Читать книгу Духовные основы русской революции - Николай Бердяев - Страница 7

I

Такая постановка темы может вызвать недоумение. Какое отношение имеет большевизм к религии? Большевики, как и подавляющее большинство социал-демократов, – материалисты, позитивисты, атеисты, им чужд всякий религиозный интерес, они насмехаются над всякой религиозной постановкой тем. Все скажут, что большевизм есть явление совершенно внерелигиозное и антирелигиозное. Все это так, если оставаться на поверхности и считать окончательными те словесные формулы, в которые люди облекают свое сознание. Но я думаю, что сами большевики, как это часто бывает, не знают о себе последней правды, не ведают, какого они духа. Узнать же о них последнюю правду, узнать, какого они духа, могут лишь люди религиозного сознания, обладающие религиозным критерием различения. И вот, я решаюсь сказать, что русский большевизм – явление религиозного порядка, в нем действуют некие последние религиозные энергии, если под религиозной энергией понимать не только то, что обращено к Богу. Религиозная подмена, обратная религия, лжерелигия – тоже ведь явление религиозного порядка, в этом есть своя абсолютность, своя конечность, своя всецелость, своя ложная, призрачная полнота. Большевизм не есть политика, не есть просто социальная борьба, не есть частная, дифференцированная сфера человеческой деятельности. Большевизм есть состояние духа и явление духа, цельное мироощущение и миросозерцание. Большевизм претендует захватить всего человека, все его силы, он хочет ответить на все запросы человека, на все муки человеческие. Большевизм хочет быть не кое-чем, не частью, не отдельной областью жизни, не социальной политикой, а всем, всей полнотой. Как вероучение фанатическое, он не терпит ничего рядом с собой, ни с чем ничего не хочет разделить, хочет быть всем и во всем. Большевизм и есть социализм, доведенный до религиозного напряжения и до религиозной исключительности. В этом он родствен французскому революционному синдикализму. По всем своим формальным признакам большевизм претендует быть религией, и нужно определить, какого рода эта религия, какой дух она несет с собой в мир.

Революционная социал-демократия подверглась процессу выцветания, обуржуазивания, дифференциации, она постепенно превратилась в практическую социальную политику эволюционно-реформаторского типа. Пафос революционного социализма незаметно выветрился. Европейские социал-демократы стали культурными людьми, признали такие «буржуазные» ценности, как национальность и государство, и их конечное миросозерцание превратилось в частное дело. Лишь в сознании русских большевиков революционный социализм остается религией, которую они огнем и мечом хотят навязать миру. Это что-то вроде нового ислама, в котором хотят заслужить себе рай избиением неверных. Большевики, как и все религиозные фанатики, делят весь мир и все человечество на два царства – царство Божье, царство социалистического пролетариата, и царство диавола, царство буржуазное. Я все время буду говорить лишь об искренних, верующих большевиках, ибо в этой среде есть и много темных элементов, провокаторов, шпионов, подкупленных, и нравственных идиотов.

Религиозная основа большевизма пока еще очень неясна и для многих незаметна. Но христианин, верующий во Христа пришедшего и ожидающий Христа грядущего, должен взять на себя смелость сказать, какой дух входит в мир с фанатическим революционным социализмом большевиков. Великие русские писатели – Достоевский в «Легенде о Великом Инквизиторе» и Вл. Соловьев в «Повести об Антихристе» – помогают нам разгадать этот дух. Русская религиозная мысль много сделала для выявления конечных религиозных основ социализма, для выяснения его двоящейся природы, сделала больше, чем мысль западная. В русской религиозной мысли всегда была апокалиптическая настроенность и устремленность. И потому ей удалось выяснить, что дух того, кто явится в конце времен и кто соблазнит своим подобием Христу, будет действовать во имя счастья и блага людей, во имя миллиона счастливых младенцев, не знающих греха. Дух этот пожелает осчастливить людей, лишив их духовной свободы. За отречение от духовного первородства, от образа Божьего в человеке и божественного его предназначения, от свободы, от личности сулит Великий Инквизитор счастье, блаженство, всемирное соединение и покой. «Он ставит в заслугу себе и своим, что, наконец-то, они побороли свободу, и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми». «Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны». «И все будут счастливы, все миллионы существ». «Если бы и было что на том свете, то уж, конечно, не для таких, как они». И герой «Повести об Антихристе» – великий филантроп, он тоже хочет осчастливить людей, он окончательно решает социальный вопрос и водворяет социальный рай, но все тою же страшной ценой.

II

Достоевский и Соловьев гениально, пророчески вскрыли этот двоящийся образ грядущего, прельщающий миллионы младенцев. Когда вдумываешься в то, что сейчас происходит, то вспоминаешь правду слов легенды о Великом Инквизиторе: «ничего и никогда не было для человека и человеческого общества невыносимее свободы». И «Легенда о Великом Инквизиторе», и «Повесть об Антихристе» ставит проблему антихриста в связь с проблемой социализма. И поистине в социализме, как мировом явлении большого масштаба, есть что-то двойственное и двоящееся – в нем правда перемешана с ложью, христово с антихристовым, начало освобождающее с началом порабощающим. Социализм – очень сложное явление, и идейно сложное, и жизненно сложное. И нельзя быть просто другом социализма или врагом его. Антихристов соблазн основан на том, что последнее зло является в обличье добра, что этого последнего зла нельзя различить по внешности, что злая сила действует во имя блага человечества, во имя высоких, справедливых, прекрасных целей, во имя равенства и братства, во имя всеобщего счастья и благополучия. На этом основана вся соблазнительная диалектика антихристова духа, раскрытая Достоевским. Дух этот принимает все эти искушения, отвергнутые Христом в пустыне. Дух этот совершает инквизиторские насилия во имя блага и счастья людей, во имя справедливости и равенства. Социализм, как религия, и есть прежде всего принятие первого искушения, искушения хлебами. «А видишь ли Ты сии камни в этой нагой и раскаленной пустыне? Обрати их в хлеба, и за Тобой побежит человечество, как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку Твою и прекратятся им хлеба Твои». И послушное стадо побежит за теми, которые соблазняют его превращением камней в хлеба. Большевизм идет по стопам Великого Инквизитора. Во имя счастья и равенства дух этот хотел бы истребить все возвышающееся, все качественное, все ценное, всякую свободу, всякую индивидуальность. Дух этот проповедует всемирное равное блаженство в небытии. Дух этот ненавидит бытие как качество, как возвышение, и во имя равенства и блаженного успокоения истребляет его и повергает в небытие. Духу этому ненавистен тот онтологический аристократизм, который лежит в основе всякой подлинной религии и более всего – христианства, аристократизм духовной свободы и духовного первородства, божественного происхождения человека. Этот дух хамизма утверждает низкое происхождение человека. Люди – не сыны Божьи, а сыны мира. Из самых низин материи и материальной тьмы хочет он вызвать бунт и восстание во имя уравнения бытия с небытием, во имя погружения всех качеств бытия в бескачественное небытие. Это – мистический коммунизм.