Читать книгу Лето второго шанса - Морган Мэтсон - Страница 4

Глава 3

Оглавление

Я смотрела на него в изумлении, не понимая, откуда передо мной взялся взрослый Генри.

Он бросил весло на настил, сделал маленький шаг вперед и сложил руки на груди.

– Тейлор Эдвардс, – сказал он. И это был не вопрос.

– Генри? – спросила я довольно слабым голосом, хотя, конечно, это был он. Во-первых, в отличие от любого другого байдарочника на этом озере, он знал меня. Во-вторых, был похож на себя прежнего, только гораздо, гораздо лучше.

Высокий, широкоплечий, с коротко остриженными каштановыми волосами, он был до неприличия хорош собой. Веснушки, покрывавшие раньше его щеки, куда-то исчезли, а глаза, прежде карие, я назвала бы, скорее, зелеными. В нашу последнюю встречу он выглядел абсолютно по-другому – ниже меня ростом, худощавый, с расцарапанными локтями и коленками. Должна отметить, Генри вырос очень привлекательным юношей, правда, мне показалось, что он не особенно рад нашей встрече.

– Привет, – сказала я, чтобы заполнить дурацкую паузу и скрыть, что не могу отвести от него глаз.

– Привет, – ответил он довольно холодно.

Голос у него стал низкий, и теперь он не давал петуха на каждом втором слове, как прежде. Мы встретились глазами, и я вдруг представила, какие перемены он может заметить во мне, и какое впечатление в целом я произвожу. К сожалению, с детства я мало изменилась: голубые глаза, тонкие прямые волосы. Среднего роста, худощавая, я так и не обрела приятных глазу округлых форм, о которых так отчаянно мечтала в двенадцатилетнем возрасте. Как я сейчас жалела, что утром не привела себя в порядок. Генри окинул меня взглядом, и я чертыхнулась про себя, вспомнив, во что одета. Я не только встретила человека, который меня явно недолюбливал, но и была в украденной у него футболке.

– Итак… – продолжил он, после чего сразу же замолчал. Мое сердце так сильно стучало, что хотелось повернуться и уйти, сесть в машину и ехать, не останавливаясь, до самого Коннектикута. – Что ты тут делаешь? – наконец спросил Генри, и голос его звучал жестко.

– То же я могла бы спросить у тебя, – ответила я, вспоминая, как буквально несколько минут назад говорила Уоррену, что Генри – дело прошлое. Я была уверена, что никогда больше не встречу его. – Я думала, вы отсюда уехали.

– Ты думала, мы уехали? – переспросил он с коротким невеселым смешком. – Да уж.

– Да, – подтвердила я раздраженно, – мы сегодня проезжали мимо вашего дома: там все поменялось, теперь он принадлежит какой-то сексапильной Мэриэн.

– За пять лет многое изменилось, Тейлор. – Я отметила, что он второй раз произнес мое имя. Прежде это случалось, когда он злился на меня, а обычно называл Эдвардс или Тей. – Во-первых, мы переехали, – он показал на дом, стоявший так близко к нашему, что я могла рассмотреть ряды горшков на подоконниках. – Вот сюда.

Какое-то время я просто смотрела на дом, принадлежавший ранее супругам Моррисон, и я предполагала, что они и их отвратительный пудель живут в нем по-прежнему.

– Так мы соседи?

– Уже несколько лет. Но ваш дом все время арендовали. Я решил, что вы больше не будете приезжать.

– Я тоже так думала, – ответила я, – если хочешь знать правду.

– И что случилось? – спросил он, пронзительно глядя прямо на меня красивыми зелеными глазами. – Почему вдруг вернулись?

От этого вопроса у меня перехватило дыхание, ведь Генри затронул тему, которую я старательно всячески гнала от себя проч.

– Ну… – медленно протянула я, глядя мимо Генри на поверхность воды и стараясь придумать, как бы это объяснить. Казалось, ничего сложного. Всего-то и требовалось сказать что-нибудь насчет того, что отец болен, и потому мы проведем лето здесь. Трудность была не в этом, а в вопросах, которые могли за этим последовать: как сильно болен, чем, насколько серьезно. И далее – неизбежная реакция людей, узнавших, что это на самом деле серьезно. Было и еще кое-что, что я понимала, но боялась произносить вслух: мы проводим с отцом последнее лето.

Поскольку я старательно избегала подобных разговоров, у меня не было заготовлено отработанного объяснения. Слух о болезни отца распространился по школе довольно быстро, что избавило меня от необходимости объяснять ситуацию. А если в бакалейном магазине нам с мамой встречался кто-нибудь из знакомых и спрашивал о папе, я уступала возможность объясняться ей, а сама отворачивалась или отходила в сторону, делая вид, что трудный разговор, который ведет мама, не имеет ко мне ни малейшего отношения. Сейчас я сомневалась, смогу ли справится с эмоциями, отвечая на возможные вопросы Генри. Узнав о болезни отца, я еще ни разу не плакала, и мне не хотелось бы расплакаться перед ним.

– Долгая история, – наконец выговорила я, не сводя глаз со спокойной глади озера.

– Да уж, – саркастически сказал Генри, – наверняка.

Я вздохнула. Генри никогда не говорил со мной таким тоном. Если мы ссорились, то, как дети, били друг друга ладошками по рукам, обзывались, дразнились, одним словом, – делали все что угодно, лишь бы покончить со ссорой и снова стать друзьями. Но сейчас его тон и язвительные реплики создавали впечатление, что я разговариваю с кем-то с другой планеты.

– Так почему вы переехали? – спросила я чуть более агрессивно, чем хотелось бы, и повернулась лицом к нему, сложив руки на груди. Переезды в Лейк-Финиксе случались довольно редко: по дороге сюда мы проезжали дом за домом со знакомыми вывесками на фасадах – все владельцы были прежние.

Ожидая немедленного ответа, я с удивлением заметила, что Генри слегка покраснел, засунул руки в карманы шортов, как всегда бывало, когда он не знал, что сказать.

– Долгая история, – сказал он, подражая мне и глядя на причал. Некоторое время было слышно только постукивание пластиковой байдарки о деревянную сваю причала. – Как бы там ни было, – продолжил Генри, немного помолчав, – теперь мы живем тут.

– Так, – сказала я, чувствуя, что этот факт мы наконец установили. – Это я поняла.

– Я хочу сказать, мы тут круглый год, – пояснил он и посмотрел на меня, а я постаралась скрыть удивление. Можно, конечно, жить в Лейк-Финиксе постоянно, но так делают очень немногие и в поселке становилось людно лишь с наступлением лета. Пять лет назад все время, кроме лета, Генри жил в Мэриленде. Его отец занимался финансами в округе Колумбия, как и другие отцы, возвращался в Лейк-Финикс с наступлением выходных.

– О, – воскликнула я так, будто все поняла, хотя не имела ни малейшего представления, что означает для семьи Кроссби постоянное проживание в Лейк-Финиксе и как это может сказаться на дальнейшей судьбе Генри. Но он, похоже, не собирался вдаваться в подробности, а я не чувствовала себя вправе требовать новых признаний. И мне вдруг показалось, что нас разделяют не только несколько метров причала…

– Да, – вздохнул Генри, а я подумала, что, возможно, у него возникло то же чувство, что и у меня, будто на пристани с ним рядом незнакомый человек. – Мне пора, – он повернулся, собираясь уходить.

Я подумала, что не следует так заканчивать разговор, поэтому, когда он проходил мимо, вежливо произнесла:

– Рада была тебя видеть.

Он остановился всего в нескольких шагах от меня, так близко, что я могла рассмотреть россыпь еле заметных веснушек у него на щеках. Я почувствовала, как сердце учащенно забилось оттого, что вспомнила одну из наших первых робких попыток обняться на этом самом причале. Я целовала тебя, мелькнула у меня мысль, прежде чем я успела ее остановить.

Я посмотрела на Генри – он по-прежнему стоял так близко! – и подумала, что, возможно, он вспоминает о том же. Но он хмуро и недоверчиво посмотрел на меня и снова собрался уходить, и я поняла, что он сознательно не отреагировал на мои последние слова.

Может быть, в какой-то другой день я бы вот так все и оставила. Но сейчас я была раздражена, устала – четыре часа слушала мальчишеские группы, лекцию об энергии света, – и почувствовала, что теряю самообладание.

– Слушай, не думай, будто я хотела сюда возвращаться, – я заметила, что говорю все громче, а голос делается все пронзительней.

– Тогда почему ты здесь? – Генри тоже повысил голос.

– У меня не было выбора, – отрезала я, сознавая, что способна зайти слишком далеко и не смогу остановиться. – Я никогда не хотела сюда возвращаться.

Мне показалось, он покраснел от досады, но вскоре его лицо обрело прежнее каменное выражение.

– Что ж, – парировал он, – может, не только тебе этого не хотелось.

Я заслужила этот удар, но приняла его не дрогнув. Мы смотрели друг на друга, как соперники, силы которых оказались равны, и я поняла, что препираться на причале неудобно, ведь в случае экстренной необходимости не так-то просто убежать, когда противник перекрыл тебе путь для отступления на сушу.

Мы не отрываясь смотрели друг другу в глаза.

– Ладно, – я наконец решилась прекратить этот поединок и сложила руки на груди. Мой тон должен был дать понять Генри, как мало меня заботят его слова. – До скорого свидания!

Генри закинул весло на плечо как топор.

– Боюсь, Тейлор, оно неизбежно, – проговорил он с сочувствием, посмотрел на меня еще немного, отвернулся и пошел прочь, а я, не желая провожать его взглядом, направилась в противоположный конец причала.

Я посмотрела на воду, на солнце, которое будто не могло решить, не пора ли ему садиться, и глубоко вздохнула. Итак, Генри живет по соседству. И пускай. Я с этим справлюсь. Можно провести все лето, не выходя из дома. Устав от подобных мыслей, я уселась на настил, свесив ноги так, чтобы ступни касались воды, и тут заметила изображение сердечка с вписанными в него словами: «ГЕНРИ + ТЕЙЛОР НАВЕКИ».

Мы вместе вырезали это пять лет назад, и трудно было поверить, что это свидетельство нашей любви оставалось здесь все это время. Я провела кончиками пальцев по знаку плюса. Почему человеку в двенадцать лет кажется, что у него может быть какое-то представление о вечности?

За спиной послышалось шуршание шин по гравию, затем хлопнула дверца машины – наконец приехали родители. Я поднялась и поплелась вдоль причала, размышляя, как меня сюда занесло.

Лето второго шанса

Подняться наверх