Читать книгу Дичь для товарищей по охоте. Документальный роман - Наталия Вико - Страница 17

11

Оглавление

Савва вышел из конторы Правления Никольской мануфактуры и сел в автомобиль, ожидавший у подъезда. Тяжелые тучи нависли над серыми домами, но дождя еще не было.

– Давай – ка, Ганя, к Андреевой.

– В театр? – уточнил водитель.

– Домой, Ганя, домой. Сегодня спектакля нет.

Издалека докатились раскаты грома, и первые крупные капли дождя застучали по тенту автомобиля…

В этот день у Марии Федоровны приема не было. Савва был приглашен на встречу «в узком кругу близких друзей». Переодеться после работы он не успел и потому ехал при параде – в роскошной пиджачной тройке.

Савва вошел в прихожую и поправил узел галстука. Красивые галстуки были его слабостью. Собираясь куда – либо, выводил из себя даже терпеливого камердинера Ферапонта. И то – выбери-ка один нужный галстук, когда их в гардеробе более сотни.

– Савва Тимофеевич, милый, наконец-то! – Мария Федоровна, в длинной юбке и блузе с множеством мелких пуговичек на груди, вышла навстречу.

– Жарко-то как сегодня, душно! – сказала она, обмахиваясь рукой. – Экий вы сегодня официальный! – не преминула отметить, оглядев костюм.

Морозов последовал за ней, ругая себя за то, что не заехал домой переодеться. Одежда от «Жуля Мейстера», купленная в Леонтьевском переулке, была, без сомнения, слишком официальной для встречи «в узком кругу». Они прошли сквозь анфиладу комнат в дальний конец квартиры, где Савва еще не бывал. За круглым столом под зеленым уютным абажуром сидели трое незнакомых мужчин, поднявшихся ему навстречу.

Савва остановился и слегка наклонил голову, с любопытством оглядывая присутствующих. Один из них – крепко сбитый, сутуловатый, с крупной курчавой головой и глубоко посаженными карими глазами с нескрываемым интересом смотрел на гостя.

– Знакомьтесь. Мой большой друг – Савва Тимофеевич Морозов. Я вам о нем много рассказывала. А это, – первым Андреева указала рукой на кудрявого, бросив в его сторону ласковый взгляд, – Дмитрий Иванович Лукьянов, бывший репетитор моего сына Юрия.

– Это, – Андреева улыбнулась мужчине в широкой рубахе, стоявшему так, что лицо оставалось в тени, – Михаил Александрович Михайлов, а проще – дядя Миша, его так все зовут.

Савва кивнул и перевел взгляд на третьего, расположившегося ближе всех к нему человека с прямым и открытым взглядом.

– Александр Николаевич Тихонов, – мужчина представился сам. – Студент Петербургского горного института.

«Странная, однако, публика, очень странная, – отметил Савва, усаживаясь на свободный стул. – Такие люди – и друзья светской женщины, знаменитой актрисы, желанной гостьи на приемах у Великого князя Сергея Александровича!? Той, чей портрет пишет маслом супруга Великого князя, Елизавета Федоровна, сестра царицы!» – Савва усмехнулся, неспешно достал папиросу и закурил, разглядывая присутствующих. Ему нравилось коллекционировать человеческие типы.

Окно в комнате было приоткрыто, и оттого занавеска колебалась под порывами ветра. Капли дождя колотили по подоконнику.

Мария Федоровна накинула на плечи шаль и устроилась рядом с ним на стуле с высокой резной спинкой. Савва настороженно молчал, попыхивая папироской. Не любил торопить события. Ждал.

– Вот, друзья мои, все в сборе, – прервала затянувшуюся паузу Андреева. – Сейчас чай принесут.

В комнату вошла девушка в белом фартучке. На подносе принесла изящные чашки с чаем и широкую вазу с печеньем и сушками.

Савва с удовольствием отпил глоток, только сейчас вспомнив, что, заработавшись, забыл пообедать.

– А что, Савва Тимофеевич, каково миллионером-то быть? – наконец, нарушил тишину «дядя Миша», умудрившийся сесть таким образом, что лицо его снова оказалось в тени.

Андреева улыбнулась, бросив ободряющий взгляд на Савву.

– А вы попробуйте! – усмехнулся Морозов.

– Небось, не жизнь, а игра сплошная, – хмыкнул кудрявый.

– Так точно-с! – Савва всегда начинал говорить словоерсами, когда злился. – Игра-с. Только я так всю жизнь играю что, либо – башка вдребезги, либо – спина пополам.

Мария Федоровна, взглянув на Савву, взяла печенье и, надкусив, положила на блюдце.

– А как вы относитесь к тому, что каждый человек должен быть свободен? – хриплым голосом поинтересовался кудрявый.

– Хорошо отношусь. Только в большинстве своем люди сейчас понимают свободу лишь как свободу от обязанностей к ближнему.

– А вы, Савва Тимофеевич, конечно, считаете, что ближних нужно любить, что, так сказать, все люди – братья? – с усмешкой спросил дядя Миша.

– Эка вы, в вопросы гуманизма залезли, – Савва поставил чашку. – Может и братья. Но как полюбить этих братьев? Как полюбить людей? Посмотрите на них. Душа-то хочет любить одно прекрасное, а люди большей частью несовершенны. Иначе говоря, – Савва провел рукой по коротко стриженому затылку, – в большинстве своем душа человеческая вовсе не способна, в нынешнем ее состоянии, к подлинно моральному действию, то есть к любви. Человек нашего века отталкивает от себя брата. Готов обнять все человечество, а брата не обнимет. Моральный идеал, – продолжил Морозов, – есть потому просто риторика. Между тем, – снова достал папиросу, отметив про себя любопытный взгляд, брошенный бывшим репетитором на серебряный портсигар, – все люди связаны между собой такой глубокой связью, что, поистине, «все виноваты за всех».

Андреева слушала с интересом, обхватив себя руками за плечи.

– Я думаю, что мы все связаны друг с другом косвенно, незаметными нитями. И все наши действия, даже мысли влияют на других людей. Простите, господа, не могу сидеть, – Савва поднялся из-за стола и принялся ходить по комнате маленькими шажками, продолжая курить, – весь день сегодня за столом провел. А я – движение люблю. Порча крови россейская отчего? – осмотрел он присутствующих. – От медлительности движения.

– Еще чаю? – вмешалась Мария Федоровна, оглядев гостей.

– Спасибо. Напились уж, – ответил молчавший все это время студент. – А как вы, Савва Тимофеевич, думаете, что же делать, чтобы эту кровь заставить по всему организму россейскому быстрее циркулировать?

– Для того в старину цирюльники были, которые людям кровь пускали! – хихикнул кудрявый репетитор.

– Что делать? – Савва нахмурился. – Понять сначала причину. Отчего? А уж потом – как с этим бороться. То ли кровь пускать, то ли какими другими средствами лечить. Без кровопускания, – бросил он неодобрительный взгляд в сторону кудрявого. – По мне, все проблемы из-за отсутствия в стране прочного закона и опеки бюрократии, распространенной на все области русской жизни, да еще невежества народа… Впрочем, – махнул он рукой, – это долгий разговор.

– Вот давайте в следующий раз и поговорим. – Кудрявый достал из сумки пачку гектографированных бумаг и положил их на стол перед Морозовым. – А мы вам тут кое-что почитать дадим, если хотите. Прочтите, как соберетесь. Тем более, – усмехнулся он, заметив настороженный взгляд Саввы, – вам интересно будет. Ведь эти главы Мария Федоровна перевела. Она у нас с детства немецкий знает.

Андреева смущенно кивнула.

– У кого это «у нас»? – нахмурился Морозов.

Мария Федоровна поднялась и, подойдя, легонько прикоснулась пальцами к плечу Саввы.

– У нас, Савва Тимофеевич. У марксистов, – низким грудным голосом пояснила она. – И это – уже три года как моя главная и основная жизнь.

Савва поморщился.

– Видите, как я вам доверяю, – продолжила Андреева, ласково заглядывая ему в глаза. – Потому как вы – близкий и родной мне человек, – сказала она многозначительно и, взяв со стола бумаги, протянула их Савве.

«Близкий и родной мне человек, – эхом отозвалось в его сердце.

«Карл Маркс. Капитал», – прочитал он название, молча взял стопку и, кивнув гостям, вышел из комнаты.

Мария Федоровна, бросив на гостей встревоженный взгляд, поспешила следом за ним.

Дичь для товарищей по охоте. Документальный роман

Подняться наверх