Читать книгу Особняк самоубийц - Нина Дитинич - Страница 16

В Москву из Дома творчества возвращались в сильную пургу. Со скоростью черепахи автобус пробивался сквозь вьюгу по занесенной метелью трассе. Впереди сквозь плотную снежную пелену слышался надрывно кашляющий, непрерывный рокот трактора, расчищавшего дорогу, которую тут же заносило снегом.

Наденька сидела одна на заднем сиденье и с тоской смотрела в окно, покрытое толстым слоем узорного льда.

В ее фиалковых глазах замерла острая боль. Она старалась не смотреть на парочку, сидевшую впереди, но у нее это плохо получалось, и время от времени взгляд останавливался на Альберте с Евой. Они сидели обнявшись. Барятьев с нежностью смотрел на свою спутницу и что-то шептал ей на ухо.

У Наденьки от этого все холодело в груди. К тому же она на самом деле замерзла, и руки заледенели, пытаясь согреться, она отчаянно дышала на пальцы. Ни одна дорога не казалась Наде такой бесконечно долгой и мучительной, как эта. Ей казалось, что никогда в жизни она не была так несчастна, как сейчас. Лишь один раз Барятьев украдкой бросил на нее любопытный, испытующий взгляд и тут же отвернулся.

Наденька попросила водителя остановить автобус у первой станции метро и, проходя на ватных ногах мимо Барятьева, споткнулась о его сумку, стоявшую в проходе. Он насмешливо посмотрел на девушку, а Ева громко засмеялась. Альберту это не понравилось, и он слегка отстранился от нее. Ева почувствовала его недовольство и замолчала, проводив Наденьку враждебным, презрительным взглядом.

Горестно доковыляв до дома, Надя в очередной раз дала волю слезам. Наверное, она сама виновата в том, что Альберт увлекся красоткой Евой. Надя прекрасно понимала, что проигрывает во внешности Михайловской, но, как любая женщина, думала, что все равно она гораздо лучше соперницы, что душа у нее чище, она добрее и любит Альберта в тысячу раз больше, чем эта холодная змеючка Ева. Что в ней есть что-то такое чудесное, чего в другой женщине нет. И, как любая женщина, обвиняла в предательстве не мужчину, а соперницу. Она не хотела понимать, что подло с ней поступил Барятьев, а не Ева. Боль жгла нестерпимым огнем внутри, и слезы не приносили облегчения. Надя поклялась себе, что, несмотря ни на что, завоюет Альберта и покажет Еве, чего она стоит.

Вволю нарыдавшись, она разобрала вещи и разложила их по своим местам.

В дверь постучали, у Нади радостно забилось сердце: «Альберт!» Она опрометью кинулась к двери и распахнула ее.

Перед ней в запорошенной снегом пуховой шали и потертой кроличьей шубке стояла ее мать.

От неожиданности Надя отпрянула.

– Мама? Как ты узнала, что я здесь?

Мать обожгла ее укоряющим, сердитым взглядом.

– Сима сказала.

– Сима… – печально повторила Наденька. – Зачем? Я же просила ее! – И бросилась помогать матери снимать мокрую от растаявшего снега шубу. – Не злись, пожалуйста, просто я не хотела тебе говорить пока, чтобы не расстраивать, а потом я бы тебе все обязательно рассказала.

Мать сокрушенно покачала головой.

– Мне Сима вчера все рассказала про твои дела. Влюбилась, университет бросила, костюмершей устроилась в театр к любовнику. – Вырвав из рук дочери свою шубу, она гневно стряхнула с нее снег и повесила на вешалку. Затем оглядела комнату. – Неплохо устроилась.

– Я же просила Симу тебе нечего не рассказывать, – угрюмо пробормотала Надя. – Зря я ей написала.

– Ты не об этом беспокойся, – прикрикнула мать. – Не в Симе дело, а в тебе. Я думала, ты учишься, а ты дурака валяешь. Не ожидала от тебя такого, – вдруг всхлипнула она, и ее бледные губы жалко вздрогнули и беспомощно скривились. – Мы ли с отцом для тебя не старались? А ты вон что нам устроила!

Наденьке стало бесконечно жаль мать, и ее собственная боль куда-то отошла и притупилась, вместо нее нахлынула нежность и глубокая жалость к родителям. Она почувствовала себя виноватой.

Наденька обняла маму и горячо зашептала:

– Мама, прости, пожалуйста. Я больше никогда не буду делать так, никогда. Я все исправлю.

Когда мать и дочь, вдоволь наплакавшись, успокоились, мама решительно сказала:

– Первым делом ты должна уволиться из театра и восстановиться в университете.

Но Наденька заупрямилась.

– Я буду работать и перейду на вечерний факультет или заочный.

Мать расстроилась.

– Зачем тебе вечерний? Спокойно училась бы на дневном и стипендию получала.

– Мама, ну как ты не понимаешь! Стипендия маленькая, на нее не проживешь, а я уже взрослая девушка, мне и одеться надо, и выйти куда-нибудь.

– Мы же тебе деньжат все время подкидывали, – горестно вздохнула мать. – Почему бы не учиться, не отвлекаясь?

– Этих денег недостаточно, мама.

Беспомощно опустившись на стул, мать покачала головой.

– Дочка, дочка. Ты раньше мало интересовалась нарядами. Была серьезной и разумной. Что случилось?

Наденька упрямо поджала губы.

– Знаешь, мама, я думаю, девушке не учеба нужна, а хороший надежный муж.

– Уж не этот ли артист, про которого Сима говорила, тебе голову задурил? – сердито прищурилась мать.

Стоя посреди комнаты, дочь вызывающе подбоченилась.

– А хоть бы и он, и что?

– А то! – окончательно рассердилась мама. – Не потому ли у тебя все лицо зареванное? Муж! Артисты на артистках женятся или на каких-нибудь знаменитостях, а ты провинциальная девчонка, ни профессии, ни образования, да и не красавица.

– Спасибо, мама, – обиделась Надежда. – Только если ты считаешь меня дурнушкой – это не значит, что я не нравлюсь другим.

Мать вздохнула и примирительно спросила:

– Что хоть за артист? Как зовут его?

– Тебе что, правда интересно? – неуверенно пробормотала Надя.

– Правда, ты же моя дочь, мне все важно знать о тебе.

Помолчав, Надя смущенно назвала имя своего возлюбленного.

– Знакомая фамилия, только лицо не могу вспомнить, – сконфузилась мать. – А в каких фильмах он снимался?

Моментально оживившись, Надя начала рассказывать о ролях Барятьева. Теперь она знала все его фильмы почти наизусть.

– Так он же старый для тебя! – невольно вырвалось у матери.

У Наденьки гневно затрепетали ноздри, и она выкрикнула:

– Никакой он не старый! Что ты придумываешь?!

– Что ты кричишь? Посчитай, на сколько лет он тебя старше.

– Да мне плевать, сколько ему лет! – продолжала кричать Надя. Ее лицо покраснело, жилы на шее натянулись от крика. Она стала совсем некрасивой.

Мать увидела, что Наденька не в себе, не контролирует эмоции, и решила больше не испытывать судьбу. Порывисто обняла дочь.

– Ну любишь и люби, – тихонько шепнула она. – Только я вижу, не очень-то ты счастлива.

От участливого голоса матери у Наденьки все перевернулось в душе, и слезы хлынули из глаз. Она уткнулась в теплую материнскую грудь и, вдохнув знакомый с детства запах, сбивчиво и торопливо поведала свою короткую и горькую историю любви.