Читать книгу Никола Тесла. Изобретатель тайн - Михаил Ишков - Страница 5

Январь, 1943 год

Нью-Йорк, Манхэттен, гостиница «Нью-йоркер»

Было далеко заполночь. Небо было свободно от облаков, только редкие звезды тускло светили на плоском небосводе. Подсветка распространялась снизу, со дна городских ущелий, и небоскребы, опоясанные цепочками сигнальных огней, рисовались черными глыбистыми великанами, охранявшими этот самый большой, самый шумный на земле город. Здесь в разгар войны не пользовались светомаскировкой – до самого ближайшего театра военных действий было по меньшей мере четыре тысячи километров, и никому в голову не могло прийти, что на севере Германии, на острове Пенемюнде уже прорисовывался эскиз двухступенчатой баллистической ракеты с ядерной боеголовкой для бомбардировки Нью-Йорка.

Правда, известно об этом стало спустя полвека после смерти Теслы, но, к сожалению, даже знание будущего мало чем могло помочь мне.

Как, впрочем, и воображение.

Я считал себя опытным психонавтом, но и мне не удалось отыскать ни единой улики! Ни в его опубликованной биографии, ни в воспоминаниях современников, ни в оценках авторитетных ученых, ни даже в только что озвученной исповеди не было и слабого намека на внеземное происхождение. Как в таких условиях выполнить заказ на изобретение тайны, соблюдая при этом «объективность», ссылаясь на «доказательную базу», используя «железную логику»? Единственной, да и то заросшей, исчезающей во времени тропкой могло служить сравнение Теслы с Леонардо да Винчи, нередко повторяющееся на страницах посвященной «гению электричества» литературы. Но с Леонардо куда проще. Он жил по крайней мере на полтыщи лет раньше, а в такой дали можно разглядеть все что угодно.

Поди проверь.

Этот худющий, высоченный изобретатель с орлиным профилем мало походил на инопланетянина, на пришельца из параллельных миров или чернокнижника двадцатого века. Скорее на несчастного больного старика, обворованного современниками, сумевшими выудить у него самые заветные изобретения, которыми он мечтал осчастливить род человеческий.

Растащили, раздергали, затаскали по судам.

Неужели такое случается на далеких планетах? Неужели в параллельных мирах есть пронырливые завистники, посягающие на чужое? Неужели в оккультном мире тоже можно встретить проходимцев типа Джона Кили, Гастона Булмера или «графа» Виктора Люстига?[4]

В это верится с трудом.

Что касается Земли, теперь даже в университетских учебниках редко встретишь имя того, чьими усилиями сформировался новый – электрический! – мир.

Его отодвинули в сторону всякого рода Маркони, Томсоны, Пьюпины. Потомки отделались от него наименованием единицы магнитной индукции, сказками насчет Тунгусского метеорита и бредовыми идеями инопланетного происхождения. Это было так по-человечески.

Он держался достойно, без уныния и покаяния. Ему было наплевать на присутствие потомков. Как и его вымышленные собратья, капитан Немо и инженер Гарин, он привык действовать в одиночку. Он отказался от семьи, он пресекал всякое, даже малейшее вмешательство в свою личную жизнь. Он научился разговаривать с самим собой, что вполне подтверждало его неземное происхождение. Он был готов рассказать о самом себе и не боялся выслушать приговор потомков. В надежде на понимание он был готов переворошить свою память, и, самое важное, у него еще хватало сил изобрести собственное прошлое. Укоры памяти не страшили его.

Многие ли из нас в преддверии смерти способны выдержать укоры памяти?

Я спрашиваю: многие ли из вас в ожидании своего смертного часа способны выдержать напоминание о прошлых грехах?

То-то!

А вы советуете не безумствовать.

Я, потомок, по рукам и ногам связанный договором на производство тайн, сразу почувствовал, что угодил на крючок к этому самому загадочному, самому необычному субъекту на земле, с такой легкостью обращавшегося с тайнами. Он был дока в этом деле.

Что ж, поучимся.

Старик обладал завидной способностью изобретать то, что другим не под силу. Ему всегда доставало фантазии и умения быть если не первым, то единственным. Несмотря на то что этот потерявший родину серб был падок на лесть, позволял себе лукавить, был обидчив, тщеславен, а порой просто мелочен, с ним было интересно. Пусть он нередко пытался спрятаться за обстоятельства, частенько вымышленные, пусть то и дело к месту и не к месту жаловался на происки врагов и легкомысленно намекал, что где-то там, на другой планете, в таинственной Сербии или в созвездии России, его ждали бы нескончаемые похвалы, таскание по планете на руках, – его хотелось слушать. Он сумел уверить меня, потомка, что только там, в гористой местности, можно построить установку, с помощью которой так просто качать энергию из-под ног, из самой плоти нашей родной планеты.[5]

Его мания гипнотизировала, он был способен заворожить любого. Он предложил мне сесть, сам устроился напротив. Положил ногу на ногу, запахнул полу темно-синего халата, закурил.

– Мне с детства была предназначена стезя священника. Так решил мой отец. Эта перспектива, как черная туча, висела надо мной. В будущее я вглядывался со страхом, и если бы не помощь издалека – из того пространства, которое вы теперь называете «космическим», а мы в мои лучшие годы – «свободным» или «межпланетным» и в котором я мысленно блуждал в компании с самим собой, – я бы никогда бы не добрался до Нью-Йорка, до этого тридцать третьего этажа.

Что Нью-Йорк! Если бы я послушался отца, я вообще вряд ли выжил.

В тот год мы воевали с турками, и мне довелось полюбоваться на повешенных, забитых до смерти, застреленных, четвертованных, насаженных на кол людей. Видел отрубленные головы, видел детей, наколотых на штыки, словно куропатки на шампурах в нью-йоркских ресторанах.

К счастью, мне посчастливилось избежать плена, и в 1875 году я вернулся в Госпич. В следующем семестре начал учебу в Австрии, получив от приграничного военного министерства стипендию.

Но до этого я переболел холерой, и все по причине непреклонности отца, упрямо желавшего видеть меня попом. Впрочем, даже переболел я не так, как все остальные земляне. Эта нудная, обессиливающая хворь, которую местный доктор отказывался признавать холерой, девять месяцев изводила меня. Я окончательно лишился сил и вновь оказался на пороге смерти. Во время одного из губительных приступов, который вполне мог оказаться предсмертным, в комнату вбежал отец.

Как сейчас вижу его мертвенно-бледное лицо. Он попытался ободрить меня. Он спросил, что я сам думаю о своей болезни. Я с трудом ответил – может, мне и удастся поправиться, если ты разрешишь мне изучать инженерное дело.

– Ты поступишь в лучшее в мире техническое учебное заведение, – торжественно заверил он, и это были не пустые слова. У Милутина всегда так – сказал как отрезал. С моей души спал тяжкий груз, но, откровенно говоря, я молил Бога, чтобы эта клятва не запоздала. На следующее утро к нам в дом постучалась какая-то старушка и предложила напоить меня отваром из каких-то бобов. Эту старуху я больше никогда не встречал, мать не любила вспоминать о ней. Попив отвар, я сразу пошел на поправку, чем вновь прославился в нашем маленьком унылом Госпиче. Жители приходили к нам полюбоваться на нового Лазаря. Когда я окончательно встал на ноги, отец настоял, чтобы я провел год на свежем воздухе, занимаясь оздоровительными физическими упражнениями.

Я вынужден был согласиться. Осуществление неизвестной, непонятной мне самому мечты откладывалось. Нагруженный охотничьим снаряжением и связкой книг, я бродил по горам, и это общение с природой, наблюдения за природными электрическими явлениями, которых у нас в горах всегда в избытке, навсегда сдружили меня с грозами. Не могу сказать того же о звездах. Мы так и не смогли найти общий язык. Я пытался заговорить с ними, но ответа не дождался. Они были холодны и молчаливы и позволяли разве что изучать себя…

Он не договорил. Притушил сигарету в пепельнице, затем бросил испытующий взгляд в мою сторону:

– Возможно, скрывали тайну моего происхождения?..

Я промолчал. Я не мог отделаться от ощущения, что в разговоре со мной, незримым и въедливо-любопытным потомком, старик вновь занялся своим любимым делом. Хотя что мог изобрести умирающий? Какую такую электрическую штуку, с помощью которой можно было перевернуть мир? Разве что собственное прошлое, играя с которым можно оправдать любые свои промашки или грехи, даже излишнюю страсть к саморекламе, обиду на конкурентов, неудачные и унизительные попытки навязать свою волю сильным мира сего, отказавшим ему в средствах на решение самой грандиозной технической проблемы – распространение электрической энергии без проводов.

Куда он звал меня? К чему заставлял прислушаться?

– У меня, – неожиданно сильным и ясным голосом продолжил Тесла, – зарождалось множество идей, обычно просто нереальных. Они являлись мне в виде пронзительных до боли видений. Жаль, что в ту пору я был безграмотным, как Эдисон, Маркони, профессор Элайхью Томсон или мой соотечественник Майкл Пьюпин. Этот проныра очень скоро сообразил, что куда больше он сможет заработать, выступая против Теслы и грабя его, чем помогая ему, поэтому он примкнул к Томсону и к так называемому «изобретателю радио» Маркони. Все его патенты либо мошенничество, либо похищены у меня.

Впрочем, это случилось позже, а в дни подросткового изобретательства я вообразил, будто переправлять письма и посылки по морю в подводной трубе, помещая их в контейнеры сферической формы, куда быстрее и выгоднее. Я продумал конструкцию насосной станции для перегонки воды по трубе, тщательно проработал все остальные вопросы. Лишь одну пустяковую деталь беспечно оставил без внимания. Я самонадеянно допускал произвольную скорость перекачки и, более того, находил удовольствие в ее легкомысленном увеличении. В уме я добился изумительных эксплуатационных характеристик, и расчеты вроде бы доказывали осуществимость проекта.

Если бы не дьявольски вязкое сопротивление воды! Сколько энергии надо потратить, чтобы преодолеть его, и возможно ли вообще увеличить скорость до необходимой величины?

* * *

80-е годы XIX века

Австро-Венгрия, провинция Штирия, Грац

– К концу каникул меня отправили в Высшую техническую школу в Граце. Это было одно из лучших технических учебных заведений в Австро-Венгрии. Именно этого момента я страстно ждал и начал учение при добром покровительстве и с твердым намерением добиться успеха. Благодаря урокам моего отца и выпавшим мне благоприятным возможностям я мог выбирать предметы по своему желанию, и рисование от руки больше не досаждало мне.

Скажу откровенно – меня понесло. Я мечтал сделать подарок родителям и в течение всего первого курса трудился до одиннадцати вечера, включая воскресные и праздничные дни. Это при том, что мой рабочий день регулярно начинался в три часа ночи. Понятно, меня сразу записали в зубрилы, причем в зубрилы самого противного, самого невыносимого для сокурсников толка – в зубрилы-отличники.

Вообрази мое удивление, когда я, вернувшись домой и предъявив свидетельства, что в течение года сдал девять экзаменов, нарвался на гнев отца, который на моих глазах сжег все эти награды, заработанные тяжким трудом. Это здорово ударило по моему самолюбию. Такого оскорбления я не ожидал.

Тесла вновь достал сигарету, поглядел поверх нее на ступенчатый оголовок Эмпайр-стейт-билдинг и с усмешкой добавил:

– Секрет этой маленькой тайны открылся позже. Вернувшись домой после смерти отца, я нашел связку писем от моих преподавателей, где они в один голос заклинали Милутина воздействовать на лучшего в их жизни ученика. Не хватало, чтобы он погиб от переутомления!

Он артистично, с размаху прикрыл свою тощую гениальную голову растопыренной пятерней.

– Золотое время! Я с головой погрузился в родную мне стихию и целиком посвятил себя самым интересным вещам на свете – физике, механике, математическим исследованиям. Отцу я дал слово соблюдать режим, не перенапрягаться и, вернувшись в Грац, все свободное время проводил в библиотеках. Тогда у меня обнаружилась мания… Не знаю, стоит ли упоминать об этом?

– Но вы уже упомянули о ней в своих воспоминаниях!

– Поспешил! – признался Тесла и добавил: – Однако, что было – было! Я обнаружил в себе решимость все доводить до конца. Это было похоже на самоистязательство. Меня, например, заинтересовал Вольтер, и я решил познакомиться с его трудами. Взял первый том его сочинений… Представь мой ужас, когда выяснилось, что этот автор написал более сотни томов, к тому же напечатанных мелким шрифтом. Я выпивал по семьдесят две чашки черного кофе в день. Я дочитал их до конца, но, когда отодвинул от себя последнюю книгу, дал клятву: «Никогда впредь!»

Постепенно наладились отношения и с сокурсниками, которым я никогда не отказывал в помощи. Несколько преподавателей, среди них профессор Рогнер, преподававший арифметические науки и геометрию, профессор Пешль, возглавлявший кафедру теоретической и экспериментальной физики, и доктор Алле, читавший курс по интегральным исчислениям и специализировавшийся на дифференциальных уравнениях, давали обо мне самые благоприятные отзывы.

О Пешле следует упомянуть подробнее. Его доброжелательная ирония сделала из меня того, кем я стал. Противоборствуя с ним, я отыскал свою звезду. Мне нестерпимо захотелось стать инженером. По тем временам это было завидное поприще.

Когда я учился на втором курсе, в кабинет физики привезли динамо-машину постоянного тока. Понятно, о чем я веду речь?

– Да, господин Тесла. Это такая штуковина, оборудованная примитивным коллектором. В коллекторе имеются специальные щетки, или ламельки, с помощью которых ток снимается и передается в цепь. Позавчерашний день техники, сейчас такие не производят.

– И правильно делают! Коллектор сильно искрил, что невероятно раздражало меня. Уже тогда мне открылось – подобный контакт значительно снижает эффективность. Я не стал скрывать своих сомнений и вслух выразился в том смысле, что, устранив щетки, можно добиться большего коэффициента полезного действия.

Профессор Пешль добродушно высмеял мои поползновения:

– Тесла, несомненно, совершит великие дела, но осуществить высказанную им идею никогда не удастся. То, что он предлагает, сходно с попыткой заставить силу гравитации вызвать вращение. Тесла задумал создать вечный двигатель, электрический перпетуум-мобиле, а это невозможно. Отбросьте же, дорогой Тесла, эти мысли и направьте ваши усилия на что-либо более реальное.

Я принял вызов!

Собеседник поднял палец, призывая меня с особым вниманием отнестись к этому заявлению.

– В 1879 году умер отец, и забота о семье легла на мои плечи. В такой обузе мало приятного, но я принял ее на свои плечи. К сожалению, молодость грешит ошибками, и на третьем курсе я нечаянно пристрастился к азартным играм. Во что играть, мне было безразлично: в карты, бильярд, шахматы, главное – добиться поставленной цели – выиграть сразу и очень много. Выигрыш обычно был маловат, и я раздавал его партнерам, отчего скоро прослыл чудаком, тем более что выигрывал я редко. Чаще оставался в проигрыше. Приходилось занимать или просить деньги у матери. Однажды, когда я приехал на каникулы в Госпич, она одолжила деньги у своей приятельницы и передала их мне:

– Иди и веселись! Когда проиграешь все, что мы имеем, будет лучше. Думаю, тогда ты сможешь справиться со своей прихотью.

Сначала я спустил все, что раздобыла мать, и лишь в последний момент удача повернулась ко мне. С того момента все, что привыкли называть «человеческими слабостями», не привлекало меня.

На чей счет записать эту решимость? На счет человечьей силы воли или в графу исполнения программы, не мне судить, ведь, как вам известно, все люди – автоматы.

Разберетесь сами.

В 1878 году я закончил Высшую техническую школу в Граце – мне в ту пору шел двадцать первый год – и устроился на инженерную работу в Мариборе. В следующем году скончался отец, и семья, как я уже упоминал, осталась без средств к существованию. Я последовал завету Милутина и решил продолжить образование. Мама поддержала меня.

Я поступил на философский факультет Пражского университета и в течение года изучал философию, математику и физику…

Затем переехал в Будапешт, где в один прекрасный день разгадал тайну вращающегося магнитного поля.

* * *

Такова версия великого изобретателя.

«В один прекрасный день»!

К сожалению, подобным способом открытия совершаются только на небесах или в описаниях восторженных биографов. На Земле все происходит несколько иначе, поэтому придется обратиться к заслуживающим доверия материалам. Опираться на домыслы и досужие суждения значит потакать тем, кто во все горло уверяет – почему бы и нет?

Почему бы, например, не сохраниться снежному человеку, якобы до сих пор успешно скрывающемуся в джунглях, в горах, в степях? Говорят, некоторые из них сумели перебраться в города и, приодевшись, теперь разгуливают рядом с нами, а то и стараются всеми правдами и неправдами присвоить чужие изобретения или пробраться в парламент.

Почему бы НЛО не оказаться кораблями пришельцев, ведь всему прогрессивному человечеству известно, что у инопланетян нет и не может быть других забот, как без конца изучать земное население и при удобном случае стащить парочку землян, чтобы убедиться, сумеют ли они размножаться в неволе?

Почему бы на юге аравийского полуострова не быть стоянке межзвездных кораблей, ведь об этом так убедительно рассказывает Библия?

Почему бы древним языческим богам не оказаться космонавтами, прилетевшими на Землю, чтобы научить нас всему, что необходимо знать порядочному человеку, – от умения держать вилку до попыток разгадать великую тайну, есть ли жизнь на Марсе?

Почему бы, почему бы, почему бы…

Почему – нет?

А почему – да?!

Общаясь с Теслой, я накрепко усвоил, что вымысел – это святое! Придумывать можно все что угодно. Можно кричать об этом на каждом углу, можно даже объединяться в общества по поиску аномальных зон. Только нельзя пренебрегать разумом, тем более выдавать желаемое за действительное, то есть заступать за границу, за которой исключается возможность проверки, и если нет следов пришельцев, то говорить прямо – следов нет. Тем более представлять сфабрикованные артефакты в качестве доказательств своего безумия.

Но как быть с установкой на инопланетность Теслы, изначально заложенной в договор? Я ни разу даже намеком не поделился с умирающим своими проблемами, но изобретатель оказался достоин своей славы.

Он ловко обвел меня вокруг пальца.

Как?

Узнаете.

Что касается тайны открытия вращающегося магнитного поля и конструкции электродвигателя, способного совершать реальную работу, здесь необходимо внести кое-какие уточнения. Сошлюсь на серьезных биографов.[6]

М. Сейфер вполне убедительно, цитируя письма, утверждает – на третьем году обучения в Граце у Теслы начались трудности.

Он заскучал.

Средств ему хватало. Никола помогали семья и состоятельные двоюродные братья. Не остался в стороне и дядя Иосип. По молодости и нехватке знаний не зная, как подступиться к осуществлению мечты, молодой человек решил бороться с отчаянием с помощью азартных игр. Пристрастился настолько, что иногда сутками не вылезал из-за карточного стола, чему есть свидетельства очевидцев. Выигранные деньги, о чем также упоминается в воспоминаниях, Тесла действительно возвращал партнерам, однако ответной любезности не дождался ни разу. В последнем семестре третьего курса он просадил все свои сбережения, включая деньги на учебу. Отец был в ярости, мать приехала со «стопкой ценных бумаг» и заявила…

Что заявила рассерженная мать, было сказано выше.

Отчаявшийся юноша действительно решил все поставить на кон, а потом в случае проигрыша утопиться. Это так по-человечески.

Он выиграл несусветную сумму. На этот раз юноша поостерегся вернуть выигранное партнерам, чем немало уязвил их жестокие сердца. Никола расплатился с заимодавцами, вернул долг матери.

Знавшие его в ту пору люди утверждают, будто молодой человек на самом деле одолел свою страсть, однако, судя по убедительным данным, приводимым тем же Сейфером, это преувеличение, поскольку Тесла, не задумываясь, ставил на кон свое будущее. Этим он занимался всю жизнь. Есть свидетельства того, что по приезде в США он снова начал захаживать в бильярдные. Один из служащих Эдисона вспоминал: «Играл он превосходно, мастер был великолепный. Никогда не набирал много очков, но его ловкие удары говорили о мастерстве истинного почитателя этой игры». Есть даже версия, будто много лет спустя, в начале 1890-х, Тесла ловил богатых жителей Нью-Йорка на дешевый трюк – перед партией притворялся, будто совсем не умеет играть.

Но вернемся в Грац.

Наступила сессия, однако Тесла, забросивший учебу, не был готов к экзаменам. Он просил об отсрочке и получил отказ. Никола Тесла так и не закончил Высшую политехническую школу в Граце и не получил никаких степеней в последнем семестре. Его отчислили, вероятно, не столько за неуспеваемость, сколько за азартные игры и, предположительно, за «распутство». По словам соседа по комнате, именно по этой причине «кузены, всегда присылавшие ему деньги, отказали Никола в помощи». Боясь, как бы не узнали родители, Тесла исчез, не сказав никому ни слова. Его бросились искать и, не найдя, решили, что он утонул в реке.

На самом деле Тесла отправился на юг, перешел границу Словении и в конце весны 1878 года прибыл в Марибор. Здесь занялся поиском работы. Вскоре получил место инженера с окладом 60 флоринов в месяц, но недолго продержался на этом месте. Он вновь ударился в бродяжничество и, побывав в Загребе, осел в маленькой прибрежной деревушке. Домой не возвращался, не желая объясняться с родителями по поводу бегства из Граца. Однако мысли его, как утверждал сам изобретатель (и этому можно верить), были постоянно заняты решением проблемы удаления коллектора из генератора постоянного тока.

Обнаружив сына после письма одного из знакомых, встретившего Теслу в Загребе, Милутин отправился на север. Никола наотрез отказался возвращаться в Грац. Милутин предложил попробовать еще раз и поступить в другой университет. На этом они помирились и оба вернулись в Госпич. Вновь принятый семьей Тесла начал ходить в церковь, чтобы послушать проповеди своего отца. Там он встретил Анну. Понятное дело, она была «высока и красива, с удивительно понимающими глазами». Первый и единственный раз в своей жизни Тесла сказал: «Я влюбился». Наслаждаясь обществом Анны, Никола брал ее на прогулки у реки или в Смиляны. Они много говорили о будущем. Он хотел стать электроинженером, она хотела замуж. Пришлось расстаться.

На следующий год отец умер, и спустя несколько месяцев, в 1880 году, во исполнение его воли Тесла уехал в Богемию.

К сожалению, после смерти кормильца положение семьи ухудшилось и Тесла больше не мог рассчитывать на помощь из дома. Мать уже не справлялась с нагрузкой. Никола пришлось прервать занятия и заняться поисками работы.

Как раз в ту пору Европу поразила пришедшая из-за океана мода на телефонизацию. Докатилась она и до Будапешта, где по инициативе знакомых дяди-профессора, братьев Пушкаш, образовалась компания, которая ставила своей целью открыть первую в Венгрии «американскую телефонную станцию».

Дядя порекомендовал племянника, и в январе 1881 года Тесла отправился в Будапешт, где с увлечением взялся за дело. Чего-чего, а рвения у Никола всегда было хоть отбавляй! По ходу он сделал ряд изобретений и, в частности, создал оригинальный усилитель голоса для телефона. Но все свое свободное время он по-прежнему отдавал электродвигателю, в котором отсутствовал бы коллектор.

* * *

Февраль, 1882 год

Венгрия, Будапешт

– Вскоре у меня вновь начались проблемы с чрезмерной работой, – рассказывал старик. – Резко обострилось восприятие. Я мог видеть весьма отдаленные предметы, видеть ночью. Слух утончился настолько, что разговор шепотом казался мне криком, а тиканье карманных часов в соседней комнате – ударами молота по наковальне. Прикосновение пальцев к любым предметам вызывало резкую боль. Ощущал колебания кровати или кресла, вызываемые проезжавшими по улице повозками. Пульс изменялся от тридцати до ста – ста двадцати ударов в минуту. Тем не менее и в полубреду я продолжал размышлять над этой штуковиной. Временами мне казалось, что решение так близко, что стоит только выздороветь, как он создаст конструкцию, во всем отвечающую его желанию.

Оздоровление наступило внезапно, без всяких усилий докторов, и однажды в один из февральских дней 1882 года, едва оправившись после болезни, прогуливаясь со своим школьным другом Жигети в городском парке Будапешта, он ощутил редкое умиротворение и радость от общения с природой. Особенно поражал заход солнца. По словам Жигети, Никола принялся вспоминать любимых поэтов, читал наизусть строки из Гёте. Это было невероятно – болезнь не смогла изгладить из памяти стихи, знакомые еще с детства:

Произнеся «…в пути не уставая!», он буквально остолбенел. Как рассказывал Жигети, он тоже замер, не решаясь нарушить молчание друга. Неожиданно Тесла несколько бессвязно заговорил, что в своем естественном виде электричество всегда бывает переменным. Это означает, что его поток постоянно изменяется и, следовательно, нелепо тратить усилия на поддержание непрерывно текущего постоянного тока. Пусть поработает переменный.

Он говорил торопливо, часто взахлеб – пусть напряжение спадет до нуля и затем вновь достигнет максимального значения, и если обмотки скрестить перпендикулярно, то есть сдвинуть на девяносто градусов, на якорь будет постоянно действовать сила, которая заставит его занять среднее положение между двумя полюсами.

Проще не бывает – вместо одной цепи намотать на статор еще одну и подать на них равномерно изменяющееся напряжение. И каждый раз при перемене полярности…

Он тут же тростью нарисовал на песке принципиальную схему и обронил великую фразу:

– Оно все-таки будет вращаться и в обратном направлении. Все зависит от моего желания.

Жигети не мог понять, что происходит с другом. Он решил, что этот монолог относится к заходящему солнцу. Однако схема на песке расставила все по своим местам. Жигети поздравил друга, и они вместе порадовались открытию.

* * *

Январь, 1943 год

Нью-Йорк, гостиница «Нью-йоркер»

Старик сделал паузу, закурил. Его рука дрожала, однако продолжил он спокойным голосом:

– Это был мой первый прорыв на территорию тайны. Теперь у меня появилась возможность закрутить этот мир с помощью фантастических электродвигателей переменного тока.

Я выиграл!

Теперь надо было оформить выигрыш. В течение нескольких месяцев я разработал все возможные принципиальные схемы использования вращающегося магнитного поля, а также эскизы конструкций электродвигателей и генераторов – с обмотками, расположенными перпендикулярно друг к другу, и под углом в сто двадцать градусов, как принято сейчас. Другими словами, этот шквал открытий в конце концов оформился по меньшей мере в девять патентов, которые мне, невзирая на происки конкурентов, мне посчастливилось получить в Соединенных Штатах.

А конкурентов было немало, ведь сама идея использовать силу, которую Фарадей назвал индукцией и которая практически связывает движение свободных электронов в единое поле, была очень проста. Это до сих пор создает иллюзию необычайной легкости решения – что же здесь изобретать?! Это же ясно как дважды два! Странно, почему этого раньше не замечали?

Замечали, но довести дело до конкретного, работоспособного агрегата удалось только мне.

Конечно, ни одно открытие не может возникнуть по наитию, без предварительных длительных размышлений и ясного представления стоящей перед изобретателем задачи.

Без последнего яркого, как молния, откровения.

То же самое можно сказать об Архимеде, решившемся искупаться в ванне, до краев наполненной водой, о Ньютоне, напуганном яблоком, перед самым его носом упавшим с дерева, или о Джеймсе Уатте, вдруг обратившем внимание на кипящий чайник, крышка которого подпрыгивала под действием пара. Каждый из них вправе утверждать, что без этого последнего, немыслимого по своей простоте наблюдения невозможно завершить труд многих других пытливых исследователей.

Я вполне сознавал, что уже не ново вращать ротор, периодически изменяя полюса обмоток статора. Я не отрицаю вклада тех, кто работал до меня – Франсуа Араго, заставившего вращаться компас при прохождении вблизи электрического тока, Уолтера Бейли, продемонстрировавшего принципиальную возможность использования переменного магнитного поля перед Лондонским физическим обществом 28 июня 1879 года; Марселя Депре, который рассчитал, что «такого рода поле можно создавать без помощи коллектора, заряжая электромагниты двумя несинхронизированными потоками переменного тока», профессора Галилео Феррариса из Турина, американского инженера Брэдли, русского Доливо-Добровольского из «Телефункена». Это были достойные люди. Все они внесли вклад в мое открытие.

Другое дело – свора жадных псов, которая без конца пыталась вырвать из моих рук совершенные мною открытия.

Новизна не в том, что я впервые, не используя никаких механических контактов, заставил вращаться якорь мотора, а в том, что мне удалось превратить хаотичное движение электронов в гармонично протекающий, пригодный для использования на практике переменный ток. Суть моего изобретения состоит в конкретной конструкции, полноценно работающей при подаче переменного напряжения на клеммы обмоток.

О недругах после.

В те золотые дни 1878 года моя голова была занята мыслями, как воплотить задуманное в жизнь. Где я мог бы получить причитающийся мне выигрыш? Работа в телефонном отделе Будапештского правительственного телеграфа не давала такой возможности, и по совету Пушкаша и с его рекомендательным письмом я отправился в Париж, чтобы поступить в Континентальную компанию Эдисона.

Неожиданно Тесла лихорадочно, тычками затушил сигарету и раздраженно приказал:

– Все! Убирайтесь!..