Читать книгу И после многих весен - Олдос Леонард Хаксли, Олдос Хаксли - Страница 8

Наконец поднялись из-за стола и начали расходиться. Доктору Малджу предстояла деловая встреча в Пасадене с вдовой владельца треста резиновых изделий – может, та пожертвует тридцать тысяч на спальный корпус для девочек. Мистер Стойт отправлялся в Лос-Анджелес на еженедельное заседание правления, происходившее в пятницу к вечеру, и последующие деловые переговоры. Доктор Обиспо должен был оперировать на кроликах и направился в лабораторию за инструментами. У Пита накопилась груда научных журналов, которые надо просмотреть, но все же он не отказал себе в нескольких минутах счастья, даруемого обществом Вирджинии. А Джереми, разумеется, не терпелось вернуться к бумагам Хоберков. Он шел к себе в подвал, испытывая чувство почти физического облегчения, – так возвращаются туда, где чувствуют себя дома. Он проводил день прекрасно, и с какой пользой! Прошло каких-то два-три часа, когда из кипы бухгалтерских книг и деловых бумаг он выудил еще одну связку писем Молиноса. А также третий и четвертый тома «Фелиции». И кроме того, иллюстрированное издание «Le Portier des Carmes»[29], a затем под переплетом, напоминающим молитвенник, обнаружилось сочинение редчайшее – «Сто двадцать дней Содома», труд Божественного Маркиза. Истинное сокровище. Вот уж удача, так удача. Впрочем, подумал Джереми, удачи этой вполне можно было ожидать, зная, что за семейство были Хоберки. Судя по году выпуска, книги скорее всего принадлежали пятому графу – тому, который владел титулом полвека с лишним, перевалил за девяносто, а скончался уже при Вильяме IV, и не задумавшись о покаянии. Памятуя, что собою представлял сей старый джентльмен, странно удивляться, обнаружив, какое у него было собрание порнографии, – уж скорее следовало бы предположить, что оно окажется еще богаче.

С каждой новой находкой Джереми окрылялся все больше. Как обычно, – безошибочная примета, что у него хорошее настроение, – он принялся вспоминать песенки, популярные во времена его детства. Письма Молиноса читались под аккомпанемент «Веселеньких девчонок», «Фелицию» и «Le Portier des Carmes» он листал, мурлыкая под нос романтичную мелодию «Пчелка на сирени». А когда очередь дошла до «Ста двадцати дней», никогда им прежде не читанных и даже не виданных, сюрприз привел его в такое восхищение, что, раскрыв старый томик по долгу библиографа и обнаружив вместо предполагаемых англиканских песнопений прозу маркиза де Сада с ее ледяным изяществом, Джереми принялся снова и снова повторять вслух стишок, который мать заставила его выучить всего трех лет от роду, – он до сих пор воспринимал эти строчки как символ восторга перед чудом, потому что невозможно достовернее передать радость от негаданного подарка судьбы, от нежданной улыбки жизни:

А он, какое счастье, еще и первый не надкусил, вот она, книжечка, толком даже и не открытая, все впереди – и наслаждение, и поучение. Вспомнив, как там, в бассейне, он ощутил укол ревности, Джереми снисходительно усмехнулся. Пусть мистер Стойт заведет себе хоть гарем, первоклассный образчик непристойной прозы восемнадцатого столетья – это вам не какая-нибудь мисс Монсипл. Он закрыл книжечку, не выпуская ее из рук. Сафьяновый переплет – скромно, но до чего элегантно; слово «Молитвенник» вытиснено на корешке золотыми буквами, почти не потускневшими от времени. Он поставил томик на край стола, куда откладывал прочие курьезные вещицы. Сделает все, что на сегодня намечено, – заберет эту коллекцию к себе в комнату.

«Дружок, вот сладкий пирожок!» – напевал он, вскрывая следующий ящик, а потом затянул: «Этим ясным днем весенним в лепестках густой сирени собирает пчелка мед – вся природа с ней поет». Эта поющая природа – Вордсворт, да и только, – особенно его умиляла. Очередная связка бумаг оказалась перепиской пятого графа с несколькими влиятельными вигами по поводу ограждения в пользу его сиятельства трех тысяч акров общественных пастбищ в Ноттингемпшире. Джереми сложил листки в папку, занес на карточку краткое описание документов, убрал папку в шкаф, карточку отправил в картотеку и, опять воспевая сладкий пирожок, потянулся за следующим пакетом. Он разрезал шпагат. «Пчелка, пчелка, не ленись ты, в рот возьми сирени листик». Интересно, что бы по этому поводу сказал доктор Фрейд? Какие-то неподписанные памфлеты против деистов – жуткая тощища, Джереми тут же отложил их подальше. Но вот кое-что занятное – экземпляр «Серьезного призвания» Лоу с собственноручными пометками Эдварда Гиббона[30]