Читать книгу Любовь и смерть в толпе - Наталья Андреева - Страница 5

Она постоянно ездила в больницу. К человеку, который ни разу не дал понять, что нуждается в ее помощи. Больше всего на свете он хотел умереть, но смерть с этим не соглашалась. Вот уже год они все никак не могли договориться. Видимо, смерти с ним было не интересно: слишком уж легкая добыча. Потому он и жил, то есть мучился. А Люба ему в этом помогала.

Эти встречи долгое время не доставляли ей радости. Хотя и работу эту она не отнесла бы к разряду откровенной халтуры. Случай был сложный. И если бы не параллели, которые Люба провела между собой и своим пациентом, она ни за что бы во все это не ввязалась. Она лечила не только его, но и себя. Та женщина, которая сосватала Любу на эту работу, прекрасно знала непростую историю госпожи Петровой. Потому и сосватала.

Георгий Кимович Климов был человеком очень богатым. Единоличным хозяином процветающей компании, владельцем нескольких магазинов, шикарного офиса почти в самом центре Москвы и многочисленных складских помещений. И все, что к этому прилагается, то есть достаток, у него тоже имелось: трехэтажный загородный особняк, две огромных московских квартиры, вилла в одном из самых солнечных мест Земного шара, многонулевые счета в банках, отечественных и зарубежных, не считая мелочи типа машин, драгоценностей и антиквариата. До недавнего времени Климов был не только богат, но и счастлив. У него была любимая жена, красавец-сын, выпускник престижного вуза, невеста сына. Словом, у него было все.

И в один день все рухнуло. Климов старался не вспоминать, как все это случилось. И прошлое тоже. Сын окончил элитный институт и должен был уехать за границу, чтобы продолжить там свое образование. Разумеется, Георгий Кимович готовил его в продолжатели Дела. Никто не сомневался, что Климов-младший со временем станет главой компании. И невесту ему отец уже подыскал. Из хорошей семьи, с солидным приданым. Как говорится, деньги к деньгам. Свадьбу запланировали через год, а покамест состоялась торжественная помолвка. С взаимными клятвами, заверениями в любви и кольцами. Этот брак обе состоятельных семьи считали очень выгодным. А главное, и молодые друг другу понравились.

Перед отъездом единственного сына за границу Климов решил устроить в своем загородном особняке небольшую пирушку. Только свои, ближайшее окружение. Отметить диплом Климова-младшего, а заодно помолвку. Ну и отъезд, разумеется. Загород они поехали втроем, на одной машине: Георгий Кимович, его жена и сын. Им так хотелось побыть напоследок вместе, что сын сел за руль отцовской машины, а свою оставил на стоянке у дома. Гости должны были собраться только к вечеру, а до того Климовы собирались говорить, говорить, говорить… Ведь им предстояла долгая разлука.

Георгий Кимович дремал на заднем сиденье, он очень устал за эту неделю. Жена сидела рядом с сыном, впереди, они оживленно беседовали и строили планы. Собирались встретиться через два месяца в Швейцарии. Климов благодушно, сквозь дрему слушал, как его родные планируют слетать потом в Париж денька на три, прогуляться по Елисейским Полям, прошвырнуться по магазинам. Жена обожала Париж. Город ее мечты, которая сбылась и продолжала сбываться. Климовой было сорок два года, но никто не дал бы больше тридцати, так прекрасно она выглядела, находилась в отличной физической форме, три раза в неделю ходила в тренажерный зал, потом на массаж, а затем к косметологу. И часто летала в Париж, пройтись по бутикам. Да что там Париж! Климов был готов весь мир положить к ее ногам!

Как он был счастлив в те минуты! Его «мерседес» летел по трассе со скоростью двести километров в час, но Георгий Кимович не ощущал огромной скорости. Хорошая, надежная машина. А навстречу им летела такая же хорошая, надежная машина. Которая, обгоняя впереди идущую, вылетела вдруг на встречную полосу. Оба «мерседеса» не успели затормозить. Столкновение было неизбежно. Сын резко вывернул руль, и их машина вылетела на обочину. Потом пробила ограждение и еще метров пятьдесят летела по воздуху. А потом врезалась в трехэтажное кирпичное здание.

Очнулся Климов в больнице. Ему долго не говорили правду. Травмы были серьезные, но для жизни не опасные. Долгое время он думал, что жена и сын лежат в соседних палатах. А когда сказали, что оба погибли на месте, первое, что Климов подумал: «Лучше бы за рулем был я…» Потом в сердце словно впилась раскаленная игла. Он остался один. Совсем один. И никакие деньги не могли компенсировать эту потерю.

С тех пор прошел ровно год. Климов впал в глубокую депрессию, состояние его все больше ухудшалось. Врачи всерьез опасались второго инфаркта. Пятидесятичетырехлетнего мужчину ничто больше не интересовало. Он лежал, бессмысленно глядя в потолок. В отдельной палате, больше похожей на гостиничный номер, где были персональный холодильник, телевизор, спутниковая антенна, Интернет и все мыслимые и немыслимые удобства. У дверей – охрана. К Георгию Кимовичу без конца заходили врачи, рядом суетились медсестры. Но Климову теперь было на все это глубоко наплевать. Он безумно любил свою жену. И сына. Оба его покинули, оставив одного на этом свете. Единственная, с кем он хотел теперь разговаривать, была Смерть. Климов призывал ее к себе, но и эта женщина его покинула, разочаровавшись. Это была расплата. Но за что? За какие такие грехи?

Первый раз Любу вызвали в клинику к Георгию Кимовичу через месяц после страшной аварии. Однокурсница, которая работала теперь здесь штатным психологом.

– Ничего не могу с ним сделать, – пожаловалась она. – Лечение не идет впрок. Кости срастаются плохо. Обратились ко мне. А я бессильна. Он ни на что не реагирует. Лежит, в потолок смотрит. Не идет на контакт. Может, тебе с ним поговорить?

– А почему я? – растерялась Люба.

– Ну, как же? Извини, что об этом напоминаю, но…

Люба и так уже все поняла. Несколько лет назад она тоже потеряла мужа и не родившегося еще ребенка. И тоже в результате аварии. Она все это пережила. Им с Климовым есть о чем поговорить. Но как же это больно – вспоминать! И вновь пройти через все это! Держа за руку такого же несчастного.

– Я все понимаю, – тяжело вздохнула однокурсница. – Но и ты пойми. Мне же каждый день звонят! На меня давят! Это ведь не простой человек!

– А если бы был простой? – не удержалась Люба. И, догадавшись, в чем тут дело, поинтересовалась: – Тебе хорошо заплатили?

– Ты тоже не останешься внакладе, – заторопилась подруга.

– Ты скажи только: что от него требуется?

– Чтобы он бумаги подписал. У него же контрольный пакет акций. А он не сегодня завтра… В общем, ты понимаешь.

– Нет, – честно сказала Люба. – Надо, чтобы он выжил или чтобы акции продал?

– Я не знаю, – развела руками однокурсница. – Честно. Надо, чтобы он хотя бы пришел в себя. Начал есть. Его ж насильно кормят! И хоть что-нибудь сказал бы.

Люба еле слышно вздохнула. Вспомнила, как мучительно долго пыталась оправиться после трагедии, произошедшей с ней самой. Заперлась в четырех стенах, стала бояться выходить на улицу. Едва оказывалась в открытом пространстве, сердце начинало трепыхаться, давление подскакивало. Страх. Липкий, противный страх – вот что свинцовой плитой навалилось на плечи. Это лечится только временем. И словом.

Она все-таки поехала к Климову. Попыталась наладить с ним контакт. Первое время Георгий Кимович никак не реагировал. Лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Первое слово, которое Люба от него услышала, было:

– Больно.

– Больно где? В груди? Сердце болит? Или места переломов?

Климов положил руку на грудь и отрицательно покачал головой. Да, в груди, но это не сердце. Люба его поняла. Душа болит. Хорошо хоть, что болит. Не умерла еще. Болит – значит, у Климова еще есть шанс выжить. В таких случаях надо сказать: «Жизнь продолжается». Но разве это жизнь, если самые близкие тебе люди ушли безвозвратно?

Заговорила она. Рассказывала ему о себе, о том, что случилось несколько лет назад. Климов слушал. Или не слушал. Люба продолжала говорить. Невольно сама увлеклась. Ее монолог продолжался с неделю. В конце концов, Климов узнал о Любе все. А она о нем по-прежнему ничего не знала. Но вскоре ему стало легче. Люба потратила на него полтора месяца. Зато Климов пришел в себя, стал нормально питаться, пить, спать, но был по-прежнему молчалив. Так же молча он выписался из больницы. Люба вздохнула с облегчением. Но через месяц Георгий Кимович попытался покончить с собой. И вновь угодил в больницу.

Этот раз был третьим. Причина – больное сердце, предынфарктное состояние. И как итог – больничная палата. Но к Любе Климов уже привык и хоть и неохотно, но стал с ней разговаривать. Ему прописали постельный режим, усиленное питание, хороший уход. И – беседы с психотерапевтом. Он принял только Любовь Александровну Петрову. А однажды случилось то, чего она, собственно, и добивалась. Климов пошел на контакт!

– Георгий Кимович, ну подумайте хорошенько, – взмолилась Люба. – Неужели вам не для чего жить?

И лицо Климова вдруг просветлело:

– Есть! – оживляясь, сказал Георгий Кимович. – Я вспомнил: есть!

– Слава Богу! – обрадовалась Люба.

А Георгий Кимович начал рассказывать:

– Перед тем как уйти в армию, я женился. Я тогда жил в глубинке, километрах в восьмистах от Москвы. В деревне Ольховка. И знаете, как это бывает, в восемнадцать-то лет. Влюбился по уши в односельчанку. А тут повестка пришла. Мать моя была женщина… гм-м-м… как бы это сказать? Энергичная. Взяла, да и поженила нас. Уже на сверхсрочной я получил от жены телеграмму. О том, что у меня родилась дочь.

– Вот как? – подалась вперед Люба. – И где она сейчас?

– Не знаю, – развел руками Климов. – Честно сказать, я поступил непорядочно. С женой мы не ужились. А тут еще выяснилось, что, пока я был в армии, она загуляла. Но ребенок мой, – с уверенностью сказал Климов. – Родился через девять месяцев после свадьбы. Все, как положено. И похожа Маша на меня. Подбородок точно: климовский. Тут у меня сомнений нет. Когда я узнал, что жена мне изменила, здорово разозлился. Плюнул на все и после армии подался в столицу. Устроился на работу, получил общежитие. Потом поступил в институт. Так началась моя карьера. Деньги я какое-то время жене высылал, но потом мне вдруг стали их возвращать. Справлялся, сказали, что адресат выбыл. Я понял, что бывшая жена денег от меня больше не хочет. Значит, устроила свою судьбу. Ну и я успокоился. Меня повысили в должности, сделали начальником цеха. Через несколько лет я встретился с Анной.

Он вдруг помрачнел. И замолчал. Люба не стала его торопить. Анна – это его погибшая жена. После паузы Георгий Кимович продолжил:

– То есть, я давно на нее заглядывался, но она на меня внимания не обращала. Если бы вы знали, какая это была женщина! Богиня! – с чувством сказал Климов. – Она работала секретаршей при нашем директоре, – тихо продолжил он. – Разные ходили слухи, но я им не верил. Вскоре после того, как мы поженились, Аня ушла в декретный отпуск. И больше уже никогда не работала.

– Сколько сейчас лет вашей дочери? – также тихо спросила Анна.

– Дайте подумать, – наморщил лоб Климов. – Тридцать три. Кажется.

– Где она? Что с ней?

– Не знаю, – беспомощно развел руками Георгий Кимович. – Должно быть, замужем. И у меня внуки. Да-да, внуки! – вдруг оживился он.

– Ну, вот видите! Надо же их найти!

– Да, – кивнул Климов. – Надо. Моя бывшая жена, разумеется, снова вышла замуж. Раз деньги у меня брать перестала. И сменила фамилию. Мою дочь будет трудно найти. Но записана-то она на меня! Климова Мария Георгиевна.

– Вот и надо обратиться в частное детективное агентство, чтобы они нашли Климову Марию Георгиевну. И ее детей.

– Какой же я дурак! – хлопнул себя по лбу Климов. – А вдруг они нуждаются? Живут бедно? И вообще: где они живут? Это же родная кровь! Вот кому я все оставлю!

– Вы не волнуйтесь так, Георгий Кимович, – попыталась успокоить его Люба. – Вы же их совсем не знаете.

– Но кровь-то родная! Моя! – не унимался Климов. – Не чужие люди, дочь и внуки. Мне надо срочно сделать звонок. Дайте мне телефон.

С тех пор его словно подменили. Найти свою дочь – это стало у Климова идеей фикс. Он только об этом и говорил. И каждый день справлялся: как идут дела? Врачи вновь стали опасаться за его здоровье.

– Ему нельзя так волноваться! – внушали они Любе.

– А разве я его волную? Вы же сами просили вернуть его к жизни!

– Такие резкие переходы из одного состояния в другое вредят его изношенному сердцу. Притормозите его.

И вот Люба ехала в больницу, чтобы, как ей сказали, «притормозить» Климова. Принять на себя очередной всплеск его эмоций. С некоторых пор на встречах с ней настаивал сам Георгий Кимович. Он же платил Любе деньги. Она его не совсем понимала. Климов не требовал, чтобы его лечили. Раньше он просто жадно слушал Любины рассказы о себе, о подругах и просто хороших знакомых, о несчастьях, которые выпадают на долю других. Теперь он с еще большей жадностью ждал от нее информации. Непонятно почему, Климов Любе доверял, хотя по натуре и вследствие положения, которое он занимал, Георгий Кимович был человеком крайне осторожным и к людям относился с подозрением. А вдруг они из корысти в друзья набиваются? Или в наперсники.

Едва Люба вошла в палату, Климов, приподнявшись на локте, спросил:

– Ну что, нашли?

– Кого нашли? – слегка растерялась Люба.

– Как кого? Мою дочь, конечно! – раздраженно сказал Климов.

– Но не я же занимаюсь поисками.

Люба уже знала от персонала, что Климов задает этот вопрос всем, кто заходит к нему в палату. Начиная от санитарки и кончая главным врачом больницы. И все терпеливо отвечают одно и то же:

– Делаем все возможное.

– Я не понимаю: неужели это так сложно? Найти человека, имя, фамилия и отчество которого известны! А также дата рождения и даже место рождения! Я сам видел свидетельство о рождении! – все больше раздражаясь, заговорил Климов. – А у меня фотографическая память. Исчерпывающие данные! На основании которых Маше и был выдан паспорт! Куда как больше? Есть же базы данных! Есть люди, которые этим занимаются! Человек – не иголка. В чем загвоздка?

– Вы у меня спрашиваете? Я не частный детектив. Но если хотите, я проконсультируюсь.

– У кого проконсультируетесь? – все больше повышая голос, спросил Климов.

Она подумала о Стасе. Который и по сей день работал в уголовном розыске. Их свело дело об убийстве Любиного мужа, а развело… Люба затруднялась ответить на вопрос, что же их развело? В таких случаях обычно говорят: не сошлись характерами. Но звонить друг другу не запрещается. Так ведь? «Ты ищешь повод, – сказала она себе. – Получается, что хочешь навязаться». Нет, Стасу она позвонит в самом крайнем случае. Не раньше.

Поскольку она молчала, Климов откинулся на подушку и затих. Люба присела на стул у постели больного. Как можно мягче спросила:

– Как вы себя чувствуете?

– Плохо. Перед смертью я хочу увидеть свою дочь. И внуков.

– Георгий Кимович! Перестаньте говорить о смерти! Вы еще молоды, полны сил.

– Хоть вы мне не врите!

– Я не вру. Я искренне верю, что…

– Замолчите!

Люба уже поняла: ее время потеряно даром. Сегодняшний визит напрасен. Теперь Климов зациклился на своей дочери. Это случается с людьми, пережившими такую трагедию. Чтобы не думать о случившемся, они с головой уходят в какую-нибудь проблему. Хорошо хоть, что Георгий Кимович зациклился на своей родне. Мог бы завести, положим, кактус и мучиться днями и ночами: а почему он не цветет? И когда, наконец, зацветет? Лишь бы не думать об аварии. О гибели близких. Пусть лучше будет кактус.

Она гадала: как с достоинством выйти из создавшейся ситуации? И вдруг дверь в палату открылась, и вошел он. Мужчина, мимо которого не пройдешь равнодушно, особенно если ты незамужняя женщина. Высокого роста, широкоплечий, мускулистый и ко всему прочему, вооруженный взглядом, способным разрезать сталь. Пару раз они с Любой уже сталкивались в больничной палате. Люба уже знала, что зовут его Борисом. И что он – правая рука Георгия Кимовича. В списках держателей акций компании не значится, но входит в Совет Директоров. А лет ему… Гм-м-м… Немного за тридцать. Какая успешная карьера! Сразу видно: парень не промах.

В его присутствии Люба терялась. Да и любая женщина не могла чувствовать себя спокойно. Основной инстинкт прямо-таки толкает ее в объятия особи противоположного пола, рожденной выигрывать битвы. Ведь женщина хочет быть защищенной, а еще больше хочет, чтобы выжило ее потомство. И прекрасно устроилось в жизни. Поэтому инстинктивно выбирает того, чья добыча больше в силу неоспоримого физического превосходства.

Вошедший в палату мужчина сегодня был в белоснежной рубашке с коротким рукавом, и Люба невольно смотрела на его внушительные бицепсы. Вот это руки! Вот почему эти мысли про выигранные битвы и добычу! Интересно, каким видом спорта Борис занимается, что у него такая впечатляющая мускулатура? Не иначе как всеми сразу. Какого дьявола он только помощник Климова? Сидит в офисе? Шел бы на ринг. Или в прерии, седлать диких мустангов. На большее Любиной фантазии не хватало. Но Климов отзывался о своем помощнике лестно. Мозги, мол, у Бориса в порядке. Креативен и деятелен. Почему-то в имени «Борис» Георгий Кимович делал ударение на первый слог. Люба, которой это резало слух, однажды спросила:

– А почему Бо́рис?

– Все его так называют, – отмахнулся Климов.

Люба невольно улыбнулась. Что ж, верно подмечено! Он все время борется за свое превосходство, все время в боевой стойке, от того и Бо́рис. Имя – прозвище ему идет.

И вот этот Бо́рис стоял сейчас в дверях палаты, а Люба не отрываясь смотрела на его руки. Пока не услышала:

– Здравствуйте.

Она невольно вспыхнула и отвела взгляд. В конце концов, это неприлично! А иметь такие бицепсы прилично? Да еще ходить в рубашке с коротким рукавом! Это же преступление против женского пола! Тем более его незамужней части!

Климов посмотрел на своего помощника с неприязнью и нелюбезно спросил:

– Чего пришел?

Люба слегка удивилась. К Борису Климов относился с симпатией, и если уж не радовался откровенно его визитам по причине своего физического и душевного состояния, то прочь не гнал. А сегодня, что называется, нашло. Самообладание Бориса Люба оценила. На тон Климова тот не прореагировал, спокойно взял стул и присел у кровати, с другой стороны. Они с Любой оказались друг против друга.

– Как вы себя чувствуете, Георгий Кимович? – негромко спросил Борис.

– Я себя чувствую нормально! Отвяжитесь от меня!

– Не надо так волноваться.

– Нет, ты мне скажи: что происходит?

– Я не совсем понимаю.

– Да брось придуриваться! Все ты понимаешь! Где моя дочь? От меня скрывают правду? Почему? Ты послал человека в Ольховку?

– Послал.

– И что? – подался вперед Климов.

– Они оттуда уехали, – тихо сказал Борис. – Много лет назад.

– Я это и без тебя знаю, – раздраженно сказал Климов. – Куда уехали?

– В город. По указанному адресу не проживают.

– И это все? Сколько у меня денег?

– Я не понимаю, – и Борис выразительно посмотрел на Любу. Мол, при посторонних такие вещи не обсуждаются.

– Я тебя спрашиваю: сколько у меня денег?! Ты что, не слышал вопроса?! – заорал Климов.

– Если вы требуете полный финансовый отчет, к завтрашнему дню я подготовлю необходимые документы, – слегка побледнев, ответил его помощник.

– Я могу уйти, – Люба приподнялась со своего стула.

– Сидеть! – рявкнул Климов. – Я вам деньги плачу! И тебе плачу!

Он ткнул пальцем в Бориса. Тот побледнел еще больше.

– И за свои деньги я хочу получить то, что хочу! – продолжал орать Климов. – Сколько у меня миллионов долларов? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Или все сто? Я хочу отдать один, но получить то, что хочу! Информацию! Я хочу получить свою дочь!

– Георгий Кимович, это того не стоит, – тихо возразил Борис.

– Моя семья того не стоит?! Да что ты в этом понимаешь?! Мальчишка! Щенок! Не тебе решать! Не ты эти деньги заработал! Дать объявление во все газеты! И обязательно в местные. Райцентр наверняка выпускает свою газету. Дать объявление. Купить эту чертову газетенку, в конце концов! Купить этот городок со всеми потрохами! Перетряхнуть! Обшарить каждый закоулок! Они не могли уехать далеко! Им это не по средствам!

– За тридцать лет все могло измениться, – все так же тихо сказал Борис. – Ваша дочь могла уехать за границу.

– Найти! Вернуть! Привлечь Интерпол!

– В конце концов, это безумие, – еле слышно пробормотал помощник Климова. А Люба так же, еле слышно, сказала:

– Он болен. Надо относиться к его капризам с пониманием.

Климов же, который выплеснул эмоции и потерял много сил, откинулся на подушку и уже на два тона ниже, почти спокойно сказал:

– Хочу нотариуса.

– Георгий Кимович… – заикнулся, было, Борис, но Климов грубо его оборвал:

– Ты что, не слышал? Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Скажи спасибо этой женщине, – он кивнул в сторону Любы, Борис тут же метнул на нее взгляд. Или ей показалось, или во взгляде была… ненависть? Но Борис улыбнулся, и Люба тут же подумала: показалось. Улыбка у него была замечательная! – Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, – повторил Климов. – Следовательно, могу отдавать распоряжения насчет своего имущества. Я знаю, что вы все от меня хотите. Так вот, – он сделал внушительную паузу. – Акции я не продам. Я намерен оставить все моим внукам. И моей дочери.

– Это как вы решите, – Борис выглядел абсолютно спокойным. Но Любе опять показалось… Да, теперь в его взгляде было откровенное торжество. Должно быть, там идет война. Имеется в виду, в Совете Директоров. За эти самые акции. За власть. При Климове Борис на коне. А что будет без Георгия Кимовича? Конец карьере? Похоже на то. У героев много врагов, а Борис явно тянет на роль героя. С такими-то руками! «Вот бы его увидеть в плавках», – невольно подумала Люба и залилась краской. Слава Богу, на это никто не обратил внимания.

– Чтобы завтра же здесь был нотариус. И вообще: я здоров, – решительно сказал Климов. – Хочу домой.

– Домой… куда? – уточнил на всякий случай Борис.

– Дом у меня один. – Климов вдруг осекся. Вспомнил, что именно туда, в загородный особняк, они и ехали в день трагедии. – Нет, туда не хочу. На квартиру. И нотариус пусть придет туда.

– У вас две квартиры, – напомнил Борис. – Я думаю, следует предпочесть ту, которая находится ближе к клинике.

– Не учи меня жить, – буркнул Климов. И повторил: – Я хочу домой. Мне надо привести в порядок дела.

– Я думаю, надо нанять пару-тройку медсестер из персонала больницы, чтобы они все время находились рядом с вами, – посоветовал Борис. – Чтобы если что-то случится, вам вовремя сделали укол. Если вдруг вы почувствуете себя плохо.

Люба подумала, что он – очень разумный человек. И ответственный. Климов с помощником не прогадал. Но тот вдруг буркнул:

– Надоели. Целый год здесь кантуюсь. Видеть их больше не могу! Врачей, медсестер. А уколы мне делать не надо. Знаю я вас, – обращаясь непонятно к кому, сказал Георгий Кимович. – После того как я акции отказался продавать, вы мне уколите… Яду какого-нибудь дадите. А я жить хочу!

«Ну, вот тебе! Добилась!» – невольно вздохнула Люба.

– Хочу увидеть свою дочь. И внуков, – упорно гнул свое Климов. А потом добавил: – И нотариуса. Я сделаю так, что даже в случае моей смерти вы все равно ничего не получите. И еще… – Он поморщился. – Убери эти морды с глаз моих долой!

– Морды это… – Борис слегка напрягся.

– Охрана! – рявкнул Климов. – Наружного наблюдения хватит, нечего у меня дома торчать, глаза мозолить! Осточертели! И всю прежнюю обслугу – вон. Понял меня?

Люба поняла. Климов не хочет видеть людей, которые могли бы напомнить ему о прошлом. Которые хорошо знали его покойную жену и сына и случайно могли обмолвиться, задеть за больное.

– Но кто же будет за вами присматривать? – беспомощно развел руками Борис.

– Она, – и Георгий Кимович ткнул пальцем в Любу.

– Я работаю, – возразила растерявшаяся Люба. – У меня лекции в институте. И потом: я не профессиональная сиделка. И, ко всему прочему, я отвратительно готовлю.

– Ну, тогда найди кого-нибудь, – буркнул Георгий Кимович. – Кто умеет готовить.

Люба тут же подумала о Касе. Вот куда бы ее устроить! К Климову! Георгий Кимович платит щедро.

– А сколько у вас комнат? – осторожно спросила она.

– Хочешь ко мне переехать? – развеселился вдруг Климов. – А что? Давай! С тобой не скучно! А места у меня хватит. Четыре комнаты. И кабинет. Надо будет, еще прикуплю. Соседнюю квартиру. А что? – он еще больше развеселился. – И Борис ко мне переедет. Будете жить рядом, в одной квартире.

Он вдруг соединил взглядом Любу и своего помощника. Мысль показалась Климову забавной, а Люба снова вспыхнула. Неужели Георгий Кимович решил заняться сводничеством? Или это для него лекарство от скуки? При мысли, что есть возможность пожить под одной крышей с симпатичным помощником Георгия Кимовича, Люба почувствовала, как все тело запылало. Борис же оставался невозмутим. Люба, увидев это, расстроилась: мечте не суждено сбыться. И сказала:

– Большое спасибо за интересное предложение, но… Я не могу к вам переехать. Но у меня есть на примете человек, который мог бы помочь вам по хозяйству, – заторопилась она. – К тому же эта женщина окончила в свое время медицинское училище и много лет работала няней. Она умеет ухаживать за больными, вести домашнее хозяйство. – Люба на минутку задумалась. Все это она знает с чьих-то слов. А вдруг Кася – неряха? Но возразил, как ни странно, Борис:

– Я не могу доверить Георгия Кимовича незнакомому человеку.

– А это не тебе решать, – в конец развеселился Климов. Из-за болезни и вследствие нарушений психики он легко переходил из одного состояния в другое. Минуту назад кричал и грозился, а теперь готов был хохотать. Люба подумала, что лучше, чем Кася, здесь не справится никто. Она – спокойная, безответная, терпеливая. Вспомнить историю с подругой. Климов меж тем спросил: – Как зовут твою протеже?

– Кася. Молодая женщина, скромная, работящая, но, правда, без регистрации…

– Тем более! – взвился вдруг Борис.

– Я за нее ручаюсь.

– Кася… – задумчиво протянул Климов. – Какое, однако, странное имя. А регистрация ее мне на хрен не нужна. Надо будет – куплю. Делов на три копейки.

– У вас тоже отчество странное, – напомнила Люба.

– Ну, с отчеством у меня все в порядке. Клуб Интернациональной Молодежи.

– Не поняла?

– Папу так назвали. КИМ. Двадцатые годы над миром летели, – подмигнув, пояснил Климов. – Или тридцатые, неважно. Мой дед был пламенным коммунистом. И первым секретарем райкома.

– Может быть, у Каси бабушка была гадалкой? – предположила Люба. – И внучку назвали Кассандрой. В честь легендарной пророчицы.

– Чего только в жизни не бывает! – Георгий Кимович был теперь бодр и весел. В хорошем настроении. – То, что у нее нет регистрации, меня даже радует. Из провинции в Москву приезжают, как правило, люди работящие. Тем более, ты ручаешься. А тебе я верю. Если что – спрошу с тебя. Приведешь ее ко мне. Эту… ха-ха? Как ты сказала? Касю? Веди! Я посмотрю.

– Хотелось бы при этом присутствовать, – тут же сказал Борис.

– А тебе-то на нее чего смотреть? – удивился Климов.

– Я хочу смотреть не ее, а ее документы.

– Вот такой он, мой помощник, – обратился к Любе Климов. – Заботливый.

– Что ж, это разумно, – кивнула Люба. – И когда мы…

– Завтра, – отрезал Климов.

– Но зачем же так спешить? – возразил Борис.

– Я раньше тоже так думал. – Лицо Георгия Кимовича стало серьезным. – Зачем спешить? А теперь я думаю по-другому. И потому мы с вами встретимся завтра. Кстати, Борис, приготовь-ка мне отчет о проделанной работе. Я имею в виду поиски моей дочери. Отныне я собираюсь заняться этим всерьез.