Читать книгу Что случилось, дорогая? - Оксана Кириллова - Страница 2

Сейчас

Оглавление

Все началось с зеркала, и зрелище предназначалось не только мне.

Мама завизжала и уронила то, что держала в руках. Не помню, что это было, но точно что-то бьющееся. Впрочем, в тот момент было не до осколков.

– Илья, ты тоже это видишь? – почему-то шепотом спросила она.

Я стоял рядом. Коротко кивнул.

Могу объяснить, почему не закричал сам. У меня другая реакция на шок: я цепенею, ноги становятся ватными и неповоротливыми, и через все тело проходит противный липкий озноб. Хорошо, что хоть головой покачать смог.

Прошло секунд пять, прежде чем изображение растворилось, и в зеркале вновь отразились мы с мамой – она с расширившимися от ужаса глазами и вросший в землю я с весьма идиотским выражением лица.

Мама принялась быстро креститься и что-то шептать. Насколько я знаю, молитв она наизусть не помнила.

– Мам, давай я тебе корвалола накапаю. Он наверняка еще у тебя.

– Передний карман сумки, – нехотя призналась она.

Успокоительные хранились у нее со дня похорон – «на случай, если кому-то поплохеет». На самом деле мама тогда взяла их для себя (я все равно от них отказался). Она всегда плохо переносила такие мероприятия, хотя очень старалась, чтобы никто так не думал.

– Это же была… она, да? – дрожащим голосом спросила мама минуту спустя, опрокинув в себя рюмочку с разбавленным водой корвалолом.

– Ага.

Я присел рядом с ней на диван и бегло провел пальцами по мягкой обивке, которая еще хранила отпечатки пальцев моей жены. Выбирала его она – и в стремлении к стильному интерьеру настояла на мятном цвете. Я скорее восхищался Нининой смелостью, чем возражал.

– С распущенными волосами, бледная, вся в белом и босиком? – уточнила мама таким тоном, будто сама не верила, что произносит это.

– Да. Это была Нина. Никаких сомнений.

– «Никаких сомнений!» – раздраженно передразнила меня она (значит, уже приходила в себя). – Тебя это вообще не смущает? Совершенно ничего особенного, да?

– Не знаю.

Озноб прекратился, теперь я чувствовал себя обессиленным, из меня словно выкачали всю энергию.

– Это ужасная примета. Покойники не должны приходить к живым. К моей соседке по даче как-то ночью пришел мертвый муж, постоял у ее постели печально и исчез, а через неделю… Попомни мое слово, не являются они просто так. Это за мной.

Сделав торжественное объявление, мама замолчала, чтобы у меня была возможность возразить. Я ею, конечно, воспользовался – наверное, только не так энергично, как она ожидала.

– Какая-то ерунда, мам. Не думаю.

– А что? – она выпрямилась и зачем-то подбоченилась. – У моего отца как раз в пятьдесят пять случился инфаркт.

– И дедушка до сих пор жив и вполне здоров, – счел нужным напомнить я.

– А соседка – нет, ее автобус сбил, – заявила мама и без перехода осведомилась:

– Может, переночуешь сегодня у меня?

Она предлагала мне это каждый день. И постоянно теперь меня навещала.

– Зачем?

– Нечего тебе находиться в этом жутком доме.

Мама смотрела на меня с нескрываемым беспокойством.

– Если Нина захочет забрать меня, ей необязательно дожидаться, пока на город спустится ночь и я останусь один. Люди умирают и в присутствии других. И… днем.

После этой фразы воцарилась тишина.

Моей жены не было в живых уже десять дней. Ее нашли мертвой под балконами нашего дома, пока я был на работе. Днем.

Следователи провели какую-то там проверку, чтобы обнаружить только «травмы, характерные для падения с высоты». При этом дверь балкона в нашей квартире осталась наглухо закрытой со стороны комнаты. Я запомнил, что когда следователь, осматривая наше жилище, открывал эту дверь, ручка даже поддалась не сразу. Но все же справиться с ней было не НАСТОЛЬКО сложно, чтобы в случае надобности Нина не смогла этого сделать.

В саму нашу квартиру дверь была закрыта, но не заперта. Как будто Нина выбежала буквально на минутку. Местоположение тела позволяло предположить, что она сверзилась скорее с общего балкона нашего подъезда… на который практически никогда не выходила. И тем более не выбегала на минутку.

Неужто кто-то выманил ее и сбросил вниз специально? Звучало дико, но в то, что она сбросилась сама, я верил еще меньше: моя жена была жизнерадостной, улыбчивой, мы с ней строили планы на будущее. У нас была счастливая семья. Если бы все произошло как мы планировали, в следующем году мы бы уже могли стать родителями. Она даже прошла обследования у женского врача и навела справки на работе насчет декретных выплат.

Нине было всего двадцать семь.

В таком возрасте не должны умирать. Но она – умерла, не приходя в сознание.

***

Несмотря на мамины уговоры, я остался дома один. Включил какую-то комедию, чтобы отвлечься, но так и не разобрал сюжет. С таким же успехом это могла быть познавательная передача о снегирях.

Меня снова начала бить дрожь – на сей раз не сплошная, с головы до пят, а мелкая, короткими жесткими «набегами». Чего хотела Нина? Может, это был знак? Она решила что-то мне сообщить?

«Что с тобой случилось?» – спросил я вслух и умолк – ответом мне была лишь тишина.

Я бросил напряженный взгляд на зеркало. В тот момент я ожидал, всем телом ожидал, что она появится опять, и даже не испугался бы. Но равнодушное холодное стекло по-прежнему отражало только меня и часть комнаты.

Может, Нина и не приходила? Случаются ли коллективные галлюцинации?.. Будь я один в тот момент, точно подумал бы, что мне все почудилось. Ведь в последнее время я очень мало спал и не слишком хорошо ел, невзирая на старания мамы меня накормить. Ну и, конечно, был в стрессе.

Хотя, наверное, это не совсем правильно подобранное слово. Я был в унылом недоумении – иногда остром, иногда тягучем – и, наверное, еще не до конца поверил в произошедшее. К сожалению, на то, что смерть Нины окажется нелепой шуткой, с каждым днем оставалось все меньше надежды.

Я пошел на кухню и взял себе темного пива – банка стояла в дверце холодильника с тех пор, как Нина была жива. За день до ее смерти мы были в супермаркете и понабрали всякого по акции. Легкий алкоголь шел у нас в комплекте с фильмами: я пил пиво, она предпочитала грушевый сидр. Мы смотрели детективы и всякое остросюжетное.

Последний ее вечер в этом мире мы провели за просмотром «Исчезнувшей». Жена еще игриво спросила меня, что делал бы я, если бы она вдруг бесследно пропала. Я без сомнений сообщил, что перевернул бы все, чтобы ее найти, и обязательно нашел бы. Она кивнула с улыбкой – наверное, именно этого ответа и ждала, – обняла меня и уютно прижалась щекой к моему плечу.

Фильм оказался длинным, и к финалу нас обоих уже клонило в сон. А мне предстояло работать на следующий день – как всегда, с девяти до шести (я инженер на заводе). Моя творческая жена была визажистом в салоне и трудилась по сменному графику, ее ожидал выходной. Она планировала как следует выспаться и по мелочи заняться домом: прибрать, пропылесосить, приготовить какое-нибудь новенькое блюдо. Грозилась даже испечь кексы с изюмом к моему возвращению. Я ответил: «Ты все обещаешь».

Мы залезли под одеяло и уснули, прижавшись друг к другу. За ночь ни разу не просыпались. Утром, когда прозвенел мой будильник, я предложил ей не вставать, но она решила приготовить мне завтрак. Выглядела вполне бодрой и была в игривом настроении, так что в душ мы пошли вдвоем. Уже после, пока я одевался, она, включив свой любимый поп-рок на телефоне, делала нам оладьи с бананами. Я их обожал, а смогу ли есть теперь – даже не знаю. Мама приготовила к поминкам постные оладьи, и я к ним не прикоснулся.

Нина любила быть в круговороте дел и чувствовала себя по-настоящему хорошо, когда ей удавалось впихнуть в минимум времени максимум дел. В этом плане мы отличались: я с детства не выносил спешки и предпочитал оставлять побольше времени на одно дело, чтобы выполнить его качественно. И еще всегда старался не опаздывать – мне так комфортнее. Поэтому на работу я вышел с запасом в полчаса – даже при том, что в душе пробыл явно дольше, чем требовалось на купание.

Не подозревая, что вижу жену в последний раз, поцеловал ее на прощание и бегло сказал, что буду скучать. Я даже не представлял, насколько.

Она улыбнулась и ответила: «До вечера». Перед мысленным взором так и стоит картина: Нина в темно-серой майке с малиновой каемкой, светло-серых коротких спортивных шортиках, которые носила дома, и мягких зефирно-розовых тапочках; русые волосы заплетены в хвост, на лице улыбка, в глазах свет и чуть ли не вдохновение.

Я мог бы поклясться, что она переживала прекрасный период своей жизни. Никто не кончает с собой, когда так счастлив.

С тех пор как Нина устроилась в салон красоты, как ей мечталось, да еще наработала небольшую базу клиентов, которых красила на дому, у нее явно прибавилось энергии. Нине, разумеется, хотелось тратить ее на все желаемые дела сразу, поэтому она присматривала себе в интернете какие-то курсы в сфере дизайна. Кроме того, стала сидеть во всяких группах интересных развлечений выходного дня и периодически репостила мне записи из них с предложениями по поводу досуга. То посетить выставку фарфоровых статуэток, то съездить одним днем в соседний город на фестиваль цветов, то устроить пикник вдали от суеты. И все это – с рандомным коллективом единомышленников.

Честно говоря, меня не сильно прельщала перспектива провести один из немногих в последнее время общих выходных в компании незнакомых людей, поэтому я чаще всего отвечал, что надо подумать, а потом мы оба об этом забывали. Но через неделю – уже точно! – должны были отправиться на автобусе на морской уикенд.

Нужно было написать организаторам, чтобы вернули деньги. «К сожалению, поехать не получится. Вместо того чтобы плескаться в соленой воде и пить шампанское на закате у моря, моя жена лежит в земле, укрытой горой аляповатых венков».

В области сердца сильно закололо – так, будто кто-то намотал на кулак мои мышцы и резко потянул. Я переждал приступ, одним глотком допил свое пиво, смял банку и пошел выкидывать. Открыл холодильник и заметил, что осталась еще одна, и ею стоило заняться. А вот грушевого сидра не было. Постепенно из этой квартиры станет исчезать то, что связано с ней, чем она пользовалась, что покупала, что любила, пока, наконец…

«Нет, я не допущу этого. Ни за что», – решил я и съежился в кресле, где мы обычно сидели вдвоем. От скомканного на нем пледа еще пахло ее туалетной водой.

Как оказалось, погрузившись в воспоминания, я не поставил комедию на паузу, и на экране уже пошли титры. Дотянуться до пульта, упавшего на пол, представлялось непосильной задачей. Прикончив вторую банку пива, я обнаружил, что ужасно устал. Как и всегда в таких случаях, хотелось только обнять Нину и уснуть до утра.

«Что с тобой случилось, любовь моя?» – спросил я у зеркала, прежде чем окунуться в окутанную легкой алкогольной дымкой дрему.

***

Во сне, неожиданно четком и ярком, я находился в теле Нины и одновременно смотрел на нее со стороны – будто играл за ее персонажа.

Было утро, но уже не раннее. Нина находилась в нашей квартире и была в той самой домашней одежде, в которой я видел ее живой в последний раз. Чувствовала себя превосходно – я всегда подозревал, что в ее стройном легком теле жить куда приятнее, чем в моем, погрузневшем за последние пару лет.

Опять играла музыка на телефоне. Нина тихо подпевала и листала группы в соцсети, устроившись на диване с ногами.

В дверь позвонили. Мысли жены я читать не мог, только улавливал общий настрой и состояние, но, судя по лицу, она была в недоумении. Вероятно, понятия не имела, кто пришел.

На пороге стояла девушка, на вид лет двадцати пяти. Ничем не примечательная внешне – маленькие тусклые карие глаза, тонкие волосы мышиного цвета, фигуры под мешковатым худи и прямыми джинсами не различишь.

– Здравствуйте, у меня было назначено, – проскрипела она. – Меня зовут Виктория. Праздничный макияж.

Голос у девушки оказался неприятным и странно гулким, как будто она вещала издалека.

Нина скорее удивилась, чем напряглась. Наморщила лоб.

– Виктория, да, конечно, здравствуйте, проходите, пожалуйста.

Я хорошо знал мимику Нины – все-таки мы были вместе шесть лет – и был почти уверен: она так и не вспомнила, что записывала кого-то на макияж у себя на дому. Я укрепился в этой мысли, увидев, как жена украдкой лезет в телефон – там она вела график приема клиенток. Но иногда что-то да забывала внести по рассеянности.

Слегка пожав плечами, Нина улыбнулась и снова посмотрела на Викторию.

– Чаю, кофе?

– Спасибо, не нужно.

Клиентка сняла кроссовки и застыла, выжидающе глядя на Нину.

– Тапочки?..

– Нет, спасибо.

– Желаете помыть руки?

– Нет, спасибо.

– Хм, ну хорошо. Тогда проходите, пожалуйста, садитесь в кресло и расскажите, что бы вы хотели.

– Праздничный макияж, – все так же гулко повторила девушка.

Нина двинулась к ней с большой коробкой косметики в руках.

– Какой у вас праздник? – с улыбкой осведомилась.

– Годовщина, – коротко отозвалась клиентка.

Очевидно, на разговоры она настроена не была, и расспрашивать дальше моя жена не стала. Сосредоточилась на деле.

– Смоки айс и светло-розовая помада подойдут?

– Да.

– У вас хорошая кожа, ничего маскировать не надо, давайте ограничимся тональным флюидом под ее цвет, слегка подчеркнем скулы персиковыми румянами и…

Безучастно дослушав оживленный монолог Нины, Виктория снова сказала «да».

– Замечательно. Вы будете выглядеть потрясающе, – прощебетала моя жена.

Она действительно любила свою работу, и на ее лице появилось выражение блаженства. Нина не раз признавалась мне, что больше всего ей нравятся именно такие клиентки – полностью доверяющиеся мастеру, то есть ей. Эта девушка, правда, была какой-то угрюмой, но дружить им было и необязательно. Да и то, что она мало говорила, было, пожалуй, к лучшему – с ее-то жутковатым голосом.

Сколько прошло времени, не знаю. Нина порхала вокруг сидевшей прямо и почти неподвижно Виктории. Мелькали кисти, пуховки, еще какие-то мелкие щеточки. Все это – в полной тишине.

Наконец моя жена слегка отстранилась, чтобы полюбоваться результатом. Вновь подошла, слегка растерла что-то спонжем на щеке девушки, вручила ей большое зеркало и изрекла:

– Оцените!

Клиентка вгляделась в свое изображение, и ее губы наконец растянулись в улыбке. Но уже через пару мгновений на Нину устремился все тот же холодный, суровый даже, взгляд. Впрочем, роковой красотке, которую сделала из Виктории моя жена, и это выражение лица вполне шло.

– Благодарю вас. Именно то, что надо, – изрекла девушка.

– Очень рада. На… м-м… годовщине вы будете самой красивой.

Воодушевленная, Нина открыла рот, чтобы все-таки уточнить, о какой годовщине речь, но в эту секунду клиентка произнесла:

– Можно мне стакан воды?

– О, конечно. Секундочку.

Нина удалилась на кухню.

– Я забыла спросить, как вы меня нашли! Мне важно понять, какой канал работает лучше всего: «ВКонтакте», Instagram, сарафанное радио…

Меня иногда раздражала привычка жены сначала уйти в другое помещение, а потом что-то кричать тебе оттуда. Но она не любила ждать даже полминуты – всегда начинала вещать именно в тот момент, когда оформится мысль.

Виктория ответила тихо, и ее голос как раз заглушила льющаяся из кулера вода. Вернувшись в комнату, Нина переспросила.

– Я вас помню, – повторила девушка.

– Правда? Мы знакомы? – озадаченно отозвалась Нина, протягивая ей наполненный стакан. – Простите, я что-то совсем. Когда же..?

– Очень давно.

Виктория сидела к моей жене вполоборота, завесившись своими мышиными волосами. В момент, когда она принимала стакан, не глядя на Нину, у моей жены возникло странное ощущение. Это нельзя было назвать плохим предчувствием – просто вдруг стало до дрожи неприятно и как-то скользко. Нечто странное было в этой гостье – и дело было не только в немногословности и неприятном голосе. Какие-то тревожные сигналы улавливало подсознание.

Вместо того чтобы поднести стакан к губам, девушка вдруг вылила немного воды в подставленную ковшиком ладонь и провела ею по свеженакрашенному лицу.

– Что вы делаете, зачем?! – ахнула Нина.

И тогда Виктория начала поворачиваться к ней.

Моя жена набрала воздуха в легкие, чтобы закричать, но из горла вырвался какой-то хрип.

Дело было не в размазанном макияже. Бесцветные, уныло повисшие волосы девушки обрамляли лицо мертвеца. На нем остались лишь жалкие клочки кожи, и те почерневшие, из-под них виднелись кости. Глазницы были пустыми, а из-за обнажившихся зубов казалось, что череп улыбается. Или не казалось?

Как в замедленной съемке, пятясь к двери и продолжая хрипеть, Нина наблюдала, как эта жуткая дыра на месте рта меняет форму. Труп действительно усмехался. А потом из его глубин исторгся голос:

– Жаль, что ты меня не узнала.

Когда труп поднялся и медленно двинулся к Нине, изображение стало гаснуть. Вместо того чтобы спасаться, моя бедная жена упала в обморок.

***

Первым, что я услышал при пробуждении, было мое сердцебиение. Нина, где Нина?! И где я?!

Казалось, я вынырнул не из сна, а из другой реальности. Несколько секунд я смотрел в стену распахнутыми глазами, пока в голове восстанавливалась цепочка событий, происходивших в этой. Нины нет. Я отрубился в кресле. Я здесь один – и вообще, я теперь один.

Потянулся к телефону, чтобы проверить время, и застонал от боли в затекшем теле. Четыре утра. Голова и веки были тяжелыми, во рту остался противный привкус. Я поковылял на затекших ногах к дивану, чтобы подремать еще несколько часов. По пути пнул пустую банку из-под вчерашнего пива.

Я пытался задремать полчаса, но безуспешно. Стоило мне закрыть глаза, лицо трупа всплывало, после, точно дразнясь, тонуло в темном мареве и показывалось вновь. И ухмылялось, оно ухмылялось еще жутче, чем в моем кошмаре. В конце концов я со стоном слез с мятного дивана и поплелся в ванную.

Хотел было дать себе зарок больше не пить перед сном, но… теперь все стало таким зыбким. Никому и ничему нельзя было верить, даже себе.

***

За последние дни, несмотря на свои привычки и принципы, я дважды опоздал на работу. Никаких важных дел утром у меня, разумеется, не было, как и долгого здорового сна. Просто я не видел ни в чем смысла и практически не смотрел на время.

Какая разница, когда я переступлю порог завода, если уже все пошло кувырком? Изменится ли что-то принципиально, если мой рабочий день начнется в девять пятнадцать вместо девяти ноль ноль? Повернется ли жизнь вспять, как мне того хочется, если я буду действовать так же, как раньше, когда Нина была рядом?

Казалось недоразумением уже то, что завод по-прежнему работал, детали мастерились, люди общались друг с другом и хлебали суп в столовой на перерыве. Ходили маршрутки, ездили автомобили, жарило летнее солнце. Небо не обрушилось на землю. А время шло, отсчитывая все больше дней с момента, когда все так резко переменилось.

Нина не была для меня просто женой. Просто женщиной, которая имела законное право на мои время, деньги и тело, одной из тех, о ком мои приятели, морщась, говорили в пивнушке: «Опять названивает, достала» или «В выходные не могу, обещал ей, блин, обои поклеить». В таких отношениях я и смысла не видел.

Мы с Ниной были друзьями, соратниками, иногда собутыльниками. С ней можно было как обсудить важное и наболевшее, так и поржать до колик над тупым фильмом. С ней было одинаково хорошо как дома на диване, так и в ночном клубе. Как на тусовке у приятелей, так и на премьере в театре. Везде она была к месту, от всего получала удовольствие, и нельзя было устоять от того, чтобы погреться в лучах ее вечного оптимизма.

Думаю, если бы не я, поклонники всегда осаждали бы ее – я не раз ловил заинтересованные, а иногда и голодные, взгляды других мужчин в сторону Нины, когда мы выходили «в свет». А вот она их, казалось, не замечала.

В верности жены я никогда не сомневался – это было бы попросту глупо. Не только потому, что мы проводили вместе максимум свободного времени. Я знал: это не в ее характере. Она не смогла бы меня предать, и все тут.

Теперь, после ее смерти, я вспоминал о Нине только хорошее, хотя, как и любой человек, идеалом она не была. Мы иногда ссорились, она бесила меня – и я ее тоже. Она бывала вспыльчивой на пустом месте. Готовке ужина в любом случае предпочла бы хобби, а у нее их было немало. Порой я возвращался домой усталый и проголодавшийся позже нее, а жена встречала меня с пустыми кастрюлями, но горящими глазами и радостным «посмотри, какую обложку для блокнота я сделала», – и это, мягко говоря, не вызывало у меня восторга.

Но сейчас я бы лучше миллион раз сам приготовил нам ужин и сто тысяч раз попал под обстрел ее эмоций, чем потерял ее. Жаль, что выбора передо мной никто не поставил. Сейчас у меня оставался единственный способ не отпускать ее окончательно – разобраться в том, что с ней произошло. На правоохранителей я уже не надеялся: не найдя оснований для возбуждения уголовного дела, они, похоже, расслабились. А я вертел мысли о случившемся так и сяк, ответов не находил, четкого плана действий по их получению пока не имел, но и сдаваться не планировал.

Свидетелей трагедии найти не удалось. Никаких камер в нашем дворе и вблизи него, как назло, не было (по всему городу уже их понаставили, но там, где надо, ни единой!). Еще недавно я радовался тому, что двор более или менее очистился от машин – в последние годы персонально для жильцов сделали отдельную парковку с другой стороны от дома и чуть подальше. Но раньше, когда все кто ни попадя заезжали во двор именно там, куда выходили балконы, был бы шанс, что в какой-нибудь из машин сработает видеорегистратор.

Криков, звуков борьбы и прочего никто не слышал – по крайней мере среди тех, кого опросила полиция. Большинство соседей, как и я, были на работе, когда погибла Нина. На балконе нашего этажа никого из них в тот момент не было, что неудивительно. Через общий балкон ходили люди с нижних этажей, которые не пользовались лифтом, а остальные – лишь в том случае, если лифты ломались и приходилось спускаться по лестнице. Стоять на общем балконе просто так было не принято – в наших квартирах имелись свои.

Мы жили на восьмом этаже. Мне трудно было представить, что заставило Нину при обоих работающих лифтах выйти на этот балкон, а потом еще перегнуться через перила. В то, что все это произошло случайно, верилось с огромным трудом.

Когда меня спросили, были ли у нее враги, я с уверенностью ответил, что не было. Вряд ли ее все обожали, но людей, с которыми не хочется общаться, обычно просто игнорируют, а не скидывают с высоты. Профессиональная зависть? Озлобленная визажистка салона, любимый клиент которой переметнулся к Нине («Не доставайся же ты никому!»)? Несмотря на всю печальность ситуации, подумав об этом, я даже ухмыльнулся. Захотелось поделиться своей прекрасной догадкой с Ниной и посмеяться вместе – я лелеял эту мысль пару секунд, пока не вернулся с небес на землю.

Еще меня спрашивали, не была ли Нина странной или нервной в последнее время. Может, меня что-то удивило или насторожило в ее поведении? На этот вопрос я тоже ответил отрицательно. Хотя потом, уже в день похорон, припомнил один эпизод, который в итоге счел не имеющим отношения к делу.

За неделю до своей смерти Нина впервые на моей памяти кричала во сне. Я даже слова различил. Немедленно разбудил ее, обнял. Она смотрела на меня ошалевшими глазами секунды три, потом начала расслабляться, улыбнулась.

– Ой. Чего не спишь, Илюш?

– Ты так орала, попробуй тут поспи. Что тебе приснилось – лох-несское чудовище?

– Почему ты так решил?

– Ты металась и кричала: «Оно там, в воде!».

Нина нахмурилась, вроде бы припоминая.

– Не знаю. Уже ускользает… по-моему, кто-то отобрал у меня сумку со всеми документами и бросил в реку. Да, точно, это была сумка. Не «оно», а «она». Бр-р, отвратительно.

Как я уже говорил, мы были вместе долго, поэтому я отлично изучил ее мимику и неплохо различал интонации. И в тот раз мне показалось, что Нина что-то скрывает. Я даже напрягся. С другой стороны, успокоил себя я, это ведь только сон. Может, Нина видела в нем мое изуродованное тело и не захотела меня расстраивать. О таком не слишком приятно говорить и слышать, да и незачем.

Вскоре мы оба снова уснули, а наутро я уже забыл о своих минутных подозрениях. Если бы не начал специально копаться в памяти, никогда бы и не вспомнил.

***

На работе день проходил как обычно – за исключением того, что в его середине меня стало сильно клонить в сон. Как раз подошло время перерыва.

Раньше я вышел бы прошвырнуться, чтобы развеять это состояние, но сейчас не хотелось. Я несколько дней как наплевал на условности, да и неизвестно было, ждет ли меня хоть сколько-нибудь качественный сон ночью, так что я решил подремать прямо в помещении. Все ушли на обед и должны были вернуться только через час, а у меня все равно не было аппетита.

Я положил себе под голову толстый блокнот в твердой, но «дутой» и оттого не жесткой обложке и заснул за столом, даже не поставив себе будильник на телефоне.

Сначала была просто блаженная пустота – без боли, тоски и терзающих вопросов. Я пробыл бы в ней подольше, но сквозь дрему уже слышал чьи-то голоса. Видимо, мой час истекал, и коллеги начали подтягиваться обратно. На самом краю сна, перед тем как открыть глаза, я на пару секунд увидел ее.

Нина была во всем белом и с распущенными волосами, как тогда, в зеркале. Больше я ничего разглядеть не успел. Но услышал ее испуганный голос: «Пожалуйста, мне так плохо!».

Она исчезла так же стремительно, как появилась. Вскинув голову, я обнаружил, что она раскалывается, а во рту мерзко пересохло.

– Ты как? – сочувственно обратился ко мне начальник отдела (он, как и остальные, был в курсе моей ситуации).

– Нормально, – проронил я, тупо уставившись в погасший монитор компьютера.

– Илья, шел бы ты домой. Все равно в таком состоянии работать не выйдет. Я тебя отпускаю.

– Спасибо, я подумаю.

Домой я не спешил – меня там никто не ждал, а снова лечь спать переставало казаться разумной идеей. Оставаться на работе не тянуло тоже. В конце концов, не без труда пошевелив мозгами, я пришел к выводу, что пора воспользоваться маминым предложением – провести у нее по крайней мере вечер. Больше никого я видеть не хотел.

Она освобождалась со своей работы на пару часов раньше меня. Я нашел компромисс с самим собой: отпросился у начальника на конец рабочего дня и написал маме.

Через два с половиной часа или около того я уже сидел в ее маленькой квартире на окраине, а она, очень довольная моим визитом, подносила мне то одно, то другое лакомство, пока я не пожаловался, что сейчас лопну. Я и ел-то только из уважения к ней, практически не ощущая вкуса.

– Ну что? ОНА не являлась? – осведомилась мама с легкой опаской.

– М-м, нет.

– А? Ты замешкался.

– Потому что жую мармелад. Нет, Нина не появлялась.

– Вот и очень хорошо. Я никому не отдам своего сыночка. Тебе еще за могилкой матери ухаживать.

– Боже, перестань, ты-то куда собралась?

– Я о далеком будущем! Все-все, молчу… Останешься сегодня у меня?

В голосе мамы звучала такая надежда, что я не мог ее разочаровать. Да и домой по-прежнему не хотелось.

– Останусь.

– Прекрасно, – просияла она. – Можем сыграть в карты.

– Почему бы нет, – согласился я.

Мама с юности очень любила карты: и расклады, и игры – не на деньги, просто для удовольствия. С тех пор как они развелись с отцом, желающих разделить с ней этот досуг было мало. Мамины гадания меня обычно раздражали, к карточным играм же я в целом относился прохладно, но против того, чтобы составить ей компанию и немного отвлечься, не возражал.

В этом было что-то детское и инфантильное, однако рядом с мамой мне стало легче. Сидя возле нее, я ощущал, что сейчас ничего плохого произойти не может. И вообще, самое ужасное я уже пережил, что теперь выбьет меня из колеи? Странные сны? Я вас умоляю. Даже призрак Нины в зеркале и то не так страшен по сравнению с самим фактом ее смерти. Да и был ли призрак?..

– Напомни мне дать тебе с собой травяную подушку. Она удобная, и на ней снится только хорошее, – заявила мама, когда мы закончили пятую по счету партию.

Я представил, как отправлюсь с подушкой в офис, и мне подумалось, что там никто уже не удивится. Отпираться не стал.

Перед сном, умывшись и вытерев лицо, я услышал, как мама коротко вскрикнула, и все стихло. Бросив полотенце на стиральную машинку, я поспешил в комнату.

– Я видела чью-то тень вот там, – она испуганно посмотрела на меня и ткнула пальцем в сторону стены. – Тень мелькнула и пропала. По-моему, женская.

– Ты себя накрутила, – я погладил маму по спине.

– Илюша, мне не по себе. Чего оно от нас хочет?

Мне не понравилось ни это «оно», ни претензия в мамином тоне. Возникло иррациональное ощущение, что она принижает именно Нину.

Мама всегда слегка недолюбливала мою жену – думаю, и сама не смогла бы объяснить за что – и теперь будто спешила вырезать из нашей жизни все связанное с ней. Даже не упоминала о ней почти. Можно подумать, если не говорить о Нине, я забуду, что овдовел.

– «Оно» ничего от нас не хочет. Мы оба просто на нервах. Я потерял жену, а ты побывала на похоронах, – резковато отозвался я.

– Дело не в похоронах! Я действительно переживаю – за тебя. Знаю, как ты ее любил. Хотя… прости меня, она этого не заслужила.

Мама глянула на меня с вызовом. Я его принял.

– Что-что ты сказала о Нине?

– Она не заслужила твоей любви, вот что я думаю. Изображала хорошую, а сама так с тобой поступила. Какой эгоизм! Она прекрасно знала, что серьезно это ударит только по тебе. У нее же нет родителей.

От возмущения я даже не мог подобрать слова.

– Ты, – наконец хрипло выдавил из себя я, – тоже думаешь, что Нина покончила с собой?

– Ну а что, по-твоему, с ней случилось? Нина, не взяв ключей, вышла на балкон, и именно в этот момент у нее, здоровой молодой женщины, закружилась голова, и она, падая, умудрилась перемахнуть через перила?

– А тебя не смущает, что в нашей квартире тоже есть балкон, причем незастекленный? Ей и на лестничную клетку выходить не требовалось! Как она на общем оказалась?

– Балкон, конечно, давно надо застеклить, деньгами я тебе помогу. И – даже предполагать не хочу, что там было у нее в голове. И то, что она оказалась на общем, не доказывает, что она не сбросилась сама.

– Но доказывает, что обстоятельства сложились нерядовые!

– Не знаю. Извини меня, сынок, но Нина была какой-то странной. Вроде вся такая открытая, как на ладони, а приглядишься – нет, себе на уме. И эгоистичная. Я честно старалась ее полюбить, но не смогу простить за то, что она причинила тебе боль. А теперь еще и является к тебе, не дает спокойно жить!

– Не хочу слушать эту чушь! Как тебе не стыдно, – в негодовании произнес я. – Я вызову такси и поеду домой!

– Илюша, – мама протянула ко мне руки, – я не хотела тебя обидеть, милый!

– Но ты обидела, и очень сильно.

Я зашел в приложение для вызова такси.

– Пожалуйста, останься до утра. Пожалуйста.

Похоже, мама пожалела о своих словах и выглядела очень грустной. Я замешкался и в итоге отложил телефон.

– Я пройдусь, немного остыну и вернусь.

– Уже поздно, и здесь не лучший район! Я с тобой, сейчас оденусь, подожди.

– Нет. Мне нужно побыть одному. Прошу тебя. Со мной ничего не случится.

Примерно с таким же трудом, с каким отпрашивался на тусовки в школьные годы, я вымолил у мамы разрешение минут десять погулять вокруг ее дома. Разумеется, я предпочел бы, вернувшись, застать ее спящей, но знал: она ни за что не ляжет, пока я не приду. Это казалось довольно нелепым, но у меня не было своих детей – что я мог понимать?

Подростком я воображал, что буду самым лояльным отцом в мире. Не стану ничего запрещать ребенку, буду втайне от супруги давать ему побольше карманных денег и всегда прикрывать его перед ней. Когда женился на Нине, я, наоборот, пообещал себе активно поддерживать ее, какой бы путь воспитания наших детей она ни избрала. Но теперь все шло к тому, что мне просто не светит испытать ни счастье, ни тяготы отцовства. Трудно было представить, что в мой дом войдет другая женщина. Другая будет пить со мной сидр за просмотром кино, ложиться в мою постель и планировать со мной будущее.

Несмотря на приближение ночи, было довольно душно, так что остыть в буквальном смысле слова не представлялось возможным. Людей кругом не было. Я зашагал медленно, стараясь дышать глубже и ни о чем не думать. Последнее выходило хуже первого.

Мама была, конечно, резковата в формулировках, но я осознавал, что бешусь не из-за нее, а из-за ситуации. И злюсь на себя самого, потому что на какой-то миг мне показалось, что в словах мамы что-то есть.

То, что я вообще позволил этой мысли просочиться в голову, уже было предательством по отношению к Нине. Определенно, пора было все выяснить. Пообщаться с теми, кто мог бы знать что-то, чего не знаю я. Докопаться до правды, какой бы она ни была.

И все это – с завтрашнего дня. Сегодня – немного успокоиться и, если повезет, выспаться.

Я уже двинулся к маминому подъезду, когда Нина окликнула меня. Голос звучал за моей спиной. Я резко развернулся.

В руках и ногах появилась непонятная слабость, кончики пальцев начало покалывать, но я не отрываясь глядел на призрак моей жены. Он дрожал и расплывался, точно я смотрел фильм с помехами.

– Умоляю, приди ко мне! – прошептала она со слезами на мертвых глазах и, дернувшись в последний раз, растворилась.

Я заметил, что осел на землю, только когда сильно ударился об нее мягким местом. Хотел подняться, но ноги не слушались. Тогда я закрыл ладонями лицо и завыл.

Мама нашла меня спустя какое-то время спящим. Я уткнулся в колени и вырубился, на сей раз без сновидений. Она растолкала меня и поволокла к себе. Я вяло, еще сквозь полудрему-полуобморок, обнаружил, что могу идти и сам. Правда, небыстро – передо мной все кружилось.

– Что с тобой произошло?! Я дико перенервничала!

Я слышал маму точно сквозь вату. Если бы был в более сознательном состоянии, то, скорее всего, нашел бы что соврать, а так я даже не успел задуматься:

– Видел ее. Она звала меня.

Мама ахнула и схватилась за сердце. До меня запоздало дошло, что я ляпнул лишнее. В голове сразу прояснилось, даже предметы перед глазами начали обретать четкость.

– Я присел и уснул, и мне все приснилось. Извини, что заставил тебя волноваться, – протараторил я.

– Просто так присел на землю и уснул, абсолютно трезвый?! Я не вчера родилась, и не надо вешать мне лапшу! Это все ее происки, но я ей тебя не отдам, ты слышал? Слышал или нет?! Один раз уже отдала, доверила, и вот чем все кончилось! Я ее изгоню, как дьявола! – развопилась мама.

– Соседи услышат… – робко заметил я.

– Да плевать! – гаркнула она и, открыв дверь, практически втолкнула меня внутрь. – Ложись немедленно в постель, а я буду рисовать вокруг тебя круг. Никакие привидения за него не заступят.

– Ты что, Гоголя начиталась?

– Не умничай, а ложись! Так, мел у меня где-то был…

– Мам, а если мне понадобится встать в уборную?

– Придется потерпеть.

– Нет, я не хочу участвовать в этом. Давай ты выпьешь корвалол, и мы будем спать.

Я плохо себе представлял, как в свете всего происходящего можно даже глаза снова закрыть, но мамины инициативы меня пугали.

Она меня, разумеется, не послушала и начала копаться во всех ящиках квартиры. Я, потеряв надежду воззвать к ее разуму, залез под одеяло и просто наблюдал за ее метаниями.

К счастью, мел так и не нашелся. Мама забормотала что-то про то, что круг можно сделать и из пряжи, и на этом месте я, как ни странно, снова отрубился. Ничего не приснилось.

Под утро прошел дождь, так что новый день встретил меня беспросветной серостью и сыростью. Зато мама почему-то пребывала в хорошем настроении.

– Илюша, вставай, блинчики готовы, – объявила она, поцеловав меня в макушку.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы окончательно проснуться и осознать, что мне уже не шесть и я не живу с родителями. Подумать только, как глубоко сидят в нас детские воспоминания и как легко их пробудить.

Несмотря на уже становящееся привычным ощущение, что по мне проехал каток, на уютной кухне с занавесками в синий горох я под умиленным взглядом мамы запихнул в себя целых пять блинчиков.

– Какие планы на сегодня?

Было видно, что ей почему-то не терпится получить ответ.

– Работа и дом, – удовлетворил мамино любопытство я.

– Будешь, значит, у себя вечером?

– А что такое, хочешь зайти?

– О, нет-нет, это я так… А когда тебе надо выходить на работу?

– Через двадцать минут.

Я представил, как снова окажусь – теперь уже при свете – там, где передо мной вчера предстала Нина. Эта мысль не вызвала ни страха, ни протеста, ни даже беспокойства. Просто в горле набух огромный ком, который я не смог проглотить. Подумалось, что пятый блинчик был лишним. А то и четвертый.

На улице со мной ничего не случилось, кроме того, что я слегка промочил ноги в луже. Мы дошли до остановки, мама села на один автобус, я – на другой. В руке нес заботливо собранный ею пухлый пакет – помимо травяной подушки, там были контейнер с обедом, банка маринованных огурцов и зачем-то еще комплект постельного белья.

Я решил хоть немного продвинуться в своем расследовании и по пути договорился через соцсеть о встрече с Нининой коллегой. Жена часто о ней говорила – они не дружили, но болтали, когда выдавалась свободная минутка, и вместе обедали, так что коллега была неотъемлемой частью большинства рабочих дней Нины. Я не очень понимал, о чем должен спрашивать, но было ощущение, что поговорить стоит.

Визажистка по имени Таня назначила мне встречу тем же вечером в кафе, расположенном в том же торговом центре, где и их салон. Немного эгоистично с ее стороны – мне-то добираться было куда дольше, – но я не стал роптать.

Таня оказалась очень худой блондинкой с короткой стрижкой, большими серо-голубыми глазами и странным стилем одежды. Впрочем, я слышал от Нины, что винтаж в моде.

Когда я подошел, девушка уже сидела за столиком.

– Здравствуйте, здравствуйте, – она тут же приподнялась и протянула мне руку, – очень сочувствую вам. Я была на похоронах, но так и не решилась подойти и сказать вам лично. Это кошмарно, все это кошмарно.

Я не мог с ней не согласиться.

Мы заказали по стакану сока, и она воззрилась на меня:

– Что вы хотели у меня узнать?

– Вы много общались с Ниной. Может, ее что-то беспокоило?

Я почувствовал себя очень глупо. Я, муж Нины, самый близкий ее человек, задаю такой вопрос незнакомке, с которой у нее общими были только рабочие смены. Нет, наверное, зря я все это затеял. Но не отступать же теперь.

– А, полиция нас спрашивала. Я честно попыталась вспомнить, и… нет, Нина со мной ничем таким не делилась. И выглядела вполне довольной.

– Вы обсуждали что-нибудь личное или только дела? Простите мою неделикатность.

– Что вы, я прекрасно вас понимаю. Иногда мы обсуждали, ну, всякие женские вещи. Вряд ли это имеет отношение к делу.

Поскольку я выжидающе смотрел на нее, Тане пришлось сбивчиво продолжить:

– Ну, то есть, например, нижнее белье, платья… косметику, ясное дело. Я ей рассказывала про бойфренда, а… вот, как-то так.

«…а она мне – про вас. Так ты хотела продолжить это предложение?»

– Она ни на что не жаловалась?

– Не-ет. Никогда. Она была очень оптимистичной. Я и другие девчонки ей даже завидовали. Мы в своих заботах, она же сияет и порхает, как будто ей одиннадцать, у нее летние каникулы и никаких хлопот.

Я понимающе кивнул. Такой Нина и была.

– Таня, у вас есть версии, что могло произойти?

Маленькое личико девушки исказилось, точно от боли.

– Я не верю, что она могла это сделать сама.

Я закивал опять. Определенно, эта коллега Нины вызывала у меня симпатию.

– На работе у нее не было недоброжелателей? – уточнил я.

– Ну что вы. У нас вполне дружелюбная атмосфера. Мастеров визажа всего четыре… ох, было четыре, и все были примерно одинаково востребованы клиентами. Ругаться не из-за чего. И начальство хорошее, – прилежно отчиталась Таня.

Примерно это же говорила мне и Нина.

– А вне работы? Она упоминала в последнее время о каких-то своих недоброжелателях?

В принципе, я уже и сам знал ответ. И получил именно такой:

– Конечно, нет.

Таня ничем мне не помогала, но теперь я хотя бы убедился в том, что жена не питала к коллегам больше доверия, чем ко мне. Разве что в вопросах косметики и нижнего белья. Даже стало чуть спокойнее.

– А совершенно случайно Нина вам не снится? – задал я последний вопрос, постаравшись придать тону как можно больше небрежности.

Таня замотала головой.

– Нет. Но я была бы и не против ее повидать.

«Ага, во сне. А как насчет темного двора или зеркала?»

– Спасибо, что согласились увидеться.

Я залпом допил через трубочку свой сок – пожалуй, слишком шумно, но меня это не обеспокоило. Произвести безупречное впечатление не было моей целью.

– Наверное, от меня никакого толку, – с виноватым видом развела руками Таня. – А хотите, мы поднимемся в салон, и вы поговорите с Ритой и Алсу?

– Когда это певица Алсу успела сделаться визажисткой? – невольно сострил я.

– Ой, вы не слишком оригинальны, – улыбнулась девушка. – Это наша коллега, Нина с ней тоже хорошо общалась. Алсу сейчас на месте – кажется, ждет клиентку с минуты на минуту. А Рита у нас сегодня на ресепшене. Директор, боюсь, уже уехала…

– Давайте поднимемся, – согласился я, – раз уж я здесь.

Было что-то жуткое в том, что я впервые посетил место работы Нины только после ее смерти. Здесь оказалось и казенно, и комфортно одновременно: белые столы и стулья, белый свет, у входа – мягкий диван со стопкой журналов, вазочка с карамельками для гостей.

Приятная рыжеволосая девушка с бейджиком «Маргарита» встретила меня приторной улыбкой и собиралась поприветствовать, но вмешалась Таня:

– Рит, это муж Нины, Илья. Он хотел поговорить с нами.

– О, – на лицо Риты точно наползла мрачная туча, – примите мои соболезнования. У меня не получилось прийти на похороны, но мысленно я… просто ужасно.

– Да, да, верно. У вас есть минутка?

– Думаю, найдется, – взгляд девушки скользнул по графику посещений на остаток вечера. – Алсу, когда обещала прийти твоя клиентка, которая опаздывает?

Только теперь я заметил за столом в дальнем углу салона девушку с забранными в высокий хвост волосами.

– Через пять минут, – негромко, но так, что мы услышали, отозвалась она.

– Подойдешь тоже? – махнула ей Таня.

– Я много времени у вас и не займу, – поспешил заметить я. – Просто пытаюсь понять, что произошло с моей женой, и общаюсь с ее знакомыми. Может, вы замечали в ней в последнее время что-то странное? Я понимаю, полиция вас, скорее всего, уже спрашивала именно об этом, но вдруг есть что-то, чего вы не сказали…

– А я, кстати, как раз вспомнила уже после того, как полицейский ушел. Дней за семь до того, как все случилось, Нина неважно выглядела утром. Какая-то тусклая была. Я была с ней тогда в одну смену. Спросила, не заболела ли она, а Нина ответила, что ее, кажется, укачало в маршрутке.

Алсу говорила спокойно и неспешно, четко выговаривая каждое слово.

– Укачало?

Я наморщил лоб, пытаясь понять, может ли это играть какую-то роль. Мне Нина ни о чем таком не говорила. И с утра, по крайней мере дома, она бывала вполне цветущей.

– А потом, в течение дня, стала выглядеть лучше? – осведомился я.

– Вроде бы да, – отозвалась Алсу.

– А в целом – она не рассказывала вам о каких-нибудь неурядицах? Ее что-то беспокоило?..

Я задал Алсу и Рите те же вопросы, что и до этого Тане (за исключением вопроса про сны – было как-то неорганично), и получил примерно те же ответы. Кроме эпизода, о котором упомянула Алсу, зацепиться было не за что. Да и как зацепиться за него, я не понимал. Скорее всего, Нину действительно укачало – хотя не помню, чтобы подобное когда-то случалось с ней при мне, – но она быстро пришла в себя. Не стоит с лупой искать подозрительное там, где его нет.

– Ну хорошо. Спасибо, что уделили время, – начал прощаться я (как раз входила опоздавшая клиентка).

И Рита, и Алсу, распрощавшись со мной, обратили все свое внимание на клиентку. Я успел поймать на себе недобрый взгляд Риты. Наверное, она не планировала тем вечером думать о смерти.

Таня, вместе с которой мы вышли из салона, продолжила разговор:

– Между прочим, Нина очень тепло о вас отзывалась. Всегда говорила, что ей с вами повезло.

– О, – прищурился я, – выходит, вы все-таки болтали не только о нижнем белье.

Девушка стушевалась.

– Да это так, мимоходом… Но было видно, что она по-настоящему вас ценит. Это неудивительно – с учетом того, что с ней было до этого. Ну, тот ее ужасный бойфренд. Вы понимаете.

– Что?

Ступив на эскалатор, Таня нервно обернулась ко мне.

– Ой, она вам не говорила. Ну и правильно делала. Это давно не играет роли. Я бы тоже своему парню про бывших не рассказывала, но он очень уж любопытный, расспрашивает…

– Так какой ужасный бойфренд? – перебил я.

Нина рассказывала мне о своих «эксах» коротко и порционно, исключительно в тему и в основном в шутку. Типа «Один парень, с которым я встречалась, всегда надевал на собеседования полосатые носки». Я знал, что на тот момент, когда мы познакомились, она была одна уже полгода. Нина говорила, ничего особенно серьезного у нее до меня не было. Как я понял, она и не хотела. Это вполне вписывалось в ее образ: у Нины уже тогда имелись тысячи увлечений и дел, отношения бы ее только отвлекали.

Никто из бывших Нины не объявлялся, пока мы были вместе, или просто я ничего об этом не знал. Да как-то и не тянуло специально копаться в этом ее прошлом. Меня гораздо больше волновало наше с ней настоящее.

Определенно, ни про какого «ужасного бойфренда» я не слышал.

– Нет, – замялась Таня, – я не могу. Если вы не в курсе, значит, у Нины были свои причины молчать. Зачем же я буду..?

– Знаете что… – начал я угрожающе, но осекся.

Я хотел добавить: «…слишком уж на многое у нее были свои причины», но эти мои мысли явно не касались почти незнакомой девушки. Как и то, что я чувствовал себя обманутым. Всплыло именно то, чего я опасался: чужим людям было известно о Нине больше, чем мне. Как это вообще могло произойти?

– Я вас понимаю, – сменил тактику я, – вы только скажите: информация, которую вы скрываете, может иметь отношение к смерти моей жены?

– Точно не может, – с явным облегчением ответила Таня, сходя с эскалатора, – того парня давно нет в живых.

– Да ладно, – вырвалось у меня.

Потеря возлюбленного? Трагедия прошлого? Нина не говорила об этом, потому что не хотела ворошить? А как часто молча вспоминала? И почему все-таки этот молодой человек был «ужасным»? Он ее обижал?

– Ну, до свидания. Приятно было познакомиться. Вы держитесь.

Тане явно не терпелось уйти – может, ей перестал нравиться этот разговор, а может, она просто торопилась. К своему любопытному парню, например. Мне-то спешить было не к кому.

– Держусь. Спасибо вам, – проронил я, и она тут же скользнула к выходу из торгового центра.

Я остался один. Внутри бурлило и кипело столько эмоций, что вся эта смесь, казалось, вот-вот разорвет меня. Степенный шаг часто помогал мне прийти в себя в таких ситуациях. Когда хочется бежать, лететь, крушить, лучше, наоборот, через силу замедлиться. Это, по крайней мере, приводит в порядок сердцебиение. Но как привести в порядок чувства?

Похоже, оковы оцепенения, охватившего меня после гибели Нины, спадали. Боль еще не поглотила меня целиком, но, вероятно, и это было не за горами. А пока меня мучили вопросы – болезненные, бритвенно-острые, пропитанные едкой обидой. На Нину, которая меня оставила, причем в полном неведении, на мир, который продолжал существовать.

Я не сразу услышал звонок телефона. Посмотрев на экран, вяло удивился: это был Толик, мой близкий друг. После похорон он позвонил мне только раз. Обычно мы встречались за пивом, но такое беззаботное времяпрепровождение совершенно не вязалось с тем мраком, в каком я увяз в последние дни.

– Привет, ну как ты? Живой?

– Я-то живой…

– Что делаешь сегодня?

– Хм… не знаю. Домой поеду.

– Сегодня пятница. Ты как насчет… ну, выпить, посидеть?

Толик задал этот вопрос осторожно, чуть ли не с опаской – видно, боялся, что я пошлю его на три буквы. Кто знает, как реагируют недавно овдовевшие люди на подобные предложения. Он, с живой и здоровой женой и пятилетним сыном, был, к счастью, далек от моих проблем.

А я и забыл, что пятница.

– Мне не помешает посидеть и выпить, – рассудил я. – Давай ко мне.

– Хочешь, можем ко мне.

– Нет.

Мысль о том, чтобы попасть в его уютное семейное гнездышко и поймать на себе еще один сочувственный женский взгляд, мне не понравилась.

– Понял, понял. Тогда через час у тебя, успеешь добраться?

– Конечно.

– Купить пива?

– И не только. Чего-то покрепче. Закуски тоже. Я потом скинусь.

– Тоже понял.

Из ТЦ, где были и продукты, я уже вышел и возвращаться не планировал. Как и заходить куда-то еще. Я не помнил, когда в последний раз набивал холодильник. Пообедал сегодня впервые за несколько дней – и исключительно благодаря маме, положившей мне контейнер с едой.

Внезапно я осознал, что забыл собранный ею пакет на работе. Травяная подушка, банка огурцов и постельное белье остались там.

Никогда не знаешь, какая мелочь может выбить из колеи, когда ты еле держишься. У меня последней каплей оказалась эта. Секунду назад я был вполне спокоен (внешне), а тут вдруг заплакал, как малое дитя. Не навзрыд, конечно, но слезы градом хлынули из глаз. Чтобы не привлекать внимания, мне пришлось опустить голову, прикрыть лицо ладонью и зашагать быстрее.

К тому моменту как я оказался дома, слезы закончились – осталась только усталость, напоминавшая похмельную. Я даже подумал, что, возможно, пить сегодня будет ошибкой, но уж решил так решил.

Хуже от алкоголя не стало. После нескольких банок пива Толик стал каяться, что почти не звонил мне в последнее время.

– Только не думай, что я о тебе забыл. Просто как-то растерялся. Тут такое… не знал, что и говорить тебе… и сейчас не знаю. Не укладывается у меня это в голове.

Я махнул рукой, что означало «забей», и потянулся к пакетику чипсов.

– У меня тоже не укладывается. Да и нет таких слов.

– Представил себя на твоем месте – волосы дыбом, – продолжал откровенничать друг.

– Не надо. У каждого место свое. Значит, так было суждено.

Я сам не верил в то, что говорил. Ляпнул, наверное, ради красного словца. Ну как такое могло быть суждено? Неужели в день, когда мы с Ниной встретились, что-то там, наверху, уже знало, что через шесть лет я потеряю ее вот так? И почему оно это допустило?..

– У нее была депрессия? Хотя что я говорю, какая депрессия у Нины… Не понимаю, почему она это сделала.

– Э! – я предостерегающе поднял указательный палец. – Она ничего не делала. Даже не смей думать, что она покончила с собой. Не смей!

Толик посмотрел на меня со смесью сочувствия и недоверия.

– Несчастный случай? Формально-то оно так, но…

Я помотал головой и произнес то, в чем уже был почти уверен:

– Убийство, дружище.

– Почему ты так думаешь? – резко выпрямившись в кресле, осведомился Толик. – И кто, по-твоему, мог это сделать?

– Я все взвесил. Она могла оказаться на этом балконе только вынужденно. Кто ее туда заманил и почему сбросил вниз – понятия не имею. Но я во всем разберусь. Если только успею.

– В смысле?

«Она звала меня к себе». Эти слова чуть не сорвались с моих губ, но я все же удержался.

– Так… плохие предчувствия.

– Ох. Тебе надо выпить.

– А я что делаю?

Мы перешли на коньяк, и мою голову уже начал окутывать тяжелый и плотный, в какой-то мере целительный туман, когда в дверь позвонили.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Толик.

– Нет.

– Тогда, может, проигнорируем?

– Нет. Вдруг это как-то связано с Ниной. Открою.

Я двинулся в прихожую медленно, стараясь не оступиться. Видимо, я был пьянее, чем предполагал.

– Ох, бедняга, – вполголоса пробормотал Толик за моей спиной.

За дверью меня ожидала незнакомая женщина лет пятидесяти. Высокая, слегка полноватая, умело накрашенная, с короткой стрижкой на темных, слегка вьющихся волосах. Через плечо у нее была перекинута цветастая тряпичная сумка.

Гостья оглядела меня внимательными карими глазами и будто вынесла вердикт:

– Вы, видимо, Илья.

– Все так, – согласился я, – а вы?

– Меня зовут Зоя, и ваша мать назначила мне на десять вечера. Я пройду?

– Моя мать? Назначила?

На секунду в моей нетрезвой голове мелькнуло, что мама заказала мне проститутку. Но женщина производила совершенно другое впечатление, да еще была в возрасте. Скорее уж она походила на опытного врача: сильная энергетика, решительность в голосе. Словно пришла спасать пациента.

– Я медиум, – сообщила женщина. – Ваша мать сказала мне…

– Медиум?!

Я думал, они существуют только в кино, книгах и больной фантазии.

– …что вас беспокоит дух покойной жены.

– Нет, меня ничего не беспокоит. Это ошибка какая-то, – высказался я автоматически, даже не успев задуматься.

Наверное, протест возник потому, что из уст этой Зои фраза прозвучала примерно как «вас беспокоят тараканы». Я относился к этому несколько иначе.

– Мать предупреждала, что вы так и ответите.

В душе поднялась досада на маму (надо будет строго поговорить с ней) и эту нечуткую даму.

– Послушайте, Зоя… я во все это не верю.

– Ваше право. Но я, так уж случилось, всю жизнь на короткой ноге с потусторонним миром. Вот и использую это, помогая другим. У меня создается впечатление, что вам как раз нужна помощь. Но если действительно нет, я сразу же уйду. Кстати, все оплачено.

Теперь в ее голосе звучала бархатистая мягкость, почти участливость. Можно подумать, женщина меня гипнотизировала. Может, так и было?

Я тряхнул головой, точно сбивая наваждение.

– Сейчас я с другом. Может, мы после как-то… поговорим? Да и поздно уже.

– Я всегда работаю вечерами, а то и по ночам, когда духи активизируются. Скорее всего, это не займет много времени. Не беспокойтесь.

Я не видел причин не беспокоиться, особенно в пору особой активности духов, но что-то похожее на любопытство заставило меня кивнуть:

– Ладно, проходите.

Если эта вызванная без моего разрешения медиум и правда чего-то стоит, может, я узнаю хоть немного больше о смерти Нины?

Зоя прошагала в комнату. Остановилась, закрыв глаза и, видимо, сосредоточившись, а потом начала слегка раскачиваться. Затем достала из своей тряпичной сумки маятник на тонкой цепочке, и раскачиваться – мерно, по часовой стрелке – стал уже он.

Я присел на прежнее место и терпеливо наблюдал за происходящим.

– Это что, а? – шепнул обалдевший Толик, потянувшись за коньяком.

– Призрака здесь нет, – подала голос женщина раньше, чем я успел что-то объяснить другу.

– И на том спасибо, – изумленно отозвался он.

– Но был. И может вернуться снова. Скорее всего, захочет. Она, – Зоя наконец открыла глаза и уставилась на меня чуть затуманенным взглядом, – была напугана, когда приходила к вам. Приходила за помощью.

На моей спине разом вытянулась струна колючих мурашек. Я мигом протрезвел.

– Как вы это определяете?

– Аура в комнате.

– Может, это просто я напуган? – снова встрял Толик.

– Поверьте, молодой человек, я отличу ауру духа от человеческой, – даже не посмотрела на него Зоя.

– Чего она боится? И как я могу помочь ей?

Я подался вперед, стараясь не пропустить ни слова, но речи, которой я ждал, не последовало.

– Чтобы понять это, нам нужно связаться с ней, – коротко ответила Зоя.

– Вы реально умеете с мертвяками общаться?! – продолжал пребывать в шоке Толик.

На этот раз она не удостоила его ответом. Смотрела прямо на меня – тяжелым, пронизывающим, но при этом теплым в самой сердцевине взглядом.

– Я пришла сюда изгнать духа, заказ был такой. Духа здесь нет, и работать мне не с чем, так что могу провести простой защитный обряд с шалфеем и благовониями, который, возможно – но не гарантированно, – оградит вас от этого явления на ближайшие дни. Такая процедура гораздо дешевле, я верну вам или вашей матери остаток денег, и на этом все. Но если хотите, могу, наоборот, вызвать дух для вас, чтобы вы могли поговорить через меня. Доплата будет совсем небольшой, и ее можно внести после. Илья, вы готовы?

– Прямо сейчас?

Горло сдавило, как при жестокой ангине, так что эти два слова я еле слышно просипел.

– А разве вы не этого хотите с того самого дня, как потеряли ее?

Сама идея существования медиумов меня все еще настораживала, но по крайней мере психологом Зоя была неплохим.

«Если это шарлатанка, то просто ничего не случится. А „небольшая доплата“… Да это же всего лишь деньги. Не самое страшное, что можно потерять». После этих мыслей мне немного полегчало, и я собирался, уже нормальным голосом, сказать: «Да, готов».

– Да это развод какой-то, – внезапно Толик встал со своего места и угрожающе двинулся к Зое – теперь он ее явно не боялся, – а ну убирайтесь отсюда! Играет тут на чувствах людей, стервятница хренова!

– Молодой человек, успокойтесь, пожалуйста, – с достоинством отозвалась женщина, не шевельнувшись.

– Пошла отсюда! У людей горе, а ты с них бабло рубишь!

Мой пьяный и верный друг разбушевался не на шутку. Теплая волна благодарности накатила на меня.

– Толик, не надо, я согласен… – успел произнести я, но конец фразы потонул в грохоте и звоне стекла.

Мы все обернулись к источнику звука. Зеркало, в котором я видел Нину два дня назад, сорвалось со стены и разбилось на мелкие осколки.

Я и Толик остолбенели, медиум же деловито двинулась туда, где оно только что висело, и вытянула руку с маятником. В тот же миг он далеко качнулся против часовой стрелки, точно от кого-то испуганно шарахнувшись.

– Вызывать не придется, – констатировала Зоя спокойно. – Она здесь и хочет поговорить.

– Она… здесь? – повторил я, глядя в пустоту, и невольно попятился.

– Да, и приветствует вас. Я буду говорить от ее имени.

Голос Зои не изменился, как бывает в фильмах, когда в медиума на некоторое время «вселяется» умерший. Она буднично произнесла:

– Привет, Илюша. У меня совсем мало времени.

Никакого эффекта присутствия Нины у меня не возникло, захотелось только рассмеяться. Нервно.

– Нет тут никого, – вмешался Толик – дрожащим, однако, голосом. – Чем вы докажете? Илюх, спроси о чем-то таком, что знали только вы с Ниной.

Вариантов была масса, но все проскользнувшие в голове показались слишком интимными – не в том смысле, что имели отношение к сексу, а в том, что их не хотелось озвучивать при постороннем человеке, да даже при друге.

– Что ты собиралась приготовить, когда я ушел на работу в последний день? – наконец определился я с вопросом.

– Кексы с изюмом, – незамедлительно среагировала Зоя и добавила уже от себя:

– Не тратьте драгоценные секунды. Дайте ей сказать.

– Создание цейтнота – отличная психологическая уловка! – ввернул Толик – думаю, он тоже протрезвел от всех этих событий: еще несколько минут назад он едва ли был способен сформулировать эту мудреную фразу.

Хотелось одновременно и сбежать, и приблизиться к невидимой жене, но тело, как всегда, решило все за меня – я превратился в соляной столп, ноги стали мягкими, как кисель, а на месте пола будто образовалась вязкая жижа.

Зоя, не выпуская из рук маятника, скороговоркой произнесла:

– Илюша, меня сейчас заберут. Ее зовут Виктория Непрокина. Узнай о ней то, что должен, и приходи ко мне поскорее в…

– Кто она? Куда прийти? Как?!

Я и не заметил, что кричу. Ответа не последовало. Движение маятника, на который я посмотрел только теперь, было еле заметным.

– Она удалилась, – констатировала Зоя и спрятала его обратно в сумку.

– Почему же она не смогла ничего сказать нормально? Кто ее заберет, куда Илюха должен к ней прийти? В следующий раз, когда будете обдирать клиента, хотя бы продумайте до конца «сообщение от призрака», – Толик изобразил воздушные кавычки.

Зоя как-то грустно посмотрела на меня.

– Можно вас на минутку?

Мы отошли в коридор (шагал я все еще странно, деревянно, как если бы обе ноги затекли), и она вполголоса инструктировала меня:

– В день, когда выполните ее просьбу, а я советую вам поторопиться, лягте пораньше в спокойной комфортной обстановке и положите под подушку маленькую вещь, которая наиболее четко ассоциируется у вас с женой. Сделаете все правильно – встретитесь с ней в Пограничье. Утверждать не могу, но предположу, что именно туда она вас и зовет.

– Пограничье?

– Что-то вроде сна, но не совсем.

– Она теперь там?

Зоя вздохнула – как мне показалось, удрученно – и потерла виски указательными пальцами.

– Нет. Но может прийти туда ради вас.

– Откуда вы такое знаете?

– Я всю жизнь общаюсь с духами. Они многое мне поведали. Всего разглашать не буду. Не положено.

– А где Нина сейчас и кто ее забрал в этот раз, вы сказать можете?

– Лучше она сама вам расскажет.

Мне захотелось встряхнуть Зою за плечи, выбить из нее то, что она зачем-то утаивала.

– Да что за загадки! Она там мучается, да?

– Я, м-м, не думаю, что ей хорошо. Но, скорее всего, то, что вы должны сделать для нее, все исправит.

Сказал бы мне кто-то месяц назад, что я буду почти естественно обсуждать такие вещи, да с почти незнакомой женщиной…

Но важно было не то, верю ли я в сказанное якобы от имени Нины. Даже если бы Зоя и впрямь оказалась жестокой шарлатанкой, я не мог не попробовать – ради умершей жены, которой нужна была моя помощь. Психологическая ловушка захлопнулась. И я ведь сам хотел разобраться, что, в конце концов, случилось.

Кроме того, я необъяснимо верил. Наверное, медиумы все-таки не только психологи, но и немного гипнотизеры.

– Вы ведь не знаете, кто такая Виктория Непрокина? – наудачу спросил я Зою.

– Понятия не имею. Среди известных личностей такой не припомню, – пожала плечами она. – А если думаете, что я с ходу сочинила… ну, проще всего проверить, способ я вам указала. Простите меня, эти сеансы довольно сильно выматывают. Мне пора.

Я покопался в кошельке и протянул Зое наличные деньги, но она покачала головой.

– Не сегодня. Доплатите мне, когда вам с женой удастся встретиться. Пусть это будет залогом того, что я не нафантазировала ради «бабла», как выразился ваш приятель.

Толик тем временем разлил нам еще коньяка. Когда я закрыл за медиумом дверь и вернулся в комнату, он осведомился:

– Опять лапши навешала? Много содрала с тебя?

Я махнул рукой, демонстрируя, что не настроен это обсуждать, и отправился за веником и совком, чтобы убрать осколки зеркала.

– Повезло ей, однако, что оно упало. Я и сам чуть было не повелся. Спектакль одного актер, блин.

Друг выглядел довольным – вероятно, потому, что взял себя в руки.

Усевшись, я сделал крошечный глоток из рюмки. Настроение пить совершенно пропало, хотелось сосредоточиться. Было ощущение, будто я должен что-то вспомнить, это крутится где-то на задворках сознания, но не всплывает.

Пока мысль формировалась, я залез в интернет с телефона и ввел в поисковую строку «Виктория Непрокина». Предсказуемо вывалились ссылки на профили в социальных сетях. Людей с такими именем и фамилией выпадало не так много, причем большинство – подростки. Общих с ними друзей у меня не было. Я добавил в поисковой строке одной из сетей название нашего города, и все результаты исчезли: «Ничего не найдено».

На всякий случай я сделал то, чего делать совершенно не хотел, – залез на страничку Нины во «ВКонтакте». От подписи вверху «заходила 21 июня» – так много времени прошло – стало тесно и больно в груди. С аватарки улыбалась моя счастливая жена в нарядном синем платье в пол – вечером, в который я сделал этот снимок, мы ходили на крутую постановку в театр. В статусе – смайлик и красное сердечко, в графе «Семейное положение» – безмятежное «замужем». Взяв себя в руки, я сделал то, зачем зашел – открыв список друзей Нины, набрал «Непрокина». Ничего не выпало.

К несчастью, у Нины не была закрыта «стена», и теперь на ней красовалось множество печальных записей от ее многочисленных знакомых. Никогда не понимал, какой толк напоказ строчить на страничках умерших людей что-то вроде «Почему же ты ушла такой молодой». Впрочем, писать это мертвому человеку в личные сообщения было бы еще более нелепо.

Кто-то – видимо, одноклассница – даже ностальгически выложил на странице у Нины школьное фото с незатейливой подписью: «Эх…». Ничего примечательного – она и две девчонки, все в школьной форме, все обнимаются на фоне фонтана. Им лет по тринадцать. Нина выглядит слегка недовольной или усталой, а может, просто неудачный снимок.

Глубоко вздохнув, я закрыл вкладку на телефоне и отложил его. Ничего полезного найти не удалось. Значит, придется опять почувствовать себя идиотом, расспрашивая окружение Нины, знают ли они что-то об этой Виктории.

А что, если мне не удастся ничего выяснить? А если все это вообще бред и я цепляюсь за выдуманные ниточки, упуская что-то реальное?

– Чего ты там?.. Давай выпьем, – предложил Толик.

– Прикончу эту рюмку – и хорош, – решил я.

Если Нина действительно ждала меня где-то там и хотела, чтобы я подготовился к нашей встрече, я не мог ее подвести. Она просила «прийти поскорее». Прохлаждаться было некогда.


***

Мама совершенно не чувствовала себя виноватой в том, что натравила на меня медиума.

– Я знала, что тебе это не понравится, – сообщила она мне по телефону вполне довольным голосом, – но когда ты уснул, я раскинула картишки…

– Ох, только не это.

Мама неизменно верила в то, что ей выпадало в карточных раскладах, и это почему-то всегда меня раздражало. Особенно в те времена, когда я сам был достаточно здравомыслящим и верил только в разумное и доказуемое. В те времена, когда еще не потерял дорогого человека при странных обстоятельствах.

– Мне было сказано, что проблему с духом поможет решить опытная взрослая женщина с темными волосами. Я прикинула, кто бы это мог быть, и тут мне пришла в голову идея обратиться к людям, которые всю жизнь такими вещами занимаются. Я и нашла в интернете Зою ночью… Ну а что, она совсем не помогла?

– Духа не оказалось дома, – ядовито сообщил я, решив умолчать об остальных событиях сеанса.

– Но теперь, когда ты знаешь, что его там нет, тебе же гораздо спокойнее, правда? – подхватила мама.

– Отныне буду спать как младенец и есть как не в себя.

– А если вдруг начнет сниться какая-нибудь нечисть, выложи круг вокруг кровати простой ниткой. Я вот вчера все-таки обернула ею твою кровать, и ты же отлично выспался, а?.. Или купи мел.

– Боже, мам, – я помолчал, – спасибо. Ты так обо мне заботишься.

Разумеется, сперва я хотел сказать, что все это даже звучит бредово, но передумал. В свете происходящего, – а особенно того, что я собирался сделать будущей ночью…

– Ну а как же, ты мой единственный сынок!.. Забыла спросить: как тебе травяная подушка?

– Еще не опробовал, но сегодня – непременно, – пообещал я.

В течение субботнего дня я провел целое расследование по поводу некоей Виктории Непрокиной.

Напрашивался вариант выяснить у знакомых Нины, знают ли такую они. Знакомых у нее был вагон и далеко не маленькая тележка. У меня возникло ощущение, что в первую очередь расспрашивать стоит тех, кто знаком с моей женой давно. Я написал ее университетской подруге – та ответила отрицательно и сразу осведомилась, зачем мне такая информация и не связано ли это с обстоятельствами смерти Нины. Я не очень удачно соврал, что заметил на кладбище пышный венок с подписью на ленте и хотел поблагодарить ту, что его оставила.

Потом я связался с Таней, а она, в свою очередь, с Алсу и Ритой. Никто из них не знал никакую Непрокину.

Впервые с момента нашего с Ниной знакомства я отметил про себя, что у нее совсем нет близких знакомых из школьного прошлого. С одной стороны, это было не то чтобы очень странно – многие теряют связь с одноклассниками во взрослом возрасте. С другой, у такой дружелюбной, общительной и популярной девушки, как Нина, не могло не остаться хотя бы одной старинной подруги.

Может, такая была, просто они жили в разных городах и общались только в интернете? Нина могла просто не рассказывать мне об этом. Не потому что скрывала, разумеется, – просто к слову не приходилось.

Свадьбу мы отмечали маленькой компанией – буквально по несколько человек с каждой стороны. Когда мы в качестве пары встречались с друзьями, это чаще всего бывала либо та ее университетская подружка с мужем, либо Толик с женой.

Скорее всего, с ноутбука Нины можно было зайти на ее страницы в соцсетях без паролей и посмотреть, с кем она общалась, но читать ее сообщения жутко не хотелось. Это было все равно что предавать ее доверие – я знал, что не могу оправдаться перед самим собой даже благими целями.

Кстати, я ждал, что историю браузера и переписки Нины будут изучать следователи, но они как-то халатно отнеслись к своей работе. Это было видно с самого начала. А если бы при загадочных обстоятельствах погиб подросток или особо важная персона, то наверняка и до возбуждения дела дошло бы…

Похоже, Нина была по-настоящему важна только для меня. Именно поэтому я обязан был докопаться до истины.

***

К вечеру нужная информация была у меня в кармане. С большим трудом, но я справился и теперь горел от нетерпения. Чуть не сошел с ума, пытаясь обдумать все, что узнал, поэтому делать ничего не мог – постоянно отвлекался и смотрел на часы.

Даже с учетом того, что медиум посоветовала отойти ко сну пораньше, в семь вечера было слишком рано. Но уже к этому времени я торжественно подготовил свое ложе, точно мне предстояла романтическая ночь: постелил новое белье, выданное мамой, подготовил упомянутую подушку и стал бродить по квартире в поисках маленького предмета, который «наиболее четко» ассоциировался у меня с женой.

Вокруг была масса ее вещей, в том числе небольших, но мой взгляд метался от одной к другой и ни за что не цеплялся. Расческа Нины? Тупо и банально. Косметика, которую она использовала для работы? Слишком «казенно», все же это была моя супруга, а не коллега. Наши общие фото? Тоже до ужаса банально и… нет, все не то.

Я начал нервничать, руки вспотели и мелко дрожали. Я рухнул в кресло и устремил взгляд в стену. Господи, что я вообще делаю?

А она – что сделала?

Нет, об этом я размышлять не собирался. Не сейчас. Сосредоточиться стоило на другом. Ассоциации…

В глобальном смысле у меня было связано с Ниной буквально все. Последние шесть лет целиком. Наша квартира. Я сам был с ней связан до сих пор. Подозревал, что так будет всегда (в той или иной мере, уточнил въедливый голос здравого смысла), и не имел ничего против.

«Я связан с ней…»

Эта мысль немедленно натолкнула на другую, и я поразился, почему не дошел до этого раньше. Обхватив безымянный палец на правой руке большим и указательным пальцами левой, я потянул с него кольцо. До сих пор я так и не собрался с духом, как положено вдовцу, переодеть обручальное кольцо на левую руку. Как будто эта маленькая хитрость могла продлить наш с Ниной союз на этой земле.

Несколько секунд – и аккуратное изделие лежало у меня на ладони.

В тот день мы были очень счастливы, хотя он не задался: сначала меня обрызгала машина, потом мы попали в огромную пробку по пути в ювелирный бутик, а стоило нам выйти на нужной остановке, началась гроза. Мы мчались с хохотом, накрыв головы пакетом из гастронома. Не скажу, что это сильно помогло от ливня. До сих пор помню недоуменный взгляд продавца, когда мы ввалились, мокрые и грязные, с хлюпающей в туфлях водой, и потребовали кольца из белого золота. Они было гораздо дороже, чем обычные, но Нина хотела себе именно такое, а мне было все равно, лишь бы она осталась довольна.

Через неделю мы стали мужем и женой.

Я вздохнул, поцеловал кольцо и осторожно, точно оно могло разбиться, положил под подушку. Захотелось выпить, но я не стал. Встретиться с женой нужно было на трезвую голову.

Лег я в девять вечера. Ворочался полчаса, против воли прокручивая в голове все, что удалось выяснить.

Днем я вспомнил о старом фото, которое выложили на страничке Нины. Мог вспомнить и раньше, конечно, но увы. Девушку, которая его разместила, я не знал и никогда не слышал о ней от жены. И никакой Непрокиной в друзьях у незнакомки не было. Тем не менее я написал ей. Сочинил очередную тупую легенду – на этот раз о том, что в последнее время Нине часто снился кто-то с такой фамилией, Нина даже звала этого человека во сне (очень «жизненно», конечно, все мы зовем людей во сне по фамилии), а теперь я хочу разобраться, кто это.

Я ожидал услышать, как и от остальных, что-то вроде «Ничего об этом не знаю», но когда незнакомка, прочитав мое сообщение, принялась строчить длинный ответ, меня охватило предчувствие, что я скоро докопаюсь до истины. Предчувствие, кстати, оказалось пронизывающе неприятным. Я вдруг понял, что не уверен, хочу ли это знать. Что я сунулся в воду, не только не зная броду, а еще и плохо плавая. Но было слишком поздно.

Налив себе чаю, я вернулся за ноутбук. Девушка – ее звали Лена – все еще набирала сообщение. Наконец на экране высветился текст, написанный не слишком грамотно, с лишними запятыми и кучей восклицательных знаков.

«Здравствуйте, Илья! Соболезную вам!! Однако то, что вы рассказали, по-настоящему жутко!!! Девочка по фамилии Непрокина очень дружила с Ниной в школе и погибла, когда им по пятнадцать лет было. Выходит, она звала Нину с того света???»

Я думал, все, что происходило в последнее время, отбило у меня способность удивляться, но тут я от изумления врос в кресло. Рука застыла в сантиметре от тачпада, взгляд остановился на мониторе.

«Расскажите мне, пожалуйста, что случилось с этой девочкой», – напечатал я наконец.

«Ой, да неужели Нина вам не говорила??? Наверное, больно было вспоминать!! Мы все три были одноклассницы, они были лучшие подруги, и под лед эта девочка провалилась! Нина видела все, не смогла ничего сделать, спасателей вызвала!! Не достали!»

То ли от содержания сообщения, то ли от неловкого построения фраз и обилия знаков препинания у меня закружилась голова. Пальцы забегали по клавишам.

«Можно немного подробнее?»

«Да… У нас в селе речка есть, название – тоже Лисовка, как и у села. Когда зимой замерзает, по ней молодежь на коньках катается и гуляет. До сих пор, кстати! Спасатели запрещают, но им хоть бы хны!! Уже несколько несчастных случаев было! И вот они вдвоем там гуляли вечером, не было никого вокруг. Как-то вышло, что Нина на твердом льду осталась, а под подружкой лед провалился! Ну и все… Расследование было, Нина – единственный свидетель! На помощь звала, не услышал никто! Кошмар был, тело нашли только через месяц!! Мама чуть с ума от горя не сошла, а отец спился и умер вскоре!»

Я нахмурился. У меня было полное ощущение того, что мы говорим о какой-то другой Нине. Какое еще село? Она же городская.

«В Лисовке Нина с детства жила и школу окончила, потом с мамой уехала и больше не приезжала никогда!» – заявила Лена в ответ на мой осторожный вопрос, формулировкой которого я изо всех сил пытался не выдать глубину своего неведения (видимо, не получилось).

На всякий случай я кинул Лене ссылку на страницу Нины и уточнил, об этой ли девушке она говорит. Лена подтвердила: именно об этой.

Почему Нина не рассказывала историю с подругой, я еще мог понять – она тогда была совсем девчонкой, наверняка пережила дикий стресс и вряд ли хотела ворошить прошлое. Но вот какого черта жена скрывала от меня, что прожила часть своей жизни – как оказалось в итоге, бОльшую – в каком-то селе?!

Я, естественно, вбил слово «Лисовка» в поисковик – это оказался крошечный населенный пункт в нашем регионе. Глубинка. В селе действительно имелась своя школа, и у нее даже был вполне приличный сайт. Но никаких данных о выпускниках прошлых лет я там не обнаружил.

Поискал информацию о девочке, утонувшей двенадцать лет назад. Выплыло несколько заметок о том, что школьница провалилась под лед, и еще штук пять новостей об обнаружении тела. Все – без имен и фамилий, но вряд ли в Лисовке в том году было много таких случаев. О Нине упоминали вскользь – как о подруге, которая «была рядом, но помочь, к сожалению, не смогла».

Я глубоко задумался и не сразу заметил, как на экране высветилось сообщение: «Очень жалко Веру! До сих пор ужасаюсь! И Нину тем более жаль… как же так вышло?!»

Нахмурившись вновь, я напечатал: «Так, какую Веру? Я спрашивал про человека по имени Виктория». Только тут до меня дошло, что я упомянул только фамилию.

«Ой, Илья, ну и дурочка я, что не переспросила!! Сразу про Веру вспомнила, а про тетю Вику не подумала! Виктория Непрокина – это ж мать Верина была!»

«Была?» – написал я.

«Я сама в Лисовке не живу и не ездила давно, но мамка говорила, умерла тетя Вика месяц где-то назад! Болела она. Здоровая была, но после смерти дочки единственной все хуже ей становилось!»

Неудивительно, вообще-то.

«Как думаете, почему эта женщина могла сниться Нине?»

«Да разве такое поймешь! Не знаю… Наверное, о той трагедии Нина думала… У них с тетей Викой хорошие отношения были, тетя Вика Нину жалела даже как-то, что ей такое пережить пришлось. Не ругала ее, что Веру не смогла спасти! Понимала, что Нина подросток еще совсем!»

Информации стало слишком много, и меня уже заранее пугало то, чего я пока не знал. Вокруг моей жены было слишком много смертей.

Ее мать умерла довольно молодой – вроде бы естественной смертью. Ее лучшая школьная подруга утонула в ледяной воде. Ее «ужасный бывший» тоже почему-то умер. Отец погибшей подруги умер – ладно, он просто спился. Теперь выясняется, что умерла еще и мать подруги. Связано ли все это? Имела ли Нина… какая кощунственная мысль, но что, если она имела отношение к какой-то из этих смертей?!

Нет, о нет. Нина не могла. Было отвратительно даже воображать такое. И все же…

Нина мало рассказывала мне о детстве. Обычная школа, обычный дом, игрушки, все как у всех. Почему я даже не пытался расспросить подробнее? Если бы я проявил настойчивость, рассказала бы жена хоть что-нибудь о Лисовке?

У меня образовалось очень много вопросов. К ней.

В безуспешных попытках уснуть я сбросил одеяло – стало слишком жарко. Простынь вся смялась. Памятуя о том, что обстановка должна быть спокойной и комфортной, я уже начал переживать, что ничего не выйдет, и именно тогда наконец задремал.

Прежде чем произошло то, чего я с нетерпением ждал, в сознание ворвалось неожиданно четкое изображение мертвеца из странного сна, который я видел недавно. Сна с Ниной и ее клиенткой по имени… Виктория.

С этой мыслью я распахнул глаза и обнаружил, что лежу уже не в своей постели, а на голой земле, и меня обволакивает туман. Такой густой, что не видно ничего вообще.

Присев, я окликнул Нину. Я кожей ощущал ее присутствие. Это было привычное, родное ощущение, которого мне так не хватало.

Я не испытал никакого удивления, когда откуда-то из плотной дымки послышался ее мелодичный красивый голос:

– Привет, милый.


***

Лена Садакова никак не могла уснуть – переживала. Вопросы Нининого мужа ей не понравились. Почему он написал именно ей? Мог ли он что-то узнать о том, что..?

Она уже жалела, что сентиментально выложила то фото и привлекла внимание. Да, мама Лены говорила, что это бред, но также просила ее «на всякий случай» никому не рассказывать… Ох, не надо ей знать, что Лена фото опубликовала! Что вообще на эту страничку полезла!

«Но он же ничего об этом не спросил. Значит, скорее всего, не знает, – сказала себе девушка и тяжело вздохнула. – Ну что ж, дай Бог».

***

Туман не рассеялся, а точно расступился, пропустив ее ко мне.

Я обомлел от прекрасного зрелища, которое мне открылось. Если бы был художником, я бы это зарисовал. Облепленная непроницаемой серой пеленой фигура Нины в облегающем и обнажающем плечи красном платье с вырезом сбоку была четкой, будто ее изображение кто-то наклеил сверху на туманный фон. На бледном лице драгоценным рубином сияли ярко накрашенные губы. И взгляд – совсем не роковой, не подходящий к образу, но настолько нежный… Наверное, благодаря таким взглядам я никогда не сомневался в ее чувствах ко мне.

– Я знала, что ты найдешь способ встретиться.

А теперь еще и эта тихая чарующая улыбка…

– Нина… милая…

Все, о чем я хотел поговорить, вылетело из головы. Теперь я мог только упасть перед ней ниц, преклоняться, и плакать, и молить… Но прежде – прикоснуться к ней хотя бы на миг.

Я поднял было руку, но она остановила:

– Нет, Илюш. Иначе я сразу исчезну.

Рука безвольно упала. Даже здесь, на границе миров, я не мог больше ощутить подушечками пальцев бархатистую кожу своей любимой. Никогда мне уже не поцеловать Нину. Никогда не уснуть с ней в обнимку.

Кто обрек нас на это? Я не задумываясь разорвал бы голыми руками повинного в ее смерти человека – или существо, кем бы оно ни было и откуда бы ни пришло.

– Я так скучаю, – прошептал я, – ты даже не представляешь, как без тебя плохо. Только скажи, кто это сделал. Только скажи, любовь моя.

Она грустно усмехнулась.

– Как тебе мой образ? Хотелось тебя порадовать, а для этой встречи я могла выбрать любой…

– Ты прекрасна. Ты самая красивая девушка на свете. Но…

– Я знаю, если ты поступил так, как я просила, у тебя море вопросов. И я многое собиралась тебе сказать… но сейчас просто смотрю на тебя, и…

Нина быстро заморгала, чтобы сдержать слезы. Боже, она и в жизни всегда так делала. Хотя я крайне редко видел ее плачущей или готовой зарыдать.

– Солнышко мое…

Я забылся и шагнул к ней, чтобы утешить, но она испуганно отшатнулась (туман сразу «подвинулся» вместе с ней).

– Не хочу, чтобы это свидание было грустным. Я безмерно рада тебя видеть. Наконец-то четко, даже в этой пелене. Ты видишь меня так же?

– Да… а что она скрывает?

– Понятия не имею, сама здесь впервые. Но, мне кажется, ничего. Вечность… Знаешь, то, что оттуда можно нормально наблюдать за землей, вранье. Видно очень плохо, как через толстое стекло, которое не мыли лет сто. И не всегда.

– Где ты сейчас обитаешь?

Мне стоило немалых усилий больше не тянуться к Нине и оставаться на месте, так что вопросы я задавал почти автоматически.

– В непокое.

– Что же мешает тебе упокоиться?

– А ты прямо сразу уловил суть. Непокой – это не только состояние, но и место, где… некомфортно. Некоторые души попадают сюда.

Фразы Нины стали пугающе рублеными. За ними явно крылось немало информации, которой она со мной по каким-то причинам не делилась.

– Выкладывай все, не фильтруй, – попросил я.

– Не положено вам знать слишком много, – легко рассмеялась Нина (звук ее заливистого смеха отозвался в душе сладкой пронзительной болью).

– Вот и медиум так говорила. Но хоть что-то ты можешь сказать? Почему в твоем Непокое некомфортно? Ты звала меня, просила о помощи…

Нина тихо вздохнула, не отрывая от меня нежного взгляда.

– Я вижу сны, которых не хочу видеть. Мгновения из жизни, которые мечтала забыть. И так вновь и вновь. В Непокое у меня нет тела, только душа, в которой осталось… много негатива. Я нахожусь в каком-то вакууме. Вселенская пустота, наполненная… вот этим всем… А иногда мимо проплывают черные тени других неупокоенных.

– Тебе страшно там?

Жена слегка помедлила, но все же коротко кивнула.

– Но у меня еще есть надежда отсюда выбраться. Моя надежда – ты.

– Я все сделаю, – прошептал я, действительно готовый ко всему.

Но она произнесла только:

– Прости меня.

– За что?

Нина закрыла руками лицо, и я не понимал, смеется она или плачет. Худенькие обнаженные плечики сотрясались.

– Я совершила, – вымолвила моя жена так тихо, что я едва ее услышал, – жуткое преступление. И плачУ за это.

– Ты..?

– Хотела, чтобы ты успел узнать хоть что-то. Чтобы я быстро пояснила оставшееся, и у нас было больше времени на встречу… но…

– Я и успел узнать, – затараторил я, – про Веру, про ее мать Викторию. Про то, что к тебе приходила девушка по имени Виктория и превратилась в призрак…

– Я пыталась настроиться на твою волну в ту ночь, потому ты и увидел это… Ох. Так сложно. Как тебе все объяснить?

– Как объясняла всегда. Ты же знаешь, я в любом случае на твоей стороне.

– Не в этом.

– Говорю же, в любом. Слушаю тебя, милая.

Нина отняла от лица руки и сразу потупила взор. Все же она плакала. Ее эмоции менялись так же быстро и ярко, как и при жизни.

– Чтобы связаться с землей, нужно много энергии. Меня слишком быстро затягивало обратно. Надо было сказать все в двух словах. Я не знала, с чего начать, чтобы тебя не напугать, и начала с того, чем все закончилось. С той. Это Виктория.

– Тебя убила Виктория Непрокина?

Было крайне странно произносить вслух словосочетание «тебя убила».

– Отчасти.

– Что значит «отчасти»? Поясни!

– Я такая жалкая. Даже сейчас, когда время поджимает, ничего не могу тебе сказать. Кроме того, как сильно я виновата. Если бы не мое преступление…

– Какое? Какое преступление?

– Ужасное, Илюша.

– Ты… лишила кого-то жизни?

– Да.

Разомкнувшись, чтобы произнести это, рубиновые губы вновь сжались. За несколько секунд тишины туман, ползущий почему-то снизу вверх, поглотил ее ноги до колена.

– Нет, – пролепетал я. – Нет, не уходи!

Наконец она заговорила – быстро и сбивчиво:

– Души таких преступников, как я, всегда остаются в Непокое первые сорок дней. Чаще всего и потом тоже. Но потом уже ничего нельзя изменить. Из Непокоя не перерождаются. Мы мыкаемся тут вечно. А пока сорок дней не прошли, ты еще можешь меня вызволить, и я уйду в Покой.

– Что для этого нужно?

– Получить прощение.

– Чье?

– Твое. Ты должен всей душой простить меня за то, что я сделала.

– Я прощаю! Но что именно ты сделала? Кого ты прикончила, любимая? Скажи же мне. Мне уже точно не будет хуже.

На миг по лицу Нины точно пробежала судорога.

– Помолись за меня. Больше мы не сможем видеться. Живые люди встречаются с неупокоенными мертвыми в Пограничье только единожды. Если упокоюсь, мы обязательно встретимся.

Туман уже дошел ей до пояса.

– Не исчезай! – завопил я.

– Не печалься. Это ненадолго. Ты же спасешь меня своим прощением? Спасешь меня?

– Я прощаю тебя!

– До скорого, любимый.

На дорогом мне лице, почти скрывшемся за пеленой, появилась слабая улыбка. Но в глазах была тревога. Ее вновь забирало у меня. Туда, где ей было плохо. И я не мог ничего сделать, просто стоял и смотрел.

И понять тоже почти ничего не успел.

Что случилось, дорогая?

Подняться наверх