Читать книгу Саксофон Гавриила - Михаил Земсков - Страница 7

– Произошла такая штука… – Игорь Иванович почёсывал указательным пальцем свой висок, – Во время гипноза ты попал в воспоминание не из настоящей твоей жизни, а из прошлой – одной из твоих прошлых жизней. Такое случается, да… – Он провёл пальцами по губам, и словно смыл улыбку. – Если заинтересуешься подробнее, то есть такой психотерапевт Майкл Ньютон, он подробно исследовал этот феномен, написал несколько книг. Можешь посмотреть в интернете, почитать. Там тысячи сеансов гипноза, тысячи экспериментов… Этот самый Ньютон, Майкл, утверждает, что переселение душ существует, и наша душа, точнее, её подсознание, помнит все свои жизни, с самой первой. Гипноз же позволяет проникнуть в эти уголки подсознания, и тем самым вытащить воспоминания наших прошлых жизней… Он назвал это регрессивным гипнозом – то есть гипнозом с погружением в прошлые жизни. Я тоже этим занимаюсь, и на самом деле был первым в России, кто эту технику использовал. Да и техника – не главное. Просто разновидность гипноза… Главное – работа в самом состоянии, внутри. Но сейчас это у нас произошло неосознанно, как будто твои прошлые жизни очень хотели прорваться сюда, заявить о себе и рассказать что-то очень важное. И ты туда заглянул – да! – с моей помощью. Да и куда заглянул… Имя-то какое… Иисус… Пока рано утверждать, что тот самый. Имя ведь когда-то очень распространено было на Ближнем Востоке… Но нужно продолжить изыскания. Продолжить… И терапевтическое воздействие, конечно, продолжить. Интересный ты у меня пациент, интересный… – Игорь Иванович шутя погрозил мне пальцем. – Но не сегодня. Отдыхай… И пока, наверное, не стоит распространятся… Ну… о результатах нашего эксперимента… терапии… Нужно полностью пройти курс, удостоверится в результатах. Хорошо, что мы все с тобой записываем на видео… Да… Ну хорошо, больше не буду тебя утомлять и задерживать. Отдыхай…

– Они отобрали у меня очки.

– Какие очки?

– Мои такие классные очки – ты же видел – такие чёрные, тонкие, красивые, с коричневыми стёклышками, с золотыми гвоздиками.

– Гвоздиками?

– Гвоздиками.

– В очках не бывает гвоздиков, там только винтики.

– Ну, значит, винтиками. Они отобрали мои такие классные очки с золотыми винтиками, – Маша возбуждённо потрясла руками с растопыренными пальцами, потом вдруг задержала взгляд на левой ладони. – Фигня какая-то… – вдруг сменив голос на задумчивый, пробормотала она.

– Что? – Я обеспокоенно посмотрел на неё.

– По-моему, линия жизни поменялась.

– Ты веришь в хиромантию?

– Нет, по крайней мере до тех пор, пока линии жизни на руке не начинают меняться. А если начали меняться – тут уж верь-не верь… Помоги мне вернуть очки. Ну пожалуйста… – Она посмотрела на меня снизу вверх серыми глазами, которые сейчас казались голубыми.

– Но кто – «они»?

– Друзья из клуба.

Я увидел на своём мобильном телефоне пропущенный звонок от Маши, когда вышел от психотерапевта. Перезвонил. Она попросила срочно встретиться. Теперь я узнал, по какому поводу.

– Ну что, Илюша, начнём с тебя, – преподаватель широко улыбнулся и приглашающим жестом махнул рукой в мою сторону. Длинной рукой… Жилистой, какой-то недоброжелательной и опасной… – Давай-давай…

Я нехотя вышел на середину зала. Да, в тот день – почему-то нехотя. Расстегнул широко рубаху, приспустил назад на спину её плечи и воротник. Выпятил вперёд подбородок, опустил вниз уголки губ – до предела. Высокомерно задрал голову, полуприкрыв глаза.

– Ну что, малолетка, опять припёрлась? – Картинно сплюнул в сторону. – А кто платить будет? За напитки? Опять не понимаешь? А кто понимать должен? Лохов, что за тебя платят, сегодня нет. Нет… – Картинно пожал плечами, – не пришли… Где-то ещё отдыхают… А че эт у тя в волосах. Ну-ка дай. Руки!.. – Угрожающе рыкнул я. – Прикольные очечки. С золотыми гвоздиками. Надо же – не винтики, а гвоздики… Прямо «Версаче» с «Дольче габбаной». Как я в них? – Я одел воображаемые очки. – Да не вой ты… – Снова угрожающий рык. – Видишь, как мне идут. – Картинно провёл руками по волосам, повернул голову вправо, влево, словно перед зеркалом. – Поношу… Не вой, сказал… Потом отдам… Потом… Все, свободна. На сегодня вход закрыт. А я танцевать пошёл… В очечках. – Я демонстративно развернулся и, выпятив вперёд грудь, неуклюже пританцовывая и дирижируя руками – гопник гопником – пошёл в дальний конец комнаты.

– Отлично, молодец! – Смеясь, преподаватель громко захлопал в ладоши, за ним – ученики.

Я вышел из образа, поправил рубашку и вернулся на своё место. Думая о том, что на последних занятиях вошло в привычку начинать упражнения с моих этюдов. Я не знал, как это можно было расценивать – то ли меня ставили в пример, то ли, наоборот, преподаватель хотел, чтобы вначале «отстрелялись» самые слабенькие.

Позднее тем же вечером преподаватель разрешил мои сомнения. После занятия он подошёл ко мне и предложил участвовать в постановке его спектакля:

– Репетиции начнём недели через две-три, максимум четыре. Кое-какие административные вопросы нужно решить. Ну и сам материал мы с драматургом сейчас готовим и прорабатываем. Насчёт твоей роли уже есть задумки-прикидки, соберём все вместе в ближайшее время. Ну и по ходу спектакля, как это часто происходит, будем выстраивать…

Счастливый и вдохновлённый, я поехал домой.

Я не знал как отобрать очки у ребят из ночного клуба и вернуть их Маше… Но подумал, что Акрам должен знать.

– Сколько у тебя осталось патронов? – Позевывая, Акрам погладил бритый затылок.

Нет, он спросил о чем-то другом, возможно, вполне мирном и даже возвышенном, но мне послышались «патроны». О чем же Акрам спросил на самом деле?

А если бы у меня действительно были патроны, сколько бы их осталось на тот момент?

– У меня не осталось патронов… – Подумав, честно признался я. Акрам вытащил шёлковый платок, хотел высморкаться, но почему-то передумал. Помял платок в пальцах, потом отпустил, расправил, дунул на него.

– Придётся говорить… Не люблю говорить… – Интимно признался он. – А кем тебе приходится эта девочка?

– Это цветок моей жизни.

Акрам удивлённо поднял брови:

– Ты был женат?

Как истинный кавказец, Акрам обладал врождённым метафоричным мышлением. Именно к этой части его сознания я сейчас и взывал.

– Мои страсти – мои птицы, разлетающиеся в разные стороны.

– А мои мысли – мои скакуны… – Скорбно вздохнув, согласился Акрам.

– Господь с тобой…

– Аллах акбар…

На том и порешили.

Мы с Акрамом подружились в школе – учились в одном классе. Жили тогда ещё в Алма-Ате. Пять лет – с пятого по девятый класс – мы были почти неразлучны, особенно в течение того неполного года, пока существовала рок-группа «Убить зяблика». Но потом семья Акрама переехала в Москву, и «Зяблик» окончательно дал дуба. Я сбежал в Москву через два года, после окончания школы. Здесь мы снова встретились, и наша дружба возобновилась.

Лена плюхнулась на пассажирское сиденье рядом со мной, поцеловала в щеку:

– Поехали куда-нибудь? За город, на природу?

– М-м… Поехали, – неуверенно проговорил я, несмотря на то, что Акрам обещал позвонить и подтвердить время встречи с парнями из клуба по поводу Машиных очков.

– Только сначала что-нибудь поесть и кофе.

– Окей… – Неуверенность постепенно, но неумолимо проникала во все клетки моего тела, словно невидимый, но всесильный вирус.

– Ты чем-то загружен?

– Н-нет… – Изо всех сил продираюсь через неуверенность к поверхности, к воздуху.

– Значит, наверное, я загружена. Тяжёлый день какой-то. Сегодня неблагоприятный лунный день, плюс магнитная буря. Я продала всего семь телефонов, и все – дешёвые модели. Хотя семь – хорошее число. Может, все нормализуется.

Автомобильные пробки, сигналы, выхлопные газы, толчки, остановки. В результате припарковались у ближайшей пиццерии. Посетителей внутри, к нашему удивлению, оказалось немного. Лена выбрала столик в глубине зала, у стены за колонной – небольшой уютный уголок. Лена вообще обладала чутьём на уютные и симпатичные места (фэн-шуйные, как выразилась бы она).

Я заказал спагетти, Лена – пиццу.

– Пойду вымою руки, – Лена поднялась со стула.

– Хорошо.

– И попудрю носик.

– Хорошо.

– Ты очень скучный сегодня. Я, впрочем, тоже, – Лена хмыкнула и двинулась по направлению к туалету.

Я достал мобильный телефон, набрал номер Акрама. Гудки. Холодные и равнодушные. Каждый новый гудок кажется длиннее предыдущего. Отключил, набрал ещё раз. Гудки не потеплели.

Из-за колонны появилась Лена. Я отключил телефон и убрал его в карман.

– Кто звонил? – Спросила Лена, садясь на место.

– Я.

– Дозвонился?

– Нет. Не отвечает Акрам.

– Жаль.

– Почему тебе жаль?

– Не знаю – сказала ради красного словца. На самом деле мне не жаль.

– Жаль, что тебе не жаль.

– Ильюша, давай прекратим каламбуры. Я на самом деле сегодня устала.

– Почему ты не любишь Акрама?

– Разве? Ну вообще-то… Да, в нем есть что-то неприятное для меня. Необъяснимо… Хотя нет… Наоборот; наверное, даже очень объяснимо. Он напоминает мне моего отца.

Я удивлённо поднял брови. Лена не любила говорить о своих родителях, и почти ничего о них не рассказывала. Все разговоры о родственниках обычно сводились к Ирочке, вместе с которой они переехали в Москву восемь лет назад и теперь вместе вели бизнес. Я знал только, что их родители остались в Харькове, на Украине.

– Какая-то очень мужская энергия. И внешне немного похож. Бритость головы… От неё тоже неприятная брутальность.

– У тебя были плохие отношения с отцом?

Лена набрала в лёгкие воздуха и задержала дыхание. Украдкой посмотрела по сторонам. Потом, как будто чуть улыбнувшись, медленно выпустила воздух тонкой струйкой вниз. И сразу стала другой – задумчивой и, как казалось, спокойной.

– Видишь ли, то, что он делал со мной и с Ирочкой в детстве и отрочестве, попадает под несколько статей уголовного кодекса. Но он сам был милиционером. А мы с Ирочкой и мамой… кхм… не были милиционерами.

Я взял её руку в свою и мягко сжал:

– Не рассказывай, если не хочешь.

– Я и не рассказываю, – пожав мою руку в ответ, спокойно ответила Лена.

– Поэтому ты боишься Акрама?

– Ну вот ещё… Будет еврейка бояться мусульманина.

– В смысле? Ты – еврейка? – Я удивлённо вытаращился на Лену. Она никогда мне не говорила.

– По маме. Значит, таки-да. И у меня даже четвёртая группа крови.

– Причём тут группа крови?

– Четвёртая группа крови очень редкая, и чаще всего встречается у евреев.

– Прикольно…

– Надеюсь, тебя это не смущает?

– Почему это должно меня смущать?

– Ну и отлично. А то вдруг ты какой-нибудь тайный антисемит, и по ночам читаешь «Майн кампф».

Нам принесли спагетти и пиццу.

– Как классно! – Лена нетерпеливо потёрла руки и наигранно улыбнулась, – обожаю пиццу!

Я отделил нежный ароматный кусок с тянущимся сыром, не желавшим отделяться, и положил ей на тарелку.

– Битч! – Вдруг резко хлестнула английским ругательством Лена.

– Что такое? – Я с тревогой посмотрел на неё.

Лена снова набрала полные лёгкие воздуха и потом выпустила его через чуть приоткрытые губы.

– Мама… Навязывается воспоминаниями… Она вообще всегда такая навязчивая была, со всеми, кроме отца. А ради отца даже от своего еврейства отказалась и крестилась. Битч! Ну ладно, ладно… Это все магнитная буря… И неблагоприятный лунный день. Извини… Лучше есть пиццу, – Она взяла нож и вилку.

На большом плазменном экране телевизора, висящем на противоположной стене, танцевали девушки, потрясывая бразильскими попками. Звук был выключен, и трясущиеся танцы беззастенчиво напористых женских прелестей, то верхних, то нижних, выглядели странновато. Причём сменялись беззвучные песни, видеоклипы, а попы оставались.

Мы ели с аппетитом, почти не разговаривая. Хотя я пытался сконструировать какие-то фразы, найти темы, отвлечь и развлечь Лену:

– Почему ты не расспрашиваешь меня о моих сеансах у Игоря Ивановича? Не спрашиваешь, что я видел под гипнозом? Мне кажется, что ты обходишь эту тему стороной, даже когда я хочу тебе что-нибудь рассказать.

– Это ведь сложные и очень интимные вещи. Я ставлю себя на твоё место и думаю, что мне не хотелось бы, чтобы кто-то приставал ко мне с расспросами. Даже если это близкий человек. Хотя близкому, на самом деле, ещё труднее рассказывать. Я думаю, что тот, кто проходит через это, сам расскажет, когда почувствует нужный момент. Ты хочешь что-то рассказать? – Улыбнулась она.

– Не то, чтобы прямо сейчас… – я почувствовал себя застигнутым врасплох.

– Вот видишь… Я вообще думаю, что делиться этим лучше по прошествии некоторого времени, когда все уляжется внутри, обретёт своё новое место, придёт в равновесие.

– Да, наверное, ты права. Ты как-то говорила, что тоже консультировалась с Игорем Ивановичем. А регрессивный гипноз с ним пробовала?

– Да. Однажды он провёл со мной сеанс. Но это было ужасно и очень тяжело. Я больше не стала повторять.

– Ты попала в неприятное воспоминание из прошлого или тебе физически тяжело было?

– И то, и другое. В результате у меня случился приступ удушья – аллергического или психосоматического, не знаю – и Игорь Иванович экстренно вывел меня из состояния гипноза. Больше я в гипноз никогда не погружалась. Но Игорь Иванович помог мне в некоторых других вопросах. Он очень хороший психотерапевт.

– Приступов удушья у тебя больше не было?

– Нет.

– Какое это было воспоминание из прошлого? Или не хочешь рассказывать?

– Не хочу и не буду. Даже неприятно, что вообще вспомнила об этом. Какой-то вечер глупых воспоминаний сегодня… – Лена задумчиво отодвинула тарелку. – Знаешь, мне иногда кажется, что какая-то часть твоей сущности хочет моей смерти.

Я чуть не подавился:

– Что ты имеешь в виду?

– Это, наверное, нормально. Я читала в одной книжке по психологии, что у каждого человека бывают моменты, когда он желает смерти даже самым близким родственникам. Непроизвольно, конечно. По-моему, даже какой-то термин есть в психологии. Во всяком случае, у меня тоже бывали моменты, когда я желала твоей смерти.

Я ничего не ответил. Подумал, что Лена, наверное, права. Тем более, если даже в книжках по психологии такое написано. Во всяком случае, если быть честным с собой, я тоже иногда вдруг представлял, что было бы, если Лена умерла, и эта мысль не повергала меня в ужас, а, наоборот, где-то внутри на неё откликалось непонятное чувство то ли любопытства, то ли странного удовлетворения. Откликалось слабо, почти незаметно, но достаточно для того, чтобы его уловить; уловить и отмахнуться. Прислушиваться к нему внимательнее было страшно.

– И ещё в этой части твоей сущности я чувствую что-то от своей мамы – неопределённо, как в тумане. Как будто она там прячется, и, возможно, руководит тобой.

Зазвонил мой мобильный телефон. Я вздрогнул от неожиданности. Вытащив его из кармана, увидел на экране «Акрам». «Черт, этого ещё не хватало…» Почти забыв о том, что мы с Акрамом договаривались о поездке к плохим парням, обидевшим Машу, я замер в ступоре.

– Кто это? Почему ты не отвечаешь? – Лена как ни в чем ни бывало махнула пальчиком с красным ногтем в сторону моего мобильника.

– М-м… Акрам. Просто у нас с тобой важный разговор… Не хочется его прерывать… – Пробормотал я.

– Ответь, это же твой друг. Наверное, он все-таки хороший человек. Если бы только не напоминал мне папашу… У нас бы и этого разговора сегодня не случилось, – добродушно усмехнулась она.

Я нажал на кнопку.

– Привет. – Глухой голос Акрама.

– Привет. Как дела? – Я, наоборот, говорил громче и развязнее обычного.

– Хорошо. Готов ехать.

– Да, хорошо. Только, знаешь, у меня тут сейчас не получается. Появились кое-какие дела. Давай завтра.

– М-м… – В низком сонорном звуке в нос слышалось недоумение. Но после этого затяжного «м» глухая невозмутимость вернулась в его голос, – хорошо, давай завтра.

– Отлично, – вздохнул я с облегчением. – Позвоню тебе.

– Что такое? – Спросила Лена.

– Акрам звал пиво попить.

– В принципе, можно попозже. Почему ты соврал ему, что у тебя дела, а не сказал, что со мной?

– Ну… – Я неопределённо поднял руку. – Что ты пристаёшь, «почему» да «почему»? Сама тут какие-то ужасы рассказываешь, что я хочу тебя убить, а твоя мама мной управляет, и хочешь ещё, чтобы я в это время спокойно разговаривал по телефону…

– Да, – вздохнула Лена, – я что-то много всего вывалила на тебя сегодня. Сама не знаю, почему…

Не дослушав фразу, я перегнулся через стол и поцеловал её в губы. Она с готовностью ответила на поцелуй. Усевшись на место, я взял её за руку. Некоторое время мы молчали, потом Лена прервала паузу:

– Да, сама не знаю, почему… Теперь ты расскажи мне что-нибудь, – она подняла на меня глаза.

– Мой отец… – Я посмотрел поверх Лены на бразильские попы в телевизоре и подумал о том, почему у меня вырвались эти слова «мой отец». Ведь я вовсе не собирался их говорить…