Читать книгу Разноцветные глаза (сборник) - Милорад Павич - Страница 12

Неизвестный – настоятелю монастыря Руджеру Бошковичу в Тускуло

Дубровник, 17 марта 1744 года

Хочу сообщить, как мы рады твоему успеху и тому, как повлияло твое описание мозаик из Тускуло, присланное брату, на наши здешние дела. Мы, кажется, наконец-то нашли нужного нам человека. Он герцеговинец, значит, мы знаем, откуда он родом. Его зовут Йоан Ужевич, и он, как любой паломник восточного обряда, говорит по-гречески и прибавляет к своему имени слово «ходжа». Он побывал и в Палестине, и в Египте, посетил Святые места и привез оттуда свои записи совершенно особого рода. Ты пишешь, что нашел для себя в Тускуло занятие лучшее, чем математика. Пристрастие же Ужевича, глаза которого видят под землей, от математики неотделимо. Иногда, когда мы начинаем замерзать, он останавливается, что-то измеряет и приводит нас на такое место, где и зимой буйно растет трава, потому что оно обогревается подземными водами. А порой во время летнего зноя, когда все мы страдаем от жажды, он находит место, где растет нужное количество разных хорошо известных ему цветов, и если он отыскивает вместе хотя бы четыре их вида, то начинает копать и очень быстро, прямо у поверхности земли, обнаруживает новый, до сих пор никому не известный источник чистой воды. Он считает, что потоки рек, еще неразделенные в своем истоке, заранее знают свои устья. Он безгранично верит магической силе чисел. Его греческий проскинитарион (путеводитель по Святым местам) весь испещрен цифрами. Свой путь по Святым местам Палестины он записал с помощью одних только математических знаков. Сколько где было лампад, икон, подсвечников, ступеней, окон, дверей, колонн, их оснований и капителей, подземных и надземных комнат, кладовых и караульных помещений, хоров, ризниц и дарохранительниц, какова была величина церквей или церковных развалин в саженях; их длина и ширина, высота и глубина, расстояние между ними в милях, в шагах, в пальмах и пядях, точный подсчет того, по скольким лестницам и на сколько ступенек надо подняться и на сколько надо спуститься в определенных местах, – все это в его палестинском дневнике записано, измерено и математически точно соотнесено одно с другим. В течение всего путешествия он был в плену магии чисел, да и теперь здесь, в Дубровнике, он постоянно что-то записывает и вычисляет. Он подобен актеру, которому дан только один час, чтобы сыграть роль, требующую не менее трех часов времени, и который поэтому вместо слов использует движения, мимику, знаки и символы; он сокращает до одного числа целые системы значений. Для него числа словно имеют какую-то нравственную ценность, он думает, что гармония небесных сфер, основанная на математически точных и согласованных друг с другом отношениях, спустилась с неба и обнаружила себя на земле, где небесные символы и иерархия превратились в предметы его паломничества. Он хочет магию чисел, гармонию вселенского порядка, исчисленную им среди песков Палестины, применить и к своей, и к нашей судьбе. Он принимает легенды, описания странствий, системы народных названий мест и уже ушедших под землю поселений какого-нибудь края за длинные таинственные цифровые шифры, которым он бесконечно верит, даже если их совершенно не понимает и не может разгадать смысл этих сообщений из глубокой древности. Он считает, что зло никогда не лежит в сфере имен, то есть того, что является предметом математических операций (ведь имена сотворены Богом), зло находится в сфере глаголов, то есть в самих операциях, которые могут содержать ошибку, так как предоставлены людям. Следовательно, в его понимании опредмечено только добро, а зло нематериально и источник зла находится в глубине человеческой воли, которая свободно принимает решения…

Он живет у меня в Плоче, разбирает свои бумаги и ждет, когда пройдут большие дожди. Как только они заканчиваются, мы обходим окрестности, и он прикладывает ухо к земле в местах, которые заранее выбрал на основании каких-то своих вычислений, а также, разумеется, известных ему народных преданий, и слушает. Найдя нужное место, он – по звуку подземных вод, которых, как тебе известно, у нас много и которые или протекают через подземные помещения, или же огибают их, – обнаруживает и описывает нам то, что находится под землей: он отмечает число ступеней, по которым скачет подземный поток, вычисляет приблизительную высоту помещения, где разносится эхо водоворотов, и узнает, с какой стороны строение имеет проемы. Тогда мы начинаем раскопки, и нам уже дважды удалось обнаружить старинные греческие своды и лестницы, – может быть, это развалины амфитеатра. В субботу в Конавле мы обследовали обширное пространство на другой стороне реки, и он указал нам большой участок, который, по его мнению, наверняка представляет собой насыпь над каким-то древним поселением. Место, которое он нам указал, легко найти, если от моста через реку сделать две тысячи шагов в сторону гор под углом написания буквы «л». Исходя из этого мы начали копать и нашли под землей первые признаки древних строений, чуть было не провалившись в одно из них…

* * *

Прочитав письма, Дельфа решила сразу же предпринять попытку отыскать участок, указанный в письме неизвестного, и на этом ненадежном месте начать строительство аэродрома. В ту ночь она заснула поздно и перед рассветом увидела сон, который в своем начале соответствовал ее тягостному состоянию.

Дельфе приснилась одна ее подруга, самая близкая подруга, вид которой ужасно ее испугал, хотя и лицо, и поведение той были такими же, как всегда. Она в страхе побежала от нее и остановилась перед каким-то домом под большим лиственным деревом. Впереди была дорога, и какой-то оборванный человек шел по ее левой стороне и сеял – не то базилик, не то ячмень, – просто шел по дороге и бросал семена. Он кинул пригоршню семян в Дельфу, она хотела их поймать, но не могла решить, какой рукой это сделать – левой или правой, и, проснувшись, не сумела вспомнить, какая это была рука, хотя прекрасно знала, что схватить их ей все же удалось…

Мысли эти быстро оттеснила действительность, в которой не было места для долгих пробуждений. Утром Дельфа обнаружила развалины моста XVIII века и решила, что это и есть то, что она искала. Ничто не указывало на существование под землей археологического слоя с античным поселением, но внешних знаков и не следовало искать. Спешно начались работы, и в указанный срок аэродром был построен. В течение всего этого времени партизанские патрули и группы разведчиков появлялись на склонах герцеговинских гор, а ночью спускались на контролируемую немцами территорию. Настал день, когда немецкие военные и группа строителей с одинаковым нетерпением собрались посмотреть, как с новой взлетной полосы поднимется первый самолет. Полоса была ровной, но очень тонкой и, по мнению Дельфы, скрывала под собой опасные лакуны, оставшиеся от прежних улиц, подземные гребни, обширные пространства с мягким грунтом и пустоты, которые в соответствии с расчетами должны были просесть при первых же значительных нагрузках. Когда бомбардировщик с полным грузом на борту разогнался и легко оторвался от земли, а вслед за ним взлетели и другие, более тяжелые самолеты, Дельфу охватил ужас. Ничего не произошло ни на второй, ни на третий день. Аэродром в Конавле функционировал безупречно. Из всего этого следовал только один вывод – Дельфа Дорианович ошиблась в определении места.

* * *

На следующий вечер комендант лагеря приказал заключенным собрать свои вещи и сообщил, что их отпускают домой. На новом аэродроме был узкий, примыкающий к горам участок, который простреливался с двух сторон. Хотя это пространство контролировалось немецкими автоматчиками и освещалось прожекторами, со стороны гор за ничейной полосой следил партизанский пулеметный расчет. Немецкое командование об этом знало, но не особенно беспокоилось, да и бороться с этим было практически невозможно, кроме того, партизанские патрули на этом участке не представляли для немцев серьезной опасности. Как раз сюда и вывели заключенных. Освещенные прожекторами, чувствуя за своей спиной дула автоматов, они двинулись по направлению к темной неосвещенной полосе, за которой наблюдал партизан-пулеметчик. Дельфа Дорианович понимала, что домой эта дорога не ведет. Противник, для которого они построили аэродром, вел их прямиком на партизанский пулемет. Если их не ликвидируют как пособников оккупантов, у немцев еще останется время в последний момент открыть стрельбу со стороны аэродрома.

В то мгновение, когда Дельфа пересекла границу между двумя вечностями, между прошлым и будущим, она поняла, где ошиблась. Она отмерила угол в 90° по латинской букве L, а Йоан Ужевич, очевидно, отмерил угол в 35° греческой буквой лямбда – Λ. Прочитать вместо греческой буквы латинскую в данном случае означало умереть. Шагнув из света во тьму, Дельфа увидела вдали во мраке, совсем в другой стороне от Конавля, то место, где под землей находился античный город Йоана Ужевича.