильно, лишь немного смягчая звуки. Ещё чего, нужны мне его деньги! Княжеские воспитанники не воруют! Он оглядел меня и, поняв по одежде, что я не какой-нибудь бродяжка, поставил на место и похлопал по плечу:

– Вижу, что ты из хороший семья и не станьешь вороват. Ну-ну…

У меня перед глазами мелькнула его широкая кисть с толстыми пальцами, унизанными перстнями. Он внимательно взглянул на меня, и его веки дрогнули: так бывает, когда неожиданно встречаешь какого-то нежеланного знакомца. Но иноземец быстро справился с собой, ещё раз похлопал меня по плечу, потом повернулся и стал быстро протискиваться в толпе. А я остался на месте, стараясь понять: что же меня поразило? Это была не одежда и не толщина иноземца, а что-то другое, до боли знакомое, но в то же время неизвестное и, кажется, опасное. Купчина уже скрылся в толпе, только где-то вдали колыхались верхушки павлиньих перьев, украшавших его бархатный вишнёвый берет. И тут я понял: перстень! Меня поразил и насторожил его перстень. Простенький светло-серый перстень без самоцвета, но зато с печаткой. И даже не медный. Перстень из простого железа. А на печатке – два всадника на одном коне.

И тут я вспомнил, где я его раньше встречал. Это же тот самый толмач, что был с посольством в нашем селе, а потом вместе с ордынцами участвовал в набеге и разграблении!