Читать книгу Герою моего времени - Наталья Александровна Глянцева - Страница 1

Оглавление

Цикл 1. «Надевая маску»


ПЕРЕД ПРЕМЬЕРОЙ


Мне стоит щелкнуть пальцами – и свет

в притихшем зале угасает постепенно,

и луч на сцене вырастает, как рассвет, –

и это чувство каждый раз благословенно.


Я лгу себе, сияет маска на лице –

так тонко скроена по моему размеру,

и голос шлейфом вдруг взвивается в фальцет,

и сверху вниз летит, преображаясь в веру.


И мнится: жизнь – разыгранный миракль

перед премьерой, что должна начаться завтра…

Но я стою в фойе, уже идет спектакль,

и в зеркале большом в глаза мне смотрит

автор.

/2019/


***

Вы говорите: чуда нет.

Но свет в дожде, как из вуали,

и ваш сияет силуэт

по краю, словно нереален.


И тротуар, как эшафот –

смеяться! /даже если больно/

на ваши шутки без острот,

сживаясь с маленькою ролью.


И в ваших каменных глазах –

свистящий холод дивно-зимний,

который стынет в фонарях,

искрясь лучисто, словно иней.


И мир вокруг, как маскарад, –

программка, сжатая в ин-кварто,

и встреча с вами – наугад

с колоды сброшенная карта.


Вы говорите: чуда нет,

а я дышу почти без вдоха…

мгновенье льется, гаснет свет… –

и это больше,

чем эпоха.

/2019/


ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ХУДОЖНИЦА


Разложены полотна. Взмах руки –

и пыль взлетает, серебрясь под светом…

Кружавчатый рукавчик, каблуки…

Так мило во всё лучшее одета.


А гости из столицы холодны,

так снисходительны к ее наброскам.

А в голове: «Вы, кажется, больны

не мной… на крышах очень скользко…».


И голуби взмывают над окном…

Здесь главное: не быть излишне пылкой,

когда он смотрит, не сменяя тон,

на завиток у шеи ее с жилкой.


И кажутся наивными мечты

в провинциальных стенах двухэтажек…

и тюль дрожит, как шлейф смешной фаты,

бросая тень на рой ее бумажек.


/ Разыгран фельетон без робких «ты»,

она была свежа, как утро,

и тонких рук сиянье наготы,

подернутое дымкой будто /


А в потолок глядела пастораль

с ее полотен безнадежно-грустно…

Всё кончится банальной фразой: «Жаль,

но нам пора, всё было очень вкусно».

/2017/


Я ПОМНЮ ВСЁ…


Я помню всё…/ исписаны листы

под сгорбленной спиной старинной арки,

косые искры, бьющие из выси на зонты,

на улиц мокрые холсты/ – ремарки.


И между строк – зиянье тишины,

как между недозволенным и диким,

изгиб покорно выгнутой спины,

и упоенье городом безликим…


Волос твоих медовые огни

под серой тушью неба на контрасте…

Наш сын, рожденный в ледяные дни,

такой же дерзко вылепленной масти.


И после слов, молча до хрипоты,

в сияньи, словно Питер после ливня…

без масок, не стесняясь наготы,

рефрен качается над белой ночью: «дивно…!»


Я помню всё – я вечно влюблена

во все страницы жизни, как в картины,

в кофейный запах города, в дома…

и после каждой сцены выдох:

«сильно…».

/2017/


ЛИРИЧЕСКАЯ БАСНЯ


Был день, склоненный как фонарь:

тоска бывает невесома,

как будто призрачный звонарь

всю душу тянет до излома…


Не так!


День был в привычном амплуа:

в широкополой серой шляпке,

под тонкой кистью Бенуа,

меняя лица, как перчатки…


Не так!


День был заварен, словно чай

в уютной и любимой кружке,

и растворялась в нем печаль,

пар превращая в завитушки…


Не так!


Был день… и таял без следа

сквозь тучи свет благословенья…

___________


Зависит счастье, господа,

от точки зренья.

/2017/


***

Когда читаешь влюбленно Пруста,

и ручку держат сигарой зубы,

вдруг замечаешь, что дождь – искусство,

оконной рамой зажатый грубо.


И под зонтами безликой массой

плывут на нерест смешные люди,

и кто-то сверху глядит с гримасой:

никто не помнит о буднем чуде…


И ты читаешь влюбленно Пруста,

и веришь больше в благословенье…

Ломая пальцы свои до хруста,

отложишь счастье

на воскресенье.

/2017/


ОДИН


Устало смыкают глаза фонари

под небом рассветно-серым,

умеет дрожать еще там, внутри,

где сердце – струна – не вера.


И можно /так редко/ остаться собой,

вминая подошву в листья…

На вкус чуть горчит ее слово «герой»…

и чуть отдается высью…


Машины взлетают в ноябрьский сплин,

как дым… И туманна трасса…

И ты дегустируешь слово «один»,

как воду святого Спаса.

/2017/


ОКНО


Квадрат отрешённого мира –

окно его желтое светит

невидимой точкой надира…


И он это всё не заметит:


Свет в доме с колонной ампира,

И в доме всё так же, как прежде:

и всё одиночество мира,

и черное в небе безбрежье…

И космос глядит из той бездны,

и падают звезды над крышей…

Ты – снежная, он – железный.

И ветер взвивается выше…

И всё ускользает, как фото

с засвеченного негатива,

и листья летят с эшафота –

и это жестоко-красиво.

И тени в окне – манекены –

скользят, как немые вопросы:

что дальше… за кадрами сцены?..

А дальше – осень.

/2017/


У ТЕБЯ НА КУХНЕ или ВДОВЕЦ


У тебя на кухне всё ещё уютно:

белые гардины, невесомый тюль,

плюшевый зайчонок смотрит сонно-мутно,

как ласкает нежно занавес июль.


Предлагаешь чаю с месяцем лимона,

сахар серебрится снегом на кайме…

…А она умела страстностью Ньютона

силу притяженья измерять ко мне?


Я, конечно, знаю, что о ней не надо…

Романтичен вечер, отблески стекла…

Угасают в чае звезды рафинада,

и в окно влетает с тополей зола…


Мы с тобою двое в призрачном пространстве,

и не видим третий. Только обернись…

Этот дом остался в сказочном убранстве,

словно в нём навеки поселилась высь.


…У тебя на кухне всё ещё уютно:

на прихватках синих светлые цветы,

и, рассыпав солнце, греются как будто

на холодных стенах желтые коты.


…У тебя на кухне всё еще уютно…

/2013/


КАРТЫ


Я в прихожей снимаю шпильки,

за бретельки спускаю платье,

из волос вынимаю шпильки –

долгожданное это счастье!


С настроенья срываю маску –

госпожа «Надоело», властвуй!

С губ стираю салфеткой краску.

Отражение верно. Здравствуй.


Мир безликий похож на карты –

я червонная нынче дама.


Позвонишь беспокойно: «Как ты?».

«Безнадежно взрослею, мама».

/2013/


ДЕТОЧКА


Ты всегда говоришь:

«Деточка…»,

Не играя своим

голосом.

На носочках моих –

сеточка,

А на брюках твоих –

полосы.

Ты гордишься своим

опытом,

Ну а мне не велит

молодость.

И во взгляде сквозит:

«Что потом?».

Мне понятна твоя

холодность.

Запотело окно

теплое,

Я на нем нарисую

веточку,

Шоколадку твою

слопаю –

Не за зря же тебе

«деточка».

…Снегопад за окном

кружится,

Воротник поднят твой.

Надо же:

Силуэт твой, дома,

улица…

«Не бывает чудес» –

скажешь же…!

/2013/


КЛЕТКА


Губы твои что-то говорят –


мысли мои пьяно умирают,


ты надел /поэтому ты – гад/


брюки, что тебя так облегают.


Столик наш в распахнутом углу


ножками, как девушка, изогнут,


ворот у рубашки /не могу/


у тебя безжалостно расстёгнут.


В окна бьет в конвульсиях весна.


Ливень. Потому с утра мне душно.


Истина, как завтра, не ясна.


Просто замолчи и молча слушай:


Там, на окрылённой высоте,


там, где крыша кажется монеткой,


может быть, уверимся в мечте,


в том, что жизнь была всего лишь клеткой.

/2013/


СИЯНИЕ


верлибр


Когда в тебе нет отречения,


и нет ни шага расстояния,


и города сольются в космосе


в одно единое пятно,


и телефон с холодной трезвостью


звонит, задавленный подушками…


и сердце вдруг засветит звездами


с какой-то дивной высоты,


и голос неземной из прошлого


всего лишь спросит про дела,


и снизит тон почти до шепота,


и станет прошлым наяву,


то небо вдруг застынет льдинами,


как будто лето дружит с зимами,


и ты окажешься не тайною,


а станешь с явью заодно,


а ты окажешься над тяжестью,


сдавившей горло тысяч лет,


и это сонное мгновение


вместит объемное «привет»,


вместит туманное ничтожество


всех человеческих веков


и беспокойное пророчество,


и свет далеких городов,


и всю невычурность истории,


и войны стародавних лет,


и даже то, что ты, как маленький


стоишь на всей земле один


и улыбаешься мгновению,


и смотришь с дивной высоты:


как вроде ты иль только кажется,


как некто пьяный до забвения


летит с звенящей высоты,


и сотни лун навстречу движутся,


и всё вдруг кажется простым,


и в сжатой трубке голос зимними


цветами светит изнутри…


и ты увидишь подноготную


под телескопами миров,


и всё, что есть, и всё, что было,


вдруг вырываешь из оков,


и времена сливаешь в жерло,


и странно слушаешь себя,


что «ничего, дела нормально…»,


и дальний голос: «как-нибудь…»,


и сотни тысяч километров


дрожат огнями в тишине…


и жизнь смешная и тревожная


зависнет паузой на rec…


и вновь покатится с привычною


той водопадной быстротой,


в которой льешься по наитию,


и только ночью жмешь на паузу,


и притворяешься извне.


И звезды принимают дальше


твой свет, парящий в вышине.

/2018/


АКТЫ


Как положено званиям, грантам,

как предписано рамками светскими,

обсуждай с ним размеренно Канта,

аргументами брызгая детскими.


Нос пусть смотрится гордо и тонко,

скулам следует сладиться с бликами,

и смеяться желательно звонко,

и носочкам на шпильках быть гибкими.


Улыбайся же, девочка, мило

и головку склоняй чуть наигранно –

он не вспомнит, как всё это было,

если партия будет проиграна.


Пополам загибаться от боли

будешь дома – комедия требует

соответствия принятой роли.

И сейчас:

– Продолжение следует!


Танец!


Ответвленных теней мракобесье

на стене умножает сечения.

А над ним… не огонь и бесчестье,

а над ним… золотое свечение.


Хватит!


Как положено званиям, грантам

он проводит тебя до парадного

и, как следует истинным франтам,

снизит тон до прилично-прохладного.


Смейся, детка, спектакль не окончен –

за антрактом последует действие.

Мастерство убивают все. Кто – чем.

Он – надеждой на акты и следствия.


Занавес!

/2013/


КУКЛОВОД


Винные губы на кипельно-белом,

черные дуги бровей –

маски в шкафу ужасают без тела!

В городе пляска теней.


Новое утро привычно откроет

занавес. Начатый акт!

Каждый спешит, проверяя раскрои.

Маска надета, как фрак.


Кто-то забыл, кто-то выбрал без краски,

кто-то свою роль сыграл, –

тех кукловод отрезает от связки –

в ящики – и в подвал.


Дети крадут у родителей лица.

Главное – выбранный такт:

если разрушить чужие границы,

слабый уйдет на антракт.


Звездная россыпь, чернильная пропасть…

/Грязь с декораций убрать!/

Тише, друзья, очень важно не хлопать,

если сумеешь солгать.


Люди смеются, игра бесподобна…

Тысячи ложных зеркал!

Только одни от эмоций свободны –

Сложенные в подвал.


…Я надеваю сегодня трефовый

облик. /Козырная мать/

Еще один штрих… и я буду готова –

важно – не пере-

играть!

/2013/


ПО-АНГЛИЙСКИ


Мы не впишемся в плоскость кадра

/объектив откупорен, как виски,

подбородок надменно задран,

ну а я – ухожу по-английски/


/Вспышка камеры/ В позу, милый!

Эта съемка закончится быстро.

Больше – дерзости, меньше – мыла!

Режиссирую я бескорыстно.


Как изысканы брызги света,

/Красный рот, прорисованный четко/

Этот снимок – моя вендетта

/Я сдавалась кроваво, но кротко/


Мы не впишемся в плоскость кадра –

/Ритуал предусмотрен без риска/

Продолжайте, бракуйте, падре! –

Я уже ухожу. По-английски.

/2013/


ДРУГУ

альбомное

Ты приходишь всегда

запросто

За советом и просто

встретиться.

Я пою тебя чаем

радостно,

И окно наше так

светится…

Посидим на окне

ветрено,

Помолчим, наболтав

лишнего…

Образ в памяти твой

светел, но…

Не краснею никак

вишнею.

Так легко рядом быть

родственно,

Словно были давно

нужными,

Словно в жизнях других…

собственно…

…Десять лет как с тобой

дружим мы.

Ты и я – это как

родина,

Как звезда, что вблизи

«сфоткана».

Наша дружба с тобой

вроде бы

Из каких-то лучей

соткана.

/2013/


РЫЖАЯ ВЕДЬМОЧКА

художнице А. Неизвестной


Рыжая ведьмочка варит глинтвейн,

сыплет влюбленно гвоздику с корицей.

Он, по-мужски, глушит крепкий портвейн –

просто живет, но так тянет напиться.


Красные волосы, огненный взгляд –

взрослая девочка, пришлая с Марса.

Что, если прыгнуть на двадцать назад…

Впрочем, пусть глушит… без зыбкого шанса.


Ведьмочка красками брызгает в мир,

с пальцев взлетают горящие птицы,

ввысь, в одурманивший звездный эфир…

К черту того – обреченного спиться.


Ведьмочка всё научилась сама –

сильная девочка в дерзких ботинках.

Город, в котором застыла зима,

в прошлом остался – открыткой в картинках.


Что от него? Слово «друг» изо льда

и на лице маска горьких улыбок,

сумка в подарок, на выдохе «да»…

/ведь юный стан удивительно гибок/


Юбки до пола, чтоб с виду парить,

чтоб долететь до карминного Марса,

чтобы до чертиков, страстно любить

танец ветров, доводящий до транса.


…Рыжая ведьмочка варит глинтвейн,

сыплет влюбленно гвоздику с корицей.

Боже, прости дурака и забей…

Пусть он живет без желания спиться.

/2018/


НЕЗНАКОМКА


Я иду на встречу

в своих новых туфлях,

На высокой шпильке –

это очень больно:

Дело не в мозолях,

не во всяких слухах,

Просто я впервые

становлюсь покорной.

Наш огромный город

стал предельно узким:

Кроме тротуара

ничего нет больше,

застегнусь до горла

в своей белой блузке,

Я за эти сутки

стала словно тоньше.

По бокам витрины,

в них мелькают лица,

Отражаясь в стёклах,

смотрит незнакомка –

Разве я могла бы

здесь вдруг очутиться?

Мир во мне громадный

как кораблик скомкан.

В своих новых туфлях

я иду на встречу,

растерев до крови

на носочках ноги.

Если я сегодня

здесь Его не встречу,

Значит, меня точно

защищают боги.

/2014/


Цикл 2. «Двое в сиянии»


ЛЕГКО


Когда фонари загораются тусклым,

и в воздухе словно парит молоко,

мне с губ твоих дым всегда кажется вкусным,

и ты на любое «Сумеешь?» – «Легко…».


И там, на руке, что ложится на сердце,

На косточках пальцев засохшая кровь.

И я понимаю: от нрава не деться…

Целую тревожно в разбитую бровь.


Вечерние улицы смотрят огнями,

а мы на балконе стоим высоко.

«Сумеешь с врагами без драки – словами?».

А ты, улыбаясь, напомнишь: «Легко…».

/2012/


***

Искрился снег под светом фонарей,

и город был взволнован и простужен,

и сердце билось чуточку быстрей,

и хлопья плыли с неба неуклюже.


Едва дыша, подкрадывалась мгла,

спускаясь с крыш летающею кошкой,

как поздно жизнь уставшая свела

дорог разбитых сжатые ладошки.


Ты словно тень стоял и не смотрел,

как мир мгновенно вдруг преобразился,

а с неба сыпался холодный мел,

когда со мной навеки ты простился.

/2010/


ЗАВТРА


А на полу осколки – тривиально

разбита кружка с мишками на синем…

свет лампы в окнах тает ирреально,

на стеклах сахарно сверкает иней…


От всех клише в любви меня воротит,

и бабочки не кружат – что за радость!

Но вдруг слова на книжном развороте

заденут,

как шероховатость.


И в почте электронное «приветик»

дрожит, не по-пацански, улыбаясь,

и в книге передавленный билетик

лежит смиренно, «завтра» дожидаясь.


––

/…И жизнь блестит цветочной упаковкой…

А там, за расстояньем теплых стен,

срываются с небес снежинки, ловко

рисуя за окном пейзаж мартен…/

/2012/


***

В усталом сиянии солнца

болезненно-грешны черты,

и дым сигаретный, как кольца,

нанизан на осень мечты.


И я не играю словами,

и ты не поешь серенад…

всё это как будто не с нами…

и падает в чай рафинад…


Как странно сплетение жизней,

и странно смотреть и дышать:

ты рядом, ты здесь через призму

всех лет – это странно узнать.


И сомкнуты шторы, целуясь,

и город за ними в огнях,

В касаниях рук я, зажмурясь,

Лишь выдохну тихое «ах…».

/2011/


***

В напряженном молчании падали

на разложенный старый диван

наши тени. Спасаться не надо ли?

если делится жизнь пополам…


Я могла быстрым шагом… намеренно…

в коридоре взять плащ и уйти…

но, наверно, как ты, не уверена,

что побег может душу спасти.

Герою моего времени

Подняться наверх