Читать книгу Мои одногруппники - Николай Шмагин - Страница 2

Это был высокий здоровяк с кротким выражением лица, и смущённой улыбкой. Таким я его увидел впервые на студии, где работал грузчиком мебельного участка, и так же, как и он, поступал на курсы художников-декораторов. Экзамены были серьёзные, почти как в художественный институт; рисунок, живопись, композиция, общеобразовательные предметы, собеседование. Я успешно сдал экзамены, и в числе двадцати абитуриентов, а всего поступало человек сто, не меньше, был принят на курсы.

Должен отметить, что я серьёзно готовился, много рисовал, писал маслом этюды. Об искусстве, в частности, о художниках знал многое, так как с детства читал о них увлекательные книги.

Мой отец, художник, как-то принёс книгу о Рембрандте, затем о Карле Брюллове, я перечитывал их много раз, и знал почти наизусть. Он сам писал копии известных передвижников на заказ: «Алёнушка» Васнецова, «Дети, бегущие от грозы» Перова, «Рожь» Шишкина, это мои любимые картины.

Для меня было чудом, как на белом грунтованном холсте, по мановению отцовской кисти, появляется очередное живописное творение. Я тоже старался изо всех сил, пыхтел рядом с отцом от усердия, мазал кисточкой по картонке, подражая ему во всём.

Следы нашего творчества были на стульях, на полу, даже на штанах, о которые мы вытирали руки, забыв о тряпках. Мать, придя с работы, ругала нас и заставляла оттирать пятна, на следующий день всё повторялось снова…

Вскоре мы все перезнакомились, но настоящими товарищами моими стали Виктор Суднев, Юрий Фомичёв, и ещё несколько бойких ребят, остальные остались просто одногруппниками.

За учёбу все принялись рьяно, даже истово: во втором блоке нам выделили на втором этаже просторную комнату, где мы слушали лекции по киноискусству и материальной культуре, изучали архитектуру и комбинированные съёмки, декорационное мастерство, рисовали, писали акварелью натюрморты, в перерывах курили на лестнице в отведённом для этого месте, шлялись по павильонам.

Их было много, и запросто можно было заблудиться с непривычки в лабиринтах бесконечных коридоров и переходов. Студия делится на четыре блока по четыре павильона в каждом, производственные корпуса, административно-хозяйственные здания, цеха, склады, всего не перечесть. Нам ещё предстояло освоить этот огромный кино-город, который назывался Мосфильмом.

Учителями нашими были настоящие профессионалы кинематографа. Уроки живописи давал Василий Васильевич Голиков, фронтовик, инвалид войны и самобытный, яркий живописец.

Поскольку живописью я увлекался с детства, и мой отец, художник, был примером для подражания, то и результаты мои были выше других. Василь Василич, так мы звали его промеж себя, выделял меня среди всех.

– Ну, Николай, тебе и поправлять ничего не надо, молодец. Всем советую присматриваться к работам друг друга. Это помогает, – он переходил к следующему мольберту, за которым пыхтел розовощёкий Владимир Лобанов, балагур и рассказчик анекдотов, но вот по части живописи и рисунка он был слаб, как младенец. Василь Василич хватал его кисти, и начинал править натюрморт, исправляя огрехи горе-ученика.

– Ты смотри, вот он натюрморт, перед тобой. Работай цветом, мазки клади по смыслу, а не тычь кистью куда попало. Кувшин веди сверху вниз, скатерть свисает со стола, и ты кистью работай вниз, по складкам. Смешивай цвета, они должны быть чистыми, без грязи. Кувшин синий, скатерть белая, арбуз зелёный, тени прозрачные…

Все мы собирались за его спиной, наблюдая, как Василь Василич истово работает, превращая несуразную мазню Владимира в живописный натюрморт. Глаз не оторвёшь. Настоящая школа живописи в действии. Спасибо за это мастеру.

Проходя мимо Виктора, который трудился за мольбертом в поте лица, учитель удовлетворённо кивал головой, и шёл дальше.

Глупый случай рассорил меня с Василь Василичем.

Как-то мы всем курсом бездельничали на пандусе первого блока, возле колерной живописного цеха. После сытного обеда в столовой балагурили, покуривая и посмеиваясь. Делать было нечего.

Василь Василич хромал, так как нога у него была перебита разрывной пулей «дум-дум» финского снайпера, ещё в 1939 году, и я очень точно показал, как он ходит, припадая на изуродованную ногу. Все засмеялись над сходством, и Василь Василич увидел эту неприятную для него картину, появившись неожиданно для нас в коридоре.

С тех пор он охладел ко мне, и проходил мимо на своих занятиях. Попробуй объяснить, что это была просто дурацкая шутка. Мне было стыдно и неприятно перед учителем, но что поделаешь…

Мастером рисунка был Ипполит Новодерёжкин, глядя на которого, сразу всем было ясно, что это художник. Он тихо подходил к листу ватмана, на котором были попытки ученика перенести с натуры изображение Сократа, например, гипсовая голова которого стояла на постаменте перед нами, и бережно поправлял карандашом пробелы в рисунке.

Он соединял линии то там, то здесь, превращая разрозненные куски рисунка в единое целое, то бишь, в голову Сократа, придавая искусными штрихами выражение глубокой мысли и воли на лице мыслителя.

Декорационное мастерство вёл художник-постановщик Портной Сергей Александрович. Невысокого роста, в сером костюме, был он настоящим профи в своём деле, дотошно и въедливо вдалбливая в наши пустые головы специфику кинопроизводства, в частности, художественное оформление кинокартины в целом.

Во главе с ним мы обошли все цеха: столярный, бутафорский, живописный, малярный, механический, конструкторское бюро, где разрабатывались чертежи и проекты будущих декораций.

Побывали на складах, где хранилась историческая и современная мебель, фундусные щиты разных размеров и конструкций, из которых складывались части декораций в павильонах и на натурных площадках. Даже своя лесопилка есть на студии. Транспортный цех.

Реквизиторский, костюмерный, электроцех поразили наше воображение своим многообразием, в них было всё необходимое, чтобы обставить декорации любого профиля и времени, одеть артистов, включая массовку, во всё необходимое.

Оказалось, что киностудия – это не только огромный кино-город, где имеется даже яблоневый сад, пруд, скверы, но и настоящая кинофабрика с полным циклом производства.

Сергей Александрович научил нас всему: делать рабочие эскизы, правильно оформлять наряд – заказы, следить за их исполнением в цехах, что входит в обязанности художника-декоратора при подготовке и во время проведения съёмок. Принципиальности.

Однажды, когда мы оказались в спорткомитете, наш руководитель любил и спорт, Виктор увидел двухпудовую гирю в углу, и обрадовался, как ребёнок. Стал жонглировать ей перед нами, затем легко отжал раз по десять каждой рукой, чем поразил всех, включая и сотрудников спорт отдела. Никто из нас не смог выжать даже вполовину. Я с трудом выжал гирю два раза, и едва не вывихнул руку. У других получалось и того хуже.

И лишь Виктор Корман, высокий, крепкий молодой мужик в бородке, он был постарше нас, отжал гирю три раза тоже каждой рукой и усмехнулся, вполне довольный собой. Подняв кверху палец, изрёк многозначительно:

– Виктор, в переводе с латинского языка означает – Победитель!

С тех пор все мы частенько при случае повторяли эту фразу, приводя нашего скромного товарища в смущение, и все вместе смеялись. Над чем, сами не знали. Просто так, по молодости.

Позже, после окончания курсов, мне довелось работать с Сергеем Александровичем на нескольких фильмах, и однажды в кино-экспедиции, в Днепропетровске, он повёл меня в художественное училище, где учился в юности. Когда мы поднимались по широкой лестнице старинного здания на второй этаж, на стене слева, среди прочих висела большая картина в добротной раме, возле которой он остановился.

– Это моя дипломная работа, – скромно сказал он, скрывая волнение от встречи с ней, и я увидел красочный, живописный сельский мотив: закат солнца, по-над Днепром раскинулся хуторок, парубки и дивчины в украинских одеждах ведут хоровод на переднем плане.

Чувства, которые художник вложил в свою работу, я ощутил сразу, и навсегда запомнил эту картину своего учителя, хотя видел много его эскизов и этюдов в дальнейшем.