Читать книгу Расставаться нужно легко (сборник) - Надежда Сухова - Страница 2

(Курортный роман)

Эту девочку Катя приметила еще в электричке. Она была хорошенькая и с огромным чемоданом на колесиках. Катя еще подумала: «Уж не в санаторий ли тоже?» Но на вокзале потеряла ее из виду.

Катя заканчивала регистрироваться в приемной санатория, когда девочка вошла, с трудом волоча свой чемодан.

«Ну и что? – пресекла свою радость Катя. – Еще неизвестно, как нас поселят».

Когда Катя, наспех расположившись в двухместном номере, куда отвела ее сестра-хозяйка, решила до обеда прогуляться по набережной, девочка уже стояла у парапета и смотрела на холодное в это майское время Балтийское море. Она тоже узнала Катю и улыбнулась ей, как старой знакомой.

– Вас где поселили? – спросила Катя.

– В шестом корпусе. В четырехместной. И все койки уже заняты, – добавила она как будто с сожалением. – А вас?

…Девочку звали Ириной. Как пишут о себе в брачных объявлениях: «миниатюрная блондинка с голубыми глазами…» Блондинка. И голубые.

Оказалось, они не только в одном корпусе, но даже на одном этаже. Только комнаты в разных концах длинного коридора.

Быстро перешли на «ты». Прогуливались по территории санатория, отыскивая столовую. Но столы им определили разные: у Кати диетический. На вечер Ирина пригласила к себе в гости – на чай с привезенными из дома конфетами.

У Ирины в комнате жили две молодые девочки, ее ровесницы, и разбитная бой-баба с громовым хриплым голосом, ногами колесом, как у кавалериста, да походкой вразвалку, будто только сошла с корабля после шторма – «морачка», – как с белорусским выговором называла она себя. Действительно несколько лет прослужившая в военном флоте, и имеющая мужа моряка.

Катиной соседкой по комнате оказалась молодящаяся дама «за сорок». Каждый вечер она накладывала густой макияж на увядающую кожу и делала выходы в санаторный клуб на танцы.

Ах, эти санаторно-курортные вечера танцев! Катя с девочками тоже пошли в первый вечер – ради любопытства. Духота маленького зальчика, несмотря на открытые настежь окна, за которыми зевак больше, чем танцующих; загнанный в угол стол с проигрывателем и местным «диск жокеем» – почтенным пенсионером, старательно меняющим одну пластинку за другой, а потом, подперев голову рукой, неотрывно глядящим на вращающийся диск, будто тщетно стараясь разгадать тайну его звучания. Танцоры – от сорока и дальше, наверстывающие недогулянное в молодости. Молодежь – лишь насмешливыми зрителями в дверях и у раскрытых окон: «Посмотреть, как веселятся старички».

Потом гуляли по зеленому прибалтийскому городку, болтали. Старше Кати из комнаты Ирины была лишь «морачка». Все – замужние, жаждущие ребенка, потому и лечащиеся здесь, на грязях, поверяющие друг другу свое бездетное несчастье. Удивлялись, что Катя до сих пор не замужем – это в ее-то почти тридцать! И не была?! А больше тому, что может, но не имеет ребенка! Им этого было никак не понять. И тщетно добивались от странно молчавшей Кати: почему не обзаводится семьей?

Гуляли каждый вечер после ужина. «Морачка» быстро отсеялась: нашла кавалера. А они, вчетвером, ходили в местный кинотеатр, кафе-мороженое, гуляли по набережной, наблюдая зелено-малиновые закаты.

Часто Катя сидела у них в просторной и солнечной комнате («Можно к вам погреться? У нас вечный север…») Гоняли чаи с пряниками, играли в карты и болтали обо всем. Традиционно, после коротких прелюдий, разговор переходил на постельные темы. Касались и новомодной темы лесбиянства. Конечно, осуждающе брезгливо. Если кто-то из знакомых был в этом подозреваем, говорили, как о прокаженной. Была какая-то учительница физкультуры у них в школе (это рассказывала Ирина), которая как-то уж слишком прилипчиво обнимала девочек, и вообще… всегда в штанах, как мужичка… и манеры… А вот недавно была статья в «Собеседнике» о двух лесбиянках, как они полюбили друг друга и стали жить вместе… Ой, как пикантно-интересно… А вот еще мне рассказывали, будто бы… А вот еще был случай…

Катя участия в этих разговорах не принимала, но слушала болезненно-внимательно, с досадой отмечая, что начинает тяжелеть лицом, наливаясь краской: будто это ее уличали в чем-то постыдном.

Со временем и девочки обзавелись кавалерами: после нескольких томительных вечеров потянулись всё же на танцы, где появлялись изредка и «мужики ничего». Теперь после ужина гуляли по набережной с ними, а вернувшись в комнату, смеясь, рассказывали друг дружке свои похождения.

Неунывающая «морачка» кавалеров «клеила» одного за другим, но все так же легко отлетали.

У Кати тоже случилось знакомство – парень из местных. Она старалась объективно оценить его: «ничего». Другая была бы рада, но ей-то он – что? Ей было с ним мучительно-скучно, его прикосновения неприятны.

Сколько раз пыталась Катя быть «нормальной», такой, «как все». Но всякий раз приходила к выводу: не нужно ломать себя, ни к чему хорошему это не приведет. Напротив, природа всегда жестоко отомстит за себя. И она перестала к нему выходить. Сидела в комнате – когда пустели корпуса, высыпая отдыхающих в теплые вечера на прогулки, – читала книги.

Ей всё больше и больше нравилась Ирочка. Со сладким страхом ощущала она в себе все симптомы надвигающейся любви. Видеть поминутно, быть рядом, говорить – стало потребностью. Без нее Катя уже томилась. Но, понимая свое состояние и не желая быть назойливой, старалась реже попадаться на глаза, боясь выдать себя – зачем? У нее молодой муж, ребенка хотят. Да и живут в разных городах. Ничего из этого не выйдет. Ни к чему всё. Пусть уж она одна перемучается, не привыкать.

Вечерами Катя подолгу торчала в общем умывальнике, то тщательно начищая зубы, то устраивая постирушки: тянула время, ждала Ирочку, пока та вернется с гуляний. Она не может лечь спать, не увидев ее, не перебросившись хотя бы парой незначащих слов.

По утрам, завтракая за своим диетическим столом (она садилась так, чтобы видеть их стол), тоже ждала. Порой так невыносимо долго их не было, они всегда запаздывали, отсыпаясь после поздних возвращений и ночной болтовни, – Катя уже нервничала, ерзая и поминутно взглядывая на дверь: ну где же они, сколько можно спать?! Увидеть ее немедленно, она еще не видела ее сегодня! И когда ждать больше не было сил: если сию же минуту она не увидит ее, то умрет! – входили они, вчетвером, рассаживались. Катино сердце подпрыгивало и начинало колотиться рывками: если бы Ирочка села сюда лицом! Но та садилась то спиной, то боком, то ее загораживал кто-нибудь с соседних столиков, – и этого загораживающего Катя тут же начинала ненавидеть…

И уже не могла запросто, как прежде, прийти к ним в комнату. Ее даже спросили девчонки: «Что ты к нам редко приходить стала? Где ты пропадаешь?»

Да, Катя «пропадала».

Однажды вечером, возвращаясь с одинокой теперь прогулки, Катя встретила Ирочку со своим ухажером – тот был огромен. Приятельски друг другу улыбнулись и разминулись. Всё нормально. Это Катя ненормальная.

И когда совсем уже стало невыносимо, Катя решила, что это ее болезненное поведение больше будет бросаться в глаза – уже бросается! – что нельзя так. Она сама себя загоняет в угол, превращаясь в дикарку. Раз уж этому совершенно невозможно сопротивляться, пусть отношения примут видимость дружественных. Катя научилась этому за долгие годы. И она вышла из своего угла: быть может, так ей станет легче.

Она опять стала ходить к ним в комнату и просиживать часы за карточной игрой. Пожалуй, именно здесь, за картами, и зародила она в Ирочке ответное чувство.

Играли в подкидного, по парам, и Ирочка всегда была с ней в паре. Частые переглядывания, разговор глазами, считывание по глазам нужной информации (им даже сделали замечание: «Эй, вы там не переглядывайтесь очень-то!») свершили свое дело. Передавая, как ей казалось, карточную информацию, Катя внушила чувство. Теперь с замирающей радостью отмечала она каждый день, как особенно хорошо