Читать книгу Приморские партизаны - Олег Кашин - Страница 13

Нацболы, «Левый фронт», «Славянское братство», ДПНИ, РНЕ, «Балтийская республиканская партия», торговец антиквариатом со специализацией на немецко-фашистском наследии, двое родноверов, они же – открытая гей-пара, и еще человек из международной НКО, не местный, но давно тут уже работает. Всего десять человек – это первые, о ком получилось вспомнить.

Генерал Сорока – в штатском, высокий, красивый, сидит в главе стола, смотрит то влево, то вправо. Зацепился взглядом за антиквара, уставился ему в глаза – все, есть контакт, теперь можно поговорить.

– Я, конечно, извиняюсь, что мы вас всех так сюда выдернули, – тихо кашлянул, как будто волнуется; всех десятерых в течение дня задержали оперативники управления, доставили силой. – Надеюсь на ваше понимание – от методов моих подчиненных я и сам не в восторге, пробовал перевоспитывать, но вы видите – все без толку. Я хотел вас всех сюда пригласить по-человечески, без лишних формальностей. У нас, знаете, когда-то была такая практика неофициальных бесед, и вот сейчас мне бы хотелось, чтобы мы с вами провели неофициальную беседу. Я буду очень вам благодарен, если все, что вы здесь услышите, останется между нами, но, конечно, никаких подписок брать с вас не собираюсь, просто надеюсь на вашу порядочность.

Последний раз такую речь генерал Сорока произносил лет, наверное, тридцать назад в УКГБ другой, давно уже заграничной области, когда накануне московской Олимпиады пришлось срочно выдворять из страны безобидного областного диссидента, и Сорока, тогда всего лишь старший лейтенант, инструктировал его на предмет того, что если он будет там за рубежом много себе позволять, то руки у нашего ведомства длинные, найдем и обезвредим.

Теперь он генерал, но и диссидентов перед ним – десять, то есть нужно в десять раз больше обаяния, в десять раз больше улыбок, в десять раз больше убедительности. Обстановка, приближенная к боевой.

– Почти со всеми вами нам уже приходилось разговаривать по разным поводам. Давайте говорить прямо, в друзья я к вам не набиваюсь и о любви не прошу. Цели у нас с вами разные, интересы не совпадают, и вы наверняка уверены, что разговаривать вам со мной не о чем.

Пауза.

– Но вы ведь знаете, что сейчас происходит у нас в области. Не было такого никогда, случай беспрецедентный. Какие-то подонки объявили войну правоохранительной системе. Есть версия, что речь идет об умышленной дестабилизации социально-политической обстановки в регионе.

Снова пауза.

– Мы найдем их. Область маленькая, со всех сторон государственная граница, убежать они никуда не смогут, работает милиция, работает Следственный комитет, работаем мы. Но именно в порядке дружеской беседы я хотел бы поинтересоваться вашим мнением по поводу происходящего. Что вы об этом думаете, что знаете, что слышали.

Первым заговорил представитель НКО, который сказал, что его веселит ситуация, когда начальник областного УФСБ собирает у себя всех известных ему врагов государства и намекает, что ждет от них признания по поводу серии преступлений – «нет, я догадывался, что в вашем ведомстве все обленились, но чтобы до такой степени – этого и представить не мог».

Ну и дальше пошел совсем балаган, как на телевизионных ток-шоу. Геи-родноверы сказали, что, наверное, милиционеров убивают какие-то другие милиционеры, которые с ними чего-то не поделили. Человек из «Славянского братства» предположил, что в регионе появилось исламское бандподполье, и если генерал согласен, то братство поможет правоохранительным органам навести порядок хотя бы на продовольственных рынках региона, а можно и на вещевых. Нацбол сказал, что, наверное, милиционеров убивают западные спецслужбы. Антиквар сказал, что бытовуха. Больше никто ничего не говорил.

Сорока сделал несколько пометок в блокноте, поблагодарил всех высказавшихся и, заканчивая встречу, посоветовал своим гостям, по крайней мере, до поимки преступников хотя бы немного снизить свою общественно-политическую активность, потому что любые проявления экстремизма, «даже те, которые совершаются во благо», сегодня на руку преступникам.

Рук на прощание никто никому не жал, расходились по одному.