Читать книгу Солнце любви - Николай Фёдорович Шахмагонов - Страница 1

Редкий цветок

Теремрин приехал в дом отдыха под вечер, быстро разместился в номере, и, прежде чем отправиться на прогулку, открыл ящик письменного стола, чтобы положить блокнот с зарисовками. В ящике лежал пакет. Поначалу Теремрин подумал, что его забыл предыдущий отдыхающий, но потом вспомнил, что вселился в номер после ремонта. Неужели же коридорные не заметили. Пакет был не запечатан. Из него, словно специально, торчали листки, исписанные аккуратным почерком. Привлекли внимание первые строки:

«Время нашего знакомства исчислялось днями. Чудо… Я давно уже так не увлекался…

В тот день спешил на свидание с предметом старого и всё ещё как-то вяло тянувшегося романа. И вдруг встреча, почти случайная. Я заходил за дочкой в музыкальную школу и там увидел ЕЁ.

Подруги поздравляли ЕЁ с днём рождения, она взяла какой-то свёрток, повернулась, чтобы положить на стол, слегка изогнулась, и я увидел столько изящества, гармонии, я увидел столько грации в этом движении, что всё это буквально впечаталось в моё сознание сразу и как выяснилось потом – на долгие годы. И я произнёс, обращаясь к НЕЙ:

– Не знал, не знал… подарок за мной… Необычный подарок.

– Наши глаза встретились.

– Что вы?! – проговорила ОНА, смущённо: – Не нужно. Зачем?

– Да, да, да! Причём, необычный подарок, – твёрдо заявил я и поспешно вышел из комнаты.

В этот день я рассеянно слушал о том, что говорила дочь о школе, как рассказывала о каких-то своих маленьких, но очень важных делах, о разученной только что новой песенке. Я же думал о той, которую только что увидел, и даже не спросил имени – не успел. Всё произошло мгновенно.

Я решил подписать ЕЙ свою книгу, причём книгу о любви… И не просто о любви. Только что вышел в свет мой сборник стихов. Безошибочный приём! Подаренная автором книга, да ещё про любовь располагает к размышлениям, должна расположить.

Мне ещё нужно было побывать в журнале, где часто печатался, а потом идти на свидание. В кармане у меня лежали ключи от квартиры приятеля, а, следовательно, ожидали приятные развлечения. Нельзя сказать, чтобы я очень спешил на подобные встречи, но они стали регулярными, размеренными и привычными, сделались неотъемлемой частью жизни.

Человек всегда стремится получить то, чего не хватает в семье. Мне, видно, тоже чего-то не хватало, или так казалось тогда. Тем не менее, ещё накануне я думал о той встрече действительно, как о чём-то приятном.

И вот теперь, спустя совсем немного времени случилось событие, пронзившее меня, мои чувства и мысли – я уже как-то равнодушно размышлял о предстоящем.

В редакции пришлось задержаться. Я поглядывал на часы, но не нервничал, как прежде, боясь опоздать, а совершенно безразлично наблюдал за тем, как стрелки часов отсчитывают последний отрезок времени до намеченного часа. Я уже опаздывал, но по-прежнему не торопился. Пробежали ещё минуты, и я уже опоздал, но и это не взволновало меня. Тем не менее, я всё же отправился на условленное место. Зачем? Было ясно, что уже опоздал. Потом вернул ключи товарищу, поблагодарил и сказал, что вряд ли они скоро понадобятся. Почему так сказал? Ведь каждое новое знакомство в итоге своём приводит к одному и тому же результату, хоть и различному по своему значению, по важности для каждого. И всё же результат один. Но в данном случае я почему-то не слишком надеялся на скорый результат, хотя для себя уже выбор сделал – недаром опоздал на свидание.

Выбор-то выбором… Но как подступиться к предмету этого своего выбора, совсем не представлял. Я не знал, с чего начать разговор, как назначить встречу? Да и не сразу попал в школу, а лишь спустя несколько дней – и вот тогда вручил книгу с тёплой, содержащий весьма осторожный намёк, но ни к чему не обязывающей подписью.

ОНА была в восторге:

– Как, вы писатель?

И тут же прочла четверостишие, раскрыв наугад:

…Мне всё чудится: знаю тебя я давно,

И с тобою в мечтах я повенчан,

Неужели мне лучшую встретить дано

Из созвездья Тургеневских Женщин…

– Это кому же посвящено? – спросила ОНА с игривым прищуром.

– Пока никому… Но возможно я писал о ВАС, предрекая встречу. Ведь каждый поэт немножечко пророк…

– Вы меня интригуете… Так сразу…

Удивительное это дело – подпись автора. Авторов книг сейчас хоть пруд пруди, хотя писателей нет совсем. Тем не менее, человеку, впервые встречающемуся с тем, чьё имя стоит на обложке книги, всегда интересно, удивительно, необычно.

Первые мимолётные встречи всё в той же школе, где ОНА учила детей музыке, ничего мне не дали. Я под разными предлогами задерживался там, чтобы как-то с НЕЙ поговорить, я придумывал множество предлогов, я даже

выступал перед учениками с беседами на поэтические темы – ведь многие из них мечтали стать композиторами. Я рассказывал ученикам, но говорил для НЕЁ. Я ловил ЕЁ внимательный взгляд, я ощущал неподдельный интерес к тому, что рассказывал.

Я много выступал и много видел слушателей, заинтересованных и безразличных, внимательных и невнимательных. ОНА умела слушать как-то по-особенному – всей душой. ОНА не спускала глаз с меня и словно повторяла в мыслях то, что я говорил. Иногда даже кивала головой в такт моим словам, и в этот момент, казалось, одними губами ОНА повторяет мои слова. ОНА сидела возле окна и смотрела на меня, а я, прохаживаясь по классу, нет-нет да поглядывал на НЕЁ украдкой. И всё более манило меня ЕЁ милое личика с улыбкой, которая иногда становилась озорной. Всё более притягивали кудряшки и собранные в пучок волосы с вплетённым в них зелёным бантиком.

Когда я смотрел на неё, как-то очень тепло становилось на сердце и хотелось говорить ещё ярче, рассказывать ещё интереснее – недаром под взглядом любимой женщины появляются у человека неведомые силы, проявляется особенное красноречие.

Но как же, как перенести наши встречи за пределы школы?

Удивительно, что я думал об этом словно о чём-то несбыточном. Казалось бы, чего проще – назначить свидание, да и всё. Но… это представлялось делом невероятно трудным, почти невозможным. Как переступить грань, которую прежде не раз переступал легко и просто? Сейчас всё представлялось не таким, как раньше. Просто казалось, что вот предложу сейчас встречу и разорву ту хрупкую ниточку, которая едва протянулась между нами. Глазами мы уже говорили друг другу много больше, чем решались сказать словами.

Я искал и думал, думал и искал.

Наконец, я даже пригласил весь ЕЁ класс на интересный литературный вечер. На том вечере впервые сел с нею рядом. Сидели молча, слушали, что говорили выступающие, а точнее, слушала ОНА – я ничего не слушал и не слышал. Близость ЕЁ волновала и будоражила меня, мысли путались.

Мы вышли на улицу, остановились у подъезда. ОНА сказала несколько слов школьникам и вдруг подошла ко мне и крепко взяла под руку…

…А потом я затевал разные встречи, чтобы только видеть ЕЁ. Мы проводили поэтические вечера, мы собирались, чтобы попеть песни, сочинённые моими друзьями и знакомыми.

И однажды ОНА, сильно смущаясь, взяла гитару и сказала, что хочет спеть песню на мои стихи, которые ЕЙ очень понравились…

И запела…

Заключительные слова были трогательны… ОНА пела, и по щеке катилась слеза… ОНА пела так, что у меня тоже защипало в глазах:

И гаснет на устах печальная молитва,

И слышит только Бог тоску в моих стихах!

Тогда же я пытался начать поэму о НЕЙ, но… что-то не получалось. Впрочем, так уж выходило, что всеми своими значительными (на мой взгляд) стихотворениями и поэмами о любви отмечены завершения моих романов. Получалось, что «выписавшись» по данной теме полностью, я как бы выплёскивал из себя чувство, как бы разряжался – всё, что было в сердце, уходило в бумагу, а дальше в реальном мире оставалась лишь пустота.

Мне не хотелось, чтобы это случилось теперь. Но я не знал, отчего так сильно тянет к чистому листу бумаги. Всё начиналось необычно. И необычность эта заставляла меня волноваться: нет, не тревожило, а именно волновало сердце. Постепенно мне удалось сузить круг участников наших встреч, но долго ещё не удавалось найти причину, чтобы встретиться с НЕЮ наедине.

Прошёл месяц, а мы ещё даже ни разу не поцеловались – так ведь нам-то уже не 15 лет… В зрелом возрасте всё происходит значительно быстрее, особенно когда тебе за сорок, а ей тридцать пять. ОНА была моложе на десяток лет.

Отличная разница – отличная для тех лет! Впрочем, дело даже не в этом. В НЕЙ сохранился девичий задор, сохранилось озорство, которое редко встречается в наш безумный век. Впрочем, мы были в значительной степени людьми иного времени, времени доперестроечного, когда ещё существовали иные естественные идеалы, когда существовали понятия о чести и достоинстве, когда всё измерялось не только не долларом, но даже и не рублём… Но уже тогда такие как ОНА женщины, были редкостью. Вот так как-то сразу я стал думать о НЕЙ, как о человеке со сложившимися нравственными нормами, с твёрдыми, устоявшимися нормами, с твёрдыми, устоявшимися взглядами и привычками.

Долгое время ОНА без стеснения рассказывала о реакции мужа на ЕЁ увлечения литературой, на попытки писать песни.

– Мой говорит: «Ну, мать, ты скоро совсем композиторшей станешь».

«Неужели ОНА не понимает, – думал я, – что всё это просто прелюдия к тому, что я задумал?»

А собственно, что я задумал? Как ответить на этот вопрос?

Я женат, у меня дети… ОНА замужем. И тоже дети…

Как ЕЙ объяснить, что мне нужно, если и сам ещё толком не знаю, что хочу? Да, я привык к своему ритму жизни. Семья семьей, но обязательно любовница – одна на какой-то определённый период, иногда короткий, но яркий и насыщенный, иногда длинный и довольно спокойный. Однажды весь роман продолжался ровно два месяца, причём, всё началось с близости в первый день. Потом были приключения самые разнообразные, путешествия яркие, встречи горячие. И весьма романтичное завершение. Я поставил точку в романе вместе с точкой, поставленной в большом стихотворении о нём! То стихотворение я написал в последнюю ночь встречи, причём накрутил всё так, что поверил во многие из того, чего не было..

Но там с первых минут было всё ясно нам обоим. Едва разомкнулись первые объятия, как я услышал:

– Я знала, что либо сегодня, либо никогда….

Правда, к той встрече мы шли 7 лет, не упуская друг друга из виду, подозревая о взаимной симпатии, но ничего не предпринимая, чтобы как-то реализовать её.

Теперь было иное. В ЕЁ серые школьные будни ворвалось что-то новое, привлекательное. Школа, семья, музыка, отпуск, иногда – театр. И опять школа, семья, музыка… И вдруг, уже не иногда, а постоянно интересные встречи, занимательные беседы – новое, новое, новое… И думал я: вот сейчас откроюсь, скажу, что просто хочу особых, более чем дружеских отношений, и рухнет хрустальный замок, который ОНА уже, наверное, построила в мыслях после первых встреч… Думала ли ОНА, подозревала ли, что я хочу сделать ЕЁ своей любимой. Собственно, конечно, это не делается, это происходит само собой, но ведь в случае ЕЁ противления, ничего невозможно. Я хотел, чтобы ОНА стала не любовницей, нет, а именно любимой! Любимой с большой буквы, а там уже как судьба положит, уж как выйдет – недаром в песне поётся: «любовница, невеста и жена». Впрочем, конечно, столь далеко мои замыслы не простирались. Меня просто влекло к НЕЙ.

А думать надо было. У НЕЁ семья, и как мне поначалу казалось – семейный покой, ничем ещё не нарушенный. И о муже, и о детях ОНА упоминала довольно часто, причём упоминания о муже были вполне уважительными.

Что будет, если я ворвусь в ЕЁ мир со своей любовью? Нет, наверное, я всё-таки об этом не думал. С той минуты, как увидел ЕЁ, ритм моей жизни уже нарушился. Ни с кем из своих старых знакомых я уже не встречался, да и вообще не помышлял о встречах.

Я думал только о НЕЙ, и по-прежнему не решался разрушить тот воздушный замок, который, как был убеждён, ОНА построила, хранила и лелеяла. Неужели же ОНА не догадывалась, к чему я всё веду? Я ощущал неуверенность, давно забытый трепет, ощущал неловкость, назначая ЕЙ первую встречу наедине, причём в той самой квартире друга, от которой ещё не так давно отказался. Теперь ключ снова лежал у меня в кармане.

Мы встретились на платформе в метро, я был с букетом цветов, а там, дома, уже был накрыт стол с Шампанским. Трепет не проходил, и я удивлялся снова и снова этому своему состоянию. Может, ещё рано, может, тороплю события? Но ведь мы были знакомы уже больше месяца. ОНА же оставалась загадкой.

Мы встретились, и я смущённо объяснил, куда направляемся. За небольшим кухонным столиком мы были совсем рядом – я усадил ЕЁ в уголке и сел, почти касаясь ЕЁ колен. Открыл шампанское. До сих пор мы звали друг друга на «вы», а потому предложил выпить на брудершафт. Нервная дрожь била меня, когда касался ЕЁ губ. Поцелуй показался мне волшебным. Ещё один – второй, и очень долгий третий.

Я не могу вспомнить, о чём говорил тогда, хотя обычно запоминал всё до мельчайших деталей, до отдельных, наиболее значимых фраз. Но в тот момент взволнованное состояние помешало запомнить все детали. ОНА показалась мне в тот вечер особенно яркой, особенно пленительной. Меня будоражили ноги в чёрных колготках, я видел начала пленительных холмиков под чёрным бюстгальтером, видневшимся через разрез кофточки.

ОНА отломила кусочки от плитки шоколада, взяла в рот и сама потянулась ко мне для поцелуя. Мне казалось, что одно неловкое, дерзкое движение и переломится стебелёк какого-то райского цветка, вырастающего на глазах.

Как мне хотелось заключить ЕЁ в объятия, как хотелось! С невероятным трудом подавлял я свои желания. Каких сил стоило мне сохранять спокойствие! Что-то подсказывало мне, что передо мной не просто женщина, не просто предмет сиюминутного увлечения, не предмет мимолётной страсти. Это что-то загадочное, что-то нестерпимо желанное, что-то выворачивающее наизнанку всю душу. Я опять-таки не помню, что говорил, я радовался, что ОНА не отвергла первых моих попыток сближения, но нестерпимо хотелось идти дальше, хотя и не знал, как это сделать.

Что-то было в НЕЙ столь пленительно загадочным, и одновременно доступным и недоступным. Вот ОНА, рядом, я дотрагиваюсь до НЕЁ, я целую ЕЁ… И не решаюсь двинуться дальше. Повинуясь порыву, я встал на колено и поцеловал ЕЁ ноги, выступающие из-под обтягивающей юбки. Я просто приник к ним губами, держал их в своих руках, а ОНА гладила мою шевелюру, гладила нежно, и от рук ЕЁ ток пробегал по всему моему телу. Всё казалось волшебным, сказочным, словно бы каким-то нереальным, всё казалось чудным сном. И я боялся пробуждения, но сон продолжался к моему восторгу.

Я до сих пор не назвал ЕЁ имени. И не назову. Придумывать вымышленное не хочу и не могу – с этим именем вошла ОНА в мою жизнь, ворвалась в душу, заполнила сердце, этим именем я зову её в мыслях и не могу назвать иным. Я пишу истинную вправду, правду и только правду. ОНА узнает

себя, а стоит ли давать возможность узнать другим? Я пишу исповедь перед самим собой, а исповедь – дело личное, деликатное. И в то же время моя исповедь особенная. Я хочу поделиться тем, как можно любить, обожать, боготворить женщину, как может эта любовь изменить и перевернуть всё в жизни. Итак, любимая моя для рукописи ли, книги ли «ОНА» и только «ОНА». Пусть и остаётся таковой для всех.

Пишу и тревожусь – прежде точки в рассказах означали точки в отношениях. Но не будем торопить время. Точка тоже может быть разной – к чему приведёт сюжет, к чему приведёт жизнь. Сколько крутых поворотов!? Сколько разных эпилогов может быть у одного произведения! Кем была ОНА мне, кем становится, кем станет?

Увы, героини прежних стихов и поэм становились чужими. Но ведь ещё не было среди них такой, которая могла стать тем, что обозначено в известной песне: «любовница, невеста и жена». Отбросим первое – то, что мне всегда не нравилось. Что останется? Пусть рассудит нас жизнь, пусть решит время. А я отрываюсь от этого отступления и продолжаю свою исповедь любящего, и, быть может, даже любимого…

Не слишком ли самонадеянно считать себя любимым? Пусть читатель рассудит, опираясь на услышанное, а я продолжаю, не желая ничего утаивать, вплоть до самых интимных подробностей.

Правда, одна только правда, кроме лишь нескольких, незначительных деталей, маскирующих место, время действий и, главное, героиню, которая пока ещё не стала тем, кем должна стать, исходя из чисто эмоциональных факторов.

Маскировать же нужно от ищеек, от сереньких тварей, которых, к сожалению, так много вокруг. Так много сплетниц, которые, не гнушаясь, шпионят, чтобы разоблачить, чтобы помешать, нагадить. И одно желание – разрушить то, чему завидуют. Но не всё можно сломать и разбить. Большое, сильное и настоящее превосходит любых ищеек, любых сплетниц.

У нас ещё будет возможность показать их и высмеять в ответ на их потуги совать нос в замочную скважину, чтобы не только посмотреть тайком на любовь, им неведомую, но и попытаться причинить ей зло. И пусть они себя сами узнают, и сами собою «потешатся».

Итак. Я продолжаю.

О чём я пишу? О прошлом? Нет, мысль моя, за которой едва успевает рука, хоть и стремительна, но в какой-то мене необычна. Словно по волшебству, я переживаю сейчас именно то, о чём пишу, словно всё с начала, словно вот сейчас я сижу за маленьким столиком на кухне, взяв для того ключ от квартиры друга, и вижу ЕЁ перед собой, отчего трепещу, как юноша – кадет или курсант – кем был когда-то. С тех пор я не испытывал подобного трепета от всех своих «побед», вместе взятых…

Да, простят меня героини моих прежних произведений. Не они плохи, а я не умел любить так, как люблю теперь… Но люблю ли? Вопрос сложный. Решить это, ответить на него можно одним путём. Есть простой ключик. Если хочешь узнать, любишь ли ты женщину, попробуй сказать ей самые нежные, самые ласковые, самые сокровенные слова. Наговорить можно с три короба: люблю, обожаю, жить не могу – много известно дежурных слов и выражений. Но не о тех слова и фразах я говорю. Это другие слова и другие фразы. Если сможешь сказать такое, что никогда раньше не говорил, то сам почувствуешь… Ведь при неискренних или не до конца искренних признаниях стыдишься подобных слов. Если внутренне не стыдишься, значит, любишь. Ещё вернее – попробуй это доверить бумаге.

Сегодня, спеша за мыслью своею с зажатой в руке авторучкой, я не чувствую стыда, что адресую именно ЕЙ и только ЕЙ такие слова, которые никогда не ложились с такою лёгкостью в мои стихи, да и были ли они вообще? Срабатывал внутренний тормоз, потому что я стыдился их доверить бумаге. Все слова известны, но их сочетания могут быть разными. Как передать свои чувства не речью, когда действуют тон, горячность, а расположив их в определённом порядке на бумаге? Бумага стерпит всё, но что она потом передаст людям? Смогу ли я?

Итак, ОНА передо мной, передо мной ЕЁ глаза. Какие? Любящие? Озорные? Любопытные? Нет, не совсем так. Они внимательные. Они очень тёплые. Они не восторженные, нет, но они уже близкие к тому, что называется восторгом. Они счастливые. Конечно, это надо видеть! Но как это показать? ЕЁ руки, нежные, мягкие, ЕЁ пальцы в моей шевелюре, очень чуткие. ЕЁ колени под чёрными колготками – высшая точка наслаждения на этом, именно на этом этапе отношений, когда будущее ещё очень туманно, но полно надежд.

Я решился продолжить свой путь в неизведанное. Я встал и поднял ЕЁ со стула, обняв и прижав к себе. Поцеловал в губы, ОНА ответила, тесно прильнув ко мне. Я отнёс ЕЁ в другую комнату, где был диван. ОНА не сопротивлялась, но в комнате осторожно освободилась от моих объятий и огляделась. Я усадил ЕЁ с собою рядом, обнял, стал целовать, пытаясь добраться до груди. ОНА не то чтоб сопротивлялась, но осторожно и в то же время настойчиво не давала рукам моим вольничать. Свет я не включал, но казалось мне, что даже в темноте вижу чуть-чуть встревоженный, но не испуганный взгляд.

Провёл рукой по ЕЁ ножке, пытаясь снять сапоги, но ОНА не дала этого сделать. Я положил ЕЁ на диван и слегка навалился сверху, продолжая целовать в губы. Эта борьба, видимо, не была ей неприятной, но ОНА не отступала и не давала мне никаких надежд.

– Зачем это? Не надо… Не надо, – говорила ОНА, но я заставил поцелуями замолчать.

Моя рука упрямо и настойчиво коснулась плеча и начала свой поиск под кофточкой. ОНА вырывалась, стараясь помешать мне, и всё же я почувствовал кончиками пальцев маленький камешек на груди. Я стал нежно теребить его, ожидая реакции. Мы полулежали на диване – я не был слишком дерзок, я стремился не упустить и не перейти ту грань, переход которой мог навредить тому, что уже начиналось.

– Нет, не надо, не сейчас. Я не могу. Ну, зачем всё это? Почему обязательно это? – повторяла ОНА.

И вдруг я почувствовал дрожь во всём ЕЁ теле. ОНА отстранилась, попросив:

– Подожди, дай отдохнуть.

Я ведь даже не коснулся ничего запретного – только объятия, только ласки. Неужели?..

ОНА встала и оказалась у стены. Глаза ЕЁ были на уровне моих глаз.

– Нет, не сейчас, не могу, не надо.

– Но ты моя?

ОНА молчала.

– Ты будешь моей?

– Да, – прошептала ОНА.

Я устал от своих атак. Осторожно обнял ЕЁ, и мы вернулись на кухню, где в бокалах, наполненных шампанским, кувыркались кусочки шоколада. ОНА как будто бы не была обижена, и в то же время я ощущал некоторую неловкость. В каком состоянии воздушный замок? Что думает ОНА?

Тихо сказал:

– За всё, что между нами произойдёт, и ещё может произойти, я полностью беру ответственность. Полностью за все последствия. Ты должна это знать.

– Я понимаю, – ответила ОНА.

Утром я увидел ЕЁ в школе. ОНА подошла, тепло приласкала мою дочку, похвалила за успехи. Стояла возле меня какая-то новая, не такая как раньше. Румянец волнения, тепло в глазах, мягкий голос. Что-то сказала, я что-то ответил, удивляясь и радуясь перемене в НЕЙ. ОНА вряд ли осознала сама, что произошло с НЕЙ – вся была наполнена каким-то чудным внутренним светом, таким светом наполняются женщины, которые любят – это свет любви, искренней, чистой, всепобеждающей. Да, так может светиться лицо женщины, сердце которой наполнено большими, светлыми, яркими чувствами – это свет любящей, но не только любящей, это свет любимой и сознающей то, что она любима. Сознание этого возвышает, заставляет расправить плечи, выше поднять голову. Меняется всё – осанка, походка. И такая женщина уже не ходит – она парит над землёй, парит величаво и гордо, ведь она и любящая и любимая.

Только взаимные чувства, только взаимный восторг и взаимное притяжение могут принести подлинную радость, подлинное счастье.

Я подумал: «ОНА любит. ОНА умеет любить!»

Пробежали в мыслях строчки:

«Дай Бог, чтоб мы в жестоком этом мире

Имели редкий чудный дар любить!»

Теремрин прервал чтение, задумался: «Странно, автор взял строки из моего стихотворения?! Значит, он знает меня? Ведь легко бы мог сам что-что сочинить. Странно?!»

Вспомнил это своё стихотворение:

Не зря нас Бог карает знойным летом,

Во зле и фальши люди стали жить,

Благословен, кто в грозном мире этом

Имеет чудный Божий дар любить.

К добру иль злу путь выбираем сами,

Любовь – к добру, а ненависть – ко злу,

В любви всегда Всевышний будет с нами,

Так обратись, моя родная, в слух,

И ты поймешь: коль запылает пламя,

Мы в Вечный Мир путь проторим сквозь мглу.

Теремрин некоторое время сидел без движения. Он думал о другой необыкновенной женщине, о той, которая встретилась ему и с которой отношения только развивались. Читая рукопись неизвестного автора, случайно (а может не случайно) попавшую к нему в руки, он уже начинал, отчасти, завидовать описанному в ней удивительному чувству, чувству яркому, всепобеждающему. И он с надеждою подумал, что его может ожидать что-то ещё более сильное, ещё более яркое, потому что, хотя неведомый автор и упоминал несколько раз о духовности отношений, но этой духовности в рукописи пока не было видно. Скорее в ней была описана невероятная по силе всепобеждающая страсть, именно страсть… Любовь! Любовь – это что-то совсем другое. Он понял это с Татьяной, но… Так всё неожиданно глупо оборвалось. Впрочем, он стал теперь понимать, что, конечно, оборвалось всё совсем не случайно.

Посмотрел на часы. Было уже поздно. И всё-таки он продолжил чтение, отыскав место, где описывалась встреча в школе…

"Мы стояли рядом уже довольно долго. Пора было, вероятно, собираться домой и ЕЙ, да и мне. Но я не мог сделать и шага. И ОНА не спешила. Всё смотрела на меня и говорила мягко и ласково что-то приятное. Я не понимал что, я только слушал ЕЁ голос, который был для меня сейчас дороже самой чудной и совершенной мелодии.

Окрылённым я вышел на улицу. Я верил в будущее, был полон надежд. Надо было срочно повторить встречу, причём как можно быстрее.

…Но очередная встреча оказалась безрезультатной. ОНА шла на ласки, но кроме поцелуев, не позволяла ничего – сразу становилась холоднее, настороженнее и напряжённее, чем в прошлый раз, когда я почувствовал, даже не знаю почему, что ОНА очень, очень и очень подходит мне по темпераменту. В НЕЙ был огонь, а сейчас он, если и не погас, то фитилёк ОНА привернула умышленно.

Снова пили шампанское, снова я пытался добиться чего-то большего, чем поцелуи и снова слышал «не надо», «не могу я».

Что-то очень сильно сдерживало ЕЁ. Я не мог понять что. После этой встречи мы некоторое время не виделись – ОНА ссылалась на занятость.

Отношения наши переживали весьма опасный период и, конечно, двусмысленный. Ведь не было ещё никаких особых признаний, ничего не было. И в то же время меня к НЕЙ уже словно привязала неведомая нить. Разрывать её не хотелось, а продолжения отношений не получалось.

Мог ли я тогда заставить себя забыть ЕЁ? Нет, уже не мог. И потому решил сделать ещё одну попытку.

Не скоро удалось, однако, назначить новую встречу. Наши отношения на всём их протяжении испытывали и взлёты и падения. После первого взлёта – первое падение. Я терпеливо ждал, я был полон решимости добиться того, чего всегда стремится добиться мужчина от женщины, особенно если покорён ею, если чувства его высоки и сильны. Разве возникнет подлинная любовь, если не приведёт она к наивысшей точке отношений, если люди не узнают друг друга полностью, без остатка.

Я был настолько истомлён ожиданием, что понял – случись неудача, не

перенесу более, лучше завершу всё сразу. Вежливо откланяюсь и принесу извинения за причинённые волнения и беспокойства.

Более двух месяцев прошло уже со дня первой нашей встречи, а всё ещё ничего, абсолютно ничего не решилось. А ведь на вопрос: «моя ли?», ответила «да!», но так и не стала моей. Надо было искать повод для встречи. И тут как раз один приятель пригласил меня на свадьбу. Кстати заметил, что у невесты его много подруг, и время проведу более чем весело. Но я сказал, что приду не один.