Читать книгу Прелюдия к убийству - Найо Марш - Страница 7

I

Репетиции проходили ужасно. Несмотря на все усилия, Дина не могла добиться от этой компании плодотворной работы. Никто, кроме Селии Росс и Генри, не учил свои роли. Доктор Темплетт даже гордился этим обстоятельством и постоянно повторял, что, будучи студентом, участвовал в любительских постановках.

– Я никогда не знал, что буду говорить дальше, – радостно вспоминал он. – Мог сказать все, что угодно. Но, несмотря на это, спектакли всегда проходили отлично. Немного наглости еще никому не повредило. Одной-двумя шутками можно обмануть весь зал. Главное – не нервничать.

Сам доктор не волновался. Он произносил только те реплики своей роли французского посла, которые помнил. Много гримасничал, размахивал руками на иностранный манер и ни одной минуты не стоял на месте.

– Просто удивительно, как ты меняешься, когда на тебе грим и эта смешная одежда. На сцене невозможно сохранять хладнокровие.

– Но, доктор Темплетт, это необходимо, – уговаривала его Дина. – Как же мы можем сохранить ритм и мизансцены, если на одной репетиции вам подсказывают, а на другой вы смотрите в текст?

– Не переживай, милая, – отвечал ей доктор Темплетт. – Все будет отлично.

Даже вне сцены он продолжал говорить на своем ломаном английском.

– Если я забуду, – сказал он пастору, выступавшему суфлером, – то подойду к вам и спрошу: – Что дальше? Вы поймете.

У него и Селии Росс была привычка опаздывать на репетиции. Вероятно, большой палец на ноге младшего Каина все еще нуждался во внимании доктора Темплетта. Они приходили на полчаса позже, благодушно улыбаясь, пока Дина читала их роли и пыталась играть свою. Иногда она просила отца прочесть их реплики, но пастор делал это настолько медленно и тщательно, что среди остальных участников пьесы начиналась путаница.

Мисс Кампанула создавала проблемы другим способом. Дама наотрез отказывалась расставаться со своим машинописным текстом. Идрис везде носила его с собой и во время предшествующего диалога вполголоса читала свои реплики. Поэтому, когда она появлялась на сцене, голоса других актеров звучали на фоне ее утомительного бормотания. Когда наступала очередь ее реплики, новоиспеченная актриса часто восклицала: «О, теперь я!» Дама отбарабанивала свои реплики безо всякой интонации, абсолютно не задумываясь об их смысле. Мисс Кампанула все время говорила Дине, что открыта для критики, но любые предложения воспринимала с очень надменным видом, не меняя своей актерской игры. Хуже всего было то, что свои особенности Идрис использовала для создания образа. Она делала много неуклюжих и бесполезных движений, значение которых не могла объяснить.

Дама постоянно переминалась с ноги на ногу, что делало ее похожей на пингвина, блуждала по сцене и строила гримасы, смущающие всех остальных. Вдобавок ко всему у нее начался сильный насморк, и репетиции становились невыносимыми из-за ее постоянного хлюпанья.

Джослин относился к тому типу актера-любителя, который учил роль только с помощью суфлера. В отличие от мисс Кампанулы он не держал в руках ничего. На самом деле текст своей роли он потерял после первой же репетиции. По его словам, это не имело никакого значения, так как все свои слова он уже запомнил. Это была ложь. Джернигэм-старший едва ли представлял своего персонажа хотя бы в общих чертах. Его выступление напоминало Дине богослужение, как если бы он повторял свои реплики вслед за пастором. Тем не менее эсквайр был наделен природным чувством театра. В отличие от доктора Темплетта он не бегал по сцене и не жестикулировал без надобности.

Мисс Прентис свою роль тоже не знала, но она оказалась хитрой обманщицей. У нее была длинная сцена, во время которой она в руках держала газету. Дина заметила, что Элеонор приколола несколько листочков со своими репликами на страницы «Таймс». Другие листочки со словами роли она разложила по всей сцене. Когда, несмотря на все эти маневры, дама замолкала, она устремляла укоризненный взгляд на того, кто должен был говорить после нее, чтобы все думали, что виноват ее партнер.

Миссис Росс свои слова выучила. Ее чистый, сильный голос имел множество оттенков. Она работала усердно, следуя советам Дины, была очень добродушна и любезна. Если что-нибудь было нужно, она сразу же приносила. Так в ратуше появились ее подушки, бокалы и столик для бриджа. Дина вдруг поняла, что теперь многое зависит от Селии, ее «ручного реквизита» и других мелочей. И все же она не любила миссис Росс, особенно за взрывы ее смеха в ответ на жалкие выходки доктора Темплетта. Это особенно раздражало Дину. Из-за непоколебимой неприязни, с которой две старые девы встречали все поступки миссис Росс, девушке пришлось сделать пару дружеских жестов, о которых она впоследствии пожалела.

Молодой режиссер с ужасом заметила, что ее отец незаметно для себя пал жертвой очарования Селии и ее неожиданного интереса к церкви. Именно это, больше чем что-либо другое, настроило мисс Прентис и мисс Кампанулу против миссис Росс. Дина чувствовала, что теперь репетиции насквозь пронизаны все более нарастающим антагонизмом. Последней каплей стало то, что отношения эсквайра и Селии, построенные на старомодном озорстве, стали раздражать Генри и обеих дам.

Генри выучил свою роль и играл хорошо. Только он и Дина слаженно работали в команде. Остальные не обращали друг на друга никакого внимания и считали свои роли самыми важными в спектакле.

II

Битва за музыку длилась три недели. Мисс Прентис и мисс Кампанула вместе и поочередно притворялись альтруистками, обвиняя друг друга в эгоизме, дулись, отрицали свое желание играть на пианино, отказывались от ролей, смягчались и заново предлагали свои услуги. В конце концов Дина, которую морально поддерживал отец, воспользовалась моментом, когда Идрис в очередной раз отказалась играть на инструменте с пятью сломанными клавишами в верхнем регистре и шестью в басах.

– Хорошо, мисс Кампанула, – сказала девушка, – мы поступим так. Мисс Прентис любезно согласилась быть пианисткой, и я назначу ее. Ведь у вас есть дополнительная ответственность за девочек из Молодежного общества по оформлению фасада здания.

После этого Идрис замечала только пастора и эсквайра.

За пять дней до выступления у мисс Прентис начал нарывать указательный палец на левой руке.

– Ты бы лучше позаботилась о пальце, дорогая, – говорила мисс Кампанула. – Он нарывает и выглядит очень плохо. Скорее всего, у тебя проблемы с кровью.

Элеонор все отрицала, но не было сомнений, что состояние пальца ухудшалось. За три дня до выступления на больном месте появилась повязка, и все знали, что это работа доктора. Прошел слух, что каждый день после завтрака мисс Кампанула играет прелюдию Рахманинова.

Дина побеседовала с Темплеттом с глазу на глаз.

– В каком состоянии палец мисс Прентис? Сможет ли она играть на пианино?

– Я велел ей забыть об этом. Нарыв очень большой и болезненный.

– Как она отреагировала?

Доктор Темплетт ухмыльнулся.

– Мисс Прентис сказала, что не хочет разочаровывать публику и сможет не играть этим пальцем. Это ведь будет, как обычно, «Венецианская сюита»?

– Да, – мрачно подтвердила Дина. – «Рассвет» и «На канале» для увертюры, а «Ноктюрн» для антракта. Она ни за что не уступит.

– Селия говорит, что готова поспорить: старая Идрис положила яд в перчатку, как Лукреция Борджиа[7], – пошутил доктор Темплетт, а потом испуганно добавил: – О господи! Мне не стоило повторять здесь эти слова. Это может обернуться против меня.

– Все останется между нами, – успокоила его Дина.

Она обсудила ситуацию с мисс Прентис, предложив ей не играть на пианино.

– Как мило с твоей стороны, Дина, – ответила Элеонор с улыбкой святоши. – Но я сделаю все, что от меня зависит. Можешь на меня положиться.

– Но, мисс Прентис, как же ваш палец?

– Мне намного лучше! – ответила дама с обидой.

– Нам нужно печатать программки. Ваше имя…

– Не переживай, моя дорогая. Мое имя появится в целости и сохранности. Мы можем считать этот вопрос решенным?

– Хорошо, – с тревогой согласилась Дина. – Это очень мужественно с вашей стороны.

– Ах, это мелочи, – игриво ответила Элеонор.

III

В четверг, двадцать пятого ноября, за два дня до премьеры, Дина стояла у керосинового обогревателя в проходе между рядами в ратуше и с тревогой в сердце готовилась к просмотру начальных сцен, в которых сама не принимала участия. На генеральной репетиции музыка не была предусмотрена.

– Как раз чтобы дать моему дурацкому пальцу прийти в норму, – усмехнулась мисс Прентис.

Но Генри рассказал своей любимой, что они с отцом видели, как Элеонор побледнела, ударив пальцем по столу. Все даже испугались, что она упадет в обморок.

– Тебе ее не остановить, – сказал Генри. – Если ей придется играть басы ногой, она это сделает.

Дина мрачно кивнула. Загримировав всех для генеральной репетиции, начинающий режиссер всеми силами пыталась создать нужную атмосферу в месте, целиком пропитанном таинством церковной службы. Даже сейчас из-за зеленого занавеса раздавался голос ее отца, покорно призывающий:

– Прошу на сцену тех, кто начинает.

Перед Диной сидели, смеясь, шесть молодых девушек из Молодежного общества, которые должны будут раздавать программки и работать билетерами. Больше всего их интересовали доктор Темплетт и Генри. Доктор об этом знал и постоянно выглядывал из-за занавеса. Он настоял на том, что будет гримироваться самостоятельно, и сейчас его подбородок был словно измазан щеткой для чистки каминов. Как раз в тот момент, когда Дина собиралась дать сигнал к поднятию занавеса, сбоку снова выглянула его коротко стриженная голова.

– Почему вы… как это сказать? Так много смеяться? – спросил начинающий актер помощниц. Раздался новый взрыв хохота.

– Доктор Темплетт! – прикрикнула на него Дина. – Освободите сцену, пожалуйста.

– Десять тысяч извинений, мадемуазель, – пролепетал доктор. – Исчезаю. – Состроив смешную гримасу, он удалился.

– Папа, все готовы? – крикнула Дина отцу.

– Думаю, да, – ответил пастор с сомнением.

– Все по местам. Свет, пожалуйста. – Последнее указание она должна была исполнить сама, так как выключатель находился в зрительном зале. Лампы погасли, и несколько зрительниц завизжали.

– Тишина! Занавес!

– Минуточку! – тихо проговорил пастор.

Занавес поднялся неравномерными рывками. И все увидели эсквайра, который должен был стоять у телефона, но вместо этого яростно жестикулировал, повернувшись к кому-то за кулисами. Он сделал шаг вперед, посмотрел в зал и занял свое место на сцене.

– Где телефонный звонок? – спросила Дина.

– Ох, дорогая. – Голос пастора звучал уныло. Было слышно, как он зашуршал в суфлерской будке, после чего раздался очень четкий велосипедный звонок, имитирующий телефонный. Но Джослин уже поднял трубку, и несмотря на то что звонок, который должен был вызвать его на сцену, все еще звонил, он решительно начал говорить свою первую реплику:

– Алло! Алло! Кто говорит?

Генеральная репетиция началась.

В актерской среде поговаривают, что если генеральная репетиция проходит хорошо, значит, будет плохой спектакль. Дина верила, что бывает и наоборот. Казалось, что все идет не так. Девушка подозревала, что в гримерных проходят тяжелые споры, но так как ей самой не нужно было переодеваться, она оставалась около сцены. Перед выходом двух дам во втором акте к ней подошел Генри.

– Все плохо? – спросил он.

– Это конец, – отозвалась Дина.

– Моя дорогая, может быть, сегодня просто неудачный день и стоит все перенести на завтра?

– Я не вижу, где доктор Темплетт! – закричала Дина. – Что вы делаете? Вам сейчас нужно находиться у камина. Вернитесь на свое место, пожалуйста!

Неожиданно по всей сцене прошла Элеонор и скрылась за противоположной дверью.

– Мисс Прентис!

Но уже было слышно, как она и мисс Кампанула ругаются с Джорджем Биггинсом, помощником, приглашавшим актеров на сцену.

– Ты очень непослушный мальчик, и я попрошу пастора запретить тебе быть на представлении.

– Ты заслуживаешь хорошей порки! – грозно заявила Идрис. – И будь моя воля, я бы…

Эсквайр и доктор Темплетт остановились и посмотрели за кулисы.

– Так, что здесь происходит?! – строго спросила Дина.

Негодника вывели на сцену. Он выкрасил нос в ярко-красный цвет и надел шляпу, в которой мисс Прентис должна была выступать в третьем акте. В руках мальчик держал водяной пистолет. Девушки в первом ряду закричали от восторга.

– Джордж, – обратилась к нему Дина со слезой в голосе, – сними шапку и иди домой.

– Я не…

– Делай, что я тебе велела.

– Да, мисс.

В двери мелькнула рука Элеонор, сдернувшая с него шляпу. Доктор Темплетт взял его за подтяжки брюк и спустил с лестницы.

– О-го-го! – закричал Джордж и помчался в глубину зала.

– Пожалуйста, продолжайте, – еле проговорила бедная Дина.

Вопреки всему они все-таки добрались до конца. Режиссер заставила всех еще раз отрепетировать явно неудачные сцены. Это их очень расстроило, но Дина была непреклонна.

– Во время спектакля все будет замечательно! – уверенно воскликнул доктор Темплетт.

– Спектакль уже в субботу, и я не разделяю вашего оптимизма.

Около полуночи, сев на скамью в третьем ряду, Дина остановила репетицию. Все собрались в одной из комнат воскресной школы и расположились около камина, а миссис Росс стала угощать всех вкусным ужином. Она приготовила пиво, виски, кофе и бутерброды. Мисс Кампанула и мисс Прентис вызвались было сами приготовить еду и остались крайне недовольны тем, что миссис Росс их опередила.

Дина удивилась, поняв из разговоров двух дам, что им не понравилась репетиция. Эсквайр был в восторге от своей игры. Доктор Темплетт так хорошо вошел в роль, что и сейчас продолжал строить из себя француза. Селия Росс беспрестанно повторяла, что, по ее мнению, оба были просто превосходны. Идрис и Элеонор же говорили только с мистером Коуплендом, и каждая ждала своей очереди, чтобы пообщаться с пастором наедине. Дина видела, что ее отец явно озадачен.

«Господи, – думала она, – что же опять затевается?» Ей хотелось, чтобы он поставил этих женщин на место и заставил замолчать. И неожиданно ее пронзила мысль: «А что, если он потеряет голову и женится на одной из них?»

Генри принес ей чашку горячего кофе.

– Я добавил туда немного виски, – сказал он. – Ты бледна, как звезды на рассвете. Что случилось?

– Ничего. Я просто устала.

Генри наклонил голову и прошептал:

– Дина!

– Да.

– Я в воскресенье поговорю с отцом, ведь он будет так воодушевлен своим сомнительным триумфом. Ты получила мое письмо?

Дина молча приложила руку к груди.

– Дорогая, – прошептал Генри, – я тоже получил твое послание. Мы не можем больше ждать. Ну что, послезавтра?

– Послезавтра, – пробормотала Дина.