Читать книгу Под сенью исполинов - Никита Калинин - Страница 2

Глава 1. Пробуждение

Оглавление

«Имя?»

«Роман…» – не сразу ответил он.

«Фамилия?» – голос звучал в голове, исходил изнутри его самого.

Тёплая вата тьмы почти уже вернула его в свои объятья, когда голос повторил:

«Фамилия?»

«Нечаев…»

«Звание?»

«Майор меж… планетной службы».

«Должность?» – вопросы следовали один за одним, почти без пауз.

«Старший офицер безопасности».

Роман мысленно встрепенулся. Он постепенно приходил в себя, и тьма вокруг уже не казалась привлекательной, мягкой и тёплой. Она – небытие.

В этот раз удалось не запаниковать. Это хорошо.

Он не чувствовал ничего: ни тела, ни уж тем более чего-то за его пределами. Ощущал, что оно есть, это тело, и даже имелась некоторая уверенность, что оно принадлежит ему. Но сознание внутри существовало будто бы особняком и напоминало громоздкого жука, сильными крючковатыми лапами карабкающегося по стенкам, чтобы рано или поздно бесцельно упасть панцирем на дно.

«Действует седьмой параграф Устава», – возвратился голос. Неопределимо балансирующий на грани мужского и женского, многогранный. В него лучше не вслушиваться, не проникаться им. Себе дороже.

Ожидание здесь чуть ли не самое главное испытание. Этому космопроходцев учили, и школа была хорошей. Ничего не изменится, пока Ординатор не сверит того самого жука с «контрольной копией» сознания. Если расхождение составит не более одного процента, контроль над телом вернётся космопроходцу. В наборе рабочих терминов Ординатора этот процесс назывался «определением повреждения личности».

«Мыслительные процессы в норме. Повреждение личности в пределах допустимых показателей. Первоочередной опрос позволяет заключить об отсутствии преград для начала исполнения возложенного долга», – бездушно возвестил Ординатор.

Роман ощутил, что может открыть глаза. Следом проявлялась чувствительность тела: свинцовые колотушки вместо рук, по которым вскоре забегали безобидные поначалу мурашки, дрожащие мышцы пресса и ходуном ходящие колени.

Мозг проверил целостность физической оболочки: обжигающей волной по телу прокатилась боль. В такие моменты она, скорее, приятна, ведь служит маяком, обозначающим что всё пока что в норме.

Вдруг его приподняли и усадили, оперев спиной на что-то прохладное и мягкое. Воображение выдало образы серого углепластика: зафиксированные кушетки, гладкие вытянутые овалы капсул, решётчатые квадраты вентиляционных шахт в перетянутом силовыми кабелями потолке. Открывать глаза он благоразумно не спешил. Помнил позапрошлый раз.

Стало теплее – его укрыли низолиновым полотном. Или чем-то подобным, ведь не было никакой гарантии, что на данном челноке вообще имелись эти полотна.

– Ты слышишь м-меня? – донёсся голос, далёкий, еле различимый. Женский. Сложно было сказать Ольга ли это.

Роман кивнул, непослушными руками цепляясь за края покрывала.

– Как ты себя ч-чувствуешь?

Подумав, он снова кивнул.

– Если что – п-постучи. Хорошо? Ты не последний.

Голос казался знакомым, это радовало. На одного незнакомого человека в экспедиции меньше. Роману никогда не нравилось, что руководство в этом отношении целиком полагалось на возможности Ординатора. Но его мнения никто не спрашивал.

Вокруг бурлила деятельность. Он плохо разбирал слова, иные звуки, порой нарастая снежным комом, вообще проглатывали всё остальное, оборачиваясь продолжительным гудящим фоном. Вскоре «проснулось» зрение: сквозь сомкнутые веки проник свет, окрасив мир в мутно-красный.

Роман вызвал Ординатора.

«Ординатор», – ровным, как могильная плита, голосом мгновенно отозвался тот.

«Дуальное восприятие женщины, которая ко мне обращалась».

«Имя индивида».

«Пожидаева Ольга», – Роман не раздумывал.

«Я отказываю тебе».

Это значило, что к нему подходила не Ольга. Странно, очень даже. Она должна была пробудиться первой.

«Неясова Рената», – назвал он второе пришедшее на ум имя.

Ординатор помедлил – Роман угадал.

«Подтверждаю».

Изображение возникло резко, Роман вздрогнул. Теперь он видел и слышал всё, что видела и слышала Рената. Это выглядело как обычная нанопроекция, только как бы сквозь увеличительное стекло или округлый аквариум с водой: без особой резкости и с большой долей искажения тонов, картинка к краям основательно расплывалась и растягивалась.

Надо же, он видел себя! Не настолько хорошо, чтобы разглядеть дефекты внешности после «прыжка», но всё же. Роман попытался улыбнуться.

– Как ты? – спросила Рената, подходя ближе. При одновременном восприятии реальной речи и её мыслеформы возникало гулкое, жутко назойливое эхо.

Он кивнул – всё в порядке, мол. И подтянул низолиновое полотно там, где его стоило подтянуть. Рената усмехнулась и отвернулась.

Она поочерёдно подходила к капсулам приёмников и подолгу, обстоятельно отслеживала жизненные показатели. Пульс, активность мозга, дыхание, давление: артериальное и внутричерепное.

– Этот приёмник накрылся! – неожиданно донеслось откуда-то сбоку. Голос был мужским: глубоким, сильным. Его обладатель отчего-то привиделся Роману бородатым, хоть это и невозможно. Хотя бы по той простой причине, что после «прыжка Антонова» волос на теле не остаётся.

Рослый, широкоплечий мужчина в комбинезоне хмуро нависал над раскрытой панелью одного из квантовых приёмников. В зубах он сжимал отвёртку-трансформер, левой рукой держал отвинченную панель, а правой шарил в хитросплетениях цветных проводов.

– Нас на одного меньше, – констатировал бородатый. Буднично так. Будто и не случилось ничего.

За все свои пять экспедиций Роман не помнил, чтобы при посадке челнока повреждалась капсула квантового приёмника. Тут имелось два варианта. Как водится: хороший и не очень. Первый заключался в том, что вместе с самой капсулой из строя вышел и маяк квантового приёмника. А плохой подразумевал, что маяк остался цел при полной неисправности самой капсулы. Последнее значило, что кто-то из членов экспедиции погиб. Его расщепило на Земле, но в точке предполагаемой материализации его копии случилось непредвиденное.

На Земле, в Новосибирске, у входа в новый корпус психподготовки высился памятник этим людям. «Слившиеся с космосом» он назывался и представлял собой троих космопроходцев, прижавшихся друг к другу и смотрящих вверх. Вытянутые руки их сливались воедино и вытягивались в закрученный поток, устремляющийся, по задумке, в безграничное пространство. Меж собой члены разных экспедиций горько именовали его «Слившиеся в космос».

– Маяк разбит!

Это означало, что никто не погиб. Роман выдохнул.

– Пятый готов и проверяется! – вклинился новый голос: молодой, значительно моложе остальных.

То был паренёк лет девятнадцати, не больше. Вытянутое лицо и длинный, чуточку крючком нос придавали ему очевидное сходство с персонажем популярного на Земле электронного комикса, горе-исследователя Фарадея.

– Девяносто шесть, девяносто… семь… де… вяносто… во-о-осемь… Что-то Орешек медлит… – тянул он, Ординатора назвав при этом так, как это часто делал сам Роман.

– Сто, – завершила за него Рената и первой оказалась у распахнувшейся капсулы, с низолиновым полотном наготове.

На пару секунд проекция её взгляда пропала из головы Романа. Опережая негодование, коротко пояснил всевидящий и всезнающий:

«Угроза вторжения в частное».

Когда картинка возникла вновь, стало ясно, почему Ординатор прервал трансляцию. Укрытая регенерирующим полотном, на мягких секционных подушечках капсулы всем телом дрожала девушка. Бледненькая, с вздёрнутым носиком и большой родинкой на мочке уха. С уголков закрытых глаз к голым вискам обильно стекали слёзы. Ей было больно.

И это была не Оля. Настолько внешность не переменилась бы. Где-то внутри шевельнулся сгусток неясной тревоги…

– Третий – девяносто три! – опять прогудел хмурый бородач. Пробуждался следующий член экспедиции.

– Ты м-меня слышишь? – Рената низко наклонилась над девушкой.

Та не реагировала. Дрожала крупно, подёргивалась, бледные тонкие губы кривились набок, испуская белёсую пену. Рената на некоторое время замерла, заботливо, почти по-матерински положив ладонь на её лишённую волос голову. Очевидно, она вела приватный диалог с Ординатором. Среди уже известных последствий «прыжка Антонова» имели место паралич и весьма болезненные судороги и спазмы, а также остановка сердца. Беспокоиться стоило.

– Сто! – почти выкрикнул Фарадей, как его окрестил про себя Роман.

Где-то вне поля зрения склонившейся Ренаты открылась ещё одна капсула. Послышались негромкие переговоры, шуршание развёрнутого полотна.

– Девяносто один!.. Это первый!.. – донеслось следом.

Стало ясно: нужна и его помощь. Роман глубоко вздохнул и очень медленно раскрыл глаза.

– It’s my fault! Do you hear me?! – неожиданно вскричал кто-то с надрывом откуда-то сзади.

Послышались быстрые шаги, на миг завязалась борьба, и всё стихло. Галлюцинации и агрессия не менее распространённые явления в постпрыжковый период. Только вот Ординатор вряд ли позволит надолго зашкаливать чьим-либо эмоциям. На то он и Ординатор.

– Мне н-нужна помощь, – заикаясь, громко позвала Рената.

Фарадей подскочил к ней одним прыжком:

– Респиратор Брамина!

Респиратор нашёлся вовсе не там, где по логике должен бы найтись. На влажное лицо дрожащей в капсуле девушки надели полупрозрачную каплевидную чашечку со сменным мини-контейнером. Быстрыми пальцами Рената ввела нужные настройки, и в дыхательные пути пациентки попал состав на основе токсичного растворителя под названием эмина, который оказывал противодействие некоторым известным последствиям «прыжка».

Рената облегчённо выдохнула, сняла с подопечной респиратор и отстранилась.

И от залитой слезами хрупкой девицы можно было ожидать всякого. Но уж точно не короткого потока матерной брани, и почему-то в адрес парня с ещё больше вытянувшимся от удивления лицом. Брани не простой, а отчего-то сдобренной немецкой речью! Фарадей даже поспешил отвернуться, видимо приняв близко к сердцу. Зря. Ведь уже в следующий миг девушка спала.

Ординатор крайне редко не успевал вмешаться в эмоциональный фон человека, чтобы пресечь всплеск чересчур негативных или порой позитивных эмоций. Но почти никогда у него это не выходило с только что пробудившимися после «прыжка». Принцип его действия выстраивался на мгновенном просчёте наиболее явных вероятностей исходя из личных особенностей индивидуума. Им запоминалась та самая «контрольная копия». А после прыжка некоторые люди порой не соответствовали сами себе. Это называлось «повреждением личности» в наборе тестов Ординатора. Ничего серьёзного, если показатель повреждения не превышал одного процента.

Роман покрутил головой. Мир перед глазами смазался, стало чуточку дурно. Лучше не торопиться. Он глубоко вздохнул, попутно ощупывая руками бёдра и колени. Тут же болью отозвались ногти – мягкие, податливые чешуйки. Он выругался.

Взгляды Романа и Ренаты встретились. Выглядела она скверно: по высокому лбу блестела испарина, от смуглого, округлого лица отхлынула кровь, оставив его серым и довершив картину бледностью губ. После «прыжка» Рената изменилась не так сильно, как в прошлый раз.

Многих психоактивных людей, то есть годных к длительному процессу «прыжка Антонова», а равно и к расширенному внесению в разум Ординатора, отпугивала перспектива навсегда потерять привычный облик. Ведь материализуясь в капсуле квантового приёмника, человек всякий раз выглядел чуточку иначе.

На собственную же новую внешность Роману было откровенно плевать. Гораздо больше беспокоили размягчённые и болезненные ногти…

Группа ожидала пробуждения очередного космопроходца, и Роман уже не на шутку переживал, ведь ещё не пробудилась Ольга…

Меж рисовидными капсулами петлял Фарадей, раздавая нижнюю одежду. Рената замерла около панели с цифровым отсчётом, а бородача и вовсе не было видно. Чувствуя себя той черепахой из анекдота, Роман медленно надел принесённую форму.

– Тут, как на первой станции «Мир», моё вам мнение! – донеслось вдруг откуда-то сзади.

Роман широко улыбнулся – никто не сказал бы так, кроме Саныча! – и поднял руку в пространном приветствии. Друзья будут вместе уже третью экспедицию подряд. И это наводило на мысль, что начлаб Корстнев что-то удумал.

– Худо, Рома? – усмехнулся Саныч и сдавленно кашлянул. – Не хуже, чем первого января, так что не раскисай!

– Игры в Реконс…трук…тор тебя… когда-н-нибудь сведут с… с ума, С-саныч, – выдавил перезрелую шутку по поводу станции «Мир» Роман.

– Не сведут. Не написали ещё такой программный код, чтобы вскипятить мой мозг!

Роман покачал головой: чего, мол, с игромана взять.

– Скучать не… будешь? – смелее спросил он.

– Поскучаю сейчас – порадуюсь дома.

Их диалог прервал тяжёлый бас бородача:

– Второй на подходе… – И всё внимание перешло на капсулу с упомянутым номером. Крышка беззвучно откинулась, Фарадей укрыл пробудившегося. Мужчина. Молодой парень, немногим старше его самого. Он лежал тихо, смирно, поочерёдно глядя на всех, кто оказывался в поле его зрения.

– Е-есть хочется… кхм… еда скоро?.. – едва разлепив губы, сипло поинтересовался пробудившийся.

– Четвёртый! – вдруг испуганно выкрикнул Фарадей, и все разом посмотрели на последнюю закрытую капсулу. Остроту про ужин и то, как именно его подадут, Роман проглотил.

На панели тревожно-красным моргала надпись «Повреждение личности» с процентным соотношением… тридцать девять! Но ведь это последняя капсула! Сердце Романа заколотилось, а в головах космопроходцев прозвучал бесполый голос Ординатора:

«Повреждение личности индивидуума четвёртой капсулы критично. Устав предписывает возложить ответственность за решение об открытии на командира. Командиром назначается Александр Александрович Подопригора».

К этому моменту Роман уже поднялся. Мозг, ещё не полностью стряхнувший дурман пробуждения, целыми снопами выдавал панические вспышки: она ли?.. как же так?.. не может же?.. Оля!..

– Изолятор? – у назначенного командира просел голос. Коснувшись ногами пола, он едва не упал, но его ловко подхватил бородач.

– Проверяю! – отозвался некто из-за переборки.

Александр Александрович помрачнел.

– Саныч…

– Спокойно, Рома… Всё знаю, – он шумно выдохнул. Он тоже не находил себе места, хоть и не показывал этого. Оли нет, последняя капсула отмечена критическим повреждением личности… Страшно даже на миг представить внутри неё супругу Романа…

Предыдущая экспедиция чуть не стала для майора Подопригоры последней – кому как не ему осознавать возможные последствия жалости к повреждённому…

Александр Александрович окинул отсек предметным взглядом и внимательно посмотрел на каждого пробудившегося.

«Я предупреждаю об опасности длительного функционирования капсулы. Жизнедеятельность внутри под угрозой. Решение командира следует озвучить в течение трёх минут» – напоминание Ординатора предназначалось всем без исключения.

– Изолятор! – лицо Саныча погрубело: выбор сделан.

– Есть!

Командир нетвёрдо подошёл к четвёртой капсуле. Роман поравнялся с ним, и друзья тревожно переглянулись.

– Открывай.

– Открываю, – как бы с сожалением выдохнул бородач Буров и набрал комбинацию цифр на панели. Заметить его неудовольствие не составляло труда.

«Только бы не Оля… не… Оля», – билось в голове.

– Изолятор! Готов! – рублено доложили с другого конца отсека.

Крышка капсулы откинулась, и Роман судорожно сглотнул.

Женщина. Светлокожая, даже слишком и, естественно, нагая. Не Ольга. Настолько она бы не изменилась. Роман потёр лицо, унимая чехарду предположений. Получается что, её вообще нет в составе экспедиции на Ясную?.. Как же так?! Была же – точно! Точнее просто быть не может, ведь они вместе приехали в ЦУП! Если только…

Неисправный маяк!

Оля осталась на Земле из-за вышедшего из строя маяка тут, на Ясной! Догадка подарила невероятное облегчение. Роман выдохнул, сглотнул режущую сухость. Решено: по возвращении домой он настоит, чтобы Ольга бросила к чертям эту работу.

«Милош Милослава», – во всеуслышание коротко отрапортовал Ординатор.

Вместо того чтобы накрыть её утеплителем, девушку спешно облачили в нижнюю одежду, а Фарадей стянул её запястья магнитными наручниками. У него заметно дрожали руки. Это была его первая экспедиция.

– Ноги?..

– Незачем, – поморщился командир.

– В себя придёт – будет зачем, – пробасил бородач Буров.

Но командир уже решил. Подхватывая Милославу на руки и унося в сторону изолятора, Буров смотрел на неё так, словно она притворяется. Только и ждёт, чтобы улучить удобный момент и вцепиться ему в шею.

Девушку уложили на пол изолятора и закрыли прозрачную переборку. Пришлось, правда, поискать, как приводится в готовность система оповещения – конструкция немало отличалась от привычной, довоенной.

Вернувшись, Буров принялся поочерёдно осматривать капсулы. Рената умело залепила ногти Романа и Саныча низолиновыми пластырями, после чего проделала то же с остальными. Долгое время капсульный отсек полнился тяжёлой тишиной, изредка нарушаемой шорохами и стуками.

Роман огляделся. Бесцветные стены с прямоугольниками закрытых ниш разного размера и расположения выглядели незнакомо. Это только добавляло уверенности: на Ясную действительно отправили второй тип «Герольда». Споры на эту тему в Новосибирске не утихали последние месяцы, и не утихнут ещё долго, вплоть до возвращения их экспедиции.

Львиную долю отсека занимали капсулы приёмников, расположенные в ряд. Напротив каждой стояла небольшая сборная кушетка, по Уставу накрепко вмонтированная в пол. Позже их уберут. Всегда убирают – капсульный отсек непременно должен оставаться свободен, хоть о том нигде и не сказано: ни в Уставе межпланетных сообщений, ни где-то ещё в нормативных документах. Так уж повелось с самых первых «прыжков», со славных и трагичных экспедиций на Марс. Марсианские правила – неофициальный, но не менее чтимый свод правил для всякого космопроходца.

– Несчастная…

Роман обернулся на голос и поразился, увидев человека лет пятидесяти. Для космопроходца это запредельный возраст. И у него – вот так чудо! – после «прыжка» остались… брови! Поначалу он даже не поверил глазам. Надо же, вот так отклонение! Всякое случалось, но чтоб хоть где-то сохранялся волосяной покров – нет, такого Роман не помнил!..

– Я помолюсь за неё… – сокрушённо вздохнул мужчина, – на всё воля Божья…

Роман остолбенел. Ещё миг назад он намеревался помочь Фарадею, но теперь и с места-то двинуться не мог.

Божья?.. Божья воля?!. Он что, священник?! Да быть не может! Зачем? Корстнев что, с ума сошёл?! Они там все в ЦУПе посходили?!

Стараясь не подавать вида, Роман направился к Фарадею. Но всё же столкнулся взглядом с этим самым соседом.

По позвоночнику пронёсся ток-предупреждение от Ординатора. Но отвращение и злоба уже перемешались, сплелись цепкими щупальцами в единый ядовитый клубок. Одна-единственная секунда, быть может чуть больше, была отведена сему чувству – Ординатор вмешался и уравнял эмоциональный фон. Но и того мига хватило, чтобы почувствовать терпкий с горечью вкус на самом кончике языка.

Ненависть.

Под сенью исполинов

Подняться наверх