Читать книгу Неигра - Наталия Гилярова - Страница 1

ПРОШКА
Первая часть
ПРО ПРОШКУ И СТАРШУЮ ПРАПРАВНУЧКУ АВГУСТЫ
1. Подкидыш

Оглавление

– Кто это? Откуда?!

Старуха стояла над игрушечной детской коляской и рассматривала странное уродливое существо. Голое, тощее, размером с младенца. Тёмные блестящие глаза, темные волосы. Это существо усмехалось, глядя ей в лицо!

Младшая праправнучка, толстая Полинка, ещё недавно возила своих кукол в этой самой коляске. А ещё раньше – Анка. Скособоченная ободранная кукольная повозка задержалась в доме чуть дольше, чем следовало. Надо было вовремя вынести на помойку! Тогда бы в ней не завелось странное существо. Откуда? Кто это? Настоящие младенцы не могут так смотреть, и при этом усмехаться! Не даром в этой комнате вечно орали и били в барабаны «Фломастеры», любимые музыканты праправнучек! Августа (старухино имя) морщилась. Но такой напасти не ожидала!

Августа побежала в кухню к праправнучкам. Они ничего не знали! Они просто сидели и пили чай. Зеленый уродливый чайник, как обычно, свистел носом на конфорке. Такой чайник теперь – большая редкость, ему место скорее в Историческом музее на Красной площади, чем в жилом доме. Тюлевые занавески трепыхались, силясь отгородить квартиру от холодного мира. Небо висело за окном – чисто-гладко-белое. Даже смотреть на него неинтересно. Похоже на белое старое лицо Августы. У прапрабабушки вместо ресниц – заиндевелые ниточки…


Подкидыш не был уродом. Просто – непонятным. У младенцев животики бывают вздутые, ручки-ножки – вертлявые, а у этого – нежное и гладкое кукольное тельце. Кожа голубоватая и прозрачная, даже кости просвечивают – ребра, ключицы и коленки. И глаза слишком тёмные и выразительные. И такие странные взрослые выражения на личике размером с яблоко.

Детская патронажная сестра, соседка Клара Егорьевна, осмотрела подкидыша и заключила, что это – нормальный ребёнок, но истощённый. Возраст его она определить не смогла. Клара Егорьевна объяснила, что когда младенцев не кормят, они и не растут. И взгляд у них делается такой, что нельзя вынести. Поэтому Августа испугалась, когда в первый раз его увидела.

Анка выдумала подкидышу имя – Прошка.

Прошка всё смотрел и смотрел тёмными осмысленными глазами, и усмехался. На ножки его ставили – они подгибались, как ватные, а ручки беспомощно хватали воздух. Весь он – величиной с батон хлеба, а плечики хрупкие, как у нарисованного комара. И пальчики как у комара.

Полинка серьёзно спросила Августу:

– Кем он мне приходится?

Августа сердито отмахнулась:

– Много будешь знать – скоро состаришься.


Шли дни. Прошка оставался пока в игрушечной коляске – она оказалась ему как раз по росту. Он стал немного живее. Вертелся, потягивался, и очень внимательно всё и всех разглядывал. А иногда издавал какое-то вопросительное хмыканье, или стон, или вздох.

Августе всё это не нравилось. Во-первых, несмотря на заключение Клары Егорьевны, он явно был какой-то ненормальный ребёнок. Во-вторых, непонятно, откуда взялся. В-третьих, стал причиной дополнительных хлопот и беспокойства. Подкидыш забавлял Анку, она вызвалась возиться с ним – азартно принялась менять памперсы, греть бутылочки. Но ведь её почти не бывало дома! К тому же, праправнучка ещё сама была мала, только школу закончила, и Августе было жаль её. Старуха по опыту знала, что возня с ребёнком – это надолго, лет так на двадцать, если не на тридцать… А бывает и дольше. Анка же пока об этом не догадывалась. И Полинку подкидыш тоже забавлял, а старуха воротила от него нос. Зато Прошка во всю глазел на Августу!

Однажды Анка, держа Прошку на руках, задумалась. Он как будто дремал под бормотание «Фломастеров». Как вдруг Анка услышала его вздох. Затем шепот:

– Эх-ма, Августа-то до сих пор в осадке…

Анка пристально взглянула на него.

Он тоже смотрел на нее – испуганно.

– Это ты сказал?

– Я обмолвился! – испугался младенец.

– Вау! – воскликнула Анка.

– Нет, никакое не вау, я просто случайно… – ответил он.

– Ба! Ба! – завопила Анка.

Августа примчалась тяжелыми шаркающими шагами и застыла в дверях.

– Что ещё?

– Прошка по-нашему разговаривает!

– Давно пора, – буркнула Августа.

– Зря ты рассказываешь… – тихонько посетовал младенец.

Августа примолкла и прислушалась. У нее слегка закружилась голова. Но она спокойно спросила:

– Что ты за чудо такое?

– Да нет, я так только, ничего особенного….

– Сколько тебе лет?

– Считать долго. Туда-сюда, и не все числа натуральные…

– Почему до сих пор молчал?

– Растерялся немножко…

Тут Полинка принесла пиалу с детским фруктовым пюре, поднесла младенцу ложку и забормотала по-девчоночьи:

– Кушай, Прошенька! Это обязательно нужно для аппетита. Ты вырастешь большой, сильный…

– Да ты сама еще маленькая, – заявил младенец.

Полинка испугалась и выбежала вон, топоча пятками. Августа пошла успокоить ее. Анка, смеясь, тоже протянула ложку детенышу. Прошка отвернулся.

– Убери!

– Типа, дрянь, да? Что ж ты раньше ел? Сказать не мог? Ну у тебя и выдержка!

– Я притворялся. На самом деле мне не нужно есть. И памперсов я пачкать больше не буду. Но не думай, что я умру. Я ведь не человек. Хотя и жить в вашем понимании не буду.

– Круто! Кто же ты?

– Я не знаю. Но хлопот от меня никаких не будет. Я просто буду с вами. Заверни меня вон в ту зеленую тряпку, – он указал на старую Анкину рубашку, – мне на сто лет хватит.

– Вот придумал! Она сто лет явно не выдержит.

– Сто пудов, выдержит! Главное – чтобы без всяких фирменных значков. От примет времени одно беспокойство. Не терплю скоротечного. Заверни меня – и маскарад окончен.

– И ты не вырастешь никогда?

– Нет.

Анка задумалась.

– Так получается, что ты ненастоящий. Ну, типа, тамагочи!

– Никакой я не тамагочи! – возмутился Прошка.


И всё же Анка на всякий случай перебралась пока в другую комнату, к Августе, вместе с Полинкой. Полинка, как убежала, топоча пятками, так и не отваживалась больше взглянуть на подкидыша. Августа, наоборот, теперь не могла насмотреться на него. Она подолгу неподвижно простаивала над игрушечной повозкой. Или брала стул и сидела, смотрела. А Кларе Егорьевне его больше и не думала показывать!

Всё было так странно. Прошка, завёрнутый в зелёную рубашку, дни, недели пролеживал в игрушечной коляске, просто как кукла. Отказывался есть и гулять. Не любил, чтобы его вынимали, брали на руки. Внимательные глаза, насмешливый рот, зеленый лоскут ткани – и больше ничего! Августа даже решила перебазировать телевизор в его комнату, чтобы ему не было скучно, и научила обращаться с пультом. Но Прошка смотрел телевизор только вместе со всеми.

Анке сперва казалось интересным, что у неё в доме такая невидаль. Но вскоре эта невидаль наскучила ей. Анка работала в большом стеклянном офисе – печатала на компьютере. Августа догадывалась, что ей там невесело. Да делать нечего, потому что на прапрабабушкину пенсию не проживёшь, а помощи ждать неоткуда. Анка вечерами возвращалась домой недовольная, а дома – тоже скука. И ей стало казаться – это Прошка наводит на неё тоску. Ещё бы! Он никогда не вырастет, не изменится. Никакой непредсказуемости, а значит – и надежды. Лучше бы он был не чудом, а самым обыкновенным ребенком!

А где-то рядом, в том же самом городе, «Фломастеры» жили так ярко и весело! Раньше Анка часто бывала на их концертах. Она могла просочиться на любой из них без билета. И чувствовала себя счастливой, потому что события её жизни развивались, как в сказке. Никто и не догадывался, а меньше всех прапрабабушка. А жизнь Анки однажды переменилась самым фантастическим образом. Блестящий знаменитый великолепный Красный Фломастер подмигнул ей со сцены! Именно ей! А потом случился великий облом, или величайшее разочарование в её жизни. Радужные перспективы развеялись, надежды обратились в прах. Фломастер подмигивал другим, а её больше не замечал! Анка отчаялась и перестала бывать на концертах. Она сидела за компьютером в стеклянно-бетонном офисе, сидела с плеером, а «Фломастеры» сидели у неё в наушниках. И вся радость. Они жили сами по себе, в том же городе, но насыщенной необыкновенной жизнью, а Анка между тем пропадала! Она понимала, что ничего никогда не переменится, и ничего у неё в жизни больше не будет, кроме этого скучного феномена – Прошки.


Как-то Анка вернулась домой, по своему обыкновению, недовольная, но, против обыкновения, заглянула к Прошке. Прошка, когда кто-нибудь заглядывал в его кукольную повозку, не сразу оживал – сначала был бел и нем, потом начинал шевелиться и произносить бессвязные звуки, а уже потом розовел и делался похож на ребенка. О том, на что он бывал похож, когда его никто не видел, Анка не задумывалась…

Она в нетерпении принялась теребить его зеленую пеленку.

– Расскажи что-нибудь!

– О чем же рассказать тебе? – вздохнул потревоженный кукленыш.

– Ну, обо всем.

– Обо всём? Но я здесь ничего не знаю и не понимаю! У вас всё так странно. Так нелепо и запутано, все знаки и подмены. Даже чувства смутны.

– Откуда ты знаешь? Лежишь тут, как бревно…

– Просто язык чувств – мой родной…

– Ты, вообще, откуда?

– Оттуда, где вся жизнь – чувство.

– Отстой! Лучше приключения!

– Я могу рассказать тебе кое-что, – задумчиво произнес малыш.

– Ну! – обрадовалась Анка.

– Только я буду рассказывать так, как умею. Что-нибудь значительное так трудно выразить на незнакомом языке. Чем образ ярче, тем бледнее он выходит…

– Не грузи! – нетерпеливо прервала Анка.

Младенец задумался и неуверенно начал:

– Когда-то на свете жил один-единственный Мастер. И больше никого на свете не было. Он смастерил себе из тростника дудочку. И после этого делать ему было совершенно нечего. А времени – бесконечно много. Он сидел и играл на дудочке… Представила?

– Ну!

– Но он был Мастером и вечно играть – не мог. Не в его это характере. Пошел побродить и увидел Дерево… Дерево, которое увидел Мастер, было тоже единственным на свете. Поэтому его нельзя назвать самым красивым. Оно было похоже на каштан, и на вишню, и на сосну, и на пальму, и на баобаб. Хотя баобаб, говорят, трава, но я не очень верю. В равной мере на все деревья, сколько их ни известно теперь ботанике. Огромное, как целое солнце, оно не росло – ему было некуда…

– Отстой! – прервала Прошкин рассказ Анка. – Ненавижу сказки! Даже в детстве ненавидела. Ты, всё на свете, вроде, знаешь, чего никто не знает… Короче, расскажи хотя бы про «Фломастеров»… Не засохли ещё эти уроды?.. Прошка, почему ты на меня не смотришь, закатил глаза и побелел? Ой, что с тобой?

В коляске, завернутое в потрепанную зеленую тряпку, лежало изящное изваяние кудрявого мальчика, белое и почти прозрачное. Анка хотела взять его на руки, но не смогла. Мальчик был мраморный.

– Что же это такое! – растерялась она. – Прошка, перестань дурака валять! Это же не интересно!

Изваяние молчало. Анка позвала прапрабабушку.

– Что, новости начинаются? – прибежала Августа.

– Да, новости! Я не захотела слушать его глупую сказку, а он обиделся! – пожаловалась Анка.

Августа склонилась над коляской:

– Прошенька, расскажи лучше мне. Ты рассказываешь чудесные сказки, где ей их понять, она ещё ребёнок! А я могу слушать бесконечно. Ну перестань сердиться!

Изваяние оставалось неподвижно.

– Ты что-нибудь понимаешь, ба? – воскликнула Анка.

– Нет. Давай звонить в музей – пусть пришлют экспертов.

– Но они заберут Прошку!

– А что делать? Ты посмотри на него – это, может быть, даже римская копия с греческого оригинала. Ведь это Амурчик. А если он пропал откуда-нибудь или украден?

Она включила телевизор. Там уже передавали новость: в Пушкинском Музее Изобразительного Искусства в тринадцатом зале только что исчез со своего постамента «Амур» Фальконе! Не такой уж древний, правда. Всего лишь восемнадцатого века. Но в музее всё равно ужасный переполох.

– Я звоню в Александровский! – всполошилась и Августа.

Неигра

Подняться наверх