Читать книгу Такие разные… Судьбы английских интеллектуалок Нового времени - Н. С. Креленко - Страница 6

Другой вариант пробуждения женского самосознания и проявления творческого начала в женской судьбе являет нам жизнь Маргарет Кавендиш (Margaret Cavendish, 1623–1673), герцогини Ньюкасл, практически ровесницы Люси Хатчинсон, представительницы роялистского лагеря.

Маргарет Лукас родилась в 1623 году. Она происходила из среды джентри, а именно, той ее части, которую можно назвать «верхами» английского сельского дворянства. В молодые годы ее отец Томас Лукас на дуэли убил противника, из-за чего вынужден был отправиться в изгнание, и получил прощение при Якове Стюарте. Вернувшись в Англию, он женился на девушке своего круга Элизабет Лейтон. После дуэли положение семьи пошатнулось с точки зрения статуса, но что касается материального благополучия, это были одни из богатейших людей в Эссексе. Умер Томас Лукас, когда его дочери Маргарет, младшей из восьми детей Лукасов, было два года.

Мать вполне успешно управлялась с хозяйством, воспитывала детей. Образование маленькой Мэгги было обычным для того времени и той среды: девочку научили читать, писать, петь, танцевать. Впоследствии она очень сожалела, что не приобрела знаний иностранных языков. Однако ей и в голову не могло прийти упрекнуть мать за это. Поступки, поведение родителей принимались тогда беспрекословно, без обсуждения и тем более осуждения.

Когда в 1642 году началась Гражданская война, Лукасы, всегда остававшиеся верными делу короля, перебрались в Оксфорд. Там в это время находился королевский двор. Военная обстановка несколько упрощала строгость придворной жизни. Для девушки с хорошим приданым, но, очевидно, большими амбициями трудно было обеспечить достойное (в ее понимании) замужество. Маргарет настояла на том, чтобы мать разрешила ей стать фрейлиной при дворе Генриетты Марии – в те времена это был единственно пристойный вариант быть «на людях». Это было настоятельное желание Маргарет, но двор ее разочаровал, – думается, в немалой степени из-за того, что она быстро поняла: хоть из «зрительного зала» она и попала на «сцену», но оказалась среди фигуранток массовки.

Придворные дамы были озабочены флиртом, нарядами и карточными играми. Куртуазные тонкости флирта требуют изрядного опыта, которым Маргарет Лукас не обладала. Наряжаться она любила, любила до страсти, называла следование моде «женской поэзией», но при дворе были такие «поэтессы» этого искусства, что соперничать с ними было трудно. Что касается карт, то это было занятие на любителя. Получилось так, что в главных придворных доблестях новая фрейлина не смогла отличиться, заслужила прозвище «дикарки» и прониклась неприязнью к этому миру, который сама выбрала, но который не оценил ее в должной мере. Она попросила мать забрать ее домой, но та отказалась это сделать, разумно полагая, что таким бегством дочь испортит свое «портфолио». Несколько лет Маргарет Лукас служила при дворе, набиралась опыта и впечатлений. Многие ситуации, характеры, которые она наблюдала, впоследствии были использованы ею в литературных произведениях.

В 1644 году двор Генриетты Марии перебрался в Париж, где через год Маргарет познакомилась с Уильямом Кавендишем, маркизом Ньюкаслом. Кавендиш был вдовцом, он был очень богат и весьма знатен. Возраст его был весьма солидный: родился он в 1592 году, то есть был старше Маргарет на тридцать лет. Очевидно, что последнее обстоятельство вряд ли остановило бы нашу героиню, ведь в перспективе такой брак резко повысил бы ее общественный статус. Следует добавить, что сэр Уильям был не только богатым, знатным и пожилым мужчиной, он также был образован и обаятелен, писал изящные стихи, интересовался архитектурой и считался чуть ли не лучшим наездником в королевстве. Он создал школу верховой езды. В течение многих лет он был одним из воспитателей наследника престола принца Чарльза. Наконец, он только что приехал из Англии, где участвовал во многих сражениях. Правда, последнее из этих сражений (при Марстон-Муре) завершилось разгромом королевской армии, но ведь женщины проникаются нежными чувствами не только к триумфаторам, но и к побежденным страдальцам. Последнее обстоятельство придает определенный романтический ореол герою. Словом, Уильям Кавендиш был незаурядной личностью.

Спустя несколько месяцев, в декабре 1645 года, они поженились. Это событие сделало счастливыми обе стороны. Согласно рассуждениям леди Маргарет, красота, воспитание, благородство происхождения невесты важнее богатства. Соответственно, в мужчине важнее не внешняя красота, а достоинство, мудрость. Позднее она писала в своей «Автобиографии»: «Мой господин маркиз Ньюкасл был единственным мужчиной, в которого я была влюблена».[52] Удачу, выпавшую на ее долю, Маргарет вполне сознавала и ценила. Первые годы собственного брака для нее были очень приятными и насыщены прежде неведомыми ей интеллектуальными впечатлениями.

После нескольких лет странствий супруги Кавендиш перебрались в 1648 году в Антверпен, где поселились в доме, который некогда построил для своей семьи великий фламандский художник П. П. Рубенс. Дом этот сочетал в себе черты представительности и комфорта, в нем вполне пристало принимать гостей, вплоть до самых высоких, включая членов королевской семьи. Конечно, монарх в изгнании (после казни в 1649 году Карла I прежний воспитанник Кавендиша принц Уэльский Чарльз был провозглашен эмигрантами королем Карлом II) – фигура не слишком блестящая, но маркиз Ньюкасл был верным и преданным монархистом. В свое время он помогал деньгами прежнему королю. Делал он это без расчета получить некие милости, а просто из вассальной преданности. Ту же позицию он занимал и по отношению к новому монарху.

Правда, с деньгами у самого маркиза возникли затруднения. Положение осложняло то неприятное обстоятельство, что маркиз Ньюкасл, активный противник парламента, участник войны, был лишен всего состояния. В 1650 году Маргарет в сопровождении деверя отправилась в Англию хлопотать, чтобы вернуть хотя бы то, что считалось «вдовьей частью». Однако хлопоты не увенчались успехом: ей было отказано на том основании, что она вышла замуж за Кавендиша, когда он уже был «преступником», активно участвовавшим в войне против парламента, и покинул Англию после своей неудачи под Марстон-Муром.

Впрочем, материальные трудности – понятие относительное: хотя и приходилось занимать и перезанимать, но жили Кавендиши достаточно широко, причем эта жизнь была интеллектуально насыщенной. И вот теперь у маркизы появилась возможность сравнить свое времяпрепровождение при дворе с иным укладом жизни. Маркиз много читал и писал. Среди написанного им можно отметить пару комедий и трактат о дрессировке коней и обучению верховой езде. Конечно, писал он и лирические стихи, обращенные к своей молодой супруге. Примером такого рода служит стихотворение «Супружеская любовь»: «…Мы подобны королю и королеве, – / Две фигуры на одной монете, / Только их единство без объятий…»[53] Круг общения маркиза был широк. Из имен, имеющих общеисторическую значимость, стоит упомянуть крупнейших деятелей культуры того времени, таких как поэты Б. Джонсон, Д. Драйден, философы Р. Декарт, Т. Гоббс.

Молодой супруге следовало соответствовать как уровню мужа, так и уровню его окружения. Вообще говоря, это не было обязательным требованием в том патриархальном по сути обществе, но, судя по результатам, лорду Кавендишу было приятно поощрять пробудившуюся у жены тягу к знаниям. Она много читала, причем читала очень разную литературу, касающуюся не только гуманитарных знаний, но и той сферы, которую принято именовать естественнонаучной. Стараясь устранить недочеты своего образования, она читала Плутарха, Гомера, Овидия, английских поэтов недавнего прошлого: К. Марло, Д. Донна, особенно преклонялась перед Шекспиром.

Маркиз не имел ничего против того, чтобы она экспериментировала со своими нарядами, в которых причудливым образом сочетались детали женского и мужского костюма. Теперь, став почтенной дамой, леди Маргарет старалась создать неповторимый стиль в одежде, позволяющий ей выделиться, продемонстрировать свою непохожесть. Это был своего рода способ самоутвердиться, проявить себя.

Еще одним способом самореализации стало для нее сочинительство. Кавендиш поддерживал литературные опыты супруги. Более того, он допустил (или организовал) издание ее сочинений, что было уж совсем новаторским ходом. В 1653 году появился первый сборник ее работ, объединенных под названием «Поэмы и фантазии», куда входили преимущественно поэтические опыты.

Портрет Маргарет Кавендиш кисти П. Лели

Спустя два года из печати вышли «Истинные зарисовки природы» – сочинение, фактически представляющее собой отклик просвещенной дамы на прочитанные ею работы философов и ученых, занимавшихся экспериментальными исследованиями. Преклонение перед опытным знанием, научным экспериментом было характерным для той поры, и М. Кавендиш не могла пройти мимо этого увлечения. Совершенно очевидно, что «натурфилософские сочинения леди Маргарет следует считать скорее проявлением общего духа эпохи, нежели оригинальными… текстами».[54] Попросту говоря, она была не творцом и открывателем, а толковым пользователем и популяризатором новых знаний.

Свое восприятие новых философских идей леди Кавендиш представила не только в прозе, но и в стихотворной форме. Вот несколько строк из ее стихотворения «О многих мирах», в которых очень по-женски преподнесено видение множества миров:

Важно отметить, что в сборник «Истинные зарисовки природы» вошла и ее «Автобиография», в которой давалась краткая история ее семьи и ее самой. Такая самопрезентация показательна для характеристики личности и творчества Маргарет Кавендиш. О многом говорит и то, что «Автобиографию» она считала необходимым включать впоследствии в свои сборники неоднократно. Для нее, по-видимому, казалось очень важным разобраться в себе, и в то же время продемонстрировать себя и собственную незаурядность, исключительность.

О своей семье она написала всё хорошее, что только могла. Образ отца ею героизирован. Фактически она принадлежала к представителям джентри, для которых верна установка: «Лучше обладать заслугами, превосходящими титул, чем получить титул без заслуг». Всячески подчеркивается важность преданности Короне, любопытна мотивация этой преданности: монархическая власть обеспечивает преемственность власти, а значит, порядок и спокойствие в государстве, а вот насильственные изменения чреваты беспорядками, «бунт разрушает чувство спокойствия и радости». Свою матушку Элизабет Лукас автор представила образцово-добродетельной хозяйкой дома. Признавая пробелы своего образования, Маргарет считает обязательным подчеркнуть, что мать сумела привить ей главные качества, необходимые девушке: добродетельность и скромность (последнее, как представляется, ею преувеличено).

Возвращение в Англию, последовавшее после Реставрации («Счастливой реставрации») 1660 года, когда Карл II был допущен занять отцовский престол, весьма разочаровало У. Кавендиша и его супругу. Правда, в 1665 году он получил от бывшего воспитанника титул герцога Ньюкасла, но земельные владения были ему возвращены лишь частично, причем это была небольшая часть. Такая позиция короля объяснялась не только его беспардонной необязательностью (он многое обещал, но легко забывал об этом), но и объективно сложившейся ситуацией. Дело в том, что земли, конфискованные у Кавендиша и других активных роялистов, были реквизированы и, в большинстве своем, проданы в частные руки, причем некоторые успели не раз перейти к другому собственнику. Отнимать эти земли у новых владельцев, приобретших их на вполне уже законных основаниях, представлялось невозможным. Такое перемещение земель могло вызвать взрыв недовольства, а король Карл II заявлял, что достаточно попутешествовал и больше к этому не стремится. Не получил герцог и высокой придворной должности, на которую рассчитывал, а его «Совет», обращенный к королю, остался без внимания.

Настали другие времена, утверждались другие нравы, «старая гвардия» кавалеров оказалась в основном невостребованной. Таким образом, герцогу Ньюкаслу и многим другим кавалерам, верой и правдой служившим монархии, пришлось утешать себя тем, что им не в чем себя упрекнуть. Герцогине оставалось только высказать мысль, что титулы раздают короли и время, но важнее истинное достоинство, которое может быть значительнее внешних знаков отличия.

В 1660-х годах супруги Кавендиш много и плодотворно работали. В частности, сэр Уильям написал английский вариант своей работы о верховой езде и сочинил две комедии. Маргарет писала гораздо больше. В то время ею было написано несколько комедий, таких как «Соседство» и «Сватовство». Пьесы эти, по-видимому, не предназначались для постановки на сцене. Они совершенно не отвечали вкусам и нравам окружения «веселого» короля Карла II. Леди Кавендиш вносила в свои пьесы сильную морализаторскую ноту, устами положительных героев и, особенно, героинь проповедовала семейные добродетели, строгость нравов, рассудительность и тягу к знаниям. Это выглядело неуместным на фоне демонстративной безнравственности, царившей при дворе и в театральных спектаклях.

Думается, именно атмосферу этого двора, эти нравы, а не то, что наблюдала она, будучи фрейлиной при дворе супруги короля Карла I, обличала леди Маргарет в своих пьесах 1660-х годов и эпистолярном сочинении «Письма общения» (1664). Еще Т. Гоббс отметил (трудно сказать, с одобрением или осуждением) морализаторство сочинения М. Кавендиш. В пьесах герои и героини носят «говорящие» имена, это образы-маски: леди Скромность, леди Феникс, лорд Верноподданность, господин Метод, леди Добродетель.

В XVII веке рассуждать о человеческих характерах, о моральной стороне их проявлений было модно. Шедеврами этого жанра принято считать сочинения французских писателей-моралистов Ф. де Ларошфуко и Ж. де Лабрюйера. «Письма общения» леди Кавендиш не стоит рассматривать как нечто подражательное этим великим творениям, ведь ее рассуждения о человеческих характерах появились одновременно с «Максимами» Ларошфуко (первое издание: 1664 год) и задолго до «Характеров» Лабрюйера (первое издание: 1688 год) В «Письмах общения» персонажи, чьи поступки анализирует автор, скрыты за инициалами «сэр W. T.» и «леди N. P.». За условными обозначениями не стоит искать словесные портреты конкретных личностей. Хотя, портрет общества дан выразительный и (учитывая другие исторические свидетельства) справедливый. Вот фраза из «Писем»: «…в наши дни верх одержали непристойность и разврат, интересы придворных партий затмили здравый смысл; вероломство и предательство ведут за собой политику; пьяное геройство подменяет собой доблесть».[56]

Этот пассаж перекликается с фразой из пьесы «Соседство»: «Они живут без совести и умирают без страха».[57] И то и другое – не отвлеченные рассуждения на тему «что такое хорошо и что такое плохо», какими во все времена щедро разбрасывались брюзгливые моралисты. Нравы при дворе короля Карла (особенно в 1660-х годах) вошли в британскую историю как эпоха демонстративной, можно сказать, воинственной безнравственности. Это была своего рода реакция на не менее воинственную суровость нравов периода революции. «В то время бессердечная и циничная фривольность господствовала в Уайтхолле и Вестминстере».[58] На память приходят имена молодых представителей аристократии, реально существовавших «либертенов»,[59] таких как Джордж Виллерс (герцог Бэкингем) или Джон Уилмот (лорд Рочестер).[60]

Нелицеприятная характеристика, даваемая М. Кавендиш придворным дамам времен Реставрации, также вполне обоснована. Герцогиня отмечает склонность их к интригам, подчеркивает опасность, проистекающую из этого: «Правда состоит в том, что мы, женщины, склонны к интригам и заговорам… Беспокойные умы и несоразмерные возможностям желания уже не раз приводили к разрухе в государстве…» Она делает такое обобщение: «…если нам, представительницам женского пола, открыть возможность делать всё, что позволяет наше положение в обществе, то мы выставим себя полными дурами, поскольку… женский пол является врагом мудрости».[61]

Объяснение этому она усмотрела в женской суетности: «Представительницы нашего пола настолько увлечены карточными играми, что не стремятся найти удовольствия ни в поэзии, ни в философии…»[62] Следует признать, что данным леди Маргарет описаниям и оценкам вполне соответствовали многие придворные дамы, хотя сомнительное право возглавить этот список принадлежит Барбаре Палмер, герцогине Каслмейн, вызывающе красивой и вызывающе наглой особе, которой именно эти качества обеспечили долголетнее положение основной фаворитки короля.

«Письма общения» содержат не только обличения пороков окружающего автора общества, но и разнообразные рассуждения о том, что можно назвать «поведенческими практиками», и касаются они в основном женских жизненных установок и проблем. Вполне в духе своего времени и культурных традиций этого времени она считала замужество оптимальным вариантом существования женщины. Девичество приятно, но кратковременно и хлопотно. Вдовство – печально, но с ним приходится мириться.

Перспектива развода представляется ей немыслимой: «Развод значительно хуже, нежели смерть или пожизненная болезнь».[63] Речь идет даже не об ухудшении материального положения. Разведенная женщина окажется изгоем, существом, обреченным жить вне общества. Ответственность за счастье в браке М. Кавендиш возлагала в первую очередь на супругу, которая должна способствовать улучшению характера мужа.

То распределение ролей, которое видела Маргарет в семейной жизни, может быть сведено к формуле: мужчины управляют миром, женщины – мужчинами. Иначе говоря, если пользоваться привычными нам образами, «муж – голова, жена – шея, куда шея повернется, туда голова и смотрит». Женщина должна воспитывать мужа своим разумным поведением, а сами женщины станут лучше, когда (и если) будет улучшено женское образование.

Принимая во внимание всё написанное и опубликованное М. Кавендиш, ее нежелание считаться с нравами окружающих, можно понять, почему придворный круг невзлюбил леди Маргарет. Раздражала категоричность суждений герцогини Ньюкасл, ее морализаторский тон, удивляли ее экстравагантные наряды. Она была во всем «не такая». Так, будучи страстно увлечена естественнонаучными экспериментами, она выступала противницей опытов над животными. За Маргарет Кавендиш закрепилось прозвище «Безумная Мегги из Ньюкасла».

Впрочем, это мнение, получившее распространение в придворных кругах, не было единодушным. Стоит отметить, что, например, поэтесса Кэтрин Филипс[64] посвятила «Моей леди М. Кавендиш, принявшей имя Поликрита» восторженно-почтительное стихотворение. Другим свидетельством признания интеллектуальных способностей М. Кавендиш является то, что в сочинении Б. Мейкин,[65] имеющим длинный заголовок «Очерк о том, как возобновить старинное обучение дворянок религии, манерам, искусствам и языкам с ответом на возражения против этого способа обучения» (1673), она упомянута среди прославленных своими знаниями женщин. Причем автор особо отмечает, что «нынешняя герцогиня Ньюкасл, в силу своего гения, а не благодаря своему образованию, превосходит многих серьезных ученых».[66]

Появление в 1666 году фантастического романа-утопии «Описание Нового мира, называемого Сияющим миром»[67] только усилило непонимание между леди Кавендиш и обществом, в котором она вращалась. В предисловии к роману она писала: «И хотя я не смогу быть Генрихом V или Карлом II, я все-таки буду стремиться стать Маргарет I». Далее она поясняет, что имеет в виду нечто вполне доступное каждому: «У меня нет ни времени, ни возможности завоевывать мир… я могу создать свой собственный мир, за что, надеюсь, меня не осудят, так как во власти каждого сделать то же самое».[68] Название «роман» в приложении к утопии леди Кавендиш несколько условно. Роднит с романами этот текст завязка, в которой похищенная девушка оказывается перенесенной страшным ураганом, спасшим ее от похитителя, в неведомый мир, где ее принимают за богиню. Она становится супругой тамошнего императора, который наделяет ее абсолютной властью.

Основное содержание «Сияющего мира» составляют рассуждения автора, выражающие оценку несовершенств мира, в котором она, автор, живет. В этом мире «больше правителей, чем народов… Религий больше, чем богов… законов больше, чем прав…»[69] С восхищением отмечается порядок и единообразие, в котором пребывает Сияющий Мир: «…должен быть один правитель, одна религия, один закон и один язык».[70] Это мнение является повторением идей, сформулированных Т. Гоббсом в трактате «Левиафан».

Как и в ряде других сочинений, в «Сияющем мире» леди Маргарет не обходится без указания на недооцененные достоинства У. Кавендиша, герцога Ньюкасла. Его супруга видит глубинную причину незаслуженной обделенности мужа королевскими милостями в том, что сей джентльмен не желал и не умел льстить капризной Фортуне. Форма утопии позволяет автору помещающему подлинные факты и ситуации в вымышленное пространство, предлагать собственные оценки существующей реальности.

Вплотную к теме «реабилитации» У. Кавендиша леди Маргарет подошла, написав его биографию, которая вышла под названием «Жизнь Уильяма Кавендиша, герцога Ньюкасла»[71] в 1667 году. Некоторым образом это сочинение можно считать подведением итогов, озвучивающим сложившееся положение У. Кавендиша после Реставрации. В своем сочинении, носящем откровенно панегирический характер, леди Маргарет живописует его политические и военные заслуги, отмечает, что он заботливый муж и отец, подчеркивает свое повиновение всем его решениям. Настроение утраты славного прошлого, переживание невосполнимых потерь, «невзгод судьбы» составляют стержень жизнеописания У. Кавендиша.

В эти годы интересы леди Маргарет по-прежнему весьма разнообразны и широки, а поскольку лорд Уильям был человеком, уважаемым в ученом мире, ей было разрешено весной 1667 года присутствовать на заседании Королевского научного общества. Это позволяет говорить, что леди Маргарет была не только одной из первых англичанок, публиковавших свои произведения, но и единственной женщиной, посещавшей заседания Королевского научного общества.

Вполне здравой представляется такая оценка личности и творчества Маргарет Кавендиш: «С позиций современной действительности Кавендиш предстает не лишенным зачатков таланта графоманом, но для своего столетия она была уникальна, хотя бы тем, что осмелилась вторгнуться в сугубо мужские сферы деятельности…»[72] На примере судьбы этой женщины очевидно, что именно личность довлеет над творческим наследием: главным ее достижением стало то, что она сумела создать собственную неординарную личность, продемонстрировав необычайно широкий круг интересов.

Судьбы Люси Хатчинсон и Маргарет Кавендиш, а также их взгляды на жизнь и собственное в ней место идеально соответствуют господствующему тогда представлению, «согласно которому женщина должна была, прежде всего, служить своему супругу и домочадцам»,[73] что не мешало им стремиться к реализации собственной личности в творчестве.