Читать книгу Приключения Арсена Люпена - Морис Леблан, Морис Леблан, André de Maricourt - Страница 7

Возникает вопрос, и мне его часто задают:

– Как вы познакомились с Арсеном Люпеном?

Сомнений в том, что я его знаю, уже нет ни у кого. Известные мне подробности из жизни этого неуловимого человека, неопровержимые факты, которыми я располагаю, новые доказательства, которые я привожу, моя собственная интерпретация некоторых его поступков, о которых мы узнаем исключительно по внешним признакам, не вдаваясь ни в тайные мотивы, ни в тонкости исполнения, – все это доказывает пусть не близкие отношения, невозможные при образе жизни Арсена Люпена, но дружескую приязнь и неизменную откровенность.

Но как же все-таки я с ним познакомился? Каким образом мне выпала честь стать его историографом? Почему я, а не кто-то другой?

Ответ прост: в этом выборе совершенно нет моей личной заслуги, все это дело случая. Именно по воле случая я оказался втянут в одну из самых странных и таинственных авантюр; именно случаю было угодно, чтобы я стал действующим лицом в блестяще срежиссированной им драме, мрачной и запутанной, полной стольких перипетий, что, приступая к рассказу, я испытываю известные затруднения.

Первый акт происходит в знаменитую ночь с 22 на 23 июня, о которой так много говорили. Что же касается моего собственного участия – отметим это сразу, – то я приписываю свое несколько странное тогдашнее поведение особому душевному состоянию, в котором я пребывал в тот вечер, возвращаясь домой. Я поужинал в компании друзей в ресторане «Каскад»[30], и весь вечер, пока мы курили, а цыганский оркестр исполнял грустные вальсы, разговор шел только о преступлениях, ограблениях и об ужасающих и покрытых мраком тайны интригах. Вообще-то, такие беседы не слишком способствуют безмятежному сну.

Супруги Сен-Мартен уехали на автомобиле. А мы с Жаном Даспри, милым и беззаботным Даспри, жизнь которого так трагически оборвется через полгода на марокканской границе, возвращались пешком темной, теплой ночью. Когда мы подошли к небольшому особняку на бульваре Майо, где я жил вот уже год, переехав в Нёйи, он спросил:

– Вам тут никогда не бывает страшно?

– Господи, с чего бы это?

– Черт возьми, ваш дом стоит совсем на отшибе, вдалеке от остальных. Соседей нет. Вокруг пустыри… Я не трус, но все же…

– Вы не трус, вы шутник!

– Да нет, я не шучу. На меня произвели сильное впечатление истории о бандитах, которыми нас развлекала чета Сен-Мартен.

Он пожал мне руку и удалился. Я достал ключ и открыл дверь.

– Надо же, – пробормотал я, – Антуан забыл зажечь свечу.

И тут я вспомнил, что Антуан уехал, ведь я сам отпустил его.

И сразу же темнота и тишина показались мне гнетущими. Я на ощупь, второпях поднялся в спальню на втором этаже и тотчас, вопреки привычке, запер дверь на ключ и задвижку.

Огонек свечи вернул мне хладнокровие. И все же я вынул из кобуры револьвер, большой дальнобойный револьвер, и положил возле кровати. Эта предосторожность окончательно меня успокоила. Я лег и, как каждый вечер, чтобы заснуть, взял с ночного столика книгу.

Каково же было мое удивление, когда внутри вместо ножа для разрезания страниц я обнаружил конверт, запечатанный пятью красными сургучными печатями. Я схватил его. Вместо адреса были написаны мое имя, фамилия и пометка «Срочно».

Письмо! Письмо на мое имя! Кто мог вложить его сюда? Слегка волнуясь, я вскрыл конверт и прочел следующее:

Начиная с того момента, как Вы вскроете это письмо, что бы ни случилось, что бы Вы ни услышали, – не шевелитесь, не делайте ни одного движения и не кричите. Иначе Вам конец.

Я вовсе не из трусливых и так же, как и многие, умею сохранять спокойствие перед лицом реальной опасности или подшучивать над выдуманными угрозами нашего разгулявшегося воображения. Но повторяю, я находился в необычном расположении духа, к тому же оказался довольно впечатлительным, и у меня явно сдали нервы. Впрочем, разве во всем этом не было чего-то тревожного и необъяснимого, что впору потрясти самых больших храбрецов? Мои пальцы нервно сжимали листок бумаги, а глаза без конца перечитывали эти устрашающие строки: «Не делайте ни одного движения и не кричите. Иначе вам конец». «Да нет же, – думал я, – это какой-то розыгрыш, просто дурацкая шутка».

Я едва было не рассмеялся, причем во весь голос. Кто может мне в этом помешать? Почему неясный страх сжимает мне горло?

Как бы то ни было, я сейчас задую свечку. Нет, нельзя. «Не делайте ни одного движения! Иначе вам конец» – так было написано.

Стоит ли бороться с предчувствиями, которые зачастую имеют над нами бо́льшую власть, чем самые достоверные факты? Оставалось лишь закрыть глаза. Я так и сделал.

В ту же минуту в тишине раздался какой-то легкий шум, потом что-то затрещало. Мне показалось, что звуки доносятся из большой соседней комнаты, отделенной от спальни лишь предбанником.

Близкая опасность привела меня в возбуждение, я чувствовал, что сейчас вскочу, схвачу револьвер и брошусь туда. Но я не вскочил: напротив меня на окне слева зашевелилась занавеска.

Сомнений не оставалось: она действительно зашевелилась. И продолжала шевелиться! И я увидел – причем вполне отчетливо, – что в узком пространстве между занавеской и окном вырисовывается человеческая фигура.

А человек тоже видел меня, было очевидно, что он меня видит сквозь крупное плетение ткани. И тут я все понял. Пока сообщники уносят добычу, этот должен был удерживать меня на почтительном расстоянии. Вскочить? Схватить револьвер? Невозможно… Он стоит совсем близко! При малейшем движении, малейшем восклицании я пропал.

Дом содрогнулся от страшного удара, за которым последовали более слабые, по два-три подряд, словно молоток бил по шляпке гвоздя и отскакивал от нее. Или, по крайней мере, так подсказывало мое воспаленное воображение. Примешивались и другие громкие звуки, создавая настоящий грохот, – грабители орудовали без всякого стеснения, ничего не опасаясь.

Но они добились своего: я не двигался. Из трусости? Нет, скорее мною овладела полная прострация, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Но при этом сработало и благоразумие. Ведь в конце-то концов, к чему сражаться? За этим человеком стоял еще десяток других, которые сразу же поспешат ему на подмогу. Стоит ли рисковать жизнью ради спасения нескольких гобеленов и каких-то безделушек?

Эта пытка продолжалась всю ночь. Невыносимая пытка, безумный страх! Если шум прекращался, я продолжал ждать, когда же он возобновится. А еще этот человек, который стерег меня с оружием в руке! Я не мог оторвать от него испуганных глаз. Сердце колотилось. По лбу и по всему телу струился пот!

И тут неожиданно ощущение необъяснимого блаженства овладело мною: с бульвара донесся хорошо знакомый звук повозки молочника, мне показалось, что через закрытые ставни пробивается лучик зари и ко тьме в комнате примешивается дневной свет.

И в спальню проник свет. Прогрохотали другие повозки. И исчезли все ночные призраки.

Тогда я медленно и осторожно вытянул руку. Напротив меня ничто не шелохнулось. Я впился взглядом в складку занавески, именно туда мне следовало целиться, я точно просчитал свои движения, схватил револьвер и выстрелил.

Я соскочил с кровати, крича от радости, и бросился к окну. В занавеске и в оконном стекле зияли отверстия от пули. Человека же я не задел по той простой причине, что там никого не было.

Никого! Выходит, всю ночь меня вводила в состояние паралича складка на занавеске! А тем временем злоумышленники… В яростном порыве, который никто не смог бы остановить, я повернул ключ в замке, открыл дверь, пересек предбанник, открыл вторую дверь и ринулся туда.

Но тут же застыл на пороге в полном ошеломлении, я задыхался, огорошенный увиденным, оно потрясло меня больше, чем отсутствие человека за занавеской в спальне. Ничего не исчезло. Все предметы, которые, как я предполагал, должны были быть украдены, – мебель, картины, старинные бархат и шелка, – все осталось на своих местах!

Невероятно! Я не верил собственным глазам! Чем же тогда объяснить этот шум, грохот передвигаемой мебели?.. Я обошел комнату, осмотрел стены, проверил по памяти знакомые предметы. Ничего не пропало! Но больше всего меня сбивало с толку, что не было никаких следов присутствия злоумышленников – ни отпечатков ног, ни одного сдвинутого с места стула.

– Ну хорошо, хорошо, – внушал я себе, обхватив голову руками, – я же не сошел с ума! Я все это слышал!

Сантиметр за сантиметром самым тщательным образом я обследовал помещение. Все впустую. Или же… Но можно ли считать это находкой? Под лежащим на полу небольшим персидским ковром лежала карта, игральная карта. Это была семерка червей, точно такая же, как все семерки во французских колодах карт[31], правда, мое внимание привлекла одна маленькая деталь. У каждого из семи красных знаков масти, имеющих форму сердца, в самой верхней точке виднелась аккуратная круглая дырочка, ее могли проделать тонким шилом.

Вот и все. Игральная карта и письмо, найденное в книге. Достаточно ли, чтобы утверждать, что все это мне не приснилось?

Все утро я обыскивал гостиную – это была очень большая комната, отличавшаяся по размерам от других сравнительно небольших помещений особняка, ее убранство выдавало несколько странный вкус ее создателя. Наборный пол выложен из крохотных разноцветных камешков, образующих крупные симметричные узоры. Стены покрыты такими же мозаичными панно с изображением аллегорических сцен в стиле помпейских или византийских или наподобие средневековых фресок: Бахус, оседлавший бочку, император с окладистой бородой, увенчанный золотой короной, с мечом в правой руке.

Под потолком, как в мастерских художников, находилось единственное большое окно. Оно всегда оставалось открытым на ночь, вероятно, через него злоумышленники и проникли в дом по приставной лестнице. Но никаких доказательств опять же я найти не смог. От ножек лестницы должны были остаться отпечатки на утрамбованной земле во дворе, но их не было. Трава на пустыре вокруг дома тоже должна была бы быть примята, но и на ней не осталось никаких следов.

Признаюсь, что мне даже в голову не пришло обратиться в полицию, настолько абсурдными и неубедительными выглядели факты, которые я мог привести. Меня бы просто подняли на смех. Но на следующий день была моя очередь вести колонку в разделе хроники газеты «Жиль Блас»[32], где я тогда сотрудничал. Одержимый впечатлением от происшедшего, я подробно изложил свое приключение.

Статья имела успех, но я понимал, что всерьез ее никто не принял, ее считали скорее выдумкой, нежели реальным происшествием. Супруги Сен-Мартен подняли меня на смех. Однако Даспри, имевший некоторый опыт в подобных делах, пришел навестить меня, попросил ввести в курс дела и внимательно все осмотрел… Впрочем, он не добился никаких результатов.

Тем не менее как-то утром в один из последующих дней раздался звонок на воротах, и Антуан доложил, что меня хочет видеть какой-то господин, но имя свое тот назвать отказался. Я попросил провести его ко мне в гостиную.

Это был мужчина лет сорока, жгучий брюнет с волевым лицом, его чистая, хотя и поношенная одежда свидетельствовала о претензии на элегантность, которая шла вразрез с довольно вульгарными манерами.

Не тратя времени на преамбулу, он сообщил мне хриплым голосом, с произношением, выдававшим его социальное положение:

– Месье, я путешествую, и мне в кафе попалась на глаза газета «Жиль Блас». Я прочел вашу статью. Она меня заинтересовала… даже весьма.

– Благодарю вас.

– И я пришел.

– Правда?

– Да, поговорить с вами. Факты, о которых вы рассказали, приведены точно?

– Абсолютно точно.

– То есть вы ничего не выдумали?

– Ни единого слова.

– В таком случае, возможно, я могу сообщить вам кое-какие сведения.

– Слушаю вас.

– Нет.

– Что значит, «нет»?

– Прежде чем говорить, я должен убедиться, что мои сведения верные.

– Что значит – убедиться?

– Я должен остаться один в этой комнате.

Я с изумлением посмотрел на него:

– Я не совсем понимаю…

– Эта мысль пришла мне в голову, когда я читал вашу статью. Некоторые детали удивительным образом совпадают с другой невероятной историей, о которой я узнал случайно. Но если я ошибаюсь, мне лучше хранить молчание. Единственный способ узнать правду – это остаться одному…

Что таило в себе подобное предложение? Позднее я вспомнил: когда этот человек говорил со мной, вид у него был встревоженный, лицо выдавало волнение. Но в тот момент, хотя и я был удивлен, но не усмотрел ничего особо странного в его просьбе. К тому же меня подстегивало любопытство!

Я ответил:

– Договорились. Сколько вам потребуется времени?

– О, не больше трех минут. Через три минуты я вернусь к вам.

Я вышел из комнаты. Спустившись вниз, я достал часы. Прошла минута. Две… Почему мне было так не по себе? Почему эти мгновенья казались мне столь решающими?

Две с половиной минуты… Две минуты и три четверти… И вдруг раздался выстрел.

Я кинулся вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, вбежал в гостиную и закричал от ужаса.

Он неподвижно лежал на левом боку в центре комнаты. Из головы вытекала кровь вперемешку с мозгом. Рядом валялся еще дымящийся револьвер.

Он дернулся в конвульсии, и все было кончено.

Но еще сильнее, чем это устрашающее зрелище, меня потрясло другое, поэтому я даже не сразу позвал на помощь и не опустился на колени, чтобы проверить дышит ли он. В двух шагах от него лежала карта – семерка червей.

Я поднял ее. В семи верхних точках семи красных сердечек были проделаны крохотные дырочки…

Полчаса спустя прибыл комиссар полиции Нёйи, потом судебный медик, потом начальник сыскной полиции господин Дюдуи. Я, разумеется, постарался не дотрагиваться до трупа. Ничто не должно было помешать выявлению улик.

Расследование продолжалось недолго, прежде всего еще и потому, что сначала не обнаружили вообще ничего или почти ничего. В карманах убитого не было никаких документов, на одежде – никаких бирок с именем, на его белье не оказалось вышитых инициалов. Короче говоря, ничего, что помогло бы установить его личность. А в гостиной все стояло как раньше. Мебель и все предметы были на своих местах. Но все же этот человек явился ко мне не только с намерением покончить с собой, полагая, что мой дом лучше подходит для этой цели. Этому жесту отчаяния предшествовал какой-то мотив, который он обнаружил за те три минуты, пока находился один.

Что именно? Что он увидел? Что потрясло его? В какую страшную тайну он проник? Угадать было нельзя.

Но в последний момент была найдена улика, показавшаяся нам крайне значительной. Когда двое полицейских нагнулись, чтобы поднять тело и положить на носилки, они заметили, что левая рука, до того судорожно сжатая в кулак, вдруг расслабилась и из нее выпала скомканная визитная карточка.

На ней было написано: «Жорж Андерма, улица Берри, 37».

Что это значит? Жорж Андерма – крупный парижский банкир, основатель и президент «Банка металлов», давшего огромный толчок развитию металлургической промышленности Франции. Он вел роскошный образ жизни, имел собственный железнодорожный вагон, автомобили, конюшню скаковых лошадей. Его приемы пользовались огромным успехом, а мадам Андерма славилась своим изяществом и красотой.

– Неужели это имя покойного? – спросил я.

Начальник сыскной полиции наклонился над телом.

– Это не он. У месье Андерма бледное лицо и волосы с проседью.

– Но тогда что значит эта карточка?

– У вас есть телефон, месье?

– Да, в вестибюле. Пройдите, пожалуйста, за мной.

Он поискал имя в телефонной книге и попросил соединить его с номером 415–21.

– Месье Андерма у себя? Будьте любезны, передайте ему, что месье Дюдуи просит его срочно приехать в дом сто два по бульвару Майо. Дело неотложной важности.

Двадцать минут спустя месье Андерма уже выходил из своего автомобиля. Ему разъяснили причины, потребовавшие его присутствия, потом отвели в гостиную, где лежал труп.

Секунду его лицо выражало волнение, потом он тихо произнес, словно говорил сам с собой:

– Этьен Варен.

– Вы его знали?

– Нет, вернее, да… Но только с виду. Его брат…

– У него есть брат?

– Да, Альфред Варен… Его брат приходил когда-то ко мне о чем-то просить, уже не помню точно о чем.

– А где он живет?

– Они живут вместе… Кажется, на улице де Прованс.

– И вы не можете предположить, почему он решил застрелиться?

– Нет, никак не могу.

– Но почему тогда у него была зажата в руке эта карточка? Ваша визитная карточка с вашим адресом!

– Этого я вообще не понимаю. Очевидно, какая-то случайность, надеюсь, следствие объяснит нам причину.

Если и случайность, то весьма любопытная, подумал я и почувствовал, что все мы мыслим примерно одинаково.

На следующий день в газетах прозвучала та же мысль, подобным же образом рассуждали мои друзья, с которыми я поделился этой историей. Среди тайн, делавших ее еще более запутанной, после дважды найденной и сбивающей с толку проколотой семерки червей, после двух одинаково загадочных событий, происшедших в моем доме, казалось, что эта визитная карточка прольет наконец свет на случившееся. Приведет нас к истине.

Но, вопреки ожиданиям, месье Андерма не дал нам ни единой зацепки.

– Я рассказал все, что знаю, – повторял он. – Мне добавить нечего. Я больше всех удивлен, что здесь нашли мою карточку, и, как все остальные, жду, что что-то прояснится.

Но ничего не прояснилось. Следствие установило, что братья Варен, родом из Швейцарии, прикрываясь различными именами, вели весьма бурную жизнь, посещали игорные дома, тесно общались с шайкой иностранцев, состоявших на учете в полиции, но исчезли после целой серии краж, в которых принимали участие, что, правда, было установлено гораздо позже. В доме номер шесть по улице де Прованс, где братья действительно проживали шесть лет назад, никто не знал, что с ними стало.

Признаюсь, мне лично это дело казалось настолько запутанным, что я не верил, что его можно решить, и просто старался о нем не думать. Но Жан Даспри, с которым я тесно общался в то время, напротив, с каждым днем увлекался расследованием все больше и больше.

Именно он обратил мое внимание на отклик в иностранной газете, который перепечатала и комментировала вся пресса:

В ближайшее время в присутствии императора будут проведены первые испытания подводной лодки, которой предстоит кардинально изменить тактику грядущих морских сражений. Благодаря утечке информации мы узнали ее название: «Семерка червей». О месте проведения испытаний будет объявлено своевременно.

Семерка червей! Было ли это случайным совпадением или же нам оставалось установить связь между названием субмарины и происшествиями, о которых шла речь? Но какого рода связь? То, что происходило здесь, никоим образом не могло быть связано с тем, что происходило там.

– Что вы об этом знаете? – вопрошал меня Даспри. – Самые разрозненные факты иногда относятся к одному и тому же делу.

На следующий день до нас донесся еще один отголосок этой истории:

Утверждают, что проект подводной лодки «Семерка червей» был разработан французскими инженерами, которые, не найдя поддержки у своих соотечественников, обратились столь же безрезультатно к английскому Адмиралтейству. За достоверность информации мы не ручаемся.

Я не смею дольше оперировать этими сведениями весьма деликатного свойства, повлекшими, как мы помним, значительное волнение в обществе. Однако, поскольку теперь мы больше не опасаемся, что ситуация еще больше осложнится, я должен упомянуть о статье в газете «Эко де Франс», наделавшей тогда много шума и внесшей в дело семерки червей (как его называли) ясность, оказавшуюся, впрочем, весьма сомнительной.

Вот эта статья, появившаяся за подписью некоего Сальватора.

ДЕЛО СЕМЕРКИ ЧЕРВЕЙ.

СЛЕГКА ПРИОТКРЫТА ЗАВЕСА ТАЙНЫ

Будем кратки. Десять лет назад молодой горный инженер Луи Лакомб, собираясь посвятить все свое время и состояние проводимым им исследованиям, ушел в отставку и снял небольшой особняк под номером 102 на бульваре Майо, архитектурный проект и интерьеры которого были незадолго до этого выполнены по заказу одного итальянского графа. При посредничестве братьев Варен из Лозанны, один из которых участвовал в экспериментальной работе в качестве лаборанта, а второй подыскивал вкладчиков, Лакомб познакомился с господином Жоржем Андерма, недавно открывшим «Банк металлов».

После нескольких встреч Лакомбу удалось заинтересовать последнего проектом подводной лодки, над которым он тогда работал, и было решено, что, как только изобретение будет полностью опробовано, господин Андерма использует все свое влияние, чтобы министерство военно-морского флота дало разрешение на серию испытаний.

В течение двух лет Луи Лакомб регулярно посещал особняк Андерма, вводя банкира в курс дела касательно всех усовершенствований своего проекта, пока не остался полностью удовлетворен результатами своей работы: он наконец вывел долгожданную формулу и попросил господина Андерма начать кампанию по содействию.

В тот вечер Луи Лакомб ужинал у четы Андерма. Ушел он около половины двенадцатого ночи. С тех пор его больше не видели.

В газетах того времени приводятся сведения, что семья молодого человека обратилась в полицию и этим делом занялась прокуратура. Но поскольку так ничего и не прояснилось, пришли к общему заключению, что Луи Лакомб, слывший юношей со странностями и необузданными фантазиями, отправился в путешествие, не поставив никого в известность.

Ну что ж, примем это… малоправдоподобное предположение. Но встает вопрос, имеющий большую национальную важность: а что стало с проектом подводной лодки? Увез ли Луи Лакомб с собой чертежи? Или они уничтожены?

Весьма серьезное предпринятое нами расследование свидетельствует о том, что этот проект существует. Чертежи попали в руки братьев Варен. Каким образом? Этого пока не удалось установить, неизвестно и другое – почему они не попытались продать их? Может быть, братья опасались, что их попросят объяснить, каким образом они завладели чертежами? В любом случае эти опасения были недолгими, и теперь можно с полной уверенностью утверждать: проект Луи Лакомба перешел в собственность иностранной державы. Мы готовы опубликовать соответствующую переписку братьев Варен и представителя этой державы. В настоящее время «Семерка червей», изобретенная Луи Лакомбом, воплощена в жизнь нашими соседями.

Отвечает ли действительность оптимистическим прогнозам тех, кто замешан в этом предательстве? У нас имеются основания полагать обратное, и очень хочется верить, что грядущее событие нас не разочарует.

В постскриптуме говорилось:

Последние новости. Наши надежды оказались обоснованны. Благодаря полученной нами информации мы можем сообщить, что испытания «Семерки червей» прошли неудачно. Существует вероятность, что в чертежах, полученных от братьев Варен, недостает одного, последнего документа, который Луи Лакомб вручил господину Андерма в день своего исчезновения. Этот документ, необходимый для общего понимания проекта, – своего рода конспект, где сведены окончательные выводы, оценки и измерения, содержащиеся в разных документах. Без него чертежи оказываются неполными, равно как и сам этот конспект бесполезен в отсутствие чертежей.

Таким образом, еще есть время действовать и вернуть назад то, что принадлежит нам по праву. И в этом нелегком деле мы рассчитываем на помощь господина Андерма. Он наверняка вознамерится объяснить причину своего необъяснимого поведения, свойственного ему с самого начала этой истории. Он должен не только растолковать, почему он скрывал то, что было ему известно на момент самоубийства Этьена Варена, но и почему он не сообщил об исчезновении известных ему документов. К тому же он должен разъяснить, с какой целью нанятые им агенты уже в течение шести лет ведут слежку за братьями Варен.

Мы ожидаем от него не только слов, но и дел. В противном случае…

Угроза была неприкрытой. Но в чем она заключалась? Каким средством устрашения господина Андерма располагал анонимный автор статьи Сальватор?

Группа репортеров буквально осаждала банкира, и в десятке интервью он выразил свое презрение по отношению к поставленному ему ультиматуму. В ответ корреспондент «Эко де Франс» опубликовал следующие строчки:

Хочет того господин Андерма или нет, отныне он тоже участвует в нашем предприятии.

В тот день, когда появилась эта заметка, мы с Даспри вместе ужинали. Вечером, разложив газеты на столе, мы обсуждали это дело, рассматривая его со всех точек зрения и испытывая раздражение, подобное тому, как бывает, когда постоянно движешься в потемках, натыкаясь на одни и те же препятствия.

И тут неожиданно, хотя ни слуга не докладывал о посетителе, ни колокольчик в воротах не звонил, открылась дверь и вошла дама в густой вуали.

Я тотчас же встал и подошел к ней. Она спросила:

– Месье, это вы здесь живете?

– Да, мадам, но, признаться…

– Калитка в воротах с бульвара была не заперта, – объяснила она.

– А входная дверь?

Она не ответила, и тогда я подумал, что она, вероятно, обошла дом и воспользовалась служебной лестницей. Значит, она знала дорогу?

Наступило неловкое молчание. Она взглянула на Даспри. Непроизвольно, словно мы столкнулись на светском приеме, я его представил. Потом попросил ее сесть и изложить цель своего визита.

Она подняла вуаль и оказалась брюнеткой с правильными чертами лица и, пусть не ослепительной красоты, но, по крайней мере, невероятного очарования, которое прежде всего излучали ее печальные и серьезные глаза.

Она просто произнесла:

– Я мадам Андерма.

– Мадам Андерма! – повторил я, еще более удивленный.

Снова молчание. И она продолжала совершенно спокойным голосом:

– Я пришла по поводу дела, о… котором вы осведомлены. Я подумала, что, возможно, смогу что-то от вас узнать.

– Боже мой, мадам, я знаю не больше того, что пишут в газетах. Извольте уточнить, чем я могу быть вам полезен.

– Не знаю… Не знаю…

Но только тогда я догадался, что спокойствие ее напускное, а за внешней невозмутимостью кроется страшное смятение. И оба мы, смешавшись, замолчали.

Но Даспри, не отрывавший от нее глаз, подошел к ней и сказал:

– Позвольте, мадам, задать вам несколько вопросов?

– Разумеется, так мне будет проще начать говорить.

– И вы будете отвечать на любые вопросы?

– Да, на любые.

Он подумал и спросил:

– Вы знаете Луи Лакомба?

– Да, через мужа.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В тот вечер, когда он у нас ужинал.

– А вас тогда ничто не навело на мысль, что вы больше его не увидите?

– Нет. Правда, он намекал на какое-то путешествие в Россию, но очень неопределенно.

– Иначе говоря, вы предполагали его снова увидеть?

– Да, через день у нас на обеде.

– А как вы можете объяснить его исчезновение?

– Никак не могу.

– А ваш муж?

– Не знаю.

– И все-таки…

– Не спрашивайте меня об этом.

– Похоже, что в статье в «Эко де Франс» говорится…

– В ней, похоже, говорится, что нельзя исключать, что братья Варен приложили к этому руку.

– Вы разделяете это мнение?

– Да.

– А на чем основана ваша уверенность?

– Когда Луи Лакомб уходил от нас, при нем был портфель со всеми документами, относящимися к этому проекту. Два дня спустя мой муж встречался с одним из братьев Варен, тем, кто остался в живых, и получил доказательство, что эти документы находятся у них.

– Он не сообщил об этом надлежащим органам?

– Нет.

– Почему?

– Потому что в портфеле лежали вовсе не документы Луи Лакомба.

– Что же?

Она поколебалась, уже собралась было ответить, но потом все-таки не решилась. Даспри продолжил:

– А вот и объяснение, почему ваш муж, не поставив в известность полицию, вел наблюдение за братьями. Он надеялся забрать и бумаги, и одновременно нечто его компрометирующее, то, чем Варены его шантажировали.

– Его… и меня.

– Как? И вас тоже?

– Прежде всего меня.

Она произнесла это глухим голосом. Даспри внимательно посмотрел на нее, потом сделал несколько шагов по комнате и вернулся к ней:

– Вы писали Луи Лакомбу?

– Разумеется… Мой муж был с ним связан…

– Вы писали Луи Лакомбу, помимо официальных писем… личные? Простите мою настойчивость, но мне необходимо знать всю правду. Вы писали ему личные письма?

Она прошептала, красная от смущения:

– Да.

– И эти письма оказались у братьев Варен?

– Да.

– Значит, месье Андерма известно об этом?

– Он их не видел, но Альфред Варен сообщил ему об их существовании, угрожая предать все огласке, если муж предпримет какие-то действия против них с братом. Муж испугался… Он отступил из боязни скандала.

– Но пустил в ход все средства, чтобы отобрать у них эти письма?

– Да, пустил в ход все, что возможно… По крайней мере, мне так кажется, потому что после его последней встречи с Альфредом Вареном и после нескольких весьма грубых фраз, в которых мне была изложена суть этой встречи, между мной и мужем больше не существует ни былой близости, ни былого доверия. Мы живем теперь как два чужих человека.

– В таком случае вам нечего терять. Чего же вы боитесь?

– Сейчас я стала ему совершенно безразлична, но ведь прежде он меня любил и мог бы любить по-прежнему. Да, я в этом уверена, – горячо прошептала она, – он любил бы меня, не попадись ему эти проклятые письма…

– Но каким образом? Ведь братья соблюдали осторожность?

– Да, они даже, кажется, похвалялись, что у них есть надежный тайник.

– Так как же тогда?..

– У меня есть все основания полагать, что муж обнаружил этот тайник!

– Неужели? Где же он находился?

– Здесь.

Я вздрогнул:

– Здесь?

– Да, я всегда это подозревала. Луи Лакомб, человек крайне изобретательный, страстно увлеченный механикой, в свободное время в виде развлечения мастерил сейфы и замки. Скорее всего, братья Варен застали его за этим занятием, а затем использовали его тайники и спрятали письма и наверняка многое другое.

– Но они ведь здесь не жили! – воскликнул я.

– До вашего переезда четыре месяца назад дом стоял пустой. Вполне вероятно, что они приходили сюда, да и вообще не считали, что ваше присутствие как-то им помешает, когда придет время забрать отсюда бумаги. И моего мужа они в расчет не принимали, пока в ночь с двадцать второго на двадцать третье июня он не взломал сейф, взял… то, что искал, и оставил свою визитную карточку, чтобы продемонстрировать братьям, что он больше их не боится и отныне роли поменялись. Два дня спустя Этьен Варен, вычитав сообщение в газете «Жиль Блас», срочно примчался сюда, остался один в гостиной, обнаружил пустой сейф и застрелился…

Через мгновенье Даспри спросил:

– Но ведь это просто предположение, не так ли? Месье Андерма ничего вам не говорил?

– Нет.

– А его отношение к вам не изменилось? Он не показался вам более мрачным или озабоченным?

– Нет.

– И вы не думаете, что, найди он эти письма, он стал бы вести себя иначе? Мне кажется, он их вовсе не находил. Мне кажется, здесь был не он.

– Но кто ж тогда?

– Таинственный персонаж, который руководит этим делом, держит в руках все нити и преследует цель, о которой мы можем лишь догадываться, настолько она непонятна. Мы с самого начала ощущаем и наблюдаем деятельность этого всемогущего незнакомца. Именно он со своими сообщниками проник в этот особняк двадцать второго июня, обнаружил тайник и оставил визитную карточку господина Андерма, именно он владеет вашими письмами и доказательством предательства братьев Варен.

– Но кто же этот «он»? – нетерпеливо перебил я.

– Корреспондент газеты «Эко де Франс», черт побери, тот самый Сальватор! Это ж ясно как день! Разве он в своей статье не приводит такие детали, которые может знать лишь тот, кто раскрыл тайну двух братьев?

– В таком случае, – прошептала мадам Андерма в ужасе, – у него в руках и мои письма, теперь он угрожает моему мужу! Боже мой, что же мне делать?

– Написать ему, – решительно заявил Даспри, – довериться ему, рассказать начистоту все, что вам известно, и все, что вы можете узнать.

– Что вы такое говорите!

– У вас с ним общие интересы. Нет никакого сомнения, что сейчас он борется с оставшимся в живых братом. Он изыскивает оружие не против господина Андерма, а против Альфреда Варена. Помогите ему.

– Но как?

– Хранится ли у вашего мужа документ, который служит ключом к чертежам месье Лакомба?

– Да.

– Сообщите об этом Сальватору. Если тот попросит, постарайтесь раздобыть его. Короче, завяжите с ним переписку. Чем вы рискуете?

Совет был смелым и опасным даже на первый взгляд, но у мадам Андерма не было выбора. К тому же, как заметил Даспри, она ничем не рисковала. Если незнакомец был ей враг, ее попытка не усугубит положения. Если это иностранец, преследовавший конкретную цель, то эти письма представят для него лишь второстепенный интерес.

Как бы то ни было, появилась какая-то надежда, и мадам Андерма в своем отчаянии была счастлива за нее ухватиться. Она горячо поблагодарила нас, пообещав держать в курсе событий.

Действительно, назавтра она послала нам полученную ответную записку от журналиста:

Писем там не было. Но не беспокойтесь, я их получу. Все под наблюдением. С.

Я взял листок. Тот же почерк, что и на листке, вложенном в мою книгу возле кровати вечером 22 июня.

И в самом деле, в окружавших нас сумерках забрезжил луч света, и некоторые обстоятельства прояснились самым неожиданным образом. Но так много других еще оставались покрыты мраком тайны – например, находка двух семерок червей! Я постоянно к этому мысленно возвращался; когда в столь пугающих обстоятельствах мне довелось увидеть семь крошечных красных значков с проделанными в них отверстиями, похоже, эти две карты заинтриговали меня больше, чем они того заслуживали. Какую роль играли они в этой драме? Имели ли какую-то особую важность? Какой следовало сделать вывод, исходя из того, что субмарина, построенная по чертежам Луи Лакомба, называлась «Семерка червей»?

Что касается Даспри, его эти две карты не интересовали, он был погружен в решение другой проблемы, казавшейся ему неотложной: он без устали искал пресловутый тайник.

– А ведь кто знает, – говорил он, – вдруг я найду там письма, которые не смог найти Сальватор? Возможно, по оплошности. Маловероятно, чтобы братья Варен извлекли из укрытия, которое считали недоступным, столь бесценное оружие.

И он искал. Скоро в гостиной уже не осталось ни одного неведомого ему укромного уголка, и он распространил свое расследование на остальные комнаты особняка: изучал его внутри и снаружи, разглядывал камни и кирпичную кладку стен, приподнимал кровельную плитку.

Как-то он принес кирку и лопату, дал мне лопату и сказал, указывая на пустырь у дома:

– Пойдем туда.

Я с энтузиазмом последовал за ним. Он поделил участок на отдельные секции и стал поочередно их обследовать. Неожиданно в одном углу, там, где сходились стены двух соседних домов, он заметил нагромождение булыжников и камней известняка, поросших травой и ежевикой. Он ринулся на приступ.

Мне пришлось помогать. В течение часа под палящим солнцем мы тщетно выбивались из сил. Но когда среди развороченных камней выступила земля и мы приступили к раскопкам, под киркой Даспри показались кости, фрагменты скелета, на котором еще болтались обрывки одежды.

Внезапно я почувствовал, что бледнею. Я заметил небольшую втоптанную в землю железную пластинку прямоугольной формы, на которой, как мне показалось, проступали красные пятна. Я нагнулся. Да, мне не почудилось: пластинка не превосходила размером игральную карту, а ровно семь ярко-красных, местами выцветших пятен были расположены так же, как на семерке червей, и в верхней точке каждого из них зияло крошечное отверстие.

– Послушайте, Даспри, хватит с меня всех этих историй… Если вам они интересны, тем лучше! Продолжайте один.

То ли от пережитых волнений, то ли от усталости, вызванной работой на палящем солнце, но на обратном пути мне стало плохо, пришлось лечь в постель, где я провалялся двое суток в бреду и горячке, вокруг меня плясали скелеты и кидали друг в друга свои кроваво-красные сердца.

Даспри повел себя как верный друг. Он ежедневно оставался у меня на три или четыре часа, которые, по правде говоря, проводил в гостиной – шарил, простукивал, колотил.

– Письма здесь, в этой комнате, – говорил он время от времени, заглядывая ко мне. – Они здесь. Готов руку дать на отсечение.

– Оставьте меня в покое, – отвечал я с раздражением.

Наутро третьего дня я поднялся, еще не выздоровев до конца, но уже окрепнув. Мои силы поддержал плотный завтрак. Но больше всего окончательному исцелению способствовало полученное около пяти часов письмо – настолько, оно, несмотря ни на что, вновь раззадорило мое любопытство.

Письмо гласило:

Месье,

драма, первый акт которой был разыгран в ночь с 22 на 23 июня, близится к завершению. Сам ход событий требует, чтобы я свел двух ее главных персонажей, и эта встреча должна произойти у Вас дома. Я был бы весьма признателен, если бы Вы предоставили мне Ваше жилище на сегодняшний вечер. Было бы хорошо с девяти до одиннадцати отпустить слугу, и желательно, чтобы Вы сами оказались столь любезны, что согласились бы оставить поле боя на откуп противникам. В ночь с 22 на 23 июня Вы уже имели возможность убедиться, что я никоим образом, даже в мелочах не покушался на Вашу собственность. Со своей стороны, мне кажется, я нанес бы Вам оскорбление, если бы хоть на йоту усомнился в том, что Вы будете соблюдать молчание в отношении нижеподписавшегося.

Примите уверения в моей преданности.

Сальватор

В этом послании чувствовался налет куртуазной иронии, а в излагаемой просьбе – столь изящный полет фантазии, что я просто пришел в восторг. Какая очаровательная бесцеремонность! Ведь мой корреспондент вовсе не сомневался в моей готовности пойти ему навстречу. Ни за что на свете мне не хотелось его разочаровывать или ответить неблагодарностью на его доверие.

В восемь часов, едва ушел из дома мой слуга – я предложил ему билет в театр, – как появился Даспри. Я показал ему письмо.

– Итак? – спросил он.

– Итак, я оставлю ворота незапертыми, чтобы можно было войти.

– И вы уходите?

– Ни за что на свете!

– Но ведь вас просят…

– Просят соблюдать молчание. Я и буду молчать. Но мне безумно хочется увидеть все, что здесь произойдет.

Даспри рассмеялся:

– Черт подери, вы правы, я тоже остаюсь. У меня подозрение, что скучно нам не будет.

Его прервал звонок в дверь.

– Это они? – прошептал он. – На двадцать минут раньше времени! Невероятно.

Я дернул шнурок в вестибюле, соединенный с калиткой в воротах. В саду мелькнул женский силуэт: мадам Андерма.

Она выглядела сильно взволнованной и, задыхаясь, пробормотала:

– Мой муж… Он идет сюда… У него свидание… Ему отдадут письма…

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Случайно. Муж за обедом получил записку.

– Телеграмму?

– Телефонограмму. Слуга по ошибке вручил ее мне. Муж тут же ее забрал, но я успела прочесть.

– Что же вы прочли?

– Примерно следующее: «Сегодня в девять вечера на бульваре Майо с документами, относящимися к делу. Письма в обмен». После ужина я поднялась к себе и вышла.

– Тайком от месье Андерма?

– Разумеется.

Даспри взглянул на меня:

– Что вы об этом думаете?

– То же, что и вы. Месье Андерма – один из приглашенных противников.

– Но кем и в каких целях?

– Именно это нам предстоит узнать.

Я проводил их в гостиную. Мы втроем с трудом, но смогли поместиться под каминным колпаком, прикрывшись бархатной драпировкой. Там и расположились. Мадам Андерма села между нами. Сквозь просветы в занавеске просматривалась вся комната.

Пробило девять. Несколько минут спустя скрипнула калитка.

Признаюсь, что не мог подавить волнение, я был словно в лихорадке! Вот-вот я узнаю разгадку тайны! Загадочная авантюра, которая постепенно разворачивалась у меня на глазах в течение нескольких недель, наконец обретет истинный смысл, и теперь баталия развернется тоже у меня на глазах.

Даспри схватил мадам Андерма за руку и прошептал:

– Главное, не шевелитесь! Что бы ни увидели и ни услышали, сохраняйте спокойствие.

Кто-то вошел в комнату. И по сходству этого человека с Этьеном Вареном я понял, что это его брат Альфред. Та же грузная походка, то же землистого цвета лицо, обрамленное бородой.

Он вошел с настороженным видом, будто привык опасаться подстерегавших его ловушек, которые заранее угадывал и ловко избегал. Он обвел взглядом комнату, и мне почудилось, что камин, скрытый за бархатной портьерой, его как-то насторожил. Он сделал несколько шагов в нашу сторону. Но, видимо, его отвлекла более важная мысль, поскольку он подошел к стене и остановился перед мозаичным панно с изображением древнего короля с окладистой бородой и блестящим мечом, долго разглядывал его, вставал на стул, обводил пальцем контуры плеч и лица и даже ощупывал его лицо.

Но внезапно он спрыгнул со стула и отошел от стены. Раздался звук шагов. На пороге показался месье Андерма.

У банкира вырвался крик удивления:

– Вы! Вы! Это вы меня вызвали?

– Я? Вовсе нет, – запротестовал Варен надтреснутым голосом, напомнившим голос брата, – это вы меня вызвали своим письмом.

– Моим письмом?

– Да, за вашей подписью, где вы предлагаете мне…

– Я вам ничего не писал.

– Не писали?!

Инстинктивно Варен насторожился, опасаясь не банкира, но неизвестного противника, завлекшего его в эту западню. Его глаза вторично обратились в нашу сторону, и он быстро направился к двери.

Месье Андерма преградил ему путь.

– Куда вы, Варен?

– Что-то мне все эти трюки не по нутру. Я сматываюсь. Пока.

– Минутку!

– Послушайте, месье Андерма, хватит, нам нечего сказать друг другу.

– Нам есть много чего сказать, да и случай на редкость подходящий…

– Дайте пройти.

– Нет, ни за что. Не дам.

Варен отступил, решительность банкира его поколебала, и он пробормотал:

– Ладно, быстро поговорим, и баста!

Но меня удивило (и я не сомневался в том, что оба мои сообщника испытывали то же чувство разочарования) отсутствие Сальватора. Разве он не планировал явиться сюда сам? Неужели его устраивала встреча банкира и Варена наедине? Я был в полной растерянности. Без участия Сальватора эта дуэль, им же задуманная и подстроенная, приобретала трагический размах событий, порожденных и управляемых безжалостной силой судьбы, столкнувшей сейчас этих двоих, и еще больше впечатляла, поскольку происходила помимо их воли.

Через мгновенье месье Андерма встал перед Вареном лицом к лицу и сказал, глядя прямо ему в глаза:

– Теперь, по прошествии стольких лет, когда вам нечего бояться, ответьте мне честно, Варен. Что вы сделали с Луи Лакомбом?

– Странный вопрос! Откуда мне знать, что с ним случилось?

– Вы знаете! Конечно знаете! Вы с братом ходили за ним по пятам, жили почти что у него в доме, в этом самом, где мы сейчас находимся. Вы были осведомлены о его работе, обо всех его проектах. А в тот последний вечер, Варен, когда я провожал Лакомба до своей двери, я видел в темноте два силуэта. Готов в этом поклясться.

– Ну и что с того?

– Это были вы с братом, Варен.

– А ну докажите!

– Лучшее доказательство то, что два дня спустя вы сами показывали мне документы и чертежи, которые вы нашли в портфеле Лакомба, и предложили мне их купить. Как же они попали к вам в руки?

– Я уже говорил вам, месье Андерма, мы нашли их на столе самого Луи Лакомба на следующее утро после его исчезновения.

– Это неправда.

– Докажите!

– Полиция могла бы доказать.

– Так почему же вы к ней не обратились?

– Почему? Действительно, почему же…

Он замолчал, помрачнев. Варен продолжал:

– Видите ли, месье Андерма, если бы вы хоть на самую малость были в этом уверены, то вообще бы не отреагировали на ничтожную угрозу с нашей стороны…

– Какую угрозу? Эти письма? Неужели вы думаете, что я на минуту поверил в их существование?

– Если вы не поверили в эти письма, почему предлагали мне сотни и тысячи, чтобы взглянуть на них? И почему тогда устроили облаву на нас с братом, как на диких зверей?

– Чтобы получить назад нужные мне чертежи.

– Бросьте. Все это из-за писем. А как только вы бы их получили, вы бы нас сдали. Сразу же! Не успей я с ними расстаться!

Он рассмеялся, но неожиданно замолчал.

– Все, хватит! Можно без конца твердить одно и то же, а вперед мы ни на шаг не продвинемся. Давайте на этом и порешим.

– Нет, не порешим, – сказал банкир, – и раз уж вы заговорили о письмах, вы не выйдете отсюда, пока мне их не отдадите.

– Выйду.

– Ни за что.

– Послушайте, месье Андерма, советую вам…

– Вы не выйдете отсюда.

– А вот посмотрим, – сказала Варен с такой яростью, что мадам Андерма не смогла сдержать слабый крик.

Наверное, он услышал его, потому что ринулся прочь. Месье Андерма резко оттолкнул его. Тогда я увидел, что Верен засунул руку в карман сюртука.

– Говорю в последний раз!

– Сперва письма!

Варен выхватил револьвер и навел его на банкира.

– Да или нет?

Тот быстро пригнулся.

Раздался выстрел. Оружие упало на пол.

Я был потрясен. Выстрел прозвучал рядом со мной! Это Даспри одной пулей выбил револьвер из руки Альфреда Варена.

И внезапно он встал между противниками, лицом к Варену, и сказал, смеясь:

– Вам повезло, друг мой, вам крупно повезло. Я метил в руку, а попал в револьвер.

Оба в растерянности молча глядели на него. Даспри сказал банкиру:

– Простите, месье, что я вмешиваюсь не в свое дело. Но вы и впрямь разыгрываете свою партию на редкость нескладно. Позвольте мне взять карты.

И, повернувшись к другому:

– Сыграем вдвоем, дружище. И в открытую, прошу. Козыри – черви, ставлю на семерку.

И он поднес к самому его носу железную пластинку с семью красными отверстиями.

Мне в жизни не приходилось наблюдать такого потрясения. Бледный, с выпученными глазами на перекошенном лице, Варен, казалось, не мог пошевелиться, увидев перед собой незнакомца.

– Кто вы? – пробормотал он.

– Я уже сказал – тот, кто вмешивается не в свое дело… но уходит в него с головой.

– Что вам нужно?

– Все, что ты принес.

– Я ничего не принес.

– Неправда, иначе ты бы не пришел сюда. Ты утром получил записку, в которой тебя просили прийти в девять вечера и потрудиться принести с собой все имеющиеся в наличии документы. И вот ты здесь. Где же документы?

В голосе Даспри, в его манере сквозила какая-то особая властность, сбивавшая меня с толку: этот человек, обычно скорее беспечный и мягкий, теперь держался совсем иначе. Совершенно смирившись, Варен указал на свой карман:

– Документы здесь.

– Все документы?

– Да.

– Это все, что ты нашел в портфеле Луи Лакомба и продал майору фон Либену?

– Да.

– Это копии или оригиналы?

– Оригиналы.

– Сколько ты просишь?

– Сто тысяч.

Даспри расхохотался:

– Ты рехнулся. Майор дал тебе всего двадцать. Двадцать тысяч, выброшенных на ветер, потому что испытания прошли неудачно.

– Они не смогли разобраться в чертежах.

– Одних чертежей мало.

– Тогда зачем вы их просите?

– Они мне нужны. Даю тебе пять тысяч, и ни су больше.

– Десять тысяч. И ни су меньше.

– Идет.

Даспри повернулся к месье Андерма.

– Извольте выписать чек, месье.

– Но… у меня с собой нет…

– Чековой книжки? Вот она.

Потрясенный, месье Андерма принялся ощупывать чековую книжку, которую протянул ему Даспри.

– Да, это моя. Но каким образом?..

– К чему пустые слова? Прошу вас, месье, вам осталось только подписать чек.

Банкир достал стило и подписал. Варен протянул руку.

– Руки прочь, – сказал Даспри, – еще не все закончено.

И произнес, обращаясь к банкиру:

– Вы ведь тоже требовали письма?

– Да, пачку писем.

– Где они, Варен?

– У меня их нет.

– Где они, Варен?

– Не знаю. Этим занимался мой брат.

– Они спрятаны здесь, в этой комнате.

– Ну тогда вам лучше знать, где они.

– Откуда ж я могу знать?

– Черт возьми, разве не вы рылись в тайнике? Кажется, вы в курсе, не хуже… Сальватора.

– Писем в тайнике нет.

– Они там.

– Тогда открой.

Во взгляде Варена читалось недоверие. Ведь все сводилось к тому, что Даспри и Сальватор – на самом деле одно лицо. Если это так, то, показав ему уже известный тайник, он ничем не рискует. Если же нет, это бесполезно…

– Открой! – повторил Даспри.

– У меня нет семерки червей.

– Есть, вот она, – сказал Даспри, протягивая ему железную пластинку.

Варен в ужасе отпрянул:

– Нет… нет… я не хочу…

– О чем тут спорить?

Даспри подошел к портрету старого монарха с окладистой бородой, влез на стул и приложил семерку червей к основанию меча рядом с рукояткой, так, что пластинка полностью перекрывала по ширине клинок. Затем он взял шило и поочередно стал вводить его острие в семь отверстий, проделанных в каждом знаке, нажимая на кусочки мозаики. При седьмом нажатии раздался щелчок, изображение короля стало поворачиваться, открыв большой проем, оборудованный как сейф и облицованный изнутри железом с двумя полками из блестящей стали.

– Ты же видишь, Варен, что сейф пустой?

– И правда… Выходит, что мой брат забрал все письма.

Даспри подошел к нему и произнес:

– Не надейся, что перехитришь меня. Есть еще один тайник. Где он?

– Другого нет.

– Хочешь денег? Сколько?

– Десять тысяч.

– Месье Андерма, по-вашему, эти письма стоят десяти тысяч?

– Да, – ответил банкир уверенно.

Варен закрыл сейф, с видимым недовольством взял семерку червей, приложил к тому же самому месту в рукоятке меча. Затем засунул шило в одно за другим семь отверстий в знаках масти. Раздался новый щелчок, но на сей раз совершенно неожиданно повернулась лишь часть сейфа, открыв сейф поменьше, выдолбленный внутри толстой дверцы внешнего сейфа.

Там лежала пачка писем, перевязанная бечевкой и запечатанная. Варен отдал ее Даспри. Тот спросил:

– Месье Андерма, чек выписан?

– Да.

– И у вас также имеется последний документ Луи Лакомба, дополняющий чертежи субмарины?

– Да.

Произошел обмен. Даспри положил в карман документ и чек, а пачку писем передал месье Андерма.

– Вот то, что вы желали получить, месье.

Банкир секунду поколебался, словно боялся дотронуться до этих про́клятых листков, которые столь упорно разыскивал. Потом нервным жестом схватил их.

Рядом со мной раздался стон. Я схватил мадам Андерма за руку: рука была ледяной.

Даспри сказал банкиру:

– Полагаю, месье, наш разговор завершен. Нет, не стоит меня благодарить, прошу вас. Я смог оказаться вам полезным лишь благодаря случаю.

Месье Андерма удалился. Он уносил письма жены, адресованные Луи Лакомбу.

– Чудесно! – воскликнул Даспри с весьма довольным видом. – Все складывается как нельзя лучше. Осталось только довести наше дело до конца, дружище. Где документы?

– Вот они все.

Даспри проверил их, внимательно просмотрел и засунул в карман.

– Отлично, ты сдержал слово.

– Но…

– Но что?

– Два чека? Деньги?

– Какая наглость, старина. Ты еще смеешь что-то требовать?

– Я требую то, что мне причитается.

– А тебе что-то причитается за краденые документы?

Варен был вне себя от ярости. Он трясся от гнева, глаза налились кровью.

– Деньги… Двадцать тысяч… – бормотал он.

– Не выйдет. У меня на них свои виды.

– Деньги!

– Ну, будь же благоразумным и брось свой нож.

Он так резко схватил его за руку, что тот взвыл от боли. Тогда Даспри добавил:

– Ступай отсюда, приятель. Тебе полезно проветриться. Тебя проводить? Я поведу тебя через пустырь и покажу груду камней, под которой…

– Это неправда! Неправда!

– Почему же? Это правда. Эта железная пластинка с семью красными пятнышками как раз оттуда. Луи Лакомб ведь с ней не расставался, помнишь? Вы с братом случайно зарыли ее вместе с трупом… и другими вещами, которые сильно заинтересуют полицию.

Варен закрыл лицо яростно сжатыми кулаками. Потом произнес:

– Ладно. Здорово меня обмишурили. Баста. Нет, еще одно слово, одно-единственное… Я хочу знать…

– Слушаю.

– А не было в сейфе, в большом сейфе, шкатулки?

– Была.

– Когда вы пришли сюда в ночь с двадцать второго на двадцать третье июня, она была?

– Да.

– И в ней лежало?..

– Все, что братья Варен в нее положили: неплохой набор драгоценностей – бриллианты и жемчуг, украденные то там, то здесь уже упомянутыми братьями.

– И вы их взяли себе?

– Черт возьми, поставь себя на мое место!

– Выходит, что мой брат застрелился, когда увидел, что шкатулка исчезла?

– Возможно. Пропажи вашей переписки с майором фон Либеном было явно недостаточно. А вот пропажа шкатулки… Это все, что ты хотел у меня спросить?

– Нет, скажите еще ваше имя.

– Ты так говоришь, будто собираешься мне отомстить.

– Черт побери! Удача – дело наживное. Сегодня вы в выигрыше. Завтра…

– Придет твоя очередь.

– Очень надеюсь. Ваше имя?

– Арсен Люпен.

– Арсен Люпен!

Варен покачнулся, словно его огрели дубиной по голове. Похоже, что эти два слова отняли у него всякую надежду. Даспри рассмеялся:

– Ах вот в чем дело! Неужели ты вообразил, что какой-нибудь Дюпон или Дюран мог провернуть всю эту непростую операцию? Брось, тут был нужен по меньшей мере Арсен Люпен. А теперь, когда ты посвящен в тайну, иди, малыш, готовься отомстить. Арсен Люпен ждет тебя.

И он без лишних слов выставил его за дверь.

– Даспри, Даспри, – закричал я, называя его, помимо своей воли, тем именем, под которым знал прежде.

Я отодвинул рывком бархатную портьеру.

Он подбежал:

– Что? Что такое?

– Мадам Андерма плохо.

Он кинулся к ней, поднес нюхательную соль и, продолжая приводить ее в чувство, спросил меня:

– А что же произошло?

– Письма! – ответил я. – Вы передали ее мужу письма Луи Лакомба!

Он стукнул себя по лбу:

– Она подумала, что я так поступил!.. Ну да, в конце концов, она могла так подумать. Какой же я дурак!

Мадам Андерма пришла в себя и жадно прислушивалась к его словам. Он вынул из бумажника небольшую пачку писем, очень похожую на ту, которую унес с собой месье Андерма:

– Вот ваши письма, мадам.

– А те, другие?

– Другие – очень похожи на эти, только переписанные мной этой ночью и тщательно отобранные. Ваш муж будет крайне счастлив, когда прочтет их, поскольку не заподозрит подмену – ведь они были найдены у него на глазах…

– А почерк?

– Нет такого почерка, который нельзя скопировать.

Она поблагодарила его в тех же выражениях, которые могла бы адресовать человеку своего круга, и я понял, что она, скорее всего, не слышала последних фраз, которыми обменялись Варен и Арсен Люпен.

Я же смотрел на него в некотором замешательстве, не зная, что мне сказать старому другу, представшему предо мной в столь неожиданном свете. Люпен! Это был Люпен! Мой закадычный друг – не кто иной, как Арсен Люпен! Я не мог прийти в себя. Он же чувствовал себя совершенно непринужденно:

– Можете распрощаться с Жаном Даспри.

– Неужели?

– Да, Жан Даспри отправляется в путешествие. Я посылаю его в Марокко. Вполне возможно, что там его ожидает достойный конец. Могу даже признаться, таково его намерение.

– Но ведь Арсен Люпен останется с нами?

– Вне всяких сомнений! Арсен Люпен еще только начинает свою карьеру и твердо рассчитывает…

В порыве непреодолимого любопытства я бросился к нему, увлекая его в сторону от мадам Андерма:

– Значит, вам удалось найти второй тайник, тот, где лежали письма?

– Да, пришлось поломать голову! Нашел его только вчера в полдень, пока вы отдыхали. А ведь только одному Богу известно, как это просто! Но о самом простом думаешь всегда в самую последнюю очередь.

И, показывая мне семерку червей:

– Я догадался, что открыть большой сейф можно, приложив пластинку к мечу этого старикана из мозаики…

– А как вы догадались?

– С легкостью. Помогла личная осведомленность. Я знал это уже двадцать второго июня вечером, когда пришел сюда…

– Когда расстались со мной…

– Да. После того как выбрав нужную тему для разговора, привел вас в соответствующее душевное состояние, и тогда такой впечатлительный и легко возбудимый человек, как вы, неизбежно должен был позволить действовать, как мне заблагорассудится, причем не вылезая при этом из постели.

– Все рассчитано точно.

– Когда я шел сюда, я знал, что существует шкатулка, спрятанная в сейфе с секретным замком, что семерка червей – это ключ, кодовое число замка. Оставалось лишь поместить семерку в то место, которое явно ей отводилось. Мне хватило часа внимательного наблюдения.

– Часа!

– Да, он ушел на изучение старца с мозаичного панно.

– Старого императора?

– Этот старый император – точное изображение короля червей на всех карточных колодах, портрет Карла Великого[33].

– В самом деле… Но почему семерка червей открывает то большой, то маленький сейф? И почему сперва вы открыли только большой?

– Почему? Да потому, что я упорно ставил семерку в одно и то же положение. И только вчера заметил, что, если вращать ее, то есть когда седьмое сердечко, которое расположено в центре карты, перевернуто, меняются позиции всех остальных значков.

– Черт побери!

– Разумеется, но нужно было до этого додуматься.

– Еще одно: вы же не знали про письма до того, как мадам Андерма…

– Упомянула о них при мне? Да, не знал. В сейфе, помимо шкатулки, я нашел лишь переписку двух братьев, которая и навела меня на мысль об их предательстве.

– Короче говоря, только благодаря случайности вы вышли на историю братьев и только потом стали искать документы, относящиеся к подводной лодке?

– Да, благодаря случайности.

– Но с какой целью вы начали поиски?..

Даспри со смехом перебил меня:

– Боже мой, как это дело вас заинтриговало!

– Скорее захватило!

– Хорошо, я только провожу мадам Андерма и отнесу в редакцию «Эко де Франс» сообщение, которое сейчас напишу, потом вернусь, и мы сразу же обсудим все до малейших подробностей.

Он сел и написал одну из тех коротких заметок, где так ярко проявляется фантазия автора. Все, должно быть, помнят, сколько шуму она наделала во всем мире.

Арсен Люпен решил задачу, поставленную недавно Сальватором. Став обладателем всех документов и подлинных чертежей Луи Лакомба, он передал их в руки министра военно-морского флота. По этому случаю Арсен Люпен объявляет сбор средств, чтобы передать государству первую субмарину, построенную по этим чертежам, и желает возглавить список, жертвуя двадцать тысяч франков.

– Двадцать тысяч франков по чекам месье Андерма? – спросил я его, когда он показал мне газету.

– Именно так. По справедливости Варен должен заплатить за свое предательство.

Вот так я и познакомился с Арсеном Люпеном. Так я узнал, что Жан Даспри, человек моего круга, светский приятель, был не кто иной, как Арсен Люпен, джентльмен-грабитель. Так я завязал дружеские узы с этим незаурядным человеком, так постепенно благодаря оказанному мне доверию превратился в скромного, очень преданного и весьма благодарного историографа.