Читать книгу С видом на Париж, или Попытка детектива (сборник) - Нина Соротокина - Страница 3

А начиналось все так хорошо и весело. Напомню, у нас 1997 год. С одной стороны – это «лихие девяностые», с другой – мы самая свободная нация в мире.

Началом этой истории послужили три глобальных события, разнесенные во времени с интервалом в месяц: я продала мамин рояль, мне предложили идти в писатели, из Дюссельдорфа позвонила Алиса и позвала меня в Париж. Каждое из этих событий стоит вроде бы наособицу, но, не продай я мамин рояль, вообще бы не о чем было говорить, потому что с этой продажей я стала сказочно богатой и независимой. Две тысячи баксов, простите, долларов, отвалили мне за семейную реликвию, я таких денег отродясь в руках не держала.

Несколько слов о себе. Всю жизнь я проработала в НИИ. Инженер я никакой, мне и друзья говорили, что во мне преобладает гуманитарная жилка. Но когда я поступала в институт, физики были в почете, а лирики в загоне. По опыту скажу, работать с гуманитарной жилкой в техническом НИИ люди могут, но заниматься в «эпоху перемен», как называют наше проклятое время, торговлей или предпринимательством совершенно не в состоянии. А тут и пенсия подошла.

Вообще-то грустно. Муж умер, сын вырос, внуки пошли в школу. Сбережения мои остались в сберегательной кассе. Если их в новые деньги перевести, а потом опять в старые, то это меньше рубля. Сын – физик, и, в отличие от меня, без гуманитарного уклона, то есть предан науке и бросать ее не собирается. Невестка – врач, тоже в жемчугах не купается. Это я к тому говорю, что на их помощь я не рассчитывала.

Промаявшись полгода на деньги, которые наше правительство условно называет пенсией, я совсем заскучала. И тут – чудо. Нашелся покупатель. Чей-то сын, консерватория, нужен хороший инструмент… все как в сказке. Вначале я решила – нет, я детям ничего из этих денег не дам, буду просто делать подарки и добавлять каждый месяц себе к пенсии. Но скоро я поняла, что одними подарками здесь не обойдешься. Да и кто другой поможет сыну, кроме матери.

Однако судьба не остановилась в своих благодеяниях. Я воочию вижу усталого ангела в очках. Он уже поставил около моей фамилии положительную галочку, но потом почесал свой золотистый затылок. В том смысле почесал, что такой бедолаге, как я, мало дать просто рыбу, ей нужна еще и удочка. Я не люблю эту иностранную пословицу, чуждую нашему менталитету. Удочка в нашем сознании никак не объект работы, а скорее предмет для шуток (я сматываю удочки!), но что делать, эта пословица сейчас очень в ходу. Словом, ангел принялся опять листать книгу судеб и нашел в ней юного Павлика, молодого дельца с неоконченным техническим и сына моей бывшей сослуживицы Ангелины Феоктистовны.

Она не была моей подругой, как, скажем, Алиса, но всю жизнь мы были в хороших отношениях. Когда Ангелина уехала с мужем в Америку, я помогла ей сдать квартиру приличным людям. Сыну сняли однокомнатную. Потом она мне позванивала из Бостона: как там Павлик, зайди к нему, посмотри, что у него там, а потом напиши. Ходила, писала. Павлик как Павлик, усы пробиваются, мажет прыщи какой-то дрянью, мотается по дискотекам.

Когда Ангелина вернулась в отечество, Павлик уже бросил Бауманский и занялся книгопечатанием. И как это ни смешно – успешно.

Можно и не писать так подробно про Павлика с Ангелиной, потому что ни мать, ни сын не имеют к дальнейшим событиям ни малейшего отношения, но надо же объяснить, как в мои руки попал диктофон – чудо современной техники.

Мы встретились с Ангелиной у нее на квартире, винца выпили, и стала она мне показывать американские фотографии, одну другой краше: это наш дом, это гостиная, это сад, это бассейн… Я не выдержала:

– Гелька, как же ты оставила такую красоту?

– Ну, вообще-то мужа перевели. А я и рада. Там же общаться не с кем. Смертная тоска. Вообще, без языка трудно.

– Неужели там русских нет?

– Есть. Нашими соседями, например, были новые русские, милейшие люди. Он обворовал обменный пункт, унес пятьсот тысяч долларов и дернул в Америку. И все это знают.

А дальше мне Ангелина рассказала про них такую историю. За два года богатой жизни соседи спустили полмиллиона и уже стали подумывать, как жить дальше.

Тут я не выдержала:

– Как можно за такой короткий срок спустить такую сумму денег?

– Потому для нас Америка и загадка, – невозмутимо ответила Ангелина. И продолжила рассказ. – Стали думать, как жить дальше. Можно, конечно, вернуться домой и открыть новый обменный пункт, но опасно. А здесь, в Бостоне, – как заработать? И вот в разгар хандры соседка, а надо сказать, она в свое время сидела где-то в Башкирии за растрату, решила написать стихи и послать их в местную печать. Как все уголовницы, она была сентиментальна и велеречива. Стихи получились длинные, горестные и непритязательные. Вся семья их месяц переводила на английский. Послали. Вскоре выяснилось, что стихи не только напечатали, но и дали за них нестыдный гонорар. Идея вернуться в Россию была моментально забыта. «Пока платят, стихами будем жить!» – сказала новоиспеченная поэтесса.

Я рассмеялась:

– Не помню где, но точно у Марка Твена я прочла эту фразу: «Бог создал Америку, чтобы опошлить вселенную».

– Да ладно… опо-о-шлили… – Ангелина передразнила меня с выражением. – У нас вон тоже все пишут. А тебе чего не писать? Ты начитанная, ты любишь живопись и разбираешься в музыке. Если бы у меня был гуманитарный уклон, я бы непременно писала. А Пашка тебе поможет с публикацией. У него все пишут, а уж для своих…

И подарила мне диктофон, мол, первое дело для писателя. Конечно, у меня закралось подозрение, что Ангелина решила приобщить меня к литературе только для того, чтобы пристроить диктофон за полной ненадобностью. Наверное, этот черненький японский прибор ей тоже кто-то подарил. Ангелина еще не избавилась от атавистической привычки делать после возвращения в отечество подарки. Видимо, она считала себя мне обязанной. А здесь все так прилично, портативно… Игрушка и правда была замечательная. Я поддалась искушению и поехала к Павлу в издательство.

Что это у черта на рогах, оно и так понятно, что помещение крохотное, арендованное у какого-то института, можно догадаться, а вот как они в эдакой тесноте и малым составом делают деньги, для меня было тайной. Главная их продукция – детективы, а производительность как у процветающей птицефабрики.

Павлик всегда относился ко мне уважительно, а тут он и вовсе открыл карты:

– Мама говорит, что у вас получится. Главное, чтобы был выдержан жанр. Ну, вы понимаете, теть Маш, секс и трупы. Но у нас обязательное условие. Все это должно происходить у них. Можно, конечно, запустить туда новых русских, но лучше не надо. Предпочтительнее, чтоб действие происходило в Америке. Почитайте, подумайте. В нашем деле хорошо – свежий глаз. Я покупаю ваш роман на корню и плачу пятьсот долларов. Поверьте, это хорошие деньги.

Я поверила.

– Роман выйдет под псевдонимом.

– Я и сама об этом подумала. Возьму мамину девичью фамилию…

– Нет. Псевдоним мы придумаем сами. Я покупаю ваши авторские права. А для лучшей реализации книг предпочтительнее иметь на обложке иностранное имя. Понимаете?

Не сразу, но поняла. Их продукция была в изобилии выставлена на стеллажах. Обложки сияли химической радугой: полногрудые дивы, супермены с квадратными подбородками, топоры с каплями крови… И везде иностранные авторы.

«Так, значит, все это пестрое детективное богатство лепили наши безвестные герои? – хотела я спросить у Павлика. – Значит, вы покупаете рукопись, сочиненную голодной студенткой или несытой пенсионеркой, придумываете автора: Амар Роям, Сильвия Берлусконе, Освальде Лапорте…» Не спросила. Павлик сидел, застенчиво потупив взор, но выражение лица у него было суровое.

Честно скажу, я пыталась. Никогда я не читала столько детективов одновременно. Себе я говорила – учусь. Вспоминая жену хозяина русского обменного пункта и ее стихи, я твердила полюбившуюся мне цитату: «Бог создал Америку для того, чтобы опошлить мир». Это не абы кто написал, а Марк Твен. И еще я себе говорила: не надо чваниться. Тебе крупно повезло. Мы вливаемся в мировую культуру. Если Америке нужна поэзия с блатным душком, а России детективы, то где-то в духовном плане мы равны. Во всем прочем, правда, несколько отстаем.

А потом мне позвонила Алиса. Она физик, умница, она востребована европейскими университетами, она моя любимая подруга, только видимся мы в последнее время редко.

– Маша, это я. Думай быстро. Ты можешь поехать в конце мая в Париж? Поедет еще Галка. На всю поездку нужна тысяча, долларов, разумеется.

Я раздумывала секунд пять.

– Конечно, могу.

– Хорошо. Тогда я сегодня же пошлю на твое имя приглашение. Оформляй паспорт. Поездка будет обалденная. Я купила подержанный тарантас. Вы прилетите с Галкой в Дюссельдорф, оттуда мы поедем в Амстердам, далее везде… Мужайся, старушка.

Оглушила, право слово, оглушила. Потуги с детективом были забыты. Я ходила в ОВИР, стояла в очередях, потом оформляла визу и опять стояла в очередях. Более того, в течение недели я ездила в семь утра отмечаться в немецкое посольство. Наконец и билет, и виза были у меня на руках.

Накануне отъезда я позвонила Павлику.

– Это Мария Петровна говорит. Вот какое дело, мой хороший. Мне здесь подвернулась поездка по Европе. Как ты смотришь на то, что я напишу путевые заметки… так сказать, пособие туристам: исторические места и все такое…

Трубка молчала. Но, во всяком случае, он не сказал сразу «нет».

– Можно будет написать это руководство с юмором. Знаешь, даже некую ситуацию придумать. В конце концов, «Трое в одной лодке», ну и так далее, тоже задумывался как путеводитель.

– «Трое в одной лодке» в пяти издательствах выходило, – мрачно резюмировал Павлик.

– Это я так, к слову. Мы возьмем… Ты возьмешь иностранный псевдоним, а я уж не подкачаю. Давай напишем, а, Павлик?

– Ну не знаю, теть Маш. Это же кот в мешке. Пишите, конечно, что-нибудь придумаем. Может быть, потом выкроим из вашего материала «Историю Франции для детей».

– Павлик, я буду в Париже десять дней. Из этого «Историю Франции» не скроишь.

– Ну, поработаете потом в библиотеке.

– Может быть, для этой цели лучше взять специалиста?

Он вздохнул и замолчал надолго. Тишина на том конце провода вопила: «А вас куда?» Если бы не мамина просьба, он давно бы послал меня к черту. Ну и ладно. Мне сейчас не до политесов. И никакие комплексы меня не мучают. Буду писателем по блату. Не получится писателем, стану историком.

– До свиданья, мальчик, – крикнула я бодро. – Я буду стараться. Это будет повесть с видом на Париж. – Трубка мне ответила короткими гудками.

Диктофон с собой я взяла.