Читать книгу Как потопить «Титаник» - Нина Охард - Страница 2

Она уже не боялась смерти. Смерть казалась просто избавлением от нескончаемой и невыносимой боли, терпеть которую было невозможно. Боль не давала ни сидеть, ни стоять, она мешала думать и убивала желание жить. Нина пыталась справиться с болью самостоятельно, и даже советовалась с доктором Гуглом, но боль не отступала. Пытаясь выяснить причину, Нина даже воспользовалась имеющейся у нее медицинской страховкой. Однако боль не ушла, к ней еще присоединился страх.

Он возник, когда женщина увидела источник этой боли в виде крупного светлого пятна на снимке. Нина поняла, страшно не то, что это конец, а то, что теперь до конца придется с этим жить. Вернее доживать. Сколько еще?

Доктор Гугл, озадаченный этим вопросом, задумался и выдал несколько сотен вариантов диагнозов и разных исходов, но учитывая сильную боль, намекнул на саркому и посоветовал сделать гистологию.

Она ходила кругами по коридору в ожидании, когда же, наконец, дойдет очередь, и она попадет к врачу. Мысленно она подводила итоги своей жизни.

Она так и не съездила в Италию, хотя с детства бредила этой страной, не поучилась в Кембридже, не побывала в Китае. Даже не написала свою операционную систему. Если разобраться, она ничего не сделала. Вся прожитая жизнь больше походила на выживание. На первом плане была борьба, все остальное откладывалось на потом. Не было то денег, то времени, то возможности. А теперь все, уже никуда и не поедешь, ничего не сделаешь. Оставалось только терпеть боль и ждать смерть. У нее не было жалости к себе, за все эти годы она разучилась себя жалеть. Ей было немного жалко коллег по работе, на которых переложат ее обязанности, и очень жаль сына, который останется без денег и помощи, и, следовательно, тоже продолжит битву за место под солнцем.

Привычка бороться не давала спокойно лежать в ожидании смерти. Ей так часто приходилось противостоять ударам судьбы, что даже после приговора она продолжала двигаться вперед.

Врачи слушали, качали головами, прописывали таблетки и отправляли к коллегам по ремеслу. Ни одно из прописанных лекарств не облегчало страданий, а бесконечное хождение по кабинетам лишало последних сил. Она теряла сознание, вставала и снова шла. Не потому, что у нее была цель, а потому что была привычка идти.

Вот и сейчас она опять пришла к очередному врачу и терпеливо ожидала свою очередь. Больные, рассевшись на лавочках, спокойно рассказывали друг другу о своих болезнях. Она не могла сидеть, да и общаться тоже не хотелось. Уверенность, что никому нет никакого дела до чужой боли, прочно поселилась в ее душе.

Наконец она зашла в кабинет, и доктор любезно предложил присесть. Она демонстративно отказалась и протянула снимки. Нина уже знала магическое слово, которое врач должен был произнести, но, не дождавшись, сказала его сама:

– Нужно сделать биопсию.

Врач оторвал взгляд от снимков и посмотрел на нее удивленно. «Вы начинаете с конца», – говорил его взгляд, он взял ручку и начал записываю историю болезни.

Нина уже могла надиктовать целый роман, но какой смысл рассказывать подробно о том, как она наклонилась и от боли потеряла сознание. Потом доползла до дивана и долго лежала, в надежде, что боль пройдет. Потом пила таблетки, мазала мази. Поняв, что доктор Гугл не поможет, Нина пошла к врачу в клинику, который оказался еще менее грамотный. Только когда она заставила врачей сделать МРТ, до них дошло, что перед ними не выжившая из ума дама, страдающей ипохондрией, а женщина с реальной и серьезной проблемой. Врачей это открытие испугало, решать чужие проблемы никому не хотелось, и они пытались от нее избавиться.

– Случайная находка? – спокойно поинтересовался врач, указывая в сторону снимков.

– Нет не случайная, наклонилась и появилась резкая и сильная боль.

Слово «сильная» вызвала у врача искреннее удивление. Она посмотрел на пациентку с выражением недоверия и переспросил?

– Очень сильная?

С детства Нина усвоила: болит сильно – означает потерю сознания. Поэтому она уточнила:

– Я теряла сознание от боли.

Врач снова посмотрел с недоверием:

– Что, так болело?

Нина поморщилась и, не выдержав наплыва эмоций, взорвалась:

– Нет, мне просто нечем заняться, поэтому я нарисовала в Фотошопе дырку в кости и пришла к вам развлекаться, – ответила она, с вызовом глядя в глаза.

Врач потупил взгляд и сдался.

– Хорошо, давайте сделаем биопсию, – согласился он и начал писать назначения.

Биопсия назначена на девять утра, значит, нужно в восемь выйти из дома и в семь встать. Встать в семь было не проблема. Вернее не проблема проснуться, потому, что спать она все равно не могла. Нина встала и сделала несколько шагов. В глазах потемнело и, схватившись за дверной косяк, она очнулась на полу. Нина ощупала голову. «Цела – это уже не плохо», – мелькнула мысль, и она сделала еще одну попытку подняться. Вторая попытка тоже оказалась не удачной. Она вернулась на кровать и задумалась о том, как попасть в клинику. Вести машину в таком состоянии она не могла, а сын еще не имел прав. Вызвать скорую? Но повезут ли они ее туда, куда ей нужно? Такси? Сможет ли она сидеть? Позвонить знакомым? Эта мысль вогнала ее в тоску. Ее ухажер, узнав о потенциальной возможности злокачественной опухоли, перестал сначала приезжать, а потом и звонить. Когда она поинтересовалась, сможет ли он отвезти ее в больницу, он удивленно спросил: «Кто я тебе?». Услышав это, она не ощутила, что боли стало больше, просто почувствовала, как похолодели пальцы, и воздух с трудом проходит сквозь сжавшиеся бронхи. Она не обиделась, просто это получилось очень некстати. Наверное, ехать придется на метро. Осознавая риск поездки в одиночку, она разбудила сына, и они двинулись в путь. В метро она снова потеряла сознание и пришедшая на помощь женщина – диспетчер вызвала милицию, которая проверила у Нины документы. Документы оказались в порядке, Нина собрала остатки силы воли, встала, и они доехали до клиники.

Теперь она лежала в коридоре на кушетке, положив под голову куртку, такую же зеленую, как она сама и ждала врача. Она не следила за временем. Сознание периодически покидало ее, потом возвращалось. По коридору ходили люди в белых халатах и равнодушно глядели на еле живую женщину, лежащую на скамейке.

Наконец ее взяли на биопсию. Она надеялась, что после, станет легче, так и произошло. Боль затаилась.

Лишенный прессинга боли, разум снова обратился за помощью к доктору Гуглу, который сложив входные параметры, намекнул на лимфому кости.

Заболевание было очень редкое, один – два случая на миллион. Она смотрела на людей вокруг себя и задавала один и тот же вопрос: «Почему я? Вокруг столько тех, кому жизнь была совершенно не нужна. Алкоголики, добровольно пропивающие свое здоровье, бессмысленно рискующие своей жизнью мотоциклисты, обкурившиеся травы, подростки. Почему мой умный, красивый и трудолюбивый ребенок, должен остаться сиротой?»

Если бы она только могла украсть жизнь у тех, кто ее не дорожил, разве она бы задумалась хотя бы на секунду? Однако ничего нельзя было сделать, только смириться с неизбежностью и ждать приговора гистологов. Они тянули с ответом.

Поняв, что сумасшедшая пациентка от него не отстанет, врач отправил ее в отделение патанатомии.

Нина долго блуждала по территории, пока не нашла затерявшийся в густой зелени маленький двухэтажный домик. Невольно в голове всплыли запомнившиеся еще с детства строки из книжки: «Казалось, здесь бы могла гулять красная шапочка, но это морг, сюда возят трупы». Морг, правда, не работал, вход в него завален мусором, но это не меняло общего антуража. Мрачный пейзаж напоминал о том, что жизнь подошла к финишной черте, и Нине мучительно захотелось выжить. Она подумала, что если есть хотя бы один шанс на миллион, она обязательно должна его заполучить. Снова в памяти всплыло не созданное, не покоренное, не выученное, и этот огромный мир, с его неразгаданными тайнами и неизведанными далями показался таким желанным. Она вдохнула настолько глубоко, насколько позволили легкие, и взлетела на второй этаж в патологоанатомическое отделение.

Длинный коридор с ободранным линолеумом на полу, облупившиеся синие стены, множество комнат. Она даже не знала толком к кому ей нужно. Нина быстро пробежала по коридору до конца и заглянула в приоткрытую дверь.

За компьютером сидит немолодой человек, на мониторе видна абстрактная картинка, которую Нина принимает за гистологическую. Она зашла в комнату, и поздоровалась.

Патанатом с интересом разглядывает сначала Нину, затем снимки. Короткая дуэль взглядов. Словно бантик на веревочке для кота, звучат для нее слова:

– Понимаете, я могу сейчас написать вам «киста», у меня есть для этого все основания, но – он делает паузу и мнется.

Она же умная, она все понимает. Она говорила с доктором Гуглом, и тот сказал, что кисты бывают у детей и подростков.

– Это лимфома, – говорит Нина, то ли, утверждая, то ли спрашивая.

Да, она угадала, и он удивлен. Он снова внимательно ее рассматривает, интересуясь профессией, возрастом.

Мозг работает на полную мощность. Бантик на веревочке – этот призрачный шанс один на миллион заставляет ее думать в авральном режиме. Покорить, сразить, впечатлить. Он должен ее вытащить. Ни одного неправильного слова, ни одной ненужной эмоции или неправильного жеста. Тотальный контроль над собой.

Она, словно петлю на шее жертвы, затягивает разговор. Она ему нравится, о да, это она умеет. Она само обаяние, образчик красоты и разума. Пусть отдохнет Голливуд со своим картонным искусством. Ни тени наигранности, ни грамма фальши. В каждой реплике – афоризм, в каждом жесте – школа Петипа. Сейчас – это ее единственный шанс выжить. Она справилась, он впечатлен, заинтригован и готов помочь. Он пишет свой телефон и рекомендует сделать операцию.

Сквозь плотное кольцо галдящих теток, страдающих остеопарозом, штурмующих кабинет, невозможно прорваться. К счастью врач выходит в коридор и с радостью выписывает направление на операцию, отправляя договариваться к анестезиологу.

У анестезиолога на лице написана растерянность, граничащая с ужасом. Он в двух словах объясняет, что это за операция и настоятельно рекомендует госпитализацию. Она благодарит, соглашается и идет договариваться в клиническое отделение.

В глазах хирургов озабоченность. Операция сложная и исход непредсказуем. Они боятся, что она умрет прямо на операционном столе от потери крови и пытаются отделаться. От нее уже не первый раз хотят избавиться, она это ожидала и подготовилась. Магическая бумажка с телефоном извлекается из кармана. Звонок патанатому. Он настаивает на операции, называя ее открытой биопсией. Поморщившись, хирурги соглашаются.

Теперь последняя проблема, договориться на работе.

Она сталкивается с шефом в коридоре и на его дежурное приветствие: «Как у вас дела?», отвечает не полагающимся по этикету: «Спасибо, все хорошо», а начинает аккуратно рассказывать о проблеме со здоровьем.

– У меня опухоль в кости, – говорит она, глядя ему в глаза.

Он с трудом сдерживает улыбку и уточняет:

– Черепа?

Наверное, он считает, что это юмор, но цинизм, произнесенной фразы, пробегает холодком по ее телу.

Эмоции вспыхивают и переполняют душу, они готовы вырваться наружу, но она не доставит ему такой радости. Он никогда не увидит, что причинил ей боль. «Дерьмо! Проклятый российский менталитет. Как он еще может почувствовать себя сильным? Только наблюдая за женщиной, попавшей в беду».

– Нет, не черепа, – отвечает она спокойно.

Он улыбается в ответ, словно говоря: «Видишь, жизненно важные органы не затронуты, а остальное меня не интересует».

Он вежлив, спокоен и равнодушен: «Главное не выключай телефон и возьми с собой компьютер, нам может понадобиться помощь».

Наконец телефонный звонок прерывает поток его слащавой речи, он вежливо откланивается и уходит.

После разговора на душе становится совсем мерзко.

«Чего ты от него ждала: помощи, понимания, сочувствия? Ты с ним даже не спишь. Он имел все основания, как и твой горе – любовник спросить: „Кто я тебе?“. Пока ты здоров, полон сил и энергии, ты всем нужен. А сломался, заболел, слег, остаешься со своими проблемами один на один».

Нина стоит у окна и смотрит вниз. Ее взгляд упирается в табличку с часами и курсами валют. Часы мигают, время неуклонно движется вперед. Все это наводит на философское размышление о стоимости жизни и оставшемся времени. Ей хочется все бросить и уйти, но она все-таки идет на работу.

Ее появление сопровождается приступом всеобщей любви. «Если тебя так любят, наверное, тебе мало платят», – думает она, разрываясь между ответами на скопившуюся почту, телефонными звонками и вопросами коллег. Она мысленно пытается от всего этого отстраниться. Теперь это все прошлое. Однако кроме работы у нее фактически ничего нет. Для нее даже хобби всегда была только работа. Что же останется, если это все убрать? Рутина снова засасывает в свой магический водоворот, поглощая целиком, не оставляя на размышления ни времени, ни сил. Впрочем, какое сейчас это имеет значение? Сейчас ей нужно выжить, это главное.

Тонкая простыня, в которую она пытается завернуться, не спасает от холода. Анестезиолог, причитает над прозрачными руками, пытаясь в очередной раз попасть иголкой в вену. Хирург рассказывает план операции. Если они обнаружат опухоль, то возьмут ткань на гистологию и будут ждать заключения из патанатомии. Он боится кровотечения, которое они не смогут остановить, поэтому взволнован и напряжен. Вот, наконец, капельница готова и укол в позвоночник, укладывает Нину на стол. Она не думает о том, что может умереть и вслушивается в разговоры хирургов. Они не многословны.

– Дырка, – слышит она удивленный возглас.

– Принеси из шкафа пакет с Коллапаном, – раздается голос хирурга.

«Значит киста», понимает Нина.

Ее не успевают привезти в палату, как улыбающееся лицо патанатома появляется в дверях, и с порога заявляет, что никакой лимфомы у нее нет.

– Я разговаривал с хирургом, очень хорошо, что они положили «Коллапан», – продолжает он и подсаживается рядом. С плохо скрываемой гордостью, он рассказывает о биоматериале, который Нине положили в поврежденную кость. Его изобрели российские химики, а он проводил морфологическое исследование и ввел в клиническую практику.

– В состав «Коллапана» входит гидрооксиапатит, который по своему составу ближе всего к человеческой кости. Когда он попадает в костный дефект, вокруг него образуется остеон, который в дальнейшем преобразуется в кость. Я сравнивал «Коллапан» со многими импортными препаратами. Ни у одного другого препарата не встречал, чтобы из каждой частички препарата образовывалась костная трабекула.

Его лицо светится счастьем, и речь звенит апрельским ручейком. Нина смотрит из-под полузакрытых глаз и понимает, что смертельный приговор отменили и ей дарована жизнь. Она улыбается и теряет нить повествования. Она думает, что нужно сделать обязательно на этом отрезке, подаренной жизни. В голове строятся планы, воображение мечтательно рисует картинки из будущего, она медленно растворяется в мире своих грез.