Читать книгу Два романа из кармана (сборник) - Нелли Копейкина - Страница 3

Унылая погода унылила настроение Татьяны. Цифры были все проанализированы, введены в нужные графы таблиц, бумаги все просмотрены, проработаны, разложены и подшиты. Стол чист, компьютер выключен, вот только зачем-то в руке поплясывает ручка. Ах, да, нужно записать памятку на завтра. Записала. Опять посмотрела через окно на улицу. «Темнеет, пойду», – решила Татьяна, приподнимаясь с сиденья и протягивая руку за сумкой, но не успела до неё дотянуться, как зазвенел телефон. Звонил Параченко Михаил Сергеевич – хозяин фирмы, или, как он любил, чтоб его называли, босс. Звонок был внеурочным: рабочий день уже пять минут назад окончился. Быстро подняла трубку и услышала:

– Татьяна Владленовна, зайдите, пожалуйста!

Последнее слово было неожиданно для Татьяны, и, хотя оно и должно было придать сказанному форму просьбы, она услышала приказ, да ещё с каким-то подвохом: не помнила Татьяна, чтоб босс употреблял слово «пожалуйста» раньше.

– Да, Михаил Сергеевич, иду, – ответила Татьяна и, мельком взглянув на себя в зеркало, поспешила в кабинет босса.

В кабинете, кроме Параченко, был ещё один человек – незнакомый Татьяне мужчина приятной наружности, на вид лет тридцати пяти, одетый в дорогой пиджачный костюм. Оба – и Параченко, и незнакомец – встретили Татьяну приветливыми улыбками. Что-то насторожило её, но что именно, она не успела осознать, так как сразу при её появлении Михаил Сергеевич, оставляя на лице улыбку, представил ей незнакомца:

– Вот, Татьян, знакомьтесь, это наш новый директор по кадрам, Простаков Степан Иванович.

Простаков тут же при появлении Татьяны встал с кресла и теперь, представляемый Параченко, стоял перед ней красивый, высокий, широкоплечий, широко улыбающийся, и ожидал её реакции. Во взгляде нового сотрудника Татьяна успела прочесть кроме приветливости ещё и мужской интерес, что смутило её, но, умея владеть мимикой, она спрятала смущение за милой улыбкой.

– Татьяна, – представилась она, протягивая новому сотруднику руку для рукопожатия. Рукопожатие Степана Ивановича было умеренно крепким, энергетически наполненным и, кроме дружественности, как показалось Татьяне, несло в себе чувственность.

– Присаживайтесь, Татьяна Владленовна, – услышала Татьяна неожиданно вежливое приглашение босса. Обычно Параченко не отличался вежливостью, более того, был груб и хамоват, потому от неожиданности Татьяна села в кресло чуть быстрее обычного и обратила своё внимание к нему. Параченко, оставив привычную для себя маску важного вельможи, весело и немного возбуждённо заговорил, больше обращаясь к Степану Ивановичу. Говорил он о Татьяне: похвалил её как сотрудника, отметил некоторые её деловые качества и несколько раз заметил, что Татьяна – тот человек, кому он полностью доверяет. Потом перешёл к тому, что он стремится к созданию единого коллектива из умелых, преданных ему людей и что новый директор по кадрам должен сыграть в том решающую роль. Со слов Параченко получалось, что почти всех он постепенно планирует заменить преданными людьми, ну а Татьяна уже такой человек, и менять её не надо. Услышанное было лестно Татьяне. Она, финансовый директор общества, действительно была хорошим, преданным делу работником, но считала, что босс недооценивает её; сейчас же, слушая его, поняла, что он всё-таки ценит её как специалиста, только почему-то не выказывал этого раньше.

– Татьяна, – обратился к ней Параченко, лукаво заглядывая в глаза, – а ведь тебе предстоит со Степаном Ивановичем работать в тесной упряжке. Я даже посадил вас поближе друг к другу.

Не понимая, что именно босс имеет в виду, куда клонит, к чему говорит это, Татьяна сидела в выжидательном молчании. Параченко, сказав это, тоже умолк и тоже выжидательно смотрел на неё. Ей пришлось заговорить:

– Да мы как бы все в одной упряжке…

– В упряжке-то одной, да тянем в разные стороны, – с нескрываемой злобой в голосе прервал её Параченко. При этом даже во взгляде его читалась злоба. – Я же имею в виду, что ты и Степан, вы оба, будете тащить дело вперёд. Финансы – тут, Татьяна, ты… – Параченко несколько запнулся, подыскивая слова, нашёл их и поправился: – На тебя надежда. Кадры, что немаловажно, – это уж Степан.

Параченко долгим, но уже потерявшим злость взглядом посмотрел на Степана, потом коротко посмотрел на свои дорогие наручные часы и снова сменил тон на близкий к дружественному.

– Знаете что, – заговорил он, обращаясь к обоим – и к Татьяне, и к Степану, – мне надо бежать. Татьян, покажи Степану Ивановичу его кабинет – это где сидел Герасимов, и вот ещё что… Мы со Стёпой хотели посидеть сегодня, пообщаться, повспоминать прошлое – мы же с ним однокурсники – но, увы, срочно надо быть дома, а в «Баргузине» заказан столик на двоих. Ты, Татьян, сходи с ним. Ну неловко как-то отменять заказ…

От неожиданности Татьяна опешила, секунды три молча в недоумении смотрела на босса, потом вымолвила:

– Но нам-то со Степаном Ивановичем нечего вспоминать. – Мельком глянула на Степана.

– А вам полезно лучше узнать друг друга, – при этом в голосе Параченко прозвучали нотки приказа, что вызвало у Татьяны желание ответить категоричным отказом; она уже была готова что-то сказать, но её опередил Простаков:

– Татьяна Владленовна, пожалуйста, – ласково вымолвил он, – давайте посидим немного, пообщаемся. Думаю, Михаил Сергеевич прав, нам с вами найдётся о чём поговорить. Потом я вас провожу.

Просьба Простакова, выраженная словами и мимикой, а главное, интонация просьбы, в которой прозвучали трогательные нотки, вызвали в Татьяне желание пойти с ним в ресторан, и она тут же ответила:

– Спасибо, Степан Иванович, за приглашение. Я с удовольствием.

* * *

Параченко с момента появления Татьяны в кабинете с весёлым детским интересом наблюдал за ней. Почти всему Татьяна удивлялась. Удивилась появлению нового сотрудника, удивилась, огорчилась и даже возмутилась тому, что новичок займёт кабинет Герасимова. Хотела даже что-то сказать, наверное, спросить о Герасимове, но он не дал. Особо Параченко порадовало удивление Татьяны при его сообщении о том, что со Степаном они однокурсники. Он точно видел, как на её лице при слове «однокурсники» отразился вопрос. Хорошего роста, спортивного телосложения, с неброскими пропорциональными чертами лица, в свои тридцать семь лет Параченко выглядел лет на двадцать пять – тридцать, и это было предметом его особой гордости.

А вот с рестораном поведение Татьяны ему было не понятно: похоже, сначала она хотела отказаться, но тут же согласилась. Да и что бы ей не соглашаться-то: дома её никто не ждёт, а потом – халява.

Татьяна, действительно, была удивлена тому, что новичку выделен кабинет Герасимова, и было не понятно, куда же переселили прежнего хозяина кабинета. Непонятно было и про ресторан, но более всего удивило заявление босса о том, что со Степаном они однокурсники. Из учредительных документов она знала возраст Параченко, однокурсниками мужчины могли бы быть, но из верного источника Татьяна знала, что Параченко никогда не был студентом ни одного вуза и что диплом его был куплен.

* * *

Параченко удалился как-то неожиданно быстро, оставив Татьяну со Степаном стоящими в коридоре под дверями бывшего рабочего кабинета Герасимова Виктора Андреевича – снабженца предприятия. У Степана Ивановича оказался ключ; он отпер дверь кабинета и по-хозяйски толкнул её. Дверь открывалась внутрь. «Да что ему показывать, – подумала Татьяна о новичке, – он, похоже, тут уже освоился». Это она ему и сказала:

– Что мне вам показывать, вы прекрасно уже освоились тут.

Сказанное ничуть не смутило Степана Ивановича. Широко, белозубо улыбаясь, он жестом пригласил Татьяну войти, вошёл следом, указал ей место на диванчике, сам сел в кресло напротив в удобной раскованной позе и только тогда ответил:

– Да, я уже отработал сегодня полдня. Даже успел о вас многое узнать.

Говорил Степан Иванович серьёзно, но глаза его чему-то нежно улыбались.

– Да, и что же? – поинтересовалась Татьяна.

– К примеру, мне известно, что вы закончили Бауманку, потом финансовый, знаете два языка, не замужем.

Татьяна, считавшая себя правой рукой хозяина, была неприятно задета: на предприятии такие перемены: выселен из кабинета Герасимов, интересно куда, новичок полдня, а может, и весь день роется в её досье, ну, может, уже и дела всех других перерыл, а она этого не знает! Она слушала Степана Ивановича с плохо скрываемым раздражением и с тяжестью в голосе внесла поправку:

– Вдова.

Улыбка из глаз Степана Ивановича исчезла, на лице появилось виноватое выражение.

– Простите, – тихо вымолвил он.

Возможно, чтоб скорее сгладить неловкость, Татьяна не в тему сбросила крутящийся в её сознании вопрос:

– Куда переселили Герасимова?

– Этого я не знаю, – пожав плечами, ответил Степан Иванович и тут же с нотками участливости в голосе спросил: – Вы переживаете за него?

– Надеюсь, у меня нет повода переживать за Виктора Андреевича. Его же не уволили?

– Нет, пока нет.

– Пока?

– Ну, вы же слышали, весь коллектив будет обновляться. О Герасимове я пока ничего сказать не могу.

«Он пока сказать не может. Считает, как он скажет, так и будет. А может, и будет», – думала Татьяна, рассматривая красивого мужчину перед собой. Заговорила, рисуя на лице беззаботную улыбку:

– Степан Иванович…

Он прервал:

– Можно просто Степан.

– Спасибо. Я вижу, вы много знаете о нас. По крайней мере, обо мне вам известно почти всё, а я о вас совсем ничего не знаю.

– Ну, это исправимо. Вы можете задавать мне любые вопросы, я отвечу. Ведь, как сказал Михаил, мы с вами в одной упряжке. Я же, признаюсь, с радостью впрягаюсь в неё. Иметь рядом такое плечо… Только знаете что, глупо сидеть вдвоём в пустом офисе, если в двух шагах нас ждёт накрытый стол, музыка. Давайте в «Баргузине» и пообщаемся.

Говоря последние слова, Степан Иванович уже вставал и протягивал руку Татьяне.

* * *

Было три часа ночи, а Татьяна всё ещё не спала. То ли память будоражила мысли, то ли мысли будоражили память, но постоянно мысленно она кружилась в картинах воспоминаний о вчерашнем вечере, перешедшем в сегодняшнюю ночь. Несколько раз пыталась думать о том, что босс затеял какую-то игру, но мысль не удерживалась на этом и слетала на другое. Тем другим был Степан-Стёпа. Вспоминались его слова, жесты, высокий лоб, волевой подбородок, сильная рука, обнимающая её, широкая белозубая улыбка. С ним ей было уютно, как когда-то с Геной, и казалось, что с ним она знакома давным-давно. Сначала он рассказал о себе: учился, рано женился, развёлся, детей не имеет. С Мишей учились в Институте управления. И ведь, если б не знала Татьяна о купленном дипломе Параченко, поверила бы. Так правдиво звучало всё. Но Татьяна не осудила Степана за ложь, оправдала её преданностью другу, то есть боссу – хозяину фирмы Параченко Михаилу Сергеевичу. Возможно, мужчины действительно какое-то время учились вместе, только Параченко по какой-то причине не доучился. Хотя вряд ли босс мог быть кому-то другом. Кем же босс и Степан приходятся друг другу? Все эти мысли проскользнули в сознании Татьяны мельком. Приятные воспоминания вытесняли всякие рассуждения. От Степана исходила мощная мужская энергия. Рядом с ним хотелось быть, да что там – сейчас в постели Татьяна призналась себе: с ним хотелось быть. И голос у него приятный, и руки красивые. И не глуп. Нет, это она зря, он умён! Он красноречив, но, слава Богу, не болтлив. Он умеет говорить, но умеет и слушать. Она первой начала игру, уцепившись за его обещание ответить на любые её вопросы. В полусерьёзной-полуигривой форме она закидала его вопросами и узнала о нём почти всё: где родился, где учился, когда, где и на ком женился, почему развёлся, кто его родители, какими языками владеет, что любит, что не любит. Степан отвечал на вопросы Татьяны чаще полушутя-полусерьёзно, а иногда просто серьёзно, в зависимости от постановки вопроса, содержательности и значимости его. Отвечая на вопросы, он умело парировал некоторые из них Татьяне, и она, подобно ему, отвечала полушутя-полусерьёзно. Сидели на полуоткрытой веранде, вечер сменился ночью, стало прохладно. Степан, интересуясь, не холодно ли ей, взял её за руку. Даже сейчас, находясь в постели, Татьяна при воспоминании об этом ощутила внутренний трепет. Ласковое прикосновение, ласковый взгляд. Глаза у него серые. А потом, аккуратно надев на её плечи свой пиджак, он как бы невзначай приобнял её. Да нет же, почему как бы невзначай? Специально приобнял, желая согреть. Он даже пересел к ней на диванчик. А она не сопротивлялась. Почему? Ей очень хотелось быть обнятой этим человеком. Будучи правдивой по натуре, Татьяна не стала обманывать себя, она с каким-то внутренним стыдом призналась себе в том, что вот даже если б он сейчас попросился к ней в постель, пустила бы. Да что врать себе-то, очень хотела, чтоб попросился, и сейчас хочет того же. Татьяна погладила себя по груди, поводила по упругим соскам большими пальцами. Истома, обретая более яркие краски, стала перерождаться в наслаждение, но наслаждение болезненное, фальшивое. Резко оборвала и мысли, и потирание сосков, и псевдонаслаждение. За что-то обижаясь на себя, отвернулась к стене и дала себе команду – «спать».

* * *

Работа шла своим чередом, но сосредоточиться на ней Татьяне удавалось лишь усилием воли. Мысли всё ещё кружились вокруг Степана. На столе, в узкой вазочке под один цветок, дразня и будоража мысли о нём, стояла свежая бордовая роза, преподнесённая им в самом начале рабочего дня. Уже в который раз Татьяна мысленно прокручивала это в памяти: заглянул Степан всего на полминутки, поздоровался и сказал: «Татьян, это тебе!» Всё. Поставил вазочку с розой на стол и, не гася на лице улыбку, развернулся и вышел. «А как он поздоровался?» – спрашивала себя Татьяна и в поисках ответа снова крутила плёнку памяти. Поздоровался просто: «Приветствую!» Да, всё так и было. Неожиданно без стука открылась дверь – на пороге стоял улыбающийся Стёпа. Да нет же, он не стоял, он уже влетал в комнату с розой в вазочке. Влетел стремительно, энергично. Да что лететь-то тут, два его шага – и он уже у стола. На ходу сказал «приветствую!», поставил вазу на стол и сказал: «Татьян, это тебе!» Особо приятным Татьяне было слово «тебе», которое она расценила как намёк на родство, дружбу, близость. «Интересно, – думала Татьяна, – подарил ли он ещё кому-нибудь цветы». Ей очень хотелось выйти из своего кабинета и убедиться, что цветы подарены только ей, но она сдерживала себя и усилием воли заставляла вернуться к цифрам.

* * *

Во время обеда к Татьяне подсела её подружка Лариса – главный бухгалтер общества. Не успев даже усесться за стол, она возбуждённо заговорила:

– Тань, ты видела нашего нового директора по кадрам? Красавчик! И холостой! Я попробую замутить с ним.

Движение руки Ларисы, тянувшейся за стаканом с соком, вдруг притормозилось. Пальцы, схватившие стакан, замерли на холодном и влажном стекле. Неожиданно для неё что-то заставило её это сделать. Лариса внимательно заглянула в глаза подруге и спросила:

– Ты не против?

– Я? – с испугом, плохо спрятанным под наигранной весёлостью, спросила Татьяна. – Почему, собственно, я?

– Ну, мало ли что, – поведя плечом и дав волю своим движениям, ответила Лариса, прикрывая рот глотком отпиваемого сока.

– Вообще-то я против, – вдруг тоже совершенно неожиданно для себя заявила Татьяна, всё ещё затягивая в голос наигранную весёлость. – Ты же, Ларис, замужем, а я одиночка.

– Тю, тю, тю! Но ты же принципиальная одиночка, тебе же нужно морально чистого мужика, а этот, думаешь, такой? Ой ли. Стала бы баба бросать хорошего мужика?

Татьяне хотелось сказать подруге, что Стёпу и не бросали вовсе, что таких, как Стёпа, не бросают, но, понимая, что Лариса сразу захочет узнать, откуда у неё такая осведомлённость, она задала свой вопрос:

– А тебе-то он зачем, Ларис?

– Ой, – Лариса глубоко вздохнула, неопределённо покачала головой, чуть приподняла и опустила плечи и, как бы найдя наконец-то ответ для себя, сказала:

– Для забавы. Знаешь, Татьян, когда у женщины есть флирт… – махнула левой рукой и, перебивая сама себя, быстро выпалила: – …да и у мужика тоже, человек, как бы это тебе сказать, расцветает, молодеет. Вот ты, к примеру, сегодня какая-то другая. – Лариса окинула взглядом подругу и даже, отклонившись назад и в сторону, бросила взгляд ей на ноги. – А я, ты заметила? – продолжала она. – Я сегодня обновила маникюр. Ну, не сегодня, конечно, вчера вечером специально забежала в салон. – Лариса вытянула красивые холёные пальцы левой руки.

«Вчера вечером, – успела подумать Татьяна, слушая Ларису, – значит, уже вчера Лара знала, что Степан есть. Получается, я одна ничего не знала», – хотелось обсудить это с Ларисой, но заявление подруги о том, что она сегодня какая-то другая, было важнее.

– Я другая? – с нотками протеста, боязливости и в то же время удивления спросила Татьяна подругу. – Ладно тебе выдумывать-то, Лариса. Я в салон не ходила.

– Ты внутренне другая, если, конечно, у тебя ничего не случилось другого, – заметила Лариса, жуя салат.

«Ничего себе, заявочка, – подумала Татьяна. – Думаю, Лара блефует, пытается спровоцировать меня на откровенный разговор».

– Другого, кроме чего? Ты что имеешь в виду, Лариса?

– Тань, ты всё поняла. Я о нём. Он ведь тебе тоже понравился?

– Степан Иванович? Да, понравился. Ну при чём тут… – Татьяна оборвала свой вопрос, понимая, что, конкретизируя его, только усугубит ситуацию, потому слова, которыми должна была сформулировать вопрос, заменила словом «это». Вопрос прозвучал так: – Ну при чём тут это?

Несколько минут женщины сидели и ели молча. Отставляя пустую тарелку из-под салата, снова заговорила Лариса. И снова о нём.

– Сегодня утром он заходил к нам знакомиться. Ленка Ерёмина прямо со стула чуть не упала. Она как раз наверх убирала папки за первый квартал, влезла босиком на стул, тянется, а тут он. Сразу кинулся помочь ей. Галантный такой. А красив, как бог!

– Ты видела Бога? – попыталась шутить Татьяна, но в её голосе звучали нотки досады. Лариса то ли не заметила этого, то ли просто не подала виду, что заметила; пропустив вопрос Татьяны, она продолжила:

– Я и сама чуть с кресла не свалилась, когда он посмотрел на меня так… ну, понимаешь, так сексуально. Сразу захотелось ему отдаться.

Татьяна поняла, о чём говорит подруга, она помнила этот магический взгляд Степана; ей стало неприятно и тоскливо, но эти свои чувства она сумела скрыть игривой весёлостью голоса.

– Прямо уж сексуально? А это как?

– Ой, Тань, – ответила Лариса, жуя тефтели, – словами это не передать. Но я поняла, что он хочет меня. Даже Ленка это заметила.

– А на Лену он так не смотрел? – спросила Татьяна.

– Нет, так он смотрел только на меня.

На слове «так» Лариса сделала ударение. В голосе её звучало торжество. Опять несколько минут подруги ели молча, и опять заговорила Лариса:

– Знаешь, я хочу пригласить его в выходной на дачу. Севка уезжает на рыбалку, так что, думаю, он сумеет скрасить моё одиночество. Или рано, как ты думаешь?

– Ларис, у тебя замечательный Сева, зачем тебе он нужен? – краснея от волнения, спросила Татьяна.

– Ты сейчас о Севе спросила или о новеньком?

– Оставь его нам, незамужним девушкам.

– Ой, кому это вам! Пригожиной, что ли? Перебьётся! Тебе тоже он не нужен, тебе же принца подавай!

– А может, он и есть тот принц, о котором я мечтаю?

– Ты, Татьян, это серьёзно? – с нотками повышенного интереса спросила Лариса. На несколько мгновений она даже перестала жевать.

– А почему нет? Ты же сама говоришь о нём – красивый, галантный. А по-моему, и умён.

– Ты успела оценить его умственные способности? Когда? Ты что, кроссворды с ним разгадывала? – выпалила сразу три вопроса Лариса. При этом она даже отложила вилку.

Понимая, что разговор идёт не в том русле, в каком бы ей хотелось, Татьяна решила сменить тему.

– Вчера я немного пообщалась с ним.

Увидев, что Лариса удивлена и хочет задать ей вопрос, Татьяна поспешно добавила:

– Босс меня вчера вечером с ним познакомил. Знаешь, босс считает, что пришло время обновить коллектив. Что надо сделать зачистку.

– Ой, да брось! Это он и в прошлом году говорил.

– А вчера мне показалось, что он намечает какие-то серьёзные кадровые перестановки.

– Ну да, всё воображает себя стратегом! Так ты что, Татьян, запала на нашего новенького? – не давая Татьяне сменить тему разговора, спросила Лариса.

– Пока не разобралась, – почти обманывая себя и подругу, ответила Татьяна.

– Ой, да пока ты будешь разбираться, его приберёт к рукам Пригожина или ещё кто-нибудь. Если он, Татьян, тебе действительно приглянулся, действуй!

– Да? – в голосе Татьяны звучал интерес. – Это как?

– Ну…

* * *

Ответить Лариса не успела. К ним за стол неожиданно без спроса подсела Светлакова Ольга – секретарь Параченко. Подсела без подноса. Бросив обеим сослуживицам короткое «привет», сразу заговорила, обращаясь к Татьяне:

– Татьяна Владленовна, меня увольняют.

– Кто? – выпалила вопрос изумлённая Лариса.

– За что? – скрывая волнение, спросила Татьяна.

– Красавчик! – отвечая на вопрос Ларисы, сказала Ольга, нервно, пружинно покачав головой и скривив губы. – А за что, не знаю. Говорит, за профнепригодность. Говорит, не умею общаться с людьми, много курю.

То и другое было правдой. Ольга была вульгарна и хамовата и постоянно пропадала в курилке.

– Ничего себе, заявочки! – округлив глаза, воскликнула Лариса и умолкла, уставившись на Татьяну.

– Когда это он сказал тебе? – спросила Татьяна Ольгу.

– Вот перед обедом. Вызвал к себе и велел к завтрашнему дню освободить рабочее место.

– А босс что? – спросила Лариса, всё ещё взволнованная услышанным.

– «Все кадровые вопросы решает Степан Иванович»! – неумело передразнивая Параченко, сказала Ольга.

– Понятно, – испытывая отчего-то неловкость, отозвалась Татьяна.

– Да как же так?! – скорее выражая изумление, чем спрашивая кого-либо о чём-то, воскликнула Лариса. Она знала, что Ольга является для Параченко не просто секретарём, а приближённым, доверенным лицом, и ещё стукачом. «Неужели, – думала Лариса, – Параченко променял Ольгу на новенького? Это вряд ли. Новенький не сумеет так умело, как это делала Ольга, влезть в душу, заставить людей разговориться, а потом всё донести боссу. Да и зачем ему это?»

Татьяна, знавшая Ольгу как плохого секретаря, мысленно похвалила Степана, а вслух спросила:

– Так ты что, хочешь получить расчёт? Так тебе надо в бухгалтерию.

Как бы указывая Ольге, куда ей следует обратиться, Татьяна мотнула головой в сторону Ларисы и перевела на её взгляд. На лице Ларисы всё ещё читалось недоумение.

– Слушай, ты ничего не перепутала? Ты правильно его поняла? – с нотками недоверия в голосе спросила Лариса Ольгу.

– Да нет, не перепутала. Так что, может, скоро и ваш черёд настанет. Босс просто с катушек слетел. А Красавчик вообразил себя не пойми кем. Придурок чебоксарский!

– Почему чебоксарский? – спросила Лариса и тут же выпалила второй вопрос. – Он из Чебоксар? – и третий. – Ты видела его досье?

– Ой, да откуда я знаю, откуда он! Может, и из Чебоксар.

«Его родители живут в Чебоксарах, – подумала Татьяна. – Значит, Ольга читала его дело, но почему-то не хочет об этом говорить».

– Ольга, ты не переживай, работу ты всегда найдёшь, – искренне веря в это, сказала Лариса.

– Да я не за работу переживаю, просто обидно как-то.

– Это да, – кивая головой, как божок, согласилась Лариса.

– Ольга, – деловым, совсем не вяжущимся с обстановкой тоном заговорила Татьяна, – тебя Степан Иванович просил к завтрашнему дню освободить рабочее место?

– Да.

– Но это же нарушение, он не мог так…

Татьяна, прерванная Ольгой, не договорила.

– Нет, он не настаивал, но, представляете, так ехидно заявил мне: «Лучше, если вы завтра же освободите место».

– А ты чего? – выкатила вопрос Лариса и тут же дополнила его вторым: – Собираешься завтра уже не выходить на работу?

– Не знаю. Наверное, не выйду. Что мне ещё две недели смотреть на эти тупые рожи?

«Это о ком она сейчас – тупые рожи?» – подумала Лариса.

– Ольга, – уже более мягким тоном заговорила Татьяна, – в тебе просто сейчас говорит обида. Успокойся. А вот относительно курения… – тут Татьяна немного поколебалась и продолжила, – да и относительно твоего общения с клиентами, Степан Иванович, думаю, прав.

Обе сослуживицы Татьяны оторопело уставились на неё. На лицах обеих было написано удивление, смешанное с любопытством.

– Да вы что! – отойдя от оторопелости, возмутилась Ольга. – А кто у нас не курит? Почти все курят, а меня гонят!

– Да, конечно, почти все курят, – мысленно оценивая время, проведённое сегодня ею самой в курилке, заявила Лариса. – Нет, тебе надо хорошенько поговорить с боссом. Ну почему ты? Ты же, – тут уже запнулась немного Лариса, – давно работаешь, справляешься со своими обязанностями. И вообще.

Под последними словами Лариса имела в виду как раз то, что она точно знала, – наушничество Ольги.

* * *

Было это года три назад. Холл ресторана, где отмечался корпоративный новогодний праздник, был уставлен светлыми кожаными диванами с высокими спинками, расположенными так, что они образовывали несколько ячеек. В одной такой ячейке Лариса, неожиданно почувствовавшая опьянение в самом начале вечера, решила отсидеться в надежде на то, что опьянение вскоре пройдёт. Пьяных людей она не любила, они всегда вызывали в ней смешанные чувства – жалость и отвращение, и ей было неприятно и досадно оттого, что сама она теперь была в этом безобразном состоянии. Причём состояние опьянения наступило как-то внезапно, после небольшого количества выпитого. Желая укрыться от насмешливых взглядов сослуживцев, Лариса полулёжа устроилась на одном из диванов так, чтоб её не было видно. Из зала, где было устроено застолье, доносились музыка и возбуждённые голоса. Несколько раз её звали криками, но она по-партизански отмалчивалась. Через холл ходили к бармену, в бильярдную комнату, в туалеты. Ходили по одному, группами, молча, с разговорами, даже с песнями. Иногда кто-то ненадолго устраивался на диванах, но, к радости Ларисы, до диванной ячейки, где хоронилась она, никто не доходил. Невзирая на потерю координации, вызванную опьянением, сознание Ларисы оставалось ясным; более того, как показалось ей, обострился её слух. Она слышала дальние разговоры сослуживцев, услышала даже нелестные слова в свой адрес, но самое интересное и запомнившееся она услышала от босса и Ольги, устроившихся в диванном ряду вблизи от неё. Лариса сразу узнала их голоса.

Босс и Ольга говорили о сотрудниках общества как о чужих, ничтожных людях. Ольга докладывала Параченко, кто сколько выпил, передавала кое-что из сказанного сотрудниками, что, по её мнению, могло вызвать интерес босса. Из их разговора Лариса поняла, что в вино всем что-то подмешано, что действует на людей возбуждающе, и ей стало понятно, чем вызвано её неожиданное опьянение. Говорили босс и Ольга минут семь, но успели пройтись почти по всем. О Ларисе Ольга сказала: «Лариска пьяная до усрачки. Сейчас, наверное, лижется с кем-нибудь». Ларисе в тот момент стало очень обидно, ей захотелось выйти из своего укрытия и крикнуть в лицо обидчице что-то злое; она даже сделала порыв приподняться, но поняла, что выйти не получится, получится только вытащиться в пьяном шатании. Да потом, какая разница, лижется она или нет, но пьяна-то она действительно «до усрачки», тут уж Ольга была права. Средство, подсыпанное в напитки, было сильным, но, похоже, действовало на всех по-разному. Многие из сотрудников были с виду совершенно трезвы. Одного такого сотрудника – менеджера по продажам Емельянова, слывшего тактичным человеком, – босс попросил Ольгу споить, а потом спровоцировать его на какие-нибудь неадекватные действия. Очень боссу хотелось «стащить с Емельянова маску», которую он на нём предполагал.

* * *

Ларисе же очень хотелось с кем-нибудь поделиться услышанным от босса и Ольги, хотя бы только с подругой Татьяной, но природная осторожность заставила её молчать. Вот уже четвёртый год Лариса знала, кем кроме секретаря боссу является Ольга, потому неожиданное известие о её увольнении изумило и зацепило её. Разговаривая с Ольгой, она искала ответ на дурацкий вопрос «как так?» и не находила его. Единственное, что она с большой натяжкой приняла, – это предположение о том, что босс в вопросах наушничества решил заменить Ольгу Красавчиком.

А Параченко действительно в этом вопросе решил заменить Ольгу внедрённой Степаном системой аудио- и видеонаблюдения, системой сетевого компьютерного слежения. Но расставаться с Ольгой он не желал. По причине того, что Ольга была с ним в сговоре, наушничала, предавала сослуживцев, он считал её самым ценным кадром в своём обществе, а потому увольнение её было всего лишь игрой: Ольге предоставлялась роль первой жертвы Степана. Увольнение последующих лиц, наложенное на увольнение Ольги, уже не должно иметь такой яркой окраски. Параченко обещал Ольге, что через полгода нынешнее общество он реорганизует, создаст новое, куда возьмёт только лучших из своих сотрудников, и примет её уже на более интересную должность.

Сейчас же он подослал её к обедавшим Татьяне и Ларисе с заданием разговорить их как можно больше. Ему хотелось знать, что Татьяна с Ларисой говорят и думают о нём, о новом директоре по кадрам, о складывающейся в обществе обстановке. Но разговорить финансового директора с главным бухгалтером Ольге не удалось. Татьяна к удивлению обоих – и Ольги, и Ларисы – была согласна с решением Степана уволить Ольгу, а Лариса, знавшая истинное лицо Ольги, невзирая на то, что Ольгу увольняют, всё равно остерегалась быть откровенной с ней.

– Представляете, – делая попытку разговорить Татьяну и Ларису, со злобной вкрадчивостью в голосе заговорила Ольга, – у босса дом в Испании, вилла на Канарах, в Москве три или четыре квартиры…

Татьяна и Лариса, не сказав ни слова, смотрели на Ольгу с какими-то застывшими выражениями.

«Что это лохушки тормозят, как будто накурились?» – зло думала Ольга, недовольная реакцией сослуживиц.

– А мне, я думаю, даже отпускные не выплатят, – продолжила она.

– Да ладно, босс никогда не жмотничал, – заметила Лариса. При этом в сознании её всплыло воспоминание о том, как Параченко заказал в ресторане для неё дорогое вино. Это было в первый год её работы в его организации, когда она ради забавы и, как она надеялась, с целью повышения зарплаты решила соблазнить босса. Пораченко пошёл на контакт, но, как поняла Лариса, его интересовала она не как женщина, а как возможный стукач, или, как он выразился, «свой человек». Стукачеством Лариса не занялась, соответственно, та бутылка дорогого вина была единственным свидетельством его щедрости.

– Ну да, не жмотничал! Платит нам крохи, а сам шикует.

Татьяна и Лариса, как будто сговорившись, продолжали молчать. Каждая из женщин думала о своём, но сразу после слов о крохах каждая мысленно задала себе вопрос: «Сколько ей босс платил?» Зарплату в обществе Параченко формировал лично, и выдавали её в конвертах. Всем было строжайше запрещено называть сослуживцам размер своей зарплаты. «Не думаю, что меньше, чем мне», – подумала Лариса. «Наверное, раза в три меньше, чем мне», – подумала Татьяна, вспоминая цифры из официальной зарплатной ведомости, в которой сумма её зарплаты в три раза превосходила сумму зарплаты Ольги.

– Бабник этот ещё откуда-то выискался, – продолжала Ольга, досадуя на Татьяну и Ларису за их неразговорчивость.

Слово «бабник», произнесённое, как Татьяна догадалась, в адрес Степана, огорчило её.

– Это новичок-то? – спросила Лариса и тут же добавила второй вопрос:

– Думаешь, он бабник?

Следом последовал третий вопрос:

– Он клеился к тебе?

Причём последний вопрос прозвучал с ударением на последнем слове. Это задело самолюбие Ольги, ей показалось, что Лариса высказала тем сомнение в том, что к ней, Ольге, можно клеиться. Ольге очень захотелось ответить Ларисе подобающим образом, но, понимая, что задание босса на грани срыва, и разборки с Ларисой ещё больше усугубят положение, уводя и без того не складывающийся разговор в не заданном ею направлении, она большим усилием воли сдержала себя и сделала вид, что не заметила камня, брошенного в её огород.

– Ты лучше спроси, к кому он не клеился! – нагло заявила Ольга, радуясь возможности оклеветать Красавчика, который, к её досаде, не оказал ей должного, с её точки зрения, внимания.

– Да вот, к примеру, к Татьяне не клеился, – сказала Лариса, испытующе заглядывая в глаза Татьяны.

«Да пошла ты, – подумала Татьяна. – Буду я ещё перед тобой оправдываться». Лицо её оставалось непроницаемым.

– А цветочки с самого утра? – спросила Ольга, тоже почти таким же испытующим взглядом заглядывая в глаза Татьяны.

Татьяна ещё не успела никак отреагировать на слова Ольги, как на неё обрушился упрёк подруги:

– И ты молчишь!

– О цветах? А ты не видела плакат на стене?

– Какой плакат? Где он?

Третий вопрос Лариса не успела задать, Татьяна опередила её:

– Плакат, в котором я всем сообщаю, что Степан Иванович мне подарил розу. Прямо в вазе. Кстати, очень хотела спросить тебя, но не успела, – Татьяна кивнула на Ольгу, обозначая причину того, почему не успела, – тебя он тоже одарил?

– Да нет, а с чего бы…

– Сама же говоришь, в его взгляде читалось желание овладеть тобой.

– Татьяна, – с укоризной в голосе ответила Лариса, – желание овладеть мной, а не дарить мне цветочки. И, признаюсь, это его желание мне больше импонирует. Цветочки пусть оставит тебе. Уверена, он в субботу придёт ко мне без цветов.

При произношении слов «цветочки пусть оставит тебе» в голосе Ларисы звучали обидные для Татьяны нотки иронии.

– Мы засиделись, – поднимаясь с места, сказала Татьяна.

– Да, мы можем опоздать и пополнить список претендентов на увольнение, – подхватила Лариса, тоже поднимаясь с места, – тем более что я ещё и курю.

Ольга неохотно поднялась следом за ними.

* * *

«Вот сучки», – думал Параченко о Татьяне, Ларисе и Ольге, слушая их разговор и наблюдая макушки их голов на экране своего монитора по системе аудио- и видеонаблюдения, установленной вчера ночью ещё и в столовой специально в том месте, где стоял столик, за которым по обыкновению обедали финансовый директор и главный бухгалтер. Не нравилось ему, когда к кому-то из мужчин женщины выказывали больший интерес, чем к нему, а тут было налицо внимание его сотрудниц к его подчинённому. «И эта дура ничего не сумела выяснить, – зло думал он об Ольге. – Не стоит её отпускать сразу, пусть ещё потолкается средь всех. Татьяна правильно напомнила, есть же законных две недели для отработки. Так, а камеру надо будет перевесить, ничего ж не видно. Только макушки голов. Что на них смотреть? Лучше развернуть её в зал. Сейчас бы знал, с кем сел обедать Емельянов. Это тоже немаловажно».

Со стуком в кабинет вошла Ольга.

– Ну, как они? Что говорят? – спросил её босс, имея в виду Татьяну и Ларису.

– Да ничего не говорят! Кра… – Ольга осеклась и тут же поправила себя: – Стёпку делят.

Ольга знала, что боссу сказанное ею очень не понравится, но ей хотелось показать, что другие не ценят его так, как ценит она.

– Ольга, я же тебя не за этим посылал! Ты сумела их разговорить?

Тон босса напугал Ольгу. Собственно интонация, с которой Параченко произносил её имя, говорила ей о многом. Сейчас она поняла, что он очень зол и недоволен. Чтобы как-то задобрить его, Ольга начала сочинять:

– Ну, Ларка перетрусила ужасно. Я ж сказала, что Стёпа гонит меня из-за того, что много курю, а Татьяна, представляешь, говорит, что так мне и надо! Да им совершенно наплевать на моё увольнение, они, похоже, обе втюрились в Стёпку и чуть из-за него не подрались.

– А обо мне, обо мне-то что говорили? – зло прервал Ольгу босс.

– Да, как-то так, – Ольга повертела в воздухе крупной ладонью, что могло означать и неопределённость, и ничтожность. Уловив злой свирепеющий взгляд босса, она поспешила добавить:

– Почти ничего не говорили. Времени-то было мало, да и что они… Да, – видимо, наконец, придумав, заявила Ольга, – Татьяна сказала, что ты всегда отличался мракобесием.

Параченко отреагировал странно. Ольга ожидала, что босс зло выругается в адрес Татьяны, рассвирепеет, а он внимательно и даже как-то заинтересованно уставился на Ольгу, несколько сузив глаза, причём смотрел дольше, чем следовало бы в этом случае, наконец, сказал:

– А говоришь, почти ничего. Значит, говоришь, мракобесием?

– Нет, это Татьяна…

– Понятно, что не ты. А ты что?

– Я, как вы и велели, – неожиданно для себя перейдя на «вы», ответила Ольга, – поддержала её.

– А Лариса?

– Та тоже.

– Тоже поддержала?

– Ну да, мы обе согласились, то есть не стали возражать Татьяне.

– Так. А Степан, значит, нравится им обеим?

– Они обе мечтают затащить его к себе в постель.

– А ты?

– Мне-то это зачем?

– Я спрашиваю, а ты как реагировала на их желания?

– Я сказала, что он бабник. Да так быстро прошло время, я ничего толком не успела.

– Ладно, у тебя ещё будет время. Ведь по закону ты должна отработать ещё две недели. Постарайся быть поактивнее. Я составлю план твоих действий, ты уж постарайся.

– Михаил Сергеевич, но завтра же я не выйду! – испуганно-возмущённо воскликнула Ольга.

– Нет, Ольга, ты мне ещё нужна, – радуясь тому, что что-то нарушил в планах Ольги, но сумев скрыть эту радость, деловым тоном возразил босс.

– Но у меня путёвка, послезавтра вылет, – сменив возмущение на заискивающий тон, сказала Ольга. Причём взгляд её выражал не просто просьбу, а мольбу.

– Отмени, – наслаждаясь своей властью, ответил босс.

* * *

Ольга, действительно, собиралась через день ехать отдыхать в Турцию с весельчаком Антоном, с которым познакомилась в сети Интернет в разделе «для совместной поездки». Первое их свидание произошло в парке. Антон, стараясь веселить Ольгу, много шутил: рассказывал о прошлых весёлых студенческих шалостях, о любимом псе по кличке Мент, оставленном им в Самаре у родителей, о ленивом младшем братце, который не очень-то любит учиться, по-доброму пошутил о родителях – педагогах с большим стажем, о деде-рыбаке и бабушке, связавшей ему пять пар шерстяных носков. Пройдя по аллеям парка три небольших круга, присели на скамеечку. Антон пошёл купить мороженое. «Ну, хоть это-то хорошо, – думала Ольга, глядя вслед уходящему Антону. – Конечно, какие деньги у него на ресторан… Сын простых педагогов из Самары, снимает квартиру в Москве, работает установщиком окон. Наверное, ищет какую-нибудь дурочку, за счёт которой хочет прокатиться на отдых. Ну уж нет, я не намерена платить за него. Был бы ещё красавцем, а то…» Антона действительно нельзя было назвать красивым: невзрачное смуглое лицо, лысина на макушке, некрасивая фигура с совершенно не накачанной мускулатурой и широковатым задом. А Ольге хотелось иметь рядом с собой на отдыхе красивого высокого мускулистого мужчину. Конечно, идя на свидание с Антоном, Ольга по выставленным в Интернете фотографиям представляла его внешность, знала и средний его рост, но она надеялась на то, что, может, он богат, хороший сексуальный партнёр, приятный собеседник. Теперь же, сидя на скамейке в ожидании возвращения его с мороженым, Ольга уже не надеялась на то, что он богат, особо приятным собеседником он ей тоже не показался, ну а как о возможном сексуальном партнёре она вовсе забыла о нём думать. Думала она уже о необходимости ответить курносому блондину, который сегодня утром прислал ей письмо с вопросом «куда летим?» Антон вернулся быстро. Он принёс мороженое и, неожиданно для Ольги, белую розу. Когда ели мороженое, Антон заметил:

– Я знал, что иду на встречу с красивой девушкой, но не знал, что с такой…

– С какой? – заинтересованно спросила Ольга. Слова эти, а главное, интонация, с которой они были произнесены, встрепенули её.

– Ну, знаешь, на фотографии почти все красивы: фотошоп, удачная поза, хитрости там разные, а ты такая, нет, даже лучше, чем на фото.

– Чем же лучше? – не желая оставлять эту приятную для неё тему, спросила Ольга.

– Сложно объяснить… Ну, понимаешь, фото, оно и есть фото. Я не понимаю, как там разные экстрасенсы могут что-то по нему читать. Хорошенькая девушка на фото, а встретишься – она одета как лохушка, говорить не умеет или вообще какая-нибудь шизофреничка, а ты красивая, стильная. Я не верю, что у тебя нет никого, с кем бы ты могла поехать на отдых.

Ольга заинтересованно смотрела на Антона. «А ведь он прав, – думала она, – я не из числа тех торфушек, которые ищут мужика, а что же я делаю? Может, сказать, что мне нужен носильщик? Нет, получится грубовато».

Видя, что Ольга не торопится что-то сказать, Антон продолжил:

– Уверен, с тобой оказаться на отдыхе мечтают все неженатые, да и женатые твои сослуживцы. Ты писала, что работаешь администратором. Это в коммерческой структуре или ты госслужащий?

– В коммерческой. Я помощник руководителя.

Такой ответ о своей работе Ольга заготовила давно. Она, хоть и числилась секретарём, считала себя первым помощником Параченко. Он и сам как-то ей говорил такое.

– У! Это всё объясняет, – поспешно выпалил Антон. – Работать помощником руководителя – значит крутиться как белка в колесе. Работа, причём чаще всего неблагодарная, занимает всё, не оставляя никаких шансов поиметь личную жизнь.

Ольга обрадовалась такому логичному и, главное, правдивому, с её точки зрения, объяснению сложившейся ситуации.

– Мне стыдно в этом признаться, но ты прав. Никакой личной жизни. Потому и решила познакомиться с кем-нибудь для поездки. Одной лететь тоже как-то неловко.

– Замри! – вдруг властно скомандовал Антон.

Ольга от неожиданности замерла. Он мягко взял её руку с мороженым и повернул немного ладонь. На ладони растеклась тонкой струйкой большая капля растаявшего мороженого, которая готова была упасть на юбку Ольги. Наклонившись к руке девушки, Антон слизал эту каплю. Ольга едва удержала себя от желания положить вторую руку ему на голову или на плечо. Но удержала. Он же, подняв голову, томно заглянул ей в глаза и сказал приглушённо:

– У тебя трепетные руки.

Немного поколебавшись, Ольга призналась ему:

– Я люблю, когда целуют мне ладони.

– Я всегда буду целовать твои ладони, – переходя почти на шёпот, сказал Антон и уронил свой поцелуй на её всё ещё остававшуюся в его руке ладонь.

Мороженое из накренённой обёртки падало на асфальт крупными каплями, дразня подпрыгивающих вблизи воробьёв.

* * *

На втором свидании с Антоном Ольга поняла, что он тот человек, кого она мечтала встретить. Неожиданно для Ольги Антон пригласил её «посидеть в ресторане». Ресторан располагался в центре города, кормили вкусно, обслуживание было ненавязчивым, по залу лилась приятная музыка. Они вдвоём сидели в отдельном закутке перед окном с видом на Старую площадь. На этот раз Антон показался Ольге даже симпатичным. Он, как и в прошлый раз, взял всю инициативу разговора на себя, что нравилось ей.

В памяти её был случай, когда, вот так же встретившись с парнем, знакомство с которым произошло через Интернет, она мучилась от того, что с ним было трудно общаться из-за его молчаливости. Сам парень не затевал разговора, а начатые ею разговоры он не умел и не желал поддерживать: на задаваемые ему вопросы отвечал коротко, односложно или вовсе уходил от ответа, сам же вопросов ей не задавал. Игра в молчанку не понравилась Ольге, но был случай с другим парнем, когда она с радостью поиграла бы в эту игру. С виду парень был привлекателен и был неплохим рассказчиком, но всё рассказываемое им было пусто, невесело, пресно и всё о себе любимом. Ольга поняла, что она его интересует только в качестве слушателя его глупой никчемной болтовни. Через пятнадцать минут общения с ним ей уже хотелось расстаться. Опуская какие-либо церемонии, она сказала ему, что он замучил её своей пустой болтовнёй, и послала его подальше. При этом она применила нецензурные слова, отчего не только её посыл, но и глагол «замучил», существительное «болтовнёй» и прилагательное «пустой» звучали иначе, но парень смысл понял, обозвал Ольгу кретинкой и ушёл.

С Антоном было иначе. Он мало говорил о себе, больше интересовался Ольгой. Начал с работы: поинтересовался, насколько утомила её за два дня их разлуки работа. Ухватившись за слова Ольги о том, что их босс наметил реорганизацию, поинтересовался о предприятии, о боссе, о подругах. Потом умело перешёл к разговору о родственниках Ольги: родителях, братьях и сёстрах. Ольга призналась, что отца не знает, вкратце сказала о своей матери, упустив её профессию, так как стеснялась её, сказала, что она у матери одна, родных братьев и сестёр у неё нет. Антон интересовался многим, но при этом их разговор вовсе не походил на допрос: узнавая от Ольги что-то, он изредка сопоставлял со своим «а у нас…», что позволяло Ольге узнавать новое о нём и его окружении. Но самое интересное, что она узнала об Антоне, – это то, что он, оказывается, имеет свой бизнес. Это как-то пришлось к слову, не то чтоб Антон вдруг решил объявить о своём предпринимательстве, а как-то промелькнуло, когда он, сопоставляя действия босса Ольги со своими, выразился так, что Ольге стало ясно, что он тоже босс, а в дальнейшем стало понятно, что у него свой бизнес.

– Ты ж говорил в прошлый раз, что вставляешь окна? – ловко пряча внутреннюю радость, с интонацией разоблачения и упрёка обратилась Ольга к Антону.

– Ну да, – простодушно ответил мужчина, – у меня небольшая фирма по изготовлению евроокон. Сначала мы их только производили, но теперь я набрал хорошую бригаду, мы сами же их и вставляем.

Не дав Ольге возможность что-то сказать по этому поводу, он буднично продолжил прерванный рассказ о взаимоотношениях с сотрудниками своей фирмы. Ольга же почти не слушала его: все её мысли были захвачены его сообщением о том, что он бизнесмен. «Почему же он снимает квартиру? – спрашивала она себя. – Надо спросить его об этом. Интересно, сколько он зарабатывает. Может, его бизнес – это маленький бумажный кораблик, может…» Как только Антон закончил свой рассказ, Ольга спросила:

– Что, у тебя доходный бизнес?

– Да, иначе зачем бы он был нужен. Бизнес ведётся с целью извлечения прибыли, получения доходов.

– Так-то оно так, но не всем и не всегда это удаётся.

– Тут ты права. Но мне удаётся.

Антон радостно улыбнулся. Ольге, и так поверившей ему даже уже потому, что ей очень хотелось, чтоб так было, улыбка Антона внушила мысль, что у него не просто доходный, а очень доходный бизнес. Его слова о небольшой фирмочке она восприняла как словесную игру или игру в скромность – назвал же он себя в прошлый раз «стекольщиком». «Бизнесмен, – думала Ольга, – это не рабочий-стекольщик. Спрошу о квартире». И она спросила:

– Бизнес доходный, а квартиру купить не получается?

– Получается! – весело сообщил Антон. – Моя квартира будет сдана в декабре. Это в новостройке на Академической.

Антон рассказал о виде из окна его будущей квартиры, о предстоящем ремонте, о купленном им подземном гараже, ещё о каких-то вещах вокруг квартирной темы, и чем больше он говорил, тем больше он нравился Ольге. Те обстоятельства, что Антон – владелец своего бизнеса, владелец строящейся почти в центре города квартиры, владелец гаража, сыграли решающую роль в их отношениях. Ольга сразу иначе стала смотреть на Антона, он стал казаться ей значимее, интереснее. И именно они, эти обстоятельства, были определяющими в вопросе, пригласить его к себе подняться «на чашечку кофе» или нет. Пригласила. Благо мать её была в отъезде – гостила у своей сестры на даче. В этот же день, точнее ночью, договорились, что поедут отдыхать в Турцию. Ольга хотела слетать куда-нибудь в Европу, но Антону хотелось к морю, хотелось заняться дайвингом. Она уступила. Ей не особо было важно, куда ехать, много важнее было, с кем ехать, и сейчас она была уверена, что готова поехать с Антоном хоть куда: весел, не жаден, симпатичен, галантен – о таком партнёре можно только мечтать. И секс с ним был очень приятен. Ольга для себя решила, что Антон – её судьба и упускать его нельзя, надо выйти за него замуж. Для достижения этой цели она даже пыталась изображать из себя хорошую хозяйку, для чего встала утром раньше его, привела себя в порядок и приготовила какой-то нехитрый завтрак.

Третье их свидание, на следующий день после второго, было не менее приятным: по предложению Антона они ходили в туристическое агентство выбрать путёвку. Антон особо был обрадован, когда узнал, что Ольга, в связи с реорганизацией компании отпускаемая в отпуск на полгода, располагает для отдыха почти неограниченным количеством времени. Он пообещал, что тоже постарается взять отпуск на подольше, причём ему это было проще: он в отпуск отпускал себя сам. Ослеплённая счастьем, Ольга не особо вникала в детали предстоящего путешествия, Антон всё выбрал для них сам. Единственно, Ольга возразила, когда речь повелась о трёхзвёздочном отеле. Но Антон объяснил, что звёздность отелей в Турции условна, а в этом отеле хорошее обслуживание, замечательный массажный салон с умелыми молодыми массажистами, хозяином которого является его приятель, а следовательно, им ежедневно массаж будут делать бесплатно, и, главное, там хорошая бухта для занятий дайвингом и очень хороший русскоговорящий инструктор. Ольга, невзирая на своё неприязненное отношение к отелям уровня ниже четырёх звёзд, согласилась с Антоном. «Подумаешь, – решила она, – всем скажу, была в пятизвёздочном отеле». А своей подружке Зойке она уже сказала, что собирается ехать с другом в Турцию, и соврала, что остановятся они в пятизвёздочном отеле. Сказать же кому-то из сослуживцев о намеченной поездке она пока не могла, так как её увольнение для всех должно было стать неожиданностью. Босс из числа сослуживцев стал первым, кто узнал о её предстоящей поездке.

* * *

Ольга стояла перед боссом какая-то чужая, такой он её ещё никогда не видел. Взгляд? Нет, она смотрела в пол. Бывало, и раньше иногда она имела обыкновение упираться взглядом в пол. Поза? Да, какая-то чужая. Плечи опущены, шея вытянута вперёд. К счастью, это ненадолго – секунд на пять-семь. Вот снова выпрямилась и, заискивающе заглядывая в глаза хозяину, заговорила:

– Миш, мой парень уже купил нам путёвки…

Параченко внимательно и в то же время удивлённо посмотрел на Ольгу и задал вопрос:

– Твой парень?

Ольга услышала в голосе босса иронию. Это обидело её. «Считает, что я всю жизнь должна быть его собачкой», – подумала она. Параченко, действительно считавший, что Ольга должна всегда быть при нём, служить ему – ну, не собачкой, конечно, а кем-то неопределённым – был неприятно удивлён её заявлением о парне.

– Да, – гася обиду, еле вымолвила Ольга, помогая себе кивком головы.

– И кто он?

Этот вопрос Параченко задал уже без всякого ехидства; более того, он сумел в голос втащить дружеские участливые нотки. Ольга хорошо знала умение хозяина управлять голосом, но этот тон подействовал на неё успокаивающе.

– Он классный парень! Если хочешь, – переходя снова на «ты», с каким-то радостным оживлением в голосе выпалила Ольга, – я познакомлю вас. Он бизнесмен!

– Бизнесмен! – повторил за нею Параченко, поведя головой вбок. При этом в его голосе опять звучали сарказм и усмешка. – И что за бизнес у него?

– У него фирма по окнам.

– Ага, по окнам.

Эти слова Параченко произнёс протяжно. Затем он зачем-то взял со стола ручку, покрутил её в руке, сделал на листе, лежащем перед ним, пометку и, ещё даже делая пометку, спросил Ольгу:

– Ты давно с ним крутишь?

Ольга замялась. Она не была готова к этому вопросу. Решила для солидности и из некоторых других соображений увеличить срок «кручения».

– С полгода.

– Ага, с полгода.

Снова протяжность в голосе и снова пометка на листе.

– Когда и куда летите?

– В пятницу в Турцию.

Параченко спросил Ольгу, в какое именно место они летят, а потом неожиданно заявил:

– Надеюсь, тебе хватило ума никому не вякать о предстоящей поездке?

– Конечно! Я ж не дура!

«Конечно, дура», – подумал Параченко, но вслух сказал:

– Ладно, отдыхай! Только будь всё время на связи. Я позвоню, если будет надо. Сейчас иди ещё пошустри там до конца рабочего дня. Пожалуйся на жизнь. А со мной… скажешь, что сейчас выясняла со мной отношения, просила оставить тебя. Да не больно там выпендривайся. Знаю я вас. Дурной пример заразителен. Побегут ещё и другие за тобой следом отношения со мой выяснять.

Ольга сделала движение, собираясь уходить. Параченко остановил её:

– Ты, Оль, там побольше на Стёпку бочку кати. И сама пригляди за ним. Мутный он какой-то.

Последние слова окрылили Ольгу. «Значит, – решила она, – босс не намерен меня заменять своим Стёпочкой. Значит, я остаюсь первым его помощником». Особенно большую роль сыграло обращение босса. Олей за три года работы он называл её всего два раза. Сегодня был третий раз.

* * *

Впервые босс назвал Ольгу, числящуюся ещё тогда новой сотрудницей, именем Оля более двух лет назад. После очередного рабочего дня он предложил подвезти её домой. Ольга с радостью согласилась. Не доезжая квартал до дома, где жила Ольга, Параченко свернул в тихую улочку за рынком и остановился. Был пасмурный безлюдный вечер. Улочка была пуста, только далеко впереди, удаляясь от них, шла женщина, ведущая на поводке собаку. Параченко ничего не хотелось, но он решил изобразить из себя жаждущего секса, считая, что этим сумеет сильнее привязать к себе глупышку Ольгу. При этом он имел слабую надежду на то, что Ольга откажется, она же не отказалась. Помогая себе, он Ольгу представил актрисой Ольгой Дедовой, снявшейся в известном сериале в роле любовницы политика.

«Оль, я хочу тебя», – прошептал Параченко Ольге на ухо, адресуя эти слова Ольге Дедовой. Фантазия и искреннее желание Ольги помогли ему. Что-то у него с Ольгой получилось, хотя сам он того не очень ожидал и на случай неудачи им были заготовлены для оправдания отговорки со ссылкой на неподходящую обстановку.

Во второй раз Параченко назвал свою секретаршу Олей при важном клиенте из Северодвинска, приехавшем для подписания договора о сотрудничестве. Клиент считал необходимым посидеть с руководителем выбранной им для сотрудничества компании за распитием спиртного, причём от предложения Параченко посетить ресторан напрочь отказался. Параченко, желая угодить клиенту, пошёл ему навстречу – устроил застолье прямо в офисе, в комнате для переговоров.

Будучи словоохотливым и хвастливым, клиент, пройдя по всем намеченным им хвастливым темам, перешёл к разговору о своих победах в любовных историях. Об Ольге, неоднократно появлявшейся в комнате, клиент отозвался лестно. Параченко понравилось это, и, когда в очередной раз Ольга по зову его вошла, он, давая ей поручение, хлопнул легонько её по заду и назвал Олей.

Сегодня был третий раз, когда он назвал свою секретаршу Олей. Если во втором случае он демонстрировал клиенту свою власть, своё собственничество, то сейчас, как и в первом случае, ему было важно польстить женщине. Он понимал, что такое обращение ей лестно и приятно, а ему сейчас было важно крепче привязать её к себе. С появлением в обществе Степана во взаимоотношениях с Ольгой у Параченко что-то надорвалось, а тут, оказывается, у неё ещё и парень какой-то появился. Параченко же Ольга была нужна. Обыкновенно Параченко и Ольга вечерами встречались у него в кабинете и пробегались по событиям дня. Ольга докладывала боссу о сотрудниках, часто много присочиняя и привирая. Сейчас с помощью Степана он повсеместно установил аудио- и видеонаблюдение, и это позволяло ему всё слышать и видеть самому, без всяких приукрас Ольги, и в её наушничестве отпадала надобность, но вечерние «планёрки» с Ольгой Параченко были по-прежнему важны и необходимы. В этих встречах для него было важно видеть подобострастие Ольги, её подхалимство, её сволочность. Наличие рядом «своего человека», как он мысленно называл Ольгу, придавало ему энергию, жизненные силы. Совершенно не испытывая уважения к таким людям, как Ольга, Параченко испытывал необходимость в них.

* * *

Таких людей в его окружении было немного. Одним таким человеком была Ольга, вторым – жена его Маргарита, третьим – сотрудник их общества Зыкин, работающий в должности менеджера по продажам. Параченко надеялся, что ещё одним таким человеком станет Степан, но не вышло. Со Степаном было всё сложно. Он оказался совсем не таким, каким его хотел видеть Параченко. Степан, хоть и считался доверенным лицом Параченко, не пресмыкался перед ним, как Ольга, Маргарита и Зыкин, и, в отличие от них, вызывал уважение к себе. В отношениях со Степаном Параченко не мог позволить себе полностью расслабиться, ему приходилось играть роль руководителя, озабоченного безопасностью своего бизнеса. Роль эта ему поначалу давалась, ему это даже какое-то время нравилось, но недолго: вскоре это ему надоело и стало его напрягать. Уже сегодня, на второй день присутствия Степана в обществе, Параченко понял, что играть долго он не сможет, и задумался о том, правильно ли он поступает, возлагая на Степана столь высокую должность и давая ему столь большие полномочия. Возможно, было бы проще, если б Степан имел неприметную неказистую внешность и поменьше обаяния, но Степан был красив «как бог», как заметила Лариса, и очень привлекателен. Сотрудницы общества с появлением его просто привстали на цыпочки. Даже Ольга, которую Параченко считал влюбленной в себя, крутила задом перед Степаном, строила ему глазки. Это обстоятельство злило Параченко, портило ему настроение, но игра им была уже начата, роли розданы, а потому ему сейчас было очень важно оставить Ольгу на своей стороне.

* * *

– Ну, как обошлось на работе? – спросил Антон Ольгу, нежно обнимая её за плечи в аэропорту, в зале ожидания.

– Да, еле отпустил, – ответила Ольга, строя на лице возмущённую мину.

– Кто? Босс? – спросил Антон.

– Ну да. Говорит: «Очень нужна мне».

– А говорила, у вас реорганизация, – разочарованно заметил Антон.

– Да, но вдруг выяснилось, что я ему нужна. Просил быть на связи, – поводя круглым плечом и немного закатывая глаза, ответила Ольга.

– Понятно, – грустно отозвался Антон. – Значит, наш отдых может быть прерван в любую минуту.

– Ну не-ет, – протяжно, с неопределённостью в голосе возразила девушка, размышляя о том, как босс сможет нарушить их отдых. Показалось, что никак. Не пришлёт же он за ней самолёт в Турцию, а сама-то она не кинется покупать билеты на обратный путь. «Кстати, а когда будем возвращаться?» – подумала Ольга и спросила о том Антона.

– Когда устанем от отдыха. Я нашёл человека, который вполне справится с моими. Дорого, конечно, но зато мы с тобой сумеем оторваться по полной.

Говоря это, Антон крепче приобнял Ольгу и чмокнул её в ушко.

При этих словах Антона Ольге на ум пришёл Степан. «И этот, наверное, нашему боссу достаётся недёшево», – успела подумать она. Антон же спросил:

– Но в принципе ты всё-таки сможешь быть со мной месяц?

– Ты имеешь в виду в Турции или вообще? – хитро прищурив глаза, ответила Ольга вопросом на его вопрос. При этом она подумала: «Почему только месяц? Я ж сказала, что свободна на полгода. Хотя полгода – это, конечно, слишком». Антон ответил:

– Я имел в виду Турцию. А вообще, я надеюсь, мы сумеем быть вместе дольше.

Ольге не совсем понравилось его заявление. Вместо слова «дольше» ей хотелось услышать слово «всегда».

– В Турции я сумею быть столько, сколько захочу! – весело и даже немного торжественно заявила она. Но через несколько секунд добавила. – И насколько мне позволят финансы.

Ольга хотела от Антона услышать заверения о том, что насчёт финансов ей беспокоиться незачем, но не услышала. Антон спросил о другом:

– А мама твоя не станет возражать, ну, беспокоиться о тебе?

– Нет. Я сказала ей, что еду со своим парнем.

Ольге хотелось услышать от Антона подтверждение её словам о «своём парне», но она не услышала. Антон продолжал свои расспросы:

– А ты сказала ей хотя бы о том, куда мы летим?

– Господи! – раздражаясь, ответила Ольга. – Конечно же, сказала, что летим в Турцию. Сказала, что буду звонить. Как прилетим, позвоню ей. Позвоним и твоим. Ты сказал им, что летишь со мной?

– Да, я послал им твоё фото. Они одобрили мой выбор.

Эти слова Антона подняли Ольге настроение.

– А ты показала своим моё фото? – лукаво улыбаясь, спросил Антон.

– Нет. А зачем? – слегка пожав плечами, ответила Ольга. И тут же добавила. – Я сказала матери, что ты очень симпатичный. Она доверяет моему вкусу.

Тут Ольга лукавила. Антон не казался ей очень симпатичным, даже просто симпатичным чисто внешне он ей не казался. Не будь Антон столь приятен в общении, не будь он бизнесменом, и не будь он её спутником, она сказала бы о нём «так себе». Лукавила она и в другом: во избежание лишних расспросов, матери она сказала, что едет отдыхать с подружкой Зойкой.

– Ты находишь меня очень симпатичным? – игриво спросил Антон. – Это здорово! Сам я себе таким никогда не казался, или зеркала врут… Но, ты знаешь, твоему вкусу я доверяю больше, чем зеркалам.

– А какой тебе кажусь я? – приняв игривый тон Антона, спросила Ольга.

– Милая, ты издеваешься? Я тебе в первый же день нашей встречи сказал, что не встречал красивее тебя.

Ольга помнила, что такого Антон не говорил, но услышанное ей понравилось.

Идя по посадочному коридору в аэропорту вслед за Ольгой, Антон рассматривал её со спины. Разглядывая некрасивой формы ноги девушки с трущимися друг о друга толстыми ляжками, обтянутые лосинами цвета морской волны, он подумал: «Юбка ей идёт больше». Сверху Ольга была одета в обтягивающую ярко-розовую безрукавную кофточку. «А спина у неё как у грузчика, да ещё заплывшая жиром. Уж надела бы что-то посвободнее», – думал Антон. Но в целом внешний вид Ольги ему нравился. Розовые босоножки, сумочка в один цвет с лосинами, розовый лак маникюра и педикюра, розовая помада, две золотые цепочки на шее – одна с подвеской, другая без, золотые перстни на руках, золотые часики. Металл на сумочке и пряжки на босоножках тоже цвета золота. А вот надушенность Ольги ему не нравилась. Оставляемый ею шлейф духов раздражал его. «Мне предстоит этим дышать всю дорогу», – жалея себя, подумал Антон.

Ольга гордо шла чуть впереди Антона, и во всём её облике читались уверенность и достоинство. Войдя в самолёт, она встретила приветливые взгляды двух стюардесс, ответила им взглядом, несущим в себе оттенок надменности, и спросила, показывая посадочный талон:

– Нам куда?

В голосе её, так же, как и во взгляде, были всё те же нотки надменности. Антон, вошедший следом, заметил это и испытал неловкость. Стараясь компенсировать невежливость своей попутчицы, он, приветливо улыбаясь девушкам-стюардессам, поздоровался и пошутил:

– Понимаю, почему мой друг рвётся в пилоты, все стюардессы такие красотки. Девочки, вы сногсшибательны!

Ольга, услышавшая сказанное Антоном, обернулась с иронично-весёлой улыбкой, игриво мотнула головой и стала продвигаться по ряду к нужным местам в указанном девушками направлении, преисполненная чувства собственного достоинства и гордости. Раньше, вылетая на отдых со своей нескладной подружкой Зоей, Ольга завидовала женщинам и девушкам, имеющим попутчиками мужчин; сейчас же, сопровождаемая Антоном, она чувствовала превосходство над теми девушками, кто ехал на отдых в сугубо женском обществе.

* * *

Левая рука Степана лежала на груди Татьяны, правая гладила её плечо. Татьяна ощущала, как пальцы левой руки мягко и очень ласково сдавливали плоть. Полураскрытые губы Степана шарили по её шее у самого основания головы, роняя лёгкие поцелуи. Татьяна ощущала силу левой ноги Степана, которою он обнимал её ноги. Левый бок её касался его тёплого сильного тела. Всем своим существом женщина ощущала блаженство и истому, взявшие верх над стыдливостью. Степан чуть приподнялся, проложил мелкими лёгкими поцелуями дорожку от шеи женщины к её груди. Захватил губами сосок, стал нежно защипывать его губами. Она еле слышно простонала и зачем-то положила руки ему на голову. Руки сами знали, что надо делать. Они стали чуть заметно направлять голову ниже. Голова Степана податливо стала опускаться, при этом губы его прокладывали поцелуями дорожку к лобку. У самого лобка, чуть окунаясь подбородком в гущу волос, Степан прервал танец поцелуев и поднял голову. Он раздвинул руками ноги Татьяны, посмотрел в её промежность, потом посмотрел ей в лицо. Растрёпанная, оскалившаяся в блаженстве, бесстыжая, не похожая на дневную Татьяну, она была какой-то неправильной и очень притягательной.

Через полчаса Степан наблюдал, как Татьяна, стыдливо прикрывая голое тело халатом, убегает в ванную. «Чего прячется, – думал Степан, глядя вслед убегающей женщине, – да такое тело надо не прятать, а напоказ выставлять». Степану вспомнилась Лариса, её худые плечи, худые ноги, маленький вялый зад, которые она без стеснения демонстрировала ему, да ещё при этом спрашивала: «Как тебе мои ножки? А зад? Не очень большой?» Возвратившись мыслями к Татьяне, Степан думал о том, что и секс с Татьяной много приятнее, чем со многими другими. Подумав ещё немного, по времени секунд пять, за которые в памяти пронеслись запомнившиеся женщины – партнёры по сексу, он поправил себя: лучше, чем с кем бы то ни было. Мягче, нежнее и проницательнее.

Вернулась в комнату Татьяна. Степан читал на лице её стеснение и влюблённость.

– Танюша, ты само очарование, – искренне заявил он, озвучивая свои мысли.

– Ты тоже, – так же искренне ответила Татьяна.

* * *

На вопрос Параченко «как она в постели?» Степан неожиданно для себя огрызнулся:

– Тебе зачем знать?

– Ну все ж как? Тебе понравилось?

– Конечно, – как-то очень поспешно выпалил Степан.

«Что-то тут не так», – думал Параченко, проницательно заглядывая в глаза Степану. Короткий уклончивый ответ Степана только раззадорил любопытство Параченко, тем более что сам он как-то подкатывал к Татьяне. Подкатывал, конечно же, всё с той же целью – привязать её к себе, сделать её своим приближённым лицом; ему казалось, что секс делает женщину зависимой от мужчины. Не вышло: Татьяна вежливо, но твёрдо отклонила его подкаты. Сейчас это было особенно неприятно Параченко. «А этот, видите ли, был допущен к телу. Или нет? – думал Параченко. – Чего-то тут Стёпа темнит. Надо надавить».

– Что, она как акробатка в постели?

– Михаил, всё нормально.

– Нет уж, колись! Ты же у нас холостой, тебе всё можно. А я, сам понимаешь… Я – порядочный семьянин. У меня всё по одной программе. Не скажу, что надоело, но иногда хочется экзотики, хоть послушать.

– Так есть же порнофильмы. Там не только послушать, но и посмотреть… – Степан не сумел договорить. Прерывая его, Параченко несколько громче, чем следовало бы, специально с тем чтоб заглушить его, сказал, втаскивая в голос нотки безразличия:

– Ну, не хочешь, так не говори. Я и сам знаю, что она как корова в постели.

Слово «корова» задело Степана, он хотел ответить резкостью, но ответил спокойно, даже наигранно меланхолично:

– Я б не сказал так о ней, мне понравилось.

«Значит, этому дала», – зло подумал Параченко о Татьяне и, натягивая на лицо простодушную улыбку, которая на этот раз ему не совсем удалась и тут же при следующих словах его затухла, сказал:

– Смотри не влюбись. Знаем мы, к чему приводят служебные романы!

– Вы же сами сказали, мы в одной упряжке. Вот я и впрягаюсь покрепче.

– Впрягайся, впрягайся! – ответил Параченко, и Степан услышал в этих двух словах нотки угрозы.

«Похоже, шкет ревнует», – подумал Степан о Параченко. И это было так.

* * *

Параченко ревновал Степана не только к Татьяне, но ко всем сотрудникам коллектива. Со многими в своём обществе он пытался говорить о новом сотруднике. Суждения о Степане Ивановиче высказывались в основном неопределённые, так как Степана ещё не знали в коллективе, но все чувствовали в нём силу и уверенность, а увольнение им Ольги – помощницы и любовницы босса, как многие думали об Ольге с её же подачи, – обескуражило всех. Все чувствовали и понимали, что руководством начата какая-то игра, но мало кто понимал правила её, и все боялись оказаться в неё втянутыми.

* * *

Татьяна тоже чувствовала игру и так же, как все, не понимала её правил, но особо этим и не заморачивалась. Всё её существо было занято любовью к Стёпочке. Будучи на работе, она сквозь мыслительную сетку рабочего процесса постоянно несла мысль о Стёпе. Часто мысль о нём обрывалась – это когда она входила с кем-то по долгу службы в прямой или эфирный контакт, но по окончании контакта мысль о Стёпочке тут же возобновлялась. Причём это почти не мешало её работе, возможно потому, что мысль эта была светлой, радостной. Сегодня с утра он, как и на прошлой неделе, влетел в её кабинет с бордовой розой. Поискал глазами вазу, увидел её и только после этого передал цветок со словами «Танечка, тебе». Она, принимая цветок, ответила: «Спасибо». Этот утренний эпизод Татьяна уже несколько раз прокручивала в своей памяти. Больше он ничего не сказал. Лучезарно улыбнулся и удалился. И она ничего ему кроме этого «спасибо» не сказала. А утром, ещё раньше, они встретились в коридоре. Татьяна, только что пришедшая на работу, шла в свой кабинет, Степан выходил из кабинета босса. «Пришёл раньше меня, – подумала она. – И босс уже на месте? Рано они». Татьяна и Степан, простившиеся друг с другом четыре часа назад, радостно поприветствовали друг друга и разошлись по своим кабинетам. Розы она у него не видела. Возможно, цветок был убран в его портфель. Татьяна вновь посмотрела на розочку. Та выглядела свежо и совершенно не была помята.

* * *

За обедом секрет розочки прояснился.

– Опять Красавчик подкатывает к тебе с розой? – спросила Лариса Татьяну, жуя зелень.

– А ты откуда знаешь?

– Да видела, как ему курьерской доставкой принесли розу в коробке. Мне он её не подарил, Пригожиной тоже. Я подумала: значит, тебе.

Татьяна не отвечала, продолжала есть с виду спокойно, в действительности же уже не чувствуя вкуса еды.

– Тань, у тебя с ним что-нибудь было? – вкрадчиво спросила Лариса подругу.

– «Что-нибудь» – это секс, да? – плохо скрывая раздражение, вопросом ответила Татьяна.

– Да! И это меня интересует. Ну, вообще-то я просто спросила, может, он тебе что-то поднамёкивает, может, вы в театре были, может, ужинали где. Я вообще спросила, ну, и про секс интересно, – метнув на Татьяну быстрый пронзительный взгляд, ответила Лариса.

– Думаю, Ларис, про секс тебе больше всего интересно. Ты же у нас его в субботу заполучить хотела.

Остановив не донесённую до рта вилку с зеленью, Лариса с нажимом в голосе ответила:

– Почему «хотела»? Заполучила!

Она победоносно посмотрела на подругу, но, увидев изменения в лице той, тут же опустила взгляд в тарелку. Несколько минут ели молча. Первой вновь заговорила Лариса.

– Тань, да я же так, для баловства. Ну выпили чуть-чуть, побаловались, и он уехал. Торопился куда-то. Может, к бывшей. Они, разведёнцы, всегда имеют кучу обязательств перед бывшими и детьми.

Татьяне не удалось скрыть волнение. Лицо её покраснело, взгляд потяжелел.

– Тань, ты чего? Тебе плохо?

– Плохо, – кивая головой и приподнимаясь со стула, чуть слышно ответила Татьяна.

– Сиди на месте! – скомандовала Лариса, руками усаживая подругу назад на стул. – У тебя, наверное, давление. Я принесу водички.

С этими словами Лариса побежала к стойке.

«Не к бывшей, ко мне он торопился, – думала Татьяна о Степане. – Вот гад, мне назначил свидание на вечер, а днём с Лариской!»

– На, выпей, – протягивая подруге стакан, сказала Лариса и, присев напротив, затараторила: – Ты, наверное, из-за Стёпки расстроилась. Да ты же знаешь, Татьян, он мне не нужен. Да и не понравилось мне с ним. А его ты тоже должна понять, мужик он холостой, ищет себе кого-нибудь, вон и к тебе подкатывает.

– А к кому ещё? – вырвался вопрос у Татьяны.

– Ну, – Лариса замялась, – может, к Пригожиной? Хотя нет, это она к нему, а он нет.

– Почему ты так думаешь? Значит, нас с тобой выбрал, а её нет? Может, он её в резерве держит?

– Ой, резерв тоже мне! Не бери ты ничего в голову, наслаждайся жизнью, тащи его в постель.

– Ты ж говоришь, он не очень, – обиженно косясь на подругу, заметила Татьяна.

– Не очень ко мне. А к тебе-то вон с цветочками.

– Ой, я не понимаю, как же можно одновременно и к тебе, и ко мне, и к Пригожиной.

– Мы выбираем, нас выбирают. Мне он не оставил надежды – признаюсь тебе, как подруге. Пригожину тоже игнорирует. Так что пользуйся!

– Лучше бы ты, как подруга, промолчала о вашем свидании.

– Клянусь, если б я знала, что это так на тебя подействует, молчала бы. Я ж не знала, что ты в него втюрилась.

– Я? – испуганно глядя на подругу, спросила Татьяна то ли Ларису, то ли себя.

– Ну не я же! – почти с издёвкой в голосе, но в то же время с сочувствием и пониманием ответила Лариса.

– Да, Ларис, я, кажется, влюбилась. А что, очень заметно?

– Господи! А чего скрывать-то? Можно подумать, ты ограбила кого-то. Ну и люби себе на здоровье! Лишь бы он человеком оказался.

– Знаешь, Лар, а он – Человек!

Лариса по-доброму насмешливо посмотрела на подругу и сказала:

– Я рада за тебя, подруга. Только смотри не ошибись, мне кажется, он… – Лариса осеклась, замолкла, но, видя неистовый вопрос в глазах подруги, добавила: – Не такой уж простой.

Напряжение с лица Татьяны спало, она даже вздохнула как-то облегчённо и с наигранной весёлостью в голосе сказала:

– А зачем мне простак?

– Значит, всё было, – констатировала Лариса, кивая головой как в знак согласия. – Теперь важно удержать мужика.

– Ой, Лара, всё-то ты знаешь! Пошли, а то опоздаем.

* * *

«И под Стёпку ведь подсунулась, всё-таки сумела заманить его, ну и блядища! – думал Параченко о Ларисе, слушая разговор подруг в столовой. – А она не совсем дура, поняла нашего Стёпочку, – думал Михаил всё о ней же. – Конечно, Стёпа не тот простачок, каким прикидывается. А Татьяна – дурёха-дурёхой! Просто обезумела от любви. Знала бы, кого полюбила».

* * *

Вечером на звонок Степана Татьяна долго не отвечала. Весь оставшийся день после обеда она думала о том, что скажет ему, как поведёт себя, решила, что не подаст виду, что знает о его свидании с Ларисой, будет ждать, что он сам как-то это объяснит, но звонок Степана всё спланированное ею разбил вдребезги, мысли запутались, появился какой-то неведомый ей ранее страх, желание сказать ему что-то нехорошее, потому она долго не соединялась. Наконец, решилась, нажала на кнопку соединения. Радостный, бодрый, уверенный голос Степана немного привёл её в равновесие. Он задал вопрос, надо было уже отвечать, но она вопрос прослушала, а потому схитрила:

– Прости, тебя плохо слышно. Перезвони, пожалуйста.

Степан тут же перезвонил. Татьяна соединилась, но опять с небольшим промедлением, и услышала:

– Тань, я у тебя под окнами. Зайду? Напоишь чаем?

– Заходи, – обрадовалась Татьяна. Тема разговора, предполагаемого Татьяной, была для неё так значима, что говорить об этом по телефону ей казалось совершенно недопустимым. У Степана было достаточно времени объясниться с ней по вопросу «мы выбираем, нас выбирают», он же доселе молчал, значит, считала Татьяна, надо как-то подвести его к этой теме, а вот как подвести, она так для себя и не решила.

Войдя в прихожую с красивой зелёной коробкой с выпечкой внутри, Степан передал её Татьяне, а сам тут же потянулся к ней с поцелуем. Татьяна, что-то надламывая в себе, отстранилась, повернулась к нему спиной и пошла в кухню, приглашая его за собой коротким словом «зароходи». Степан не заставил себя ждать. Быстро переобувшись в шлёпанцы, которые оставил у неё сегодня утром, прошёл за нею, подошёл сзади, обнял и уронил ей на шею поцелуй. Татьяна сделала попытку отстраниться. Не получилось. Степан крепко обнимал её за плечи и ронял на её шею свои сказочные поцелуи. Внутренний протест и внутреннее же «да» боролись в Татьяне между собой; победило «да», поддерживаемое невероятной истомой, рождаемой поцелуями Степана, силой его рук, запахом его тела, его дыханием. Перестав вырываться, она позволила Степану повернуть себя к нему лицом и поцеловать в губы. «Боже, – успела подумать Татьяна, возносясь в нереальность, – и я, дура, хотела лишить себя этого? Да бог с ней, с Лариской. Мало ли их у него было. Теперь он выбрал меня, он – мой». В нереальности кружили оба. Степан, перецеловавший доселе немало женщин, и не предполагал, что поцелуй способен так отрывать от реальности, кружить в блаженстве. В поцелуе оба – и Татьяна, и Степан – потеряли своё «я», слились и стали одним целым – лёгким, насыщенным, позитивным. Долгий пронзительный свист чайника прервал их поцелуй. Татьяна стала разливать в чашки чай, Степан, помыв руки, стал распаковывать принесённую им коробку. Жёсткая высокая цилиндрическая светло-зелёная коробка с золочёной каймой была красиво перевязана атласной тёмно-зелёной ленточкой. Степан неумело развязал бант, освободил коробку от ленты и навешанных на неё этикеток, вынул из коробки прозрачный пакет, красиво перевязанный другой, более узкой зелёной ленточкой, отвязал и её, достал из пакета кулич и, не донеся его до выставленной Татьяной широкой мелкой тарелки, со словами «о, какой тут лес!» брезгливо сунул кулич назад в пакет.

– Что там? – заинтересовалась Татьяна.

– Вековая плесень, – ответил Степан, указывая на необычную белую лохматую плесень, покрывающую верх кулича, под которой просматривались шоколадные и карамельные палочки.

– О да! Это лучше не есть. А у меня сырники! Будешь?

– Конечно! Сама пекла?

– А кто же?

– Конечно, буду! А этот кулич отнесу назад. Вот ведь подсунули!

– Кто? Продавцы-то не заглядывали в коробку. Кулич дорогой, химии в него не положили или положили мало, потому он и заплесневел. Поди вон, купи дешёвый торт – он с месяц простоит, и хоть бы что, никакой плесени.

Стали пить чай с сырниками. Степан, жуя сырник, проурчал что-то одобрительное и умолк. Во всём его облике читалось блаженство. Взгляды его на Татьяну были умилённо-ласковы.

Татьяна не выдержала и спросила:

– А ты со всеми так?

Степан насторожился:

– Как?

– Ну, как со мной?

– Танюш, не понял. Что ты имеешь в виду? – во взгляде Степана появилась настороженность.

– Ну, я имею в виду, – очень волнуясь, гася в себе обиду, проглатывая вдруг появившийся в горле воздушный ком, и оттого медленнее, чем обычно, заговорила Татьяна, – твои отношения с женщинами.

– А что мои отношения? – тоже сильно взволновавшись, но внешне равнодушно спросил Степан. Не получив от Татьяны ответа, продолжил: – Танюш, ты, наверное, думаешь, что я к тебе отношусь как ко всем другим? Нет. Ты другая. Ты – лучшая. Я благодарю Бога за нашу встречу.

Все эти слова, сказанные после вопроса, оставленного Татьяной без ответа, Степан произнёс с трепетом, с придыханием. При этом он поднял со стола руку Татьяны, поднёс её ко рту и по окончании слов ткнулся в неё необычно тёплыми и чуть влажными от чаепития губами. Со стороны это выглядело как артистическая игра. Но Татьяне хотелось слышать именно эти слова, и именно так произнесённые. Желание спросить его о встрече с Ларисой отпало, ей было всё ясно: она одна в сердце Степана.

* * *

Так думали и многие в обществе. Татьяна была единственной, кому Степан выказывал особые знаки внимания. Все быстро привыкли к этому, и многие считали их красивой счастливой парой, но не все. Были и те, кто считали, что Татьяна совсем не пара Степану, он мог бы найти и получше; были и те, кто считали Степана не парой Татьяне, но вслух того не высказывали. Шла третья неделя со дня появления Степана в обществе, а отношения Татьяны и Степана всё ещё оставались темой разговоров сотрудников общества, особенно женской его части, хотя зачастую и мужчины пробегались по ней.

«Сегодня Красавчику снова доставили розу. Ему уже должны делать скидки».

«Вы видели, сегодня наш директор по кадрам на работу приехал вместе с Татьяной Владленовной!» – «Ой, да они уже давно вместе ездят не только на работу, но и с работы». – «Красавчик уволил Завального». – «Понятно, убирает конкурентов. Завальный давно на Татьяну глаз положил. Смотри, как бы и тебя не уволил, ты ведь тоже на неё поглядывал». – «Это когда? Я ж женат!»

Но больше всех отношения Татьяны и Степана интересовали босса. Каждый раз, как только Степан заходил в кабинет Татьяны, Параченко, оповещённый специальным сигналом, с очень смешанным чувством, являющимся сплетением зависти, пошлости, ревности и превалирующей над всеми другими чувствами злобы, бросался к нужному монитору и наблюдал за этой парочкой. Обыкновенно взгляд Татьяны масленел, добрел, в нём читалась любовь. Степан же всегда расплывался в своей широкой, очень идущей ему улыбке. Параченко и сам не мог бы ответить на вопрос, зачем он наблюдает за этими людьми, ведь ничего интересного для дела он услышать не надеялся, так как знал, что Степан, сам установивший в кабинете Татьяны подсматривающее и подслушивающее оборудование и даже сигнал оповещения босса о приходе кого-либо в кабинет Татьяны, вряд ли допустит оплошность. Но вот уже на протяжении всего времени с момента, как была установлена следящая аппаратура, Параченко не пропустил ни одного раза, чтоб последить за этими людьми.

Вот и сейчас, услышав звуковой сигнал, оповещавший о том, что кто-то вошёл в кабинет финансового директора, он оторвался от бумаг и, включив звук, уставился в монитор. В кабинет к Татьяне как раз вошёл Степан. Отношения Татьяны и Степана очень отличались от его отношений с женой Маргаритой. Никогда с Маргаритой Параченко не имел разговоров, подобных тем, которые подслушивал между Татьяной и Степаном.

– Танечка, я до сих пор под впечатлением от вчерашнего.

«Интересно, что у них там было вчера. Хорошо бы установить наблюдение в спальне Татьяны», – успел подумать Параченко.

– Ты имеешь в виду спектакль? – лукаво спросила Татьяна, понимая, что в виду Степан имеет другое.

– Нет. Хотя спектакль тоже был ничего. Но я тебе признаюсь, что я на спектакле сидел и всё не мог дождаться, когда он кончится. Так хотелось скорее… увести тебя домой.

– Да? – ещё более лукаво спросила Татьяна, как бы прося разъяснения.

– Ты такая сладкая. Теперь я с нетерпением жду окончания работы.

«Ну даёт! Напевает как соловей!» – раздражённо подумал Параченко о Степане и даже возмущённо мотнул головой.

– Я тоже! – ответила Татьяна, слегка прикусывая нижнюю губу.

«Вот коза!» – злым импульсом пробилась мысль о Татьяне в сознании Параченко, он даже произнёс эти слова вслух.

Глаза Татьяны светились счастьем. На лице её была написана влюблённость – то, чего Параченко никогда не видел во взгляде своей Маргариты. Подобострастие, подхалимство, страх, ужас, радость, огорчение, злобу, жалость, растерянность, испуг, возмущение, одобрение, презрение, понимание, непонимание, симпатию, антипатию, небрежение, уничижение, вопрос, зависть, может, ещё что-то наблюдал Параченко на лице своей жены, но влюблённость – никогда. Параченко осознавал, что применительно к нему в природе никогда не существовало такого взгляда, вот разве только в детстве временами ласковый взгляд матери и добрый взгляд бабки Нюры, но это не то. Зацикливаться на этом не стал, тут же упустил эту мысль, но озлобление его с наслоившейся завистью усилилось. В своей злобе Параченко даже упустил последние слова Степана и Татьяны. Глядя в монитор на широкую удаляющуюся спину Степана, он думал: «Ладно, потерплю ещё, а там посмотрим». Неосознанно лелея робкую надежду на то, что, возможно, произойдёт нечто, что позволит ему беспрепятственно порвать договор с компанией, приславшей Степана, и выгнать Степана из своей фирмы с позором, он понимал, что такое вряд ли возможно.

* * *

Причём не только отношение Татьяны к Степану, но и отношение всего коллектива к Степану раздражало и мучило Параченко. Просматривая вечерами дневные записи видеонаблюдения, он с нарастающей злобой наблюдал на лицах своих подчинённых такие выражения при встрече со Степаном, какие обычно адресуются близким, родным людям. Кто-то расплывался в улыбке, кто-то охотно тянул ему руку как приятелю, кто-то приветливо хлопал по плечу, и никто не выказывал Степану недружелюбия, неприветливости. Для всех, невзирая на то, что из общества были уволены уже четыре сотрудника, Степан был своим человеком. Многие из женской части коллектива, по мнению Параченко, были в Степана влюблены. И, если б не обозначенное Степаном отношение к Татьяне, волнений среди женщин коллектива в отношении Степана было бы значительно больше. «Купила баба порося… – думал Параченко о себе. – Да ещё бабки какие отвалил. Ну технику установили, всё я вижу, и что? Уволил его руками чистюлю Емельянова, козу Пронину и трепло Завального. Да, ещё Ольгу. Вот сволочь, ни разу не позвонила (это об Ольге). Я даже не знаю, где она, как её, если что, вызвать на работу. Видно, хорошо её мужичок-то зацепил. Да это и понятно, возраст. Жалко будет потерять её. Да куда эта дура денется: ни умений никаких, ни рожи, и возраст уж не юный. Скоро позвонит».

* * *

Ольга же, действительно, вот уже третью неделю мечтала позвонить Михаилу. Но возможности такой у неё не было.

Прибыв в курортный городок, Ольга с Антоном устроились в отеле. Многое Ольгу раздражало: нерасторопность служащего на ресепшен, отсутствие интернет-связи в комнате, бестолковость носильщика, остановившегося поговорить со своим сослуживцем прямо на аллее сада, с гружёной багажом тележкой. При других обстоятельствах она проявила бы уже своё раздражение, но близость Антона, его участливость и весёлость делали своё дело. Ольга почти не реагировала на раздражающие факторы. Раза два она пыталась обсудить с Антоном какие-то неприятные моменты, но Антон умело уводил разговор на что-то приятное. Вот и сейчас, сняв с постели покрывало, Ольга провела по простыне рукой и возмущённо сказала:

– Ну прямо как в поезде. Бельё всё влажное.

Ожидающая поддержки своего возмущения, она услышала:

– Влажность даёт прохладу, милая. А это сейчас как раз то, что нам понадобится.

Произнесены были эти слова Антоном с заманчивой хрипотцой. При этом Антон обнял Ольгу и повлёк в разобранную ею влажноватую постель.

Всё было здорово, но недолго.

– Вечером продолжим, – пообещал Антон, целуя Ольгу в плечо, – сейчас пошли пообедаем, пока там всё не слопали.

– Да, пойдём, – поддержала Ольга предложение Антона. – А то сейчас все налетят как саранча. Мы с подругой как-то…

Антон прервал Ольгу вопросом:

– А подруга у тебя такая же симпатичная?

Ольга ответила не сразу. Ей не хотелось признаваться Антону, что подруга её – дурнушка. Такою Ольга видела свою подругу Зою. Но назвать её симпатичной рискованно, ведь когда-нибудь Антон увидит эту «красавицу». Помедлив секунд восемь, она ответила с неопределённостью в голосе:

– Да на любителя.

И, с тем чтоб уйти от этой темы, почти без паузы выпалила свой вопрос:

– А почему ты про неё спросил?

Антон же ответил слишком серьёзно:

– Просто хочу представить, как на вас заглядывались местные парни, наверное, просто с ума от вас сходили. Тут джигиты не хуже наших дагестанцев или чеченцев.

– Нет, мы с Зойкой не были в Турции, я же, кажется, тебе говорила. Здесь я впервые.

– Надеюсь, тебе понравится, милая.

* * *

Первый день пребывания в Турции Ольге действительно понравился. День был жаркий, но ласка моря, густая ухоженная зелень парка вокруг отеля, благоухание цветов – всё это смягчало солнечный зной и придавало жаре праздничную окраску. Не последнюю роль играла еда, которая тут была разнообразной и хорошо приготовленной. Но более всего настроение Ольги было приподнято близостью внимательного, предупредительного, ласкового Антона.

* * *

Вечер этого дня тоже был замечателен. По предложению Антона поехали в клуб, где собираются его друзья-дайвингисты. Клуб был закрытый, небольшой. Ольгу и Антона в клубе приняли радушно. Было понятно, что Антона тут уважают. Все приветливо здоровались с ним, жали ему руку, хлопали по плечу, приобнимали его. Ольге, оказавшейся в этот вечер в клубе единственной женщиной, все тоже весело улыбались, приветливо кивали, двое даже поцеловали руку. По-русски говорили не все, только двое, причём один из них говорил с кавказским акцентом. Ольга подумала о нём: «Чего было этому переться сюда? У них же своих солнца и моря как грязи».

Неожиданно откуда-то из боковой, неприметной среди зеркал двери появился атлетического телосложения высокий брюнет лет тридцати – тридцати пяти, одетый в чёрную рубашку с расстегнутыми до середины груди пуговицами и в белые, хорошо сидящие на нём, брюки. На шее брюнета висела тяжёлая золотая цепочка. Брюнет тут же с распростёртыми объятьями и возгласом радостного приветствия направился к Антону. Мужчины по-братски обнялись, и было видно, что они очень рады встрече. С некоторым разочарованием Ольга отметила про себя, что Антон почти на голову ниже обнимающего его брюнета; редкие нездоровые волосы и лысина его очень невыгодно смотрелись на фоне богатой шевелюры его друга.

– Ольга, знакомься, это Заур – местный князь, – всё ещё радостно улыбаясь, представил Антон друга. «Что значит «князь»? – успела подумать Ольга. – Наверное, это что-то типа главаря». Представляя Ольгу, Антон, как и всем другим, назвал только её имя, не назвав её никем. Это обидело её, но обижаться долго не пришлось, так как в следующее же мгновение она услышала от Заура:

– Наслышан, наслышан. Ты говорил мне, что твоя девушка красива, но ты не сказал, что она опасно очаровательна, от неё трудно отвести глаза.

Говоря это, Заур взял руку Ольги, медленно, не отрывая взгляда от её лица, поднёс руку к своим губам – получилось очень высоко для такого случая – и, почти не наклоняясь, сказав последние слова, уронил на руку девушки поцелуй. Ольга зарделась. Помимо жгучего взгляда Заура она чувствовала на себе восторженные взгляды всех других присутствующих мужчин. Боковым зрением она видела, что некоторые из них при словах Заура о её красоте согласно закивали головами, кто-то даже щёлкнул языком, подобно тому, как это при желании выразить свой восторг делал продавец шаурмы в лавочке, мимо которой Ольга проходила к остановке. Антон, Заур и Ольга прошли за столик, окружённый мягкими диванами. Ольга устроилась на диванчике рядом с Антоном, напротив «князя». По-видимому, заказ был сделан раньше – ничего не спрашивая, парень в национальной одежде поднёс напитки и фрукты. «Интересно, за чей это счёт мы будем пить», – подумала Ольга, не особо любившая спиртное и вдоволь наевшаяся фруктов в отеле. Тем временем «князь» быстро разлил вино и, подняв свой бокал, заговорил:

– Хотел предложить тост за встречу, но изменю традиции. Давайте выпьем за очаровательную Ольгу. Она так неожиданно украсила сегодня наш вечер.

– Неожиданность в том, что меня сегодня не должно было быть с вами? – спросила Ольга, надеясь на то, что ответ будет другим. Ответ и был другим.

– Неожиданность в том, – сказал «князь», пристально глядя в глаза девушки, – что ты так очаровательна. Зная, что Антон любит худышек, я предполагал увидеть просто хорошенькую девушку, а ты так роскошна.

Последнее слово «князь» произнёс с особой интонацией.

Слушая «князя», Ольга успела подумать: «Этот «князь» мне тыкает. За шлюху меня принимает, или, может, у них так принято. Надо будет спросить. Любит худышек – это об Антоне. Не знала. Значит, бывал тут с худышками. Вот сволочь. Хотя…» – мысль эту не додумала: другая мысль вытеснила её: «Этот «князь» назвал меня роскошной, понимает толк в женщинах. А сам-то как хорош. Мне б такого».

– А что мы пьём? – спросила она.

– Хорошее вино. Тебе понравится, – ответил «князь» с нагловатой уверенностью в голосе и даже при этом в подтверждение своих слов кивнул сам себе. Ольга вместе со всеми поднесла бокал с вином к губам, сделала глоток, второй, третий. Захотелось выпить всё залпом: вино было великолепно, но сдержала себя. Неудобно как-то, тем более что «князь» выжидательно смотрел на неё.

– Да, очень вкусно, – заявила Ольга, ставя бокал на стол.

– Я рад! – радостно отозвался «князь». – Это вино с плантаций моего отца.

– Ты хочешь сказать, с твоих плантаций, – вмешался Антон. «Князь» бросил на Антона короткий взгляд и снова обратился к Ольге:

– Мой отец имел большие виноградники в Греции. Дом у моря. Он любил море. У него в Испании всегда наготове стояла яхта, хотя он был большим тружеником и на яхте в море выходил считанное число раз.

Начиная со слов «он любил море…», в голосе «князя» появились нотки грусти. Умолкнув, «князь» опустил голову и уставился куда-то вниз. Заговорил Антон:

– Большой был человек твой отец. Пусть земля ему будет пухом.

– Антон! – возмутился «князь». – Так у нас не говорят. Какая земля! На земле он много поработал. Пусть его душа вознесётся в рай!

– Давай помянем твоего отца. Выпьем.

Выпили. Ольга тоже.

– А что с отцом? Он погиб? – спросила она, участливо заглядывая в неожиданно голубые глаза «князя».

– Можно сказать и так. Жалко, у меня нет такой тяги к земле, как у него. Наверное, я продам виноградники.

– А дом, как договаривались, продашь мне, – слова Антона прозвучали как утверждение, но с нотками сомнения. «Князь» ответил не сразу, пауза висела секунд семь. При этом он состроил на лице гримасу сожаления и огорчения: губы вытянуто-поджаты, он даже мотнул головой в сторону в знак недовольства. Смотрел он при этом не на Антона, а в сторону.

– Ты что, передумал? – Антон от возмущения даже подался корпусом вперёд.

– Я бы, может, и передумал, – уже оборачиваясь к Антону, отпуская каждое слово с интонацией весомой значимости, заговорил «князь», – но данное слово я держу.

– Ну, спасибо, братан! – обрадовался Антон. – Я знал, что ты держишь всегда своё слово.

Антон схватился за бокал, хотел сказать тост, но «князь» прервал его вопросом:

– Когда ты будешь готов? Ты говорил, осенью.

– Да, осенью я сдаю два крупных объекта. Если ты к осени не продашь свои виноградники, я, возможно, и их смогу купить.

– Ой ли, – «князь» недоверчиво мотнул головой, но тут же притворно весело выпалил:

– Растёшь, растёшь, Антон! Я пока в дом пустил туристов, ну знаешь там, киношников. Хорошие ребята, и платят хорошо. Оказывается, это неплохой бизнес – сдавать дом. Если б я не обещал тебе, не стал бы продавать.

Услышанный Ольгой разговор мужчин очень поднял их в её глазах. Особенно значимым ей показался «князь». Ей и так было приятно сидеть в его обществе, а после услышанного стало ещё приятнее.

– А почему «князь»? – спросила она «князя». – Я думала, что княжеств уже не существует.

– Княжеств, милая, может, и не существует, а князья имеются, – ответил Антон, поднимая бокал. – Предлагаю выпить за нашего князя. За тебя, Заур!

Ольга мельком взглянула на Антона и, подняв свой бокал, обратилась к «князю»:

– За вас, Заур!

«Князь» видел, что девушка смотрит на него влюбленно.

– Хорошо, раз за меня, пьём до дна! – предложил он, плохо скрывая самодовольную ухмылку.

Выпили. Полилась красивая музыка.

– Потанцуем? – спросил Заур Ольгу, протягивая ей руку.

– О да! – трепетно отозвалась девушка, чуть ли не вскакивая с места.

– Антон, ты не против? – с опозданием спросил Заур, уже выводя Ольгу из-за стола.

– Танцуйте, танцуйте, я пообщаюсь с ребятами, – ответил Антон, тоже поднимаясь с места.

* * *

Во время танца Заур говорил Ольге комплименты и даже высказался так:

– Если б ты не была девушкой моего друга, я, честное слово, выкрал бы тебя у него.

Ольге нравилось всё, что говорил Заур, но эти слова ей понравились особенно. Ей действительно захотелось быть выкраденной «князем». В отличие от Антона Заур был мощным красавцем, таким мужчиной, какого в воображении Ольга рисовала рядом с собой. Она, оторвав свою голову от волосатой груди мужчины, куда пристроила её на время танца, хитро прищурившись, тайно на что-то надеясь, сказала:

– А ты укради.

Заур внимательно посмотрел на неё, потом крикнул что-то ребятам по-турецки. Тут же подлетел один из парней и перехватил Ольгу. Потом её перехватывали на танец другие мужчины, потом снова объявился Заур. Переходя в партнёрство в танце с подскочившим на зов «князя» парнем, Ольга очень взволновалась, полагая, что стремительный уход «князя» связан с её предложением выкрасть её: ей казалось, что он пошёл готовиться к краже. Переходя от партнёра к партнёру, Ольга пыталась в воображении рисовать картины выкрадывания её, а главное, картины её дальнейшей счастливой жизни с «князем», но каждый из принявших её к танцу партнёров что-то говорил ей, улыбался, и ей тоже приходилось улыбаться, что-то отвечать, что мешало ей полностью сосредоточиться на мыслях о «князе». Внезапное появление Заура, по-хозяйски принявшего её на танец от застенчивого на вид черноглазого парня, скомкало трепетные мысли девушки о предстоящей краже и её райской жизни с «князем». На смену скомканным мыслям брякнулась другая: «Убегал, гад, в туалет». Снова втроём сели за стол, выпили. «Князь» угощал Ольгу арбузом. Кубики арбуза он цеплял специальной палочкой и подносил к её губам. Антон заметил, что смотрится это эротично, надо бы заснять. Фотоаппарат у Антона был с собой. Что-то он снимал. То ли это были фотоснимки, то ли видео. Это Ольга помнила плохо. А вот что было потом, Ольга почти не помнила.

* * *

В памяти всплывали какие-то непоследовательные картины. То она вспоминала красную обшивку дивана из грубо выделанной кожи, в которую упиралась лицом, причём кто-то, навалившись на неё сзади, мощно работал пенисом в её влагалище. То вспоминала восточную музыку, красный фонарь из кожи, ноги свои, закинутые кому-то на плечи, широко раскрытые глаза какого-то смуглого мальчишки, то фотовспышки, то большой подскакивающий пенис, легонько бьющий по её губам, то чью-то волосатую грудь, то большую луну за окном, то голубой дым кальяна, то голую себя на унитазе. Ещё в памяти всплывали привязчивые, наглые мужчины-турки. Антона в этих обрывочных воспоминаниях не было. «Князя» она тоже не помнила.

* * *

Несколько раз Ольга, просыпавшаяся от яркого солнца, бьющего ей прямо в лицо, не могла и не успевала между провалами в сознании понять, где она находится. Рассмотреть помещение ей не очень-то удавалось: глаза видели плохо, всё было в затуманенной поволоке и едва различимо. Закрыв глаза, она снова уходила в сон.

Первым делом, придя в себя в этой комнате, она, очень слабая, встала и на непослушных ногах пошла к окну. Почему к окну, она не знала сама, может, там за окном что-то услышала. Но, когда она подошла к окну, никого за ним не увидела, только на ветке куста сидела маленькая серая птичка, похожая на воробья, да и та в тот же миг вспорхнула и улетела. Окно имело две створки, одна из которых была приоткрыта внутрь, но защищена москитной сеткой. Снаружи всё окно было зарешечено. В комнату веяло ароматом цветов, растущих под окном.

– Эй, кто-нибудь! – крикнула Ольга и сама не узнала свой голос. Крик её больше походил на слабый визг. «Есть же дверь, – подумала она, – выйду, там люди. Наверное, где-то рядом «князь». Ольга ринулась к двери, её мотнуло, она чуть не упала, но удержалась за подоконник, пошла осторожнее и медленнее. Дверь оказалась запертой снаружи. Стук в неё и крики Ольге ничего не дали, только вымотали её ещё больше. Совсем ослабшая, она дотащилась до кровати, хотела лечь, но внезапно появившееся желание курить заставило её оставаться сидеть. В поисках сигарет Ольга обшарила глазами все места, где могли бы быть сигареты, не увидела их нигде, но увидела на прикроватной тумбочке керамические кувшин и кружку. В кувшине было молоко. Накренив кувшин, Ольга налила в кружку немного молока и выпила хотя и слабыми, но жадными глотками. Мысль о том, для неё или нет было поставлено молоко, к ней не пришла. Захотелось ещё. Теперь уже, оттого что почувствовала себя немного лучше и кувшин был уже легче, более уверенно, но всё ещё дрожащими руками налила ещё молока в опустошённую кружку и с жадностью стала пить. Спешность глотков и отсутствие сил подвели, кружка ею была накренена ко рту чуть больше необходимого, и непроглоченное молоко тонкой струйкой потекло по подбородку, упало на грудь и затекло между грудей. Ольга почти не заметила этого, её сознание упустило этот момент, но вкус молока сознанием её был зафиксирован. Молоко на вкус отличалось от того, что она пила в Москве, оно было очень вкусным, утоляющим одновременно и жажду, и голод. Минуты три Ольга посидела на кровати, рассматривая комнату и пытаясь что-то понять, но слабость взяла верх – девушка снова легла. Мысли обрывочными клочками, захлёстывая одна другую, роились в её голове. Она пыталась что-то вспомнить, что-то осмыслить, что-то придумать. Гадала, где находится сейчас, кто с ней, Антон или «князь», хотелось, чтоб был «князь». Гадала, было ли то, что всплывало в её памяти, в действительности, или это был сон. Гадала, почему так плохо чувствует себя, придумала четыре разные версии: обкурилась кальяном, съела что-то не то, упилась, находится в наркотическом опьянении. Но она не помнила, чтоб много пила, не помнила ничего, связанного с наркотиками. Что бы ни случилось, произошло это не по её желанию. Это-то уж Ольга знала точно. Она курила простые сигареты, пила мало, наркотики категорически отвергала. Ещё для неё было вопросом, почему она заперта в какой-то комнате, почему не в отеле. На этот счёт у неё всплывали догадки: возможно, «князь», как и обещал, выкрал её и увёз её к себе, и она где-то у него, или, возможно, она была в таком плохом состоянии, что вести её такую в отель Антон просто не решился и пристроил пока у своих знакомых, возможно, у того же «князя». Ну где же все? За окном послышались голоса, показалось, мужской и женский. Ольга обрадовалась: сейчас придут к ней, но, оказалось, напрасно. К ней не пришли. Она продолжала лежать и думать, но думать получалось плохо: недодуманные мысли увядали, её сильно клонило ко сну. Сколько-то Ольга сопротивлялась, но недолго. «Придут – разбудят», – подумала она и погрузилась в сон.

* * *

Так и вышло: пришли, разбудили. Пришедших было двое – мужчина лет сорока и мальчик лет десяти-двенадцати. Мальчик тормошил Ольгу за плечо и кричал ей почти в самое ухо:

– Эй, вставай! Оля, вставай! Кушать пара.

Произнося имя девушки, мальчик делал ударение на последней букве.

Ольга проснулась и, не понимая, кто эти люди и что им надо, испуганно уставилась на них.

– Кушать, кушать, – сказал мальчик и указал на тумбочку, заставленную едой.

– Вы кто? – спросила Ольга, поднимаясь с постели.

– Хазяин, – сказал мальчик, указывая на мужчину. Мужчина с виду был суров. Не шевелясь, не отрывая взгляда, он смотрел на Ольгу и молчал.

Ольга неожиданно выпалила второй вопрос:

– А ты?

Сейчас её меньше всего интересовало, кто этот мальчик, важнее было знать, где она, что с ней, где «князь» или Антон. Но вопрос сорвался с уст сам, и мальчик с хитроватой улыбкой уже отвечал:

– Тебя смотрю. Кушай, – добавил он, опять указывая на тумбочку.

Ольга хотела есть, но ещё больше ей хотелось знать, где она, что с ней произошло, где её друзья.

– Где я? – спросила Ольга, переводя взгляд с мальчика на мужчину, с мужчины на мальчика.

– В харошем месте, – всё с той же улыбкой на лице отвечал мальчик.

– Как называется этот город?

– Тут нет город. Кушай.

Мужчина посмотрел на мальчика, и они оба пошли к выходу.

– Стойте! – отчаянно крикнула вслед уходящим Ольга. Мальчик и мужчина остановились, обернулись к ней.

– А где тут туалет? – спросила она, почувствовавшая сильный позыв.

– Там.

Мальчик махнул рукой в сторону боковой стены. Ольга пригляделась и увидела на стене дверь, оклеенную стенными обоями, отчего та была неприметна. Пока Ольга разглядывала дверь, мальчик и мужчина удалились. Несколько секунд Ольга приходила в себя, потом встала и пошла в помещение за оклеенной обоями дверью. По размерам помещение было таким же, как и комната, но окна тут не было, а стены и пол этого помещения были покрыты плиткой. В помещении действительно был установлен унитаз, тут же была душевая кабинка с абсолютно прозрачными стенками, зеркало, умывальник с раковиной, мыло, запечатанная зубная щётка, зубная паста, шампунь, гель для душа. На вешалке висели чистые полотенца и даже банный халат. Матерчатые спальные шлёпанцы стояли под вешалкой. Всё было чистым и напоминало Ольге гостиничный номер. Ольга, несколько успокоившаяся, сидя на унитазе, рисовала себе в воображении такую картину: войдёт «князь» и скажет: «Здорово я тебя разыграл, милая. Напугалась?» Ольга даже представила, как она кулаками легонько постучит по его мощной волосатой груди, а потом прильнёт к ней щекой и скажет: «Ты сумасшедший! Пожалуйста, больше так никогда не делай!» Но шло время, появлялся только мальчик и больше никто. Мальчик приносил еду и уносил грязную посуду. Ольга пыталась говорить с ним, но на все её вопросы мальчик только весело улыбался, кивал и говорил: «Харашо, харашо». В очередной раз Ольга ухватила мальчика за рукав и спросила:

– Где «князь»?

Имя «князя» напрочь вылетело из памяти Ольги, хотя она очень старалась вспомнить его. На слова «князь» и «Антон» мальчик не реагировал, но слово «хозяин» знал и, реагируя на него, пытался уяснить, чего она хочет. Ольга же просила мальчика от своего хозяина узнать, где «князь», где Антон, где она находится. Не поняв Ольгу, мальчик удалился, через пять-семь минут появился хозяин. Его свирепый вопросительный взгляд напугал девушку.

– Что нада? – приближаясь к Ольге, неожиданно для неё спросил хозяин на русском языке с акцентом.

– Я только хотела спросить, когда меня вы отпустите, – выпалила она, хотя, уже говоря это, понимала, что лучше было бы спросить о «князе».

– Кагда пришлют твая замена. Нада работать.

Хозяин ближе подвинулся к Ольге, во взгляде его читалось что-то зловещее. Ольга съёжилась.

– Не бойся. Не убьют. Паиграют толька. Ты сладкая, как персик. Отдыхай.

С этими словами хозяин погладил Ольгу по шее, по груди. Ольга, перебарывая страх, спросила:

– Мне нужно позвонить. У меня забрали планшет. Мои родители беспокоятся. Откуда можно позвонить?

– Не нужно. Тут в горах нет связь.

– В горах? Где я?

– Женщина, много будешь знать, голова потеряешь.

Слово «женщина» в устах хозяина прозвучало презрительно, последние два слова прозвучали с нотками угрозы в голосе. Глаза мужчины сузились, в них тоже читалась угроза. Мальчик, остававшийся стоять у двери, посмотрел на хозяина с обожанием.

* * *

«Князь» появился в тот же день в тёмное время суток. Он вошёл в комнату со словами упрёка:

– Ну ты даёшь! Еле отыскал тебя. Ты что, совсем от секса сдурела? Как тебя сюда занесло? Не знал, что русские женщины так любят секс.

– Что? – в негодовании крикнула Ольга, вскакивая с кровати; от ярости и возмущения крик её сорвался на визг. – Где я? Куда ты пропал? Где Антон?

– У! – покачал головой «князь», приближаясь к девушке. – Так ты определись, кто тебе нужнее – я или Антон.

При этом он уже вплотную подошёл к полунагой Ольге и пальцем правой руки поднял её подбородок. Ольга, понимающая, что с ней произошло что-то страшное, молчала, боясь ошибиться с ответом, «князь» тоже молчал. Наконец он заговорил:

– Понятно. Ты же кинула нас обоих. Тебе не важно с кем, лишь бы был секс.

Ольга возмутилась:

– Что ты несёшь! Где я? Что происходит? Кто те люди? – кивком головы девушка указала на дверь, имея в виду людей за дверью.

– Ты что-то неважно выглядишь. Иди в душ. Даю тебе пять минут. И пять на макияж. Я люблю накрашенных.

– Князь, – отчаянно крикнула Ольга, кидаясь к нему, – что происходит? Где я? Что со мной было? Увези меня отсюда!

– Ой, вот только не надо спектаклей, – отстраняясь от девушки, сказал «князь». – Ты там, где и мечтала быть, – в борделе. В турецком борделе. Ты предала моего друга Антона. Он думал, ты порядочная девушка, а ты, оказывается, проститутка.

– Что?

– Ты перебыла со всеми парнями на вечеринке. Помнишь?

– Нет! Это неправда!

– А хочешь, я покажу тебе видео? – с нахальной уверенностью спросил «князь» и, не дожидаясь ответа девушки, полез в свою перекинутую через плечо сумку, которую Ольга заметила только сейчас. И одет он был уже по-другому – в белую футболку и светлые шорты. «Князь» достал из сумки видеокамеру и, включив её, поднёс Ольге, не выпуская её из рук. Ольга тут же узнала себя, окружённую толпой ребят-дайвингистов. Кадры были ошеломляющие. Мужчины делали с Ольгой всё, что хотели, но было похоже, что хотела и она.

– Нет, этого не может быть! Это не я! – отворачиваясь от видео, завизжала Ольга. Она села на кровать, закрыла лицо ладонями. Заур с камерой сел рядом.

– Ты, ты, – с издевательскими нотками в голосе сказал он. – Посмотри, а вот твоя татушка на попке.

Ольга убрала от лица ладони, повернулась к камере. Татушка в форме цветка в кадре была крупным планом. Потом объектив спустился ниже. Увиденное Ольге не понравилось. В кадре были её промежность и часть отвисшего живота. Не понравилось последнее. Зато промежность выглядела интересно. По-видимому, «князь» тоже так решил. Он выключил аппарат и скомандовал:

– Бегом в душ!

– Князь, миленький, я ничего не понимаю! Я не помню такого.

– Ну да, ты же и выпить не дура. Вы, русские, любители выпивки. Алкоголь отшибает память.

– Да я же не пью!

Заур со словами «маме рассказывай эти сказки» поднял Ольгу за руку и повёл в душ.

* * *

Ольга не могла сопротивляться силе мужчины, да и смысла особого в том не видела. В душе она была с полчаса назад, незадолго до прихода Заура, но с удовольствием опять полезла под струи тёплой воды.

В сознании её путались страшные мысли:

«Что он хочет-то? Накраситься велел. Может, увезёт меня отсюда. Хорошо, что косметичку не вытащили. И паспорт, слава богу, оставили. Кто же спёр мои деньги? Золото тоже на месте. Взяли только планшет и деньги. А где Антон? Он, наверное, думает, что я его кинула. «Князь» так и сказал. Как хоть его зовут-то? Наверное, это он всё и подстроил. Споил чем-то, гад. Вот ведь ничего не помню. Боже, как я там выгляжу. Неужели и Антон это видел? Как я могла себе такое позволить? С виду я там как будто и не пьяная. Но я же ничего не помню, или почти ничего. Припоминаю, кавказец всё лез мне под сарафан, тискал мои груди. Потом целовал мои груди, а сарафан? Его на мне уже не было. А где он сейчас? Вроде бы лежал в чемодане. Кто же напялил на меня ночнушку? Как я вообще тут оказалась? Боже, а этот рыжий, как я с ним! Этого я совсем не помню. И остальное не помню. Вот только кавказец лез под сарафан, чуть не порвал его. А может, порвал? На видео я дальше без сарафана, а этот гад целует мне груди. А кто-то другой гладит мне ноги. А дальше… Стыдобища. Где были «князь» и Антон? «Князь», сука, снимал всё это, а Антон? Его в кадре не было. Что «князь» сказал о борделе? Неужели он не шутил? Всё может быть, страна дикая. Какие-то мужики были… Боже, вот влипла. А этот гад Антон бросил меня! Может даже, они в сговоре. Билеты на обратный путь у него. Я и без денег, и без билета. Как же я вернусь домой? Что мне делать? Надо на случай быть повежливее с этим «князем». Как же его зовут-то? Ну и гад. А я размечталась, думала, нормальный мужик повстречался».

* * *

Ожидая выхода Ольги из душа, Заур думал о своём. Ему вдруг пришла идея за деньги показывать в закрытых помещениях отснятый им фильм с участием Ольги. Мужикам это будет интересно. «Надо будет заретушевать лица мужчин, – думал Заур. – Ахмед оторвёт эту запись с руками». – Заур даже стал прикидывать, сколько денег за неё можно запросить с Ахмеда, ведь, имея такую запись, Ахмед увеличит свои продажи, количество клиентов его забегаловки возрастёт. Перебивая эти размышления, в сознание ворвалась другая мысль: «Надо младшему братишке Мустафе подарить её. На ней можно поиметь деньги, пусть Мустафа чуть-чуть богаче станет. Хороший будет ему подарок ко дню рождения. – Заур стал представлять, как Мустафа будет для посетителей своего кафе в отдельном закутке за отдельную плату демонстрировать этот фильм. – Клиенты попрут как мухи на навоз. Ладно, и кинопроектор с экраном ему куплю сам. Будет от меня хороший подарок ко дню рождения. Всё же двадцать лет – юбилей. Надо будет ещё другие фильмы пригнать. Надо ещё наснимать с этой, пока её совсем не затаскали. – Посмотрел на часы: было два часа ночи. – Сегодня не получится, – решил Заур, – завтра организую. А что эта шлюха там примолкла?» С этими мыслями Заур сорвался с дивана и пошел в помещение за оклеенной обоями дверью. Душевая кабинка с прозрачными стенками походила на витрину. Увиденная Зауром картина обнажённой женщины под струями воды ему очень понравилась. Радуясь своей находке, он тут же вынул видеокамеру и начал съёмку.

* * *

Вопреки ожиданию Ольги, Заур не увёз её никуда. Заставив Ольгу сделать всё, что ему нравится (она почти не сопротивлялась, ей тоже почти всё нравилось), Заур отлёг на постель и, стягивая презерватив, буднично сказал:

– Следи, чтоб мужики надевали презервативы. Тут всякие водятся. Если будут сопротивляться, сообщишь хозяину.

Услышанное ошеломило Ольгу. Она поняла, что «князь» оставляет её здесь как проститутку.

– Заур, – Ольга вдруг вспомнила имя «князя», – какой ещё хозяин! Ты что говоришь! – почти завизжала она.

Заур поднялся, посмотрел на неё внимательно и так же буднично ответил:

– Ты правильно поняла, ты будешь тут работать. Хозяина ты знаешь. Сказали, у тебя нет денег не только на еду, но даже для того, чтоб улететь домой. Их надо отработать.

– У Антона есть билет на обратный путь. Отвези меня к нему. Отвези в отель. Там оплачено всё на три недели. Произнося срок, Ольга запнулась. В действительности она даже не знала, на какой срок ими была куплена путёвка. Всё заказывал и оплачивал Антон. Ей это нравилось.

– Антон улетел с разбитым сердцем. Ты сильно подвела его. Нас чуть не поссорила. Он решил сначала, что я тебя у него отбиваю, но, когда всё увидел, всё понял сам. Потом для убедительности я показал ему и это, – Заур указал на свою сумку, в которой была видеокамера, – он чуть не рехнулся от стыда. Думаю, теперь он сюда никогда уже носа не сунет. Боюсь, что из-за тебя он даже дом мой покупать осенью не приедет. Ну ты и сучка! Да разве девушка ушла бы с другом своего парня, если бы она его любила?

– Да я и не любила Антона. Мы же просто по Интернету с ним списались для совместной поездки. Я, Заур, в тебя влюбилась, – выпалила Ольга полуправду. Заур скривил в ухмылке губы и, презрительно фыркнув, ответил:

– Да, видел я твою любовь. Да если б моя девушка так себя вела, я б не знаю, что сделал, – эти слова Заур произносил взволнованно. – Ты же всем дала, всем!

– Меня вы чем-то опоили.

– Да если б и так. Да, мы опаиваем девушек и видим, кому принадлежит её сердце. Опоённый человек обнажает свою сущность. Мне стала ясна твоя сущность. Антону тоже. Опоённая, ты должна была виснуть только на своём Антоне или на мне, если, как ты говоришь, влюбилась в меня. Ты же висла на всех!

– Не ври! – подскакивая с кровати, завизжала Ольга. – Я ни на ком не висла!

– Ладно, как-нибудь я покажу тебе всё видео. Это интересно. Сейчас мне некогда. Мне пора уезжать.

При этих словах Заур поднялся и уже начал одеваться. Ольга оббежала кровать и кинулась на него с попыткой обнять. При этом она визгливо кричала:

– Князь, миленький, не оставляй меня тут! Буду верой и правдой тебе служить. Пожалуйста, ну пожалуйста!

– Какая вера, какая правда, женщина? – отстраняя Ольгу, ответил Заур. – Будешь служить своему хозяину. Будешь паечкой – он всё будет докладывать мне – я, так и быть, в память об Антоне отправлю тебя в Москву.

– Когда? – в голосе Ольги звучали нотки надежды.

– А сколько ты собиралась отдыхать в Турции? Кажется, с полгода. Ну вот и отдыхай себе на здоровье. Ребята у нас горячие, тебе понравится.

– Нет, самое большее – три недели. Мы не собирались тут быть долго. Меня будут искать мои родители, – поколебавшись, Ольга добавила, – и босс.

– Босс, говоришь. Ну, раз будут искать, то найдут. Мне хоть не придётся тебя переправлять.

На этот момент Заур был уже одет; он взял свою сумку, перекинул через плечо и направился к двери.

– Стой! – Ольга ухватила мужчину за руку. – Где мой планшет? Мне надо позвонить.

– Тебе не надо звонить. Планшет тебе вернут, – после некоторой запинки добавил, – может быть, при отъезде. Но не уверен. Паспорт твой я забираю.

– Я не отдам! – крикнула Ольга, боковым зрением глянув на чемодан. На этот раз в голосе её не было визга.

– Тебя не спросил, – отнимая руку, ответил Заур с издёвкой в голосе. – А как я билет тебе буду покупать?

– А как мои вещи здесь оказались? Антон привёз?

– Нет. Антон, уезжая, сдал их в камеру хранения отеля. Он мне позвонил, я забрал их.

– Антон совсем уехал?

– А ты как думала? Он, дурак, думал, хорошую девушку встретил, хотел меня осенью на вашу свадьбу пригласить, а ты… – взгляд Заура изменился. В нём читалось презрение, и даже злоба. – Мне даже обидно за друга, – с этими словами Заур развернулся и пошёл на выход.

– А деньги! Где мои деньги?

Заур остановился, застыл на секунду на месте, медленно развернулся к девушке и спросил:

– У тебя было много денег?

– Тысяча долларов. – Ольга сказала правду. Не зная, сколько они с Антоном пробудут в Турции, сколько стоят занятия дайвингом, массажи и прочее, будет ли Антон оплачивать их расходы, она взяла почти третью часть всех своих сбережений, надеясь на то, что все деньги привезёт с собою назад.

– Вот сволочь! – выругался Заур.

– Кто? – не понимая, о ком речь, спросила Ольга.

– Да подонки эти, туристы. Я попросил ребят – туристов из Питера – завезти твой чемодан сюда. Даже оплатил им это. А им, видно, мало показалось, решили ещё в вещах порыться. А больше ничего не пропало?

– Нет… Кажется, нет. Я ещё плохо посмотрела вещи.

Ольга уронила взгляд на свой чемодан, стоящий у кровати. Заур тоже посмотрел на него.

– Вещи разбери! – скомандовал он. – Вон же тумбочка, шкаф. Лучше запри, а то всякие тут будут, ещё что-нибудь сопрут, а то и весь чемодан разом уволокут. Останешься в одной ночнушке. В чём я тебя в Москву-то буду отправлять?

Сказав это, Заур развернулся и вышел. Ольга кинулась следом, дверь уже оказалась запертой. Ольга стала колотить по ней, кричать, но это оказалось бесполезной затеей. Кинулась к чемодану, проверила: паспорта в нём не было. «Значит, «князь» забрал. У рабов всегда отнимают документы. Я как в клетке», – подумала Ольга, помня, что окно комнаты, где она заперта, наглухо зарешечено.

* * *

Вспомнилась птичка в клетке у Анны Матвеевны – бывшей соседки по коммунальной квартире. Птичка эта прожила недолго. Ольга помнит день, когда, вернувшись из садика, она увидела в прихожей коробку из-под обуви. Не раздумывая, Ольга открыла коробку и увидела в ней мёртвую птичку. Застывшая птичка с полузакрытыми глазками лежала на боку, вытянув коричневые лапки.

– Птичка! – воскликнула Ольга, не понимая, что птичка не жива. – Она что делает? Спит?

Мать грубо выдернула из рук дочери крышку от коробки, с раздражением кинула её на коробку с птичкой, так же грубо схватила девочку за руку и втолкнула её, не переобутую, в комнату. Девочка слышала из-за двери крик матери, отчитывающей Анну Матвеевну за то, что та «под нос ребёнку подкидывает дохлятину», и еле слышимые, а оттого неразборчивые ответы Анны Матвеевны. Ольга поняла, что что-то тут неправильно. Она долго думала о птичке и только под вечер отважилась спросить мать:

– Мама, а птичка у тёти Ани больше не поёт? Она теперь будет спать в коробочке?

– Сдохла она! – грубо ответила мать, не отрываясь от телевизора.

– Как сдохла? – не поняла девочка.

Вмешался дядя Валера – тогдашний сожитель матери Ольги:

– Мама хотела сказать, что птичка умерла.

– Как умерла? – опять не поняла Ольга.

Дядя Валера собирался ответить, но мать опередила его:

– Что, сумничал, да? – теперь уже оторвавшись от телевизора, зло глядя на сожителя, почти выкрикнула она. – Ну, объясни пятилетнему ребёнку про смерть. Ты-то о ней лучше всех знаешь.

Мужчина понял, что последними словами сожительница намекала на смерть его жены и сына, погибших год назад при возвращении из гостей от бабушки. В вагоне поезда, где ехали женщина с ребёнком, ночью загорелась обшивка, причём не сразу пламенем, а начала гореть где-то изнутри, выделяя едкий дым. Жена и сын Валерия ближе всех находились к очагу возгорания, им спастись не удалось, оба задохнулись.

Валерий сморщил лицо, зажмурил глаза, опустил голову и застыл. Постоял так три секунды. Потом подошёл ближе к дивану, на котором сидела Ольга со своей любимой куклой, опустился на пол рядом с диваном и попытался объяснить девочке, что значит «птичка умерла». Немного ему это удалось, но понять совсем, что же с птичкой случилось, Ольга тогда так и не сумела. Она поняла из объяснений дяди Валеры, что птички не будет, петь она не будет, тётя Аня не будет ей больше покупать корм. Кто будет жить в клетке птички, он не знает. Птичку тётя Аня закопала. Ольга помнит, как мать раздражённо прервала их разговор:

– Ага, ты ещё на кладбище её своди к своим! Чего ты ей всё о птице-то дохлой, поговорить тебе, что ли, не о чем? Поди лучше ужин разогрей.

* * *

«Какая же мать дура, – подумала Ольга, – такого мужика потеряла (о бывшем сожителе матери – дяде Валере). Игрушки мне дарил, пальто купил красное, не пил, не курил вроде даже». Ольга попыталась вспомнить дядю Валеру с куревом – не вспомнила. Следом в воспоминаниях всплыл следующий сожитель матери, закоптивший, по словам соседки тёти Ани, всю квартиру. Это был неряшливый Фёдор – грузчик ближайшего продуктового магазина, который с матерью тоже прожил недолго. После Фёдора мать ни с кем уже не сближалась, жила одна и постоянно злобу свою вымещала на соседке – Анне Матвеевне. Вспомнив постоянные придирки матери к Анне Матвеевне, Ольга ещё раз подумала о матери: «Какая же дура, в людях не разбирается».

* * *

Все эти воспоминания и мысли пронеслись в сознании Ольги менее чем за минуту. Оборвались они так же неожиданно, как и появились. Мысль о не разбирающейся в людях матери захлестнулась мыслью о себе, тоже не совсем разбирающейся в людях. И сознание её снова заполнилось реальностью, в которую она не хотела верить. Очень захотелось курить. «Хоть бы сигарет у «князя» выпросила! Не догадалась!» – ругала себя Ольга, которой курение запретил хозяин. Ольга валялась в постели с клубком путаных мыслей, большей частью которых были различные версии её догадок и предположений. В числе их была даже версия о том, что Антон нарочно привёз её сюда и сдал в рабство. Сознание её, опирающееся на воспоминания о приятных отношениях с Антоном, отказывалось принимать такую версию; тогда её заменяла другая, где основным её врагом становился «князь». Нынешнее поведение «князя», откровенно называвшего её проституткой да и обращавшегося с ней как с проституткой, удручало её.

На улице рассвело, защебетали птицы, а Ольга всё лежала в постели и думала. Отпуская мысль о том, кто же её подставил, она всё больше мысленно искала пути к спасению. Ничего путного в голову не шло, всё на чём-нибудь спотыкалось, рушилось. Оставалось надеяться, что «князь» смилостивится и отправит её домой раньше, чем обещал. Мысль эта не дала ей успокоения, но слабость взяла верх, и девушка провалилась в глубокий сон.

* * *

В комнате не было часов, потому о времени Ольга лишь догадывалась по солнцу, по пению петухов, по телевизору, по приносимой еде. Еда была хорошей, кормили трижды: утром подавали каши, лёгкие супцы, омлет, яичницу; на обед – наваристые мясные супы, мясо с гарниром, фрукты, чай; на ужин – опять что-то мясное или рыбное. Все три раза блюда подавались со свежей зеленью. После ужина мальчик приносил небольшой графин с красным домашним вином – для веселья, как пояснил ей хозяин. Хозяин заставлял Ольгу встречать мужчин, приходивших к ней для сексуальных утех, приветливо, с весёлой улыбкой. Этих мужчин хозяин и мальчик, имя которого Ольге так и не удалось узнать, называли клиентами. По неизвестной Ольге причине работа с клиентами допускалась до трёх часов ночи. Однажды Ольга слышала, как, выпроваживая клиента, хозяин сказал, что уже три часа. В три они закрываются.

* * *

Клиенты были разные. Некоторые были даже приятны Ольге, но некоторые просто очень даже противны. К числу противных клиентов относился «старый хрыч», или «вонючка», – так про себя Ольга называла высокого костлявого старика лет семидесяти-восьмидесяти, который пахнул мешаниной нескольких отвратных запахов: кислого пота, резкого приторно-сладкого дезодоранта, болезненной вони и зачастую зловония изо рта. Общение с этим клиентом было для Ольги большой мукой. Кроме того, что при общении с ним затруднялось дыхание от вони, ей были противны прикосновения к её телу его старых жёстких ладоней с потрескавшейся кожей, и ещё более было противно касаться его плоти. Клиент этот никогда не раздевался, но непременно вываливал из штанов своё «достоинство» и требовал от Ольги, чтоб она его ласкала. Ласкать это губами, тем более брать в рот, Ольга напрочь отказалась, что вызвало стычку между клиентом и хозяином, принявшим сторону Ольги, и потому клиент довольствовался лишь ласками рук. Сам же он любил трогать шею девушки, руки, ноги, груди и больше всего задницу. После общения с этим клиентом Ольга всегда долго отмывалась в душе. Были ещё два неприятных Ольге клиента, которые, к счастью, бывали нечасто, но зато пятеро других дарили ей усладу. Несколько раз у Ольги даже мелькала мысль: «Кормёжка отменная, номер приличный, солнца навалом, секс – что надо, вот только бы ещё курить разрешали, было бы море, да чтоб этого старпёра и тех двух придурков не было – и чем не курорт?» На следующий день после визита «князя» Ольга, раскладывая свои вещи, обнаружила в ящике тумбочки пульт от телевизора; к счастью, телевизор, установленный высоко на стене напротив её кровати, работал нормально. На шкафе она нашла несколько потрёпанных русских журналов и книг. Целыми днями в отсутствие клиентов Ольга смотрела телевизор (в числе доступных телеканалов было два русских) и читала. Душ работал исправно, полотенца и постельное бельё мальчик менял ей ежедневно, еду подавал вовремя, в комнате убирался.

* * *

Но, невзирая на «курортность» бытия, Ольга мечтала скорее выбраться отсюда. Ей очень не нравилось её положение рабыни, оно огорчало, пугало, раздражало и даже бесило её. Своё положение она считала унизительным, а поведение некоторых клиентов – оскорбительным. Постоянно, если ум её не был занят очередным телепросмотром или чтением, Ольга то прокручивала разные версии того, как и по чьей вине она тут оказалась, то выстраивала планы побега, то обращалась мыслями к Параченко, к работе, иногда и к матери. Но чаще всего мысли её крутились вокруг Антона и Заура. Надежда стать женой или подругой Заура безвозвратно исчезла; единственно, помня слова Антона о том, что «князь» всегда держит слово, Ольга надеялась, что он отправит её домой, а вот надежда стать женой бизнесмена Антона, пусть и вяленькая, но всё же не оставляла её. Ольга прокручивала в воображении картины их встречи, их объяснений. Многократно она вырисовывала в воображении, как прощает Антона, бросившего её на произвол судьбы, как они счастливо живут в их новой квартире в центре города: он, влюблённый в неё, и она, влюблённая в его (их) деньги и довольная положением жены богатого бизнесмена.

* * *

Шла четвёртая неделя «отдыха» Ольги в Турции, а она так и не сумела ещё ни разу позвонить кому-либо. Сразу по приезде звонок матери она отложила, считая, что это и не обязательно, что успеется, что лучше позвонить, когда Антон будет в душе. Ей, знающей, что этот разговор в зависимости от настроения матери может иметь любой характер, не хотелось, чтоб Антон слышал его. Звонить на работу, по её мнению, было рано: она планировала позвонить боссу недельки через две или через недельку, не раньше, невзирая на то, что желание сообщить всем на работе о своём чудесном отдыхе было велико. Сейчас Ольга готова была на многое, лишь бы дозвониться до кого-нибудь, хотя «кто-нибудь» не годился, дозвониться нужно было до Антона или до босса. Мать она не брала в расчёт, понимая, что та ничем не поможет ей, а только навредит. Ольга шла на различные ухищрения, пытаясь у хозяина, обслуживающего её мальчика и у клиентов выяснить, как называется место, где она находится, выманить телефон, но до сегодняшнего дня ей ничего не удавалось.

Сегодня повезло. Правда, было ещё не понятно, насколько повезло. Сегодня Ольге удалось позвонить Параченко, но захочет ли тот помочь Ольге, оставалось для неё вопросом. Параченко так и сказал: «Ну ты и вляпалась, не знаю, сумею ли я тебе чем-то помочь». Зная босса, Ольга понимала, что эти его слова могли значить «да на фига мне тебе помогать». А если босс даже захочет помочь, то сумеет ли? Ведь Ольге не удалось даже правильно назвать место своего пребывания.

* * *

Сегодня клиентом Ольги должен был быть отвратный старик – «хрыч-вонючка», о чём Ольга, предупреждённая им в прошлый раз, знала, и это с самого утра портило ей настроение. Ещё раньше Ольга просила хозяина не допускать к ней этого клиента, но хозяин с непроницаемым, как всегда, выражением на лице ответил ей:

– Терпи. Это работа. Я же не замуж за него тебя выдаю.

«Упаси боже!» – подумала тогда Ольга, представляя не себя, а какую-то стороннюю девушку замужем за «хрычом», и ей стало очень жалко эту девушку. Потом мысли её запутались в теме её личного брака, но уже с Антоном, ну, или с Михаилом, или ещё с каким-нибудь приятным человеком, даже представила себя женой хозяина: он был приятен Ольге, хотя сказанное им сейчас обидно хлестнуло сознание: «Говорит обо мне как о собственности. Видите ли, он меня замуж не выдаёт. Да кто он такой!»

Сегодня, чем больше приближалось время встречи с «вонючкой», тем тоскливее становилось Ольге. Думая о костлявом клиенте, Ольга почти физически ощущала на своём теле прикосновения его прохладных, жёстких, шершавых ладоней с потрескавшейся под воздействием грибка кожей, почти физически ощущала его противный запах, и дыхание её непроизвольно спиралось. Понимая, что ещё раз просить хозяина отстранить от себя вонючего клиента бесполезно, она думала, как ей от него избавиться. Прикокошить нельзя: саму тут же прикокошат; оболгать, сказать, что позволяет себе больше дозволенного, нельзя: усилят слежку за стариком, а стало быть, и за ней; упоить невозможно. Желающим клиентам по их заказу подавалось спиртное, но мало кто из них что-то заказывал в её номер. Напоить его своим вином, но с такого количества не то что клиент, сама-то она не хмелела. Хорошо бы усыпить старика. И тут Ольга вспомнила, что в поездку эту на всякий случай прихватила украденный ею порошок, который когда-то по приказу босса всыпала в бутылки с вином, выставленные затем всем на новогоднем корпоративном вечере. Воспоминание это обожгло сознание девушки, как горячей струёй. Порошок – то, что надо! Ольга бегло вспомнила несколько курьёзов, произошедших в тот вечер с некоторыми из её сослуживцев, улыбнулась. Но улыбка эта вовсе не относилась к воспоминаниям о курьёзах, то была улыбка радости победы. Ольга тут же кинулась к своему чемодану в надежде, что порошок всё ещё находится там, куда был ею определён при сборах. Она порывисто открыла шкаф, так же порывисто вытащила из него чемодан, открыла, сгребла всё содержимое в одну сторону и, схватившись за язычок потайной молнии на подкладке чемодана, судорожно потянула его, расстегивая молнию. Сунула ладонь под подкладку, стала шарить. Все эти её действия были неестественно насыщены энергией напряжения, как если бы от этого зависела её судьба. Пальцы нащупали маленький целлофановый пакетик.