Читать книгу Эсса - Ника Муратова - Страница 1

Оглавление

Эсса – мальчик из маленького городка на границе Сенегала и Гамбии. Худой и пластичный, простодушный в своей наивности. Глупый в своем простодушном восприятии мира. А может, умный, но по-своему. Когда-то я любила его как старшая сестра. Потом ненавидела как оскорбленная женщина. Потом… Впрочем, все по порядку.

В Сенегал я попала по работе. Я всегда была уверена, что могу внести посильную лепту в мир во всем мире. Что смогу помочь народам понять друг друга, смогу помочь всем научиться жить в мире, понимании и любви. Потому и присоединилась к международной организации, занимающиейся медицинскими проектами в развивающихся странах. Не скажу, что работа моя напрямую была связана с моей верой, но, по крайней мере, близко подводила меня к ней.

Проект, по делам которого я приехала в Африку, проводил свою работу в Касамансе, провинции Сенегала, вытянутой вдоль границы с Гамбией. Частично провинция выходила на Атлантический океан, а некоторые города, как Зиганшор, например, располагались на берегу реки. В Зиганшор я прилетела из Дакара на самолете, что сэкономило мне как минимум часов восемь езды на машине. Меня поселили в довольно приличном отеле, одном из лучших в Зиганшоре. Отель состоял из квартир, полностью меблированных, с кухонкой и посудой. Во дворе отеля был разбит прекрасный сад из тропических деревьев, цветов и кустарников. Зиганшор привлекал довольно много туристов Сенегала и Гамбии – город располагал приятной глазу природой, славился гостеприимными людьми и низкими ценами при хорошем сервисе, намного более низкими, чем в Гамбии и Дакаре.

Моим гидом и поверенным в незнакомом городе стала Ади Конте, полная, энергичная сенегалка из племени джола, с коротко остриженными волосами. В круглых очках и тонкой цепочкой с крестиком на шее, Ади выглядела не совсем типичной сенегалкой – уж слишком строгий у нее был вид, она редко улыбалась и не носила тюрбаны из цветастых платков, как остальные женщины. Позже я заметила, что короткую, почти под корень, стрижку носили в местном обществе в основном женщины прогрессивного склада. Жительницы деревень вплетали в косички искусственные волосы, а городские носили парики. На коротко стриженных смотрели с некоторым недоумением и даже с опаской Прогрессивных женщин побаивались, не понимали. Ади работала в проекте пять лет, и на ней держались все дела. В первый же день она предложила привезти мне ужин и документы для ознакомления. Однако прочесть я ничего не успела. Устала. Наспех перекусила кус-кусом с жареной рыбой. Непривычные приправы поначалу показались мне слишком резкими, терпкими, но потом я привыкла к ним и мне даже понравилось. Уснула быстро, несмотря на громкую музыку, доносившуюся из ближайшего кафе.

Уже на следующий день каким-то образом все соседи и люди с улицы прознали о том, что я врач. Стыдно сказать, но практиковать я не собиралась, это не входило в мои планы. Я давно отошла от практической медицины, и несмотря на то, что, возможно, практическая помощь здесь была бы более уместна, чем проектная, практику я успела подзабыть, так что об этом и речи быть не могло. Однако для зиганшорцев мои планы не имели никакого значения. Я была белой и врачом. Это определяло мой статус и отношение ко мне.

– Доктор, у меня СПИД!

– Доктор, мой ребенок умирает!

– Доктор, моей жене нужны лекарства!

– Моя жена беременная, она рожает, ей надо в госпиталь!

– У меня малярия, доктор! Я умираю!

Охранник отеля даже и не пытался сдерживать толпу. Ему было все равно. Эти попрошайки были его народом, он их понимал, а меня нет. Я решила быть твердой и перестала выходить к просящим. Наплыв людей схлынул, но все равно время от времени к моему номеру пробирались какие-то люди, прося о помощи.

Самым тяжелым стал опыт с водителем офиса. Наш водитель, Мамаду, почти неделю не выходил на работу, а в воскресенье явился ко мне, заявив, что болен.

– Чем ты болен, Мамаду? – спросила я, не представляя, чем смогу ему помочь.

Он приподнял майку, обнажив выпирающие ребра, впалый живот с тонкой кожей и обширные герпетические высыпания. Я мало разбиралась в этом, но все же картинки из атласа сразу всплыли перед глазами. Соединив в уме его постоянный кашель, а также частые недомогания, я пришла к неутешительному выводу. Поздняя стадия СПИДа, возможно, туберкулез. В таком состоянии он просто не мог больше у нас работать. Но и лечение он не мог себе позволить. Что же делать?

– Мамаду, ты хоть сам знаешь, что с тобой?

– Болен я, мадам. Очень болен.

– И давно?

– Да.

– А к врачу обращался?

– Много раз, мадам. Столько таблеток уже выпил.

– Ты слышал когда-нибудь о такой болезни, как СПИД?

Он помолчал. Потом заглянул мне в глаза.

– Да.

– Надо проверить твою кровь, Мамаду, сделать тест. Тебе надо лечиться, но ты же и сам видишь, что болезнь зашла уже очень далеко.

– Да, мадам.

Он опустил голову. Мы долго говорили с ним, я попыталась объяснить ситуацию. Оказалось, он был готов к этому. Видимо, я не первая, кто сказал ему о его диагнозе, хотя он и не упоминал о нем.

– Но что же делать, мадам? Как мне прокормить семью? Я их единственный кормилец! Я и так трачу много денег на лекарства, врачей. А без работы нечего будет есть!

Я могла помочь только тем, что попросила выплатить ему зарплату за дополнительный месяц и от себя дала немного денег. На следующий день он вновь пришел ко мне. На этот раз с женой и старшим сыном, Эссой. Тому было около шестнадцати лет. Высокий, худой и улыбчивый, он сразил меня обаянием и дружелюбием, очень детской какой-то застенчивостью.

– Эсса хочет работать. Возьмите его к себе, мадам.

Мы долго спорили, что это невозможно, у нас в офисе нет мест. Но потом я решила, что, в конце концов, это самое малое и самое реальное, что я могу сделать. Ну, пусть поможет мне ходить на рынок, моет машину, покупает хлеб, в конце концов. Не такой уж это тяжелый труд, а какой-то доход для парня будет.

Так у меня появился свой house-boy, мальчик-прислуга. Это очень распространенный вид услуг в Африке. Иногда для этого берут девочку, иногда мальчика, они таким образом зарабатывают себе на жизнь посильным трудом. Я вовсе не стремилась иметь прислугу, даже и не думала, что в течение пары месяцев мне может понадобиться чья-то помощь по дому, но работа для Эссы была шансом откупиться от Мамаду и моей совести.

* * *

Эсса, как оказалось, не был родным сыном Мамаду. Он был живым свидетельством еще одной странной западноафриканской традиции – обмена детьми или так называемого усыновления внутри семьи. Если женщина имела нескольких детей и ее сестры-братья тоже, между ними было принято обмениваться детьми. Женщина отдавала парочку своих под опеку сестер-братьев, те же отдавали ей парочку своих. Подобные обмены служили одной большой цели – укреплению родственных связей, чтобы все ощущали себя единой семьей, а не раздробленными ячейками.

Сколько я ни пыталась разобраться в этой традиции, я так ничего и не поняла. Когда бедные родственники отдают своих детей более богатым, это хоть как-то объяснимо. Но не финансовое положение определяло традицию обмена детьми. Зачастую дети, конечно, попадали к более богатым родственникам, и те их нещадно эксплуатировали как прислугу. И это считалось нормальным – дети получали возможность ходить в школу и отрабатывали это домашним трудом. Но бывало и наоборот. Особый пункт – если у женщины умер муж и она осталась одна, без мужской опеки. Тогда разослать своих детей по родне являлось просто обязательным. Причем отправить их следовало туда, где была полная семья, так как считалось, что без мужчины в доме должного надзора ребенок не получит. Мне рассказывали о случаях насилия над детьми со стороны приемных родителей, но истинную статистику не знает никто. Внутрисемейный позор здесь никогда не выносят на суд общественности и закона.

Эсса остался в тот же день, когда Мамаду его привел.

– Ты можешь прийти завтра.

– Нет, мадам, я могу начать работать сейчас. Если мадам не против.

– А тебе далеко ехать до дома?

– Да. До моей деревни далеко. До дома дяди Мамаду тоже не близко.

– Дяди? Он тебе не отец?

Тогда-то Эсса и рассказал мне свою историю. Совершенно обычным тоном, как будто так и надо.

– А почему тебя отдала мама, Эсса?

Пожал плечами:

– Вы же знаете, у нас так принято.

– Но кто более состоятельный, семья твоих родителей или твоей тети?

– Одинаково.

– А где живут твои родители?

– Вверх по реке, на другом конце страны.

– Ты их часто видишь?

Покачал головой, глядя куда-то вдаль:

– Два года назад видел мать. А отец умер года три назад. Я его почти не знал, не видел.

– Почему? Он не навещал тебя?

– У него много жен и ферма, ему было некогда.

– Но ты же ездил к нему.

– Да. Но я жил в доме матери, отец приходил на какое-то время и уходил.

– Тебе хорошо жилось у тети?

Смеется:

– Да.

– Это они заплатили за твое образование?

– Нет, мать с отцом посылали денег до девятого класса, а потом миссионеры спонсировали.

– Так тебе сколько лет-то?

– Восемнадцать.

– Правда? – Я недоверчиво окинула его взглядом. – А я думала пятнадцать – шестнадцать.

Засмеялся.

– То есть тетя и ее муж даже не платили за твое образование?

– Нет. Я много болел в детстве, почти все время болел. И мать решила, что, может быть, мне будет лучше у тети, в ее семье, что их место для меня плохое, раз я болею.

– Это ей кто-то посоветовал?

– Наверное. Может, марабу[1] сказал, что мне там плохо.

– А у тети тебе стало лучше?

Опять смеется:

– Не помню. Говорят, лучше. Сейчас не болею же!

Я окинула его взглядом. Ну да, не болеет. Но худой, как палка. Откормить его, что ли, за эти несколько недель. От меня не убудет, а он хоть чуть-чуть подкожного жира нарастит. Даже мускулов у него почти не видно. Ноги крепкие, а руки – тонкие. Даже странно. Нехарактерно для местного парня.

– Знаешь, Эсса, ты не обижайся, но я никак не могу понять этот ваш обычай. Особенно в твоем случае. Может, я и не права, но мне кажется, приемная мать никогда не станет относиться к ребенку как к родному. Всегда будет разница между своими и приемными. Ну, скажи, так ведь?

Кивнул. Уже без улыбки:

– Да, всегда будет разница.

– Ты это ощущал?

Поджал губы.

– Эсса, ты злишься на мать? Ну, вот за то, что она так поступила, отдала тебя?

– Нет.

Решительно ответил, не задумываясь.

– Почему я должен злиться? Это наш обычай, так принято. Она сделала то, что должна была. И она помогала мне всю жизнь.

И с чего это я решила играть в психолога и копаться в его прошлом? Зачем задаю такие вопросы? Это не облегчит ему жизнь. Его детство уже позади. Теперь у него другой этап.

– Ладно, Эсса, не обижайся. Не обиделся?

– Нет.

Улыбнулся во весь рот.

– У меня тут вашего жареного риса осталась целая кастрюля. Хочешь?

Недоверчиво посмотрел на меня. Потом кивнул.

– Тогда возьми сам, в холодильнике. Только кастрюлю потом вымой. Я пошла работать.


Пока я читала свои бумаги, краем глаза все же наблюдала за Эссой. Он разогрел рис на плите, немного испуганно включая газовую горелку. Потом поел руками прямо из кастрюли и старательно вымыл кастрюлю, выскребая каждую прилипшую рисинку. Затем оглянулся, прошелся по комнатам.

– Я немного уберусь, мадам?

– Здесь убирали уже.

– Но пыльно. Я сделаю лучше. В отелях плохо убираются, не для себя ведь. Вон сколько пыли оставили. Как будто никогда не убирались вообще.

Он взял тряпку и тщательно и очень медленно стал вытирать пыль на всех полках, осторожно приподнимая предметы. Он меня отвлекал, я не могла сосредоточиться.

– Эсса, хватит мельтешить. И так все чисто.

Он расстроился. Испугался, что я недовольна.

– Хорошо, мадам.

Убрал тряпку в шкаф.

– Может, помыть машину?

– Она в офисе. Сядь где-нибудь. А еще лучше иди домой. Придешь завтра.

Эсса кивнул и еще оглядел комнату. Лицо его просветлело.

– А можно я на рынок схожу, мадам? Куплю фруктов?

– Это хорошая идея. Я тебе дам денег, но у меня только евро, ты разменяй на рынке сам.

– Нет проблем, мадам!


Он чуть ли не вприпрыжку побежал на улицу, радостный, что нашел себе дело. Откуда такое подобострастие, даже удивительно. Он не был похож на других зиганшорцев. И все рассказы о хитроватых, ленивых африканцах совершенно не подходили ему.

В тишине работать было легче. Я начала писать вступительную часть отчета, отмечая те места, где информация отсутствовала или была недостаточной. Мне придется встретиться с некоторыми представителями власти, чтобы восполнить эти пробелы. Список получался внушительным, но все же я надеялась уложиться в срок. Через два часа я подняла голову и увидела, что Эсса вернулся. С корзиной ярких фруктов, аромат которых немедленно заполнил всю комнату. Я уже успела устать от писанины и была рада отвлечься.

– Какая красота! Спасибо, Эсса!

Он радостно улыбался.

– Я сейчас все разложу, мадам, не беспокойтесь.

– Да подожди ты. Пойдем, прогуляемся. Мне надо купить кофе, и я проголодалась.

Было уже время обеда, Эсса-то съел пряный рис с мясом и не ощущал голода, а я как раз очень проголодалась.

– Я могу готовить, мадам. Мне что-то приготовить? Я могу пожарить что-нибудь. В холодильнике есть продукты?

– Ой, нет, Эсса! В этой маленькой кухне что-то готовить? Все мои вещи и постель пропахнут специями и маслом, спасибо! Лучше пойдем, посмотрим, что на улице творится.

Он кивнул, но удивился. Скорее всего, он просто не понял, что же плохого в том, что одежда пропахнет ароматами еды, ведь что может быть лучше запаха еды для бедняка?

Погода стояла не очень жаркая, и гулять было приятно. Голову не сжимало обручем духоты, дул свежий ветерок, и Эсса семенил за мной, не отставая ни на шаг.

Мы вышли к реке. Я остановилась, наблюдая, как одни женщины стирали белье в реке, другие набирали ведра воды и уносили с собой, а дети купались. Около реки было куда оживленнее, чем на улицах. Подплывали рыбацкие лодки, качались на волнах около берега, женщины вытаскивали рыбу из сетей и раскладывали по ведрам, чтобы нести потом на продажу. Рыбаки, серьезные и молчаливые, лишь изредка выкрикивали что-то, собирая сети назад в лодку. Несколько женщин в грязных платьях и цветастых платках на голове жарили рыбу в темном масле прямо у берега; из хижин неподалеку доносился запах коптилен.

Эсса подобрал длинную палку и принялся ножом затачивать ее конец.

– А почему город так называется? Это что-то значит на местном языке?

– Не на местном, на португальском. Cheguei e choram, что значит «я пришел, и они заплакали».

– Откуда ты знаешь?

– В школе проходили.

– Довольно странное название.

– Просто, когда первые португальские торговцы пришли в город, местные решили, что их всех теперь увезут в качестве рабов.

– И заплакали?

– Наверное. Кто же хочет стать рабом.

– Но ведь колонизаторами Сенегала были французы.

– Это потом. Сначала, как и в соседней Гвинее-Бисау, португальцы.

Он поднял голову, оторвавшись от затачивания палки.

– Зачем тебе эта палка, Эсса?

– Мы пойдем ловить рыбу.

– Палкой?

– Да. Мы пойдем туда, где мелководье, там можно и палкой поймать.

1

Марабу – целитель.

Эсса

Подняться наверх