Читать книгу Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря - Наталия Новохатская - Страница 20

Часть вторая
Глава четвертая
3
Понемногу обо всём. Вторая серия

Оглавление

Когда Артем освоился в компании студентов, он решил, что стал необходимым добавлением. Кроме двух Олей, Киры и Славы, третьей оказалась Люба, отменных качеств барышня, её так и звали «девушкой приятной во всех отношениях». Ни блондинка, ни брюнетка, скорее шатенка, Любаша как бы сошла с обложки иностранного журнала, не столько была хороша, сколько изящна, умна незаурядно и тактична к тому же. Если в компании происходила заминка или несогласие, Люба могла одним словом или улыбкой вправить ситуацию на место. Спорить с нею было просто невозможно.

У Любаши был брат-близнец Вадик, юный гений и будущий академик, в компании он больше молчал, смотрелся как рассеянный ученый в старых фильмах, носил круглые очки и ни с кем, кроме сестры, общаться не умел. Да и не хотел. Но являлся в компанию исправно, смеялся, когда положено, и с девушками был старомодно вежлив. Родители близнецов работали по академической части, ученые-физики или химики. Отец семейства метил в член-корреспонденты не первый год, и потом своего добился. Но это много после.

Любаша училась на одном курсе с Ольгами, барышни изучали историю науки. Вадик учился за городом чему-то заумному, у него оказались способности, «в отличие от бедной Любочки», как объясняла она сама с милой улыбкой.

Вдохнули, выдохнули, и теперь Артем будет вспоминать второго студента, детину по имени Кирилл, про себя Артем звал его Кирюха. Тот был старше всех, смотрел на «молодежь» снисходительно, потому что перешел на последний курс химфака МГУ, собирался писать диплом и собирался в аспирантуру. Роста Кирюха был непомерного, белокур, кудряв и синеглаз, в целом хорош собой до умопомрачения (девицы так выражались с иронией), только слегка грузноват. Еще у него были мерзкие красные губы бантиком, что на мужике выглядело откровенно нелепо. Ко всему прочему Кирюха был природный циник, смеялся над всем, что попадало под руку, не стеснялся рассказывать при девушках похабные анекдоты и цитировал непотребные стихи, он знал их километрами. Типа: «а если у жены мигрень, ей нужен …, а не сирень!»

Девушки Оли при таких выступлениях закатывали глаза, Вадик снисходительно улыбался, а Любаша обычно замечала, что «вот пошел поток просвещения, это надо перетерпеть». На что Кирилл отвечал, что «привыкайте, милые девушки, потом спасибо скажете, когда выйдете замуж, мы все кроме Вадика – грубые скоты, с этим надо жить».

Кстати сказать, Кирилл и был тем потусторонним другом, к которому Оля «белоснежка» спешила на день рождения. Праздновали у неё, она привела Артема в соседний дом на квартиру в бельэтаже. Родители куда-то скрылись, и студенты устроили бал-маскарад в честь деда Мороза-именинника. Ольга нарядилась Белоснежкой или Дюймовочкой, остальные тоже были одеты черт знает во что. Когда Артем вошел в дом, и его стали представлять, померещилось, что он попал в дурдом или сам спятил. Если бы не опыт с киносъемками, то сбежал бы не, мешкая.

С первого момента, с бала-маскарада Кирилл невзлюбил Артема просто напрочь, и старался его не признавать. Наверное, сначала Артем испортил праздник, отвлек компанию от именинника, потом стал засматриваться на Ольгу-Киру, вернее, никогда не переставал, как увидел её в сумерках.

Кирилл имел на неё виды, причем с серьезными намерениями, однажды процедил неприязненно, мол: «брысь сопляк, я-то женюсь, а ты зачем суетишься?»

Однако на поверхности они делали вид, что просто друзья-приятели, ничего личного, а как же! Вадику нравилась Ольга-Слава, Любочка была равнодушна ко всем, но брата поощряла. Ольга-Кира делала вид, что выше всего этого, потому что царица бала, а Ольга-Слава металась и мучилась по поводу своего третьего места среди девушек. Когда в компании случались танцы под магнитофон, она частенько оставалась без пары, потому что Вадик от застенчивости приглашал сестру. Поэтому Артему показалось, что третий парень в компании не будет лишним, хотя бы снимет дурацкие обиды и недоразумения. Хотя, понятно, имел в виду одну Ольгу-Киру, это было скорее мучительно, чем приятно.

Да, еще пару о Любочке-Любаше, дочке будущего член-корра и сестрице юного гения, в смысле того, что по части ума она семейство не посрамила. (Пока не забыл, выявилось мелкое уточнение насчет семейства. Член-корром стал братец Вадик, причём самым молодым в истории российской Академии, насчет папы остается в неизвестности, да и лень выяснять.)

Как-то в самом начале знакомства Артем с Любой оказались вдвоем на обширной кухне богатой квартиры Киреевских, вроде чаю попить. На самом деле Люба планировала оставить братца наедине с другой Ольгой, чтобы тот смог завязать разговор без помех, не сидеть же молча, пока ушедшие не явятся. Вот она и сказала, что у них с Артемом кой-какие переговоры персонального характера, мол, желают посоветоваться.

Артем взял и воспользовался за чашкой чаю, ухнул, как в воду головой, обрисовал свою ситуацию с разведенными родителями и деньгами, сообщил в подробностях и спросил совета, как ему быть, чтобы никого не подвести, в основном себя. Конкретно, что следует отписать отцу в далекий Светлогорск или Беломорье. Любаша послушала, вызнала подробности и высказалась с чувством.

– Ах, Артем, святая простота! – почти пропела девушка с милой улыбкой. – Какое удовольствие беседовать с таким простодушным человеком! Цитата. Тем не менее, всё не так сложно. Ты напиши папе, как оно есть, пусть шлет деньги тебе, а ты будешь отдавать маме, чтобы ей не было обидно. Своя правда у матери есть, ты живешь у нее со всеми вытекающими. И самое главное, ты не хочешь, чтобы они конфликтовали из-за тебя. Пусть мама думает, что она выиграла, никому хуже не будет. Типа того, что кто умней, тот и уступит, а в этом случае умней будете вы. И папа будет предупрежден. К тому же, если я правильно поняла ваши отношения, он тебя не обделит по секретному протоколу. Хочешь, могу набросать черновик, чтобы не мучился.

– Мать ему всё равно расскажет рано или поздно! – резонно возразил Артем.

– Но тогда папе не будет обидно, наоборот приятно, что он на шаг впереди и оказался более компетентным родителем, не захотел подставлять сына под неприятности, – предположила Люба, затем разъяснила сложную позицию, которую Артем долго обдумывал, но так и не постиг. – Главное – сделать так, чтобы обе стороны считали, что они выиграли, в этом и есть сложность жизни. Правда, лучше всего, когда выигрывают все и это понимают, но это не о нас. Называется игра с ненулевой суммой. Будет время, спроси, постараюсь донести.

Но времени так и не выдалось, про нулевую и ненулевую сумму осталось в тумане, но письмо с помощью Любы было написано и отправилось в Белогорье, девушка оказалась права на все проценты. Отец слал два перевода, один для матери, второй Артему лично в руки. Причем обе бумажки на одну сумму, чтобы сын не запутался, зарплата папаше позволяла, тогда он еще не женился и сестру не родил. Это стало после, но об том своевременно или чуть позже.

Итак, успешно разрешив семейные проблемы и устроив будущее, Артем почти забросил подготовку к поступлению кроме необходимого минимума и престижа среди приятелей студентов. Потому что практически с головой нырнул в сложную и довольно интересную жизнь. Вроде бы в окошко подсмотрел, как его ровесники живут по другим правилам и с другими интересами, чем ему было привычно и знакомо. Так же и заметки на будущее, ему тоже хотелось быть своим и по праву.

Жизнь резко разбилась на две половины с разными правилами. Дома с матерью, во дворе и в ШРМ одно, а в гостях у Ольги Киры совершенно иначе. Совсем другое кино. Понятно, Артем догадывался, что у Киреевских и прочих другой уровень жизни, взять хотя бы богатую квартиру, у Кирюхи и машина была, отцовская, но в его распоряжении, а близнецы, те вообще катались на такси, как нечего делать. Это ясно. Но в связи с тем или этим, у них отношения оказывались другими. То, к чему он привык дома и во дворе, у них не прокатывало или смотрелось, как плохая шутка.

Одним разделением на богатых и бедных сложности не объяснялись. Скажем, отцов приятель Петушков у них был бы на месте в своей дурацкой ковбойке, над ним бы посмеивались, но приняли как своего без напряжения. Петушковские заумные беседы пришлись бы к разговорам о суммах с разными нулями, они бы поспорили о мелких деталях, каждый вложил бы свои пять копеек.

А вот мать Артема с разговорами о жилплощади и чистой работе оказалась бы не у места, новые приятели послушали бы вежливо и отошли прочь. Отчасти такое разделение казалось обидным, но было справедливым, сам Артем до дрожи и боли хотел оторваться от своих корней. Поэтому ходил в гости как на работу, вернее, как в школу, дорос до понимания, что хоть трудно, но необходимо, иначе – Щипок по всем пунктам. (Об этом чуть позже или оно будет чуть раньше, надо ещё разобраться.)

Однако это всё было дальнейшей интроспекцией, как сказала бы умная Любочка, а в те времена у Артема сердце с душой, или как хотите назовите, болели и дрожали совсем по другому поводу, остальное было затейливой рамкой.

Кира, Оля-белоснежка Киреевская вела с ним жестокую игру, делала это со вкусом и к удовольствию окружающих, но непричастных. Играла роковую женщину, так сказать, начинающую роковую женщину, очень усердно играла, но как бы вернее сказать – скорее на пробу. Идеалом для неё оставалась изящная Любочка, для той вопросы популярности у мужиков просто не стояли. По той причине, что когда будет надо, она выберет сама, и кто угодно сочтет за счастье. Артем довольно скоро понял, что такое спокойствие по жизни будет круче, чем любая роковая женщина. Но нравилась ему не Любочка, с нею никаких надежд не возникало.

Нравилась Ольга-Кира, чертова белоснежка, она щедро сыпала надежды заодно с поощрениями, но не ему одному, отнюдь не всегда и не по заслугам, а по непонятному расписанию. Даже не по настроению, а просто так. Сейчас да, потом нет, а завтра – сам черт не разберет. Завтра может переключиться на Кирюху, а через час сделать вид, что и он ей не угодил, снова обернуться к Артему. И при этом запрещала искать объяснений. Спрашивала высокомерно: «Тебе синий чулок нужен? Тогда флаг в руки, их здесь большинство…» Мол, «ступай себе к Любви и Славе», если что-то не устраивает.

Временами делала добавления насчет Кирюхи и даже Вадика. Например, Артему случалось слышать и такое: «Наш большой белый друг думает, что у него есть какие-то права, разбежался…» или «Вадик лучше вас всех, но нету времени ждать, пока подрастет, да и тогда Любаша его не отпустит. Только, если сама невесту выберет и будет каждый день напоминать, что та – третья лишняя, меня не возьмет, это точно. Куклу Глорию, то бишь Славу – очень даже может быть. Но у Глории искания и мечтания, она у нас моралистка, «умри, но не дай поцелуя без любви», слыхал такой лозунг?»

Хотя Артему было абсолютно до фонаря, что там Ольга толковала. Когда она была с ним, остальное улетало со свистом, а когда с Кирюхой, то хотелось взорвать весь мир с собой в придачу. Да, Артем соображал, что Ольга играет в сложные игры, чтобы набить себе цену, но не знал, в своих глазах или для Кирилла, вот в чем вопрос.

Сложно и страшно это было, но так захватывало, что остальное могло провалиться, он бы глазом не моргнул. И еще одно… Позволяла она Артему довольно много, хоть далеко не всё, об этом он даже не мечтал. Вопрос был другой, что позволено Кириллу? Поди, спроси. Иногда глодало подозрение, что Кирюха девушку обучает, а она потом отрабатывает на нем, на Артеме. Такая вот школа гейш, черт их всех подери!

Даже это он стерпел бы, не будь Кирюха на виду, и не подмигивал бы похабно, что, мол понимает и не возражает. Это при всех, а наедине обещал начистить рыло, как в спорт-лагере не снилось, но для инвалида делает поблажку, мол, немного чести бить калеку. Вот такое кино.

На самом деле Артем понимал, что ничем хорошим такие дела кончиться не могут. Как выразилась бы Любаша, ненулевых сумм отродясь не получится, и кому-то явно не поздоровится. Скорее всего ему самому, остальная компания пролетит мимо и не заметит, было у них такое неприятное свойство у всех, проехали и забыли. В лучшем случае скажут, что пошутили или погорячились, без обид, бывает, дело житейское. Но только между собой, а как отнесутся к нему в случае чего – это был вопрос.

Но и отстать Артем не мог, не получилось бы, даже если захотел. Он и не хотел, надеялся, бесился, жил от одной встречи до другой, между ними ходил, как отравленный.

Сделалось все быстро. Уже через месяц, к концу лета, он приходил в квартиру Киреевских без приглашения, но никогда не знал, кто там будет. Или вообще никого, или родители, им было все равно в высшей степени, только говорили, дома Оля или нет, тогда до свиданья или подожди, дружок, скоро будет. Ни есть, ни чай пить не звали, типа того, что он дочкин гость, а не их, но так было и с остальными, даже с Кириллом. Предки у Киры не заморачивались, кто, что и зачем – полная свобода.

Понятно, без предков было гораздо веселее, а они часто уезжали на дачу, предоставляли свободу и всю жилплощадь. Если Ольги не бывало дома надолго, тогда они со Славой гостили у той на даче, получалось через раз, или обе у Киреевских, или у Славы на участке, в Москве у Славы – никогда.

Лето неудержимо катилось в осень, оставались последние дни свободы, девушки собирались в свой институт, Любаша с Вадиком отъехали напоследок, главное, их не стало видно, и Кирюха появлялся реже, у него нашлись дела, говорил, что по диплому. Практически они остались втроём, две Ольги и Артём.

В те моменты, когда они уединялись парочкой, Ольга Слава уходила «писать курсовую», они это называли по следам событий незнамо где и когда. Уходила на кухню или в гостиную, она же библиотека, чтобы не скучать и никому не мешать.

С Артемом вторая Ольга была приветлива, но не более, толковать с нею, как с Любашей не выходило, хотя Артем тянулся и старался произвести впечатление. Наверное, девушка считала его собственностью подруги. Как было однажды замечено, Ольга-Слава жила по твердым правилам, «что чужое, то не моё», иначе полный непорядок.

Видит Бог, есть он или нет, но ни единого раза Артем не пробовал обратиться к Славе, чтобы заинтересовать или побесить Киру, мысли не было, и девушка не поощряла. Как оно вышло после, почему и вообще, Артем не понимал и по сей день дивится. Механизм неясен, точнее будет сказать, утерян во мраке.

Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря

Подняться наверх