Читать книгу Колхоз – дело добровольное - Олег Здрав - Страница 3

– И какому … умнику пришла в голову идея с утра пораньше включить Софию Ротару. Никогда её особо не любил, а тут ещё с похмелья.

Открываю глаза, к слуховым ощущениям постепенно присоединяются зрительные. Солнце слепит в окно, пробиваясь сквозь тополиные ветви, листья качаются легким ветерком, отбрасывая причудливые узоры. Лепота.

– Стоп! Какие листья! Сейчас зима!

Медленно обозреваю комнату и с восторженным ужасом осознаю, что попал. Сколько книг перечитал на эту тему, что нисколько не удивлен – по моим прикидкам попаданцев в прошлом скоро будет больше, чем генералов в советской армии. Удивляет, что случилась эта беда именно со мной, но с другой стороны – чем я хуже?

Итак, имеем:

Судя по очень знакомой обстановке, попадание в поздний СССР, в свою собственную квартиру.

Отдышусь, отойду от шока, и обязательно доберусь до зеркала, но уже сейчас могу с большой вероятностью предположить, что оказался внутри своего собственного тела. Шрам под коленкой, полученный в раннем детстве при падении с гаража, опознан – никак не спутаешь.

В окне, перекрывая обзор, торчит чудо отечественного приборостроения – кондиционер БК-1500. Появился этот монстр у нас в 1982 году, отсюда можно отталкиваться, ориентируясь по времени – раньше этого срока сейчас никак не может быть.

Кондиционер – это такая здоровенная и неподъемная хреновина, выпущенная доблестными азербайджанскими умельцами в солнечном городе Баку, по японской лицензии, к слову. На потомка сумрачного самурайского гения, чисто визуально, брутальный коричневый электрический охладитель тянул с большой натяжкой. Но прохладу генерировал исправно, что, ни говори. Агрегат этот, в нашем двухсотквартирном доме, в те времена был в единственном экземпляре – помню титаническую битву между родителями, когда обсуждался вопрос о его покупке. Батя, как прирожденный новатор, горел желанием первым в районе (если не в городе!) установить символ научно-технического прогресса в своем доме, на зависть всем соседям. Женская половина семейного дуумвирата категорически возражала против неведомого агрегата, грозившего пробить брешь в годовом бюджете. В результате брешь получилась даже больше расчетной – пришлось ради эстетического равновесия купить мамочке ещё и джинсовую юбку «Монтана» за 50 рублей.

Осматриваюсь внимательнее, и замечаю в углу телевизор марки «Рубин», хотя этого слона трудно не заметить. Ага, судя по марке, точно можно сказать – сейчас на дворе уже 1983-й или чуть позже. Раньше у нас был черно-белый «Темп», позже появился «Фотон». Этот же многострадальный телек пережил не менее шести ремонтов, и был продан в чужие дальние руки, чтобы не слышать упреков от знакомых за такое счастье.

Если бы не автомобиль, то мы бы намучились его таскать в мастерскую – реально неподъемный зверь, в одиночку не утащишь никак.

По всей видимости, работает механизм защиты психики, переключая внимание на второстепенные и малозначимые детали. Именно поэтому все мысли заняты воспоминаниями о судьбе бытовой техники, но бесконечно адаптация длиться не может – пора исследовать новый, или если угодно, старый мир.

Была микроскопическая надежда, что это розыгрыш, и за стенами окажется привычный уютный двадцать первый век, но одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: нет, брат, ты, все же, попал.

Таких декораций не бывает. Спилить огромные тополя и высадить на их месте молоденькие деревца – допустим, возможно. Но снести пару элитных новостроек, и на их месте построить точную копию зоны усиленного режима номер 4 – это уже маловероятно. А перестроить полквартала обратно «под старину» не под силу даже инопланетянам.

Неторопливо осматриваю свою квартиру, оттягивая неизбежный поход к зеркалу. Приходит узнавание, всплывает в памяти давно забытое – странное чувство, ни на что не похожее.

Внезапно в панике бросаюсь к окну, выходящему на проспект, осеняет мысль, что я один в этом мире. Но, нет – бредут изнуренные жарой редкие прохожие, брутальные газоны и Зилы, давно уже ставшие редкостью на наших улицах, фыркают выхлопными газами, вот троллейбус, необычных округлых очертаний, подъехал к остановке, высадив народ.

Судя по температуре на улице – сейчас конец лета, даже отсюда видно, как расплавился асфальт и пошел волнами.

Дальше тянуть нет смысла, открываю трюмо и рассматриваю тело носителя.

– Что тут у нас? Определенно, я, собственной персоной, в возрасте четырнадцати лет. И это, значит, что закончен восьмой класс, и на дворе логически рассуждая лето 1984-го.

Включаю телевизор, долго жду, пока нагреется, изображение подергается и прояснится. М-да, отвык от такого качества, что ни говори.

Кто у нас тут? Ба, знакомые все лица – товарищ Сенкевич и «Клуб кинопутешественников». Понять о чем передача не успел – она быстро закончилась, сменившись какой-то документальной эпопеей о войне. Второй канал до обеда не работает, и терзать телевизор дальше не имеет смысла.

Надо поискать программу передач! И отталкиваясь от неё установить сегодняшнюю дату.

Напрягаю память, и скрипя синапсами и нейронными связями вспоминаю, где она обычно хранится – в «стенке», в среднем отделе.

Стенка у нас особенная – привезена из ГДР родственником, там работавшим по контракту, и даже в середине двухтысячедесятых ещё жива была на даче у тещи, сохранив вполне пристойный вид.

Вот и программа, как и положено, на последней странице, новости потом обязательно почитаю, чтобы освежить в памяти события этого периода времени. На часах без пятнадцати одиннадцать, а Сенкевич утром у нас …по средам. Получается, сегодня – 31 августа.

– Блин, мне же завтра в школу! Вот засада.

Отчаиваться непродуктивно, поэтому продолжаю осмотр собственного имущества.

Имеем: двухкомнатная хрущевка с колонкой. Потолки два двадцать, жилая площадь 28 квадратных метров. Прописаны пятеро, включая бабушку, которая с нами не живет, но поскольку жилье дают согласно количеству зарегистрированных, то она числится здесь. Мелкий, который брательник, сейчас в детсаде, и его придется вечером забирать – не забыть бы. Насколько помню, обязанность на меня повешена.

Кухня шесть квадратов – не развернешься, горячая вода только после того, как раскочегаришь колонку. Система уникальная в своем роде: чтобы прибавить или убавить горячую воду надо бегать из ванной на кухню, крутить вентиль. А поскольку температура меняется не сразу, а постепенно, то процесс далеко не тривиальный. Намылишься, а в кране только кипяток или, наоборот, ледяная вода. Трогать вентили в ванной комнате не рекомендуется, иначе колонка может перегреться и попросту взорваться. На моей памяти такое случалось трижды – обычно, по приезду гостей, недостаточно ловких для пользования этой интеллектуальной системой с обратной связью.

В более поздние времена была произведена модернизация системы в стиле «стимпанк», для чего из ванной пробили отверстие и провели два сервопривода, изготовленных соседом из чистейшей бронзы, на импортном токарном станке с чпу. Благодаря этому червячно-карданному механизму вентиль газовой колонки стало можно крутить не покидая эмалированного сосуда для мытья тела.

Впрочем, отвлекся опять.

На столе записка, точнее список, без указания адресата, но поскольку кроме меня здесь никого нет, то предназначение очевидно.

«Печенье 5 пачек.

Сгущенка 3 банки.

Суп в пакетах 6 штук

Консервы 5 штук.

Карамель 1 кг.

Лимонад 2 бутылки

Домой: масло подсолнечное 1 литр, хлеб не забудь

Целую мама».

Странный набор, мы в турпоход собираемся что ли? Посреди недели?

В подкрепление письма нашлась пятирублевая купюра синего цвета со Спасской башней и водяными звездами на просвет. Почему то мне думалось, что она с портретом Ленина – оказывается, это четвертак с вождем. Защита от подделок на примитивном уровне – на принтере таких нарисую сколько угодно за пять минут, вот только, принтера здесь нет. Спустившись с фотошопных небес, вернулся в объективную социалистическую реальность.

Насколько помню, масло подсолнечное в пластиковой таре здесь не существует, как вид, только разливное, в свою посуду. Бидончик или бутыль? Вот в чем вопрос, а память, как назло, никакого точного ответа не дает. Куплю в бидон кваса – решил вопрос кардинально, методом исключения. Теперь хочешь, не хочешь, масло будет в стеклянной бутылке.

Отправлюсь на разведку, вооружившись трехлитровым белоснежным бидончиком, и мелочью, обнаруженной в кармане штанов. Общим количеством в пятьдесят копеек. Похоже, все мои доступные финансовые ресурсы на данный момент, кроме родительской пятерки – но она подотчетная, не пошикуешь. Мамуля бухгалтером работает, и по профессиональной привычке отчет истребует до последней копейки, и вовсе не из жадности – порядка ради.

Не случайно уточнил, что из «доступных ресурсов»! На самом деле, я баснословно богат, по среднесоветским меркам, для своего возраста.

Вот только тратить деньги мне не позволяет совесть и родители, не знаю, что их них больше.

Иногда советского ребенка «страхуют», и по достижении 16 летнего возраста он может получить круглую сумму, к примеру, малой у нас «застрахован» будет на тысячу рублей. И не трудно догадаться, что ничего путного из этой затеи не выйдет – деньги просто сгорят в 1991 году, а в нашем случае ещё и документы потеряются при ликвидации предприятия.

На самом деле, это никакая не страховка, а просто накопительный счет, куда родители переводят некую сумму из своей зарплаты, но называется так.

У меня же ситуация совершенно другая. Все деньги, что лежат на моей книжке – заработаны мной честным добросовестным трудом. И это более трехсот рублей! Неимоверная сумма, равная двум маминым зарплатам.

Формально, детский труд в Советском Союзе не используется, как и положено в передовом и современном обществе. На практике же, не совсем так. Поскольку главная стержневая идеология советского строя – уважение к труду, то воспитание подрастающего поколения настоящей работой не только не осуждается, но и всячески приветствуется. Достаточно упомянуть, что одна из высших наград СССР – Золотая звезда и звание Герой Социалистического труда! Было ли в истории ещё что либо подобное, но явление знаковое – общество культа трудового человека. И это не шутка – именно «передовики», новаторы и «стахановцы» – главные герои СМИ, на телевидении и в книгах. А звание Герой Труда по статусу соответствует Герою СССР, а тот обычно присваивается за настоящий подвиг на войне.

Но это лирическое отступление, просто чтобы освежить реалии того времени.

Первый раз поехал в колхоз два года назад (относительно момента времени, где сейчас нахожусь), в июне месяце, на каникулах. В тот момент мне было всего 12 лет, причем вызвался добровольно, по собственному желанию. И даже, заработал 35 рублей чистыми! За вычетом питания – все по-честному, без обмана. Через два месяца, в сентябре, пришлось ехать в колхоз добровольно-принудительно, уже всем классом.

Что удивительно, откосивших практически не было. Возможно, с позиции просвещенного либерального двадцать первого века это выглядит странно и дико, но поездка «в колхоз» никем не воспринималась как нечто тяжелое и обременительное. Наоборот! Нас 12-ти и 13-ти летних добровольцев набралось человек двадцать только из нашей параллели, и никто из родителей не возражал, чтобы мы отдохнули и поработали под присмотром учителей. Да и само мероприятие именовалось – ЛТО. То есть, лагерь труда и отдыха. Причем с уклоном в отдых, и без привычного уставного распорядка обычных пионерлагерей. Что нисколько не отменяет реального труда и заработка.

Став старше, зарабатывать мы стали намного больше, и если память меня не подводит, то к концу школы на моей книжке уже лежала круглая сумма в тысячу полновесных советских рублей. В десятом классе осенью привез 220 рублей за месяц работы – что заметно выше средней зарплаты по стране!

Но не это самое главное – деньги, когда их не тратишь, по большому счету, вообще перестают играть хоть какую-то роль. Была идея накопить на мопед, но мечту осуществил дед, просто подарив мне новенькие «Карпаты». Произойдет это следующим летом, когда меня сплавят на два месяца к прапредкам в деревню, а промежуточное звено предков укатит в Ереван по путевке.

– Вот, я тормоз! Какая школа – мне завтра в колхоз ехать! Вот зачем список продуктовых запасов.

На самом деле, поездка в «колхоз» – это чистое, рафинированное, искрящееся радостью счастье! Особенно, если это предполагается вместо учебы. И даже июньский выезд в село – это тоже счастье. Ко всем плюсам свободы нужно добавить описание альтернативы. В моем случае – это месяц безвылазной работы на даче, неотъемлемого атрибута каждой советской семьи. Пресловутые «шесть соток» – в реальности именно столько и получается. Три полива в неделю минимум, бесконечная прополка, подвязка, обрыв «пасынков» и прочее, прочее, прочее. Причем, все это под палящим солнцем и непрерывным родительским надзором, ну разве что кроме будней, когда можно искупаться в Ахтубе без разрешения. Но удовольствие это меркнет в моих глазах, как только представишь, что добираться придется на рейсовом автобусе вися на подножке, куда успеваешь вскочить в последний момент чудом (следующий будет только через час), и до остановки чапать полкилометра пешком. То есть альтернатива колхозному «раю», без всяких натяжек, напоминает настоящий «ад», в прямом понимании этого термина. Жара плюс сорок, вездесущая неубиваемая мошка и полное отсутствие премиальных. Антресоль с закрутками, как результат, меня лично никогда сильно не воодушевляла. В магазине болгарские огурцы и помидоры консервированные круглый год, а тонкости засола и домашнего вкуса мне юному тунеядцу всегда по барабану были, особенно если для процесса соления используется мой трудовой пот, в переносном смысле, конечно.

Прежде, чем выйти на улицу, следует подкрепиться – уже двенадцатый час, а во рту маковой росинки не было. Что у нас в холодильнике? Проведем ревизию, проверим неубиваемый тезис либералов о пустых полках отечественных хладошкафов.

Пустым его точно не назовешь, но и разносолами особо не отъешься. Банки с вареньем – ага, это свежесваренное, быстрого приготовления. Своя малина и тертая смородина с сахаром, варятся пять минут, но и хранить надо в холоде.

Большой кусок масла, со странной желтоватой поверхностью – отвык уже, что натуральное сливочное без консервантов быстро окисляется снаружи, приобретая прогорклый привкус. Впрочем, внутри оно вполне съедобно и даже вкусно, отчетливые нотки сливок. Натуральное – оно все такое, не хранится без консервантов. Открытый кефир больше суток не хранится – скисает.

Ни колбасы, ни сыра в наличии нет – с этим у нас всегда проблемы были. В отличие от Украины и Белоруссии, где у нас живут родственники, на Нижней Волге с мясом и молоком всегда напряженка была. Сосиски и сардельки не сказать, что редкость, но в продаже почти никогда их не бывает. Но есть два кафе в центре города, где их всегда можно попробовать – очень вкусные, заразы, но на вынос не продают категорически.

Впрочем, от колбас давно уже отказался, и заново к ним привыкать нет никакого желания. Сыр можно купить в Волгограде, что мы и делаем, когда проезжаем – междугородняя трасса тянется через весь город, и если знать места, то можно купить много вкусного и дефицитного, и почти без очередей.

Майонез в стеклянной баночке, томатная паста, ещё какие-то емкости с непонятным содержимым. В морозилке сиротливая мороженная перемороженная синяя птица с лапами. Судя по клюву – курица, хотя больше похожа на дистофика-динозавра, судя по цвету и комплекции, умершего от истощения. Мяса ноль, но бульон и супчик получаются ароматные и вкусные – натур продукт, скормлено зерном. Впрочем, насчет кормления можно усомниться.

– А это, что такое? – ухмыляюсь несуществующим либералам в ответ, заранее предчувствуя ответ.

Странная золотистая банка с такой же крышкой, из лакированной жести. Чтобы крышка не слетела, она плотно затянута резиновым широким кольцом розового цвета. С натугой открываю, стягивая упрямую резину, и моему взору предстает … та сама серая, она же черная икра.

Чувствую себя таможенником Верещагиным:

– Опять икра, а пожрать нечего.

Белужья, насколько я понимаю, паюсная – судя по плотности. И кажется пропавшая, запашок ещё тот.

Стандартная «браконьерская» банка, весом 850 грамм, продаваемая залетным туристам, как «килограммовая» по пятнадцать рублей из-под полы. Найденная емкость почти полная – в нашей семье икру никто особо не ест, вот и эта пропала, в очередной раз, к слову говоря.

Вот такая она жизнь обычного советского человека. Колбасы не купишь, а икру хоть ложкой ешь, но не хочется. В моем времени кило черной зернистой тянуло за тысячу убиенных енотов, здесь же она даром никому не нужна. Нам, например, она достается в подарок, от родственников с низовий, причем вопреки нашему желанию. В рыболовецком колхозе это добро «зернистое» идет по бросовой цене – литр водки за килограмм.

А поскольку таких родственников в городе у каждого третьего, помимо первого, то и продукт этот намного более распространенный, чем тот же сервелат. А стоит для коренных жителей даже дешевле, примерно как килограмм сливочного масла – три рубля за банку.

Очевидное следствие из этого – осетрину можно купить по цене 2—2.50 за кило, что намного дешевле мяса, с которым, наоборот, постоянные проблемы. На рынке, да и то по большому «блату» – мясо, причем с костью, отпускается по 4—5 рублей. Есть, правда, альтернатива, в виде калмыцкой сацйгачатины, но она не всегда бывает, только под заказ и сразу полутушей, но цена очень даже приятная – полтора рубля. По вкусу ничем не хуже говядины, а скорее даже лучше.

Испорченную икру по возвращении с магазина «исправлю», замотаю в марлю и замочу на ночь в тузлуке, но смысла особого нет – не в колхоз же её с собой везти, там этого добра свежего полно, а дома её опять никто есть не будет.

Кроме икры ничего интересного найти в холодильнике не удалось. Лишь большая кастрюля с борщом, у мамани опять завал на работе – отчет в конце месяца, на двое суток наготовила.

Делаю себе сладкий чай с бутербродом из хлеба и масла, как ни банально это звучит. Чай «со слоном» – хорошо! Грузинский в эти времена категорически пить нельзя – ни вкуса, ни запаха, и даже ветки иногда вместе с листьями попадаются. А вот с кофеем здесь реальный напряг – ни растворимого, ни молотого, даже у спекулей трудно найти – но в кафешках вроде бы продается, качество не айс, похоже, ячменный, но если очень приспичит отведать по старой памяти – есть, где перехватиться.

– Ну, что же, пора выйти в новый мир!

Бидончик в руки, авоську в карман – вдруг, что «выбросят» дефицитное и вперед с песнями.

Выхожу во двор и настороженно осматриваюсь. Наша «хрушевка» не совсем стандартная, двенадцатиподъездная и похожа на многоэтажку, упавшую на бок. Длинная и низкая, как пародия на китайскую стену. Не знаю, кто проектировал, но за высоту потолков отдельное спасибо – даже в панельках она выше на добрый десяток сантиметров. Люстра в зале в уровень с моими глазами висит.

Двор девственно пуст по причине обеденной жары и середины рабочей недели. Растроганно смотрю на детскую площадку, целую и невредимую – автомобилей во всем доме всего несколько штук, и пока ещё никому в голову не приходит снести её ради парковки.

К слову, у нас есть свой личный автомобиль! И не какой-то там «Москвич-412», а самый настоящий ВАЗ-2105! Мода на автомобили ещё только появляется, а мы уже потомственные автомобилисты с десятилетним стажем.

А началось все в далеком 1973 году, когда пришло письмо от деда, где он сообщал о постигшем его горе. Как знатный механизатор, передовик труда, рационализатор и просто хороший советский человек, он в своем колхозе стоял в очереди на мотоцикл «Урал», желательно с люлькой. Подошла его очередь получить заветного потомка трофейного «цюндапа», и вдруг облом – ему предлагают вместо него автомобиль, причем не какой-нибудь приличный, проверенный временем и дорогами «Москвич-408», а неведомую «Жигулю», по слухам даже не совсем отечественную.

Как человек, привыкший ремонтировать зерноуборочный комбайны кувалдой и добрым словом, покупать иностранную безделушку он категорически не желал, но и терять очередь просто так тоже не резон – когда будет следующая оказия, бог его знает, а машина вот она.

– Не хочет ли любимый зять, купить эту «Жигулию»? – задал риторический вопрос дед, и чтобы убрать последние сомнения, добавил. – Половину дам в долг, тебе всего две тысячи надо собрать.

Вот так у нас появился белый «Фиат-124», он же Ваз-2101. И что самое удивительное, почти через десять лет он был продан за те же четыре тысячи – вот что значит, качество первых годов выпуска.

Взамен была приобретена тоже белая, но уже пятерка. Что сказать о ней, кроме плохого? Да, пожалуй, и нечего. Надо бы отца уговорить избавиться от неё пока она новая, да вот только проблема, что взамен купить?

Впрочем, это не самая важная проблема – время пока терпит. Следующим летом она принесет нам сюрприз на трассе под Ростовом, где у неё порвется ремень ГРМ, который днем с огнем не найдешь, а над тем, как выставить зажигание будет думать целый консилиум механиков из всех соседних поселков. Я же буду вращать коленвал через поддомкраченное заднее колесо – это не шутка, конструктора забыли в этой машине отверстие для кривого стартера. Непозволительная ошибка для советского автомобиля.

Между тем, добрался до места назначения, не встретив никого из знакомых.

Желтая смешная бочка на колесах, столик со странной конструкцией и подведенным шлангом, и дебелая румяная продавщица под тентом, лихо взбивающая пену в кружках, чтобы компенсировать недолив.

Странная конструкция оказалась прибором для мытья кружек водопроводной водой – об антисанитарии народ как-то не задумывается, и что удивительно – никто не травится, даже не припомню примеров подобного из прошлой жизни.

Отдаю тридцать шесть копеек за три литра и покидаю очередь, отказываясь от стаканчика «на сдачу» (3 коп – маленький). Лучше куплю мороженного – вспомню вкус детства.

Забавная вывеска «Магазин №39. Продукты». Встречаются изредка именные, но большинство торговых точек – номерные, как этот.

Захожу внутрь, скорее, ради любопытства и ностальгии – за продуктами лучше идти в другой магазин, тот, что на остановке – там выбор лучше.

Огромные стеклянные колбы с соком смотрятся футуристически – внизу краник, подставляй стаканчик и наливай, что нравится. Особое умиление вызывает баночка из-под майонеза, заполненная водой, в которой отмокает чайная ложка. Этим столовым прибором добавляют соль в томатный сок – чашечка с белым натрийхлором стоит тут же.

Спрашиваю, где можно купить мороженное. Оказывается, снаружи, около входа стоит морозильник, продавец тот же, что и квасом торгует.

– А какое есть? – интересуюсь ассортиментом.

– Есть пломбир в вафельном по 19 копеек и томатное за десять в бумажном стаканчике.

Пытаюсь переварить услышанное:

– Какое? Томатное?

Услышав подтверждение, соглашаюсь, давясь от смеха. Вспомнил, реально такое мороженное у нас продавали. Пробовал его один раз и больше не покупал. Через некоторое время его сняли с производства, как не пользующееся спросом.

Получаю белый бумажный стаканчик, заполненный розовой полупрозрачной массой, похожей на кисель. Кушать это чудо надо плоской деревянной палочкой.

– Редкостная дрянь, – делаю жизнерадостный вывод, нисколько не расстраиваясь. Такую экзотику попробуй, найди где-нибудь в мире. Кажется, японцы в 21 веке нечто подобное стали выпускать, а мы-то на сколько раньше!

Теперь понятно, почему томатное мороженное пробовал только один раз и совсем забыл о нем.

Бодро топаю домой, избавившись от помидорного счастья в ближайшей мусорке, и уже заворачивая за угол, чувствую назревающие неприятности.

Две смутно знакомые личности, чуть постарше меня, сидят на корточках около песочницы и по очереди смолят одну сигарку. Не могу вспомнить имен, типы эти учились раньше и после восьмого класса свалили со школы, но какие-то неприятные воспоминания с ними связаны, да и трудно ожидать что-то хорошее от гопоты, если не ошибаюсь, оба уйдут к «хозяину» не дожидаясь армии.

– Слышь, чувак, дело есть.

Подхожу, руки никто не протягивает, я – тем более.

– Дай хлебнуть кваска, разморило меня чутка.

Фигасе, заявочки.

– Молоко там.

Тот, что спрашивал, зло щурится:

– А если проверю?

– Попробуй, – расслабился непозволительно, забыл, в каком районе живу.

Однако, старший что-то почувствовал, и с некоторым недоумением посмотрев на меня, одернул дружка. По всей видимости, реакция моя неожиданная насторожила, или интуитивно почувствовал, что без драки не обойдется.

– Молоко скиснуть могет, неча слюни пускать, – и обращаясь уже ко мне, добавляет. – Саня, тебя ведь Саньком кличут, верно? Такое дело Сань, нужна твоя помощь.

– Нет времени.

– Так дело смешное, на пять минут. Тебе раз плюнуть, и рубь заработаешь.

– Чего сам не сделаешь, если дело плевое? – зря полез в разговор, надо было сразу закругляться. Но сообразил слишком поздно.

– «Дачку» надо кинуть, а во втором подъезде люк какая-то падла закрыла на замок. А там люди «грев» ждут.

В переводе на русский, сказанное означает, что надо бросить пакет через сетку в зону, причем, в строго обговоренное время, чтобы его там могли подобрать раньше охраны. Сложность в том, что по периметру зоны над забором натянута сетка, и перекидывать «дачки» приходится через ограждение почти восьмиметровой высоты. Что с земли сделать почти невозможно, тем более, если требуется попасть точно в указанное место. Однако в каждом правиле есть исключение, и в данном тоже. В одном месте пятиэтажка стоит почти вплотную торцом к забору, отделенная лишь дорогой предназначенной для тревожной группы. И если бросать с крыши этой пятиэтажки, то проблемы перекинуть КСП и внутренний периметр, и попасть посылкой точно на территорию промзоны, нет.

Схема простая и не очень рискованная – главное, чтобы успеть скрыться до появления тревожной группы с собакой, которая обязательно появится, как только часовые на вышках заметят «переброс».

Естественно, легче всего это сделать местным пацанам, так же, как и уйти от погони, зная все закоулки. Попадание в лапы охраны тоже не катастрофично – максимум родители втык устроят.

Все эти подробности мне известны, как коренному жителю района, сам в забросах не участвовал, но «за компанию» с дружбанами бегал, чисто от скуки и молодой глупости.

Похоже, что парочка подрядилась на «заброс», а тут такой облом – выход на крышу закрыт.

– Через соседний дом поднимитесь, в чем проблема?

Старшой мнется, не хочет признаваться, что просто трусит – фактически надо перепрыгнуть с одной крыши на другую на высоте пятнадцати метров. Можно сказать, что крыши соединены узким проходом, но пройти по карнизу реально трудно, он всего двадцать сантиметров – поэтому лучше прыгать с разбега.

– Огнетушитель уговорили с утра, сам пойми – колбасит на свежие дрожжи. А ты молодой, резвый – тебе раз плюнуть.

Врет, паршивец, и не краснеет, насчет «огнетушителя» точно – вином от них даже не пахнет, тем более его только с одиннадцати продают. Но некая неадекватность присутствует – да он же обкуренный?! То-то запах у сигаретки показался смутно знакомым. Присмотрелся – и точно, бычка на земле рядом нигде нет. И какой вывод можно сделать, если отмести версию о внезапной любви гопоты к чистоте? Наверняка беломорина – не стали бросать на виду.

– Не сомневайся, деньги сразу даю. Выручи пацанов, у кореша днюха, подарок надо бросить. Мы же присмотрим во дворе, пока что за чё. На той неделе залетные фраера хотели колеса снять у твоего бати с лимузина, а мы не дали. Типа, наш корефан, за него впрягаемся – они и отвалили.

Глазки мелкие, подлые, нагло смеются – прибить бы крысеныша, но чревато. Машина и впрямь без присмотра. Никаких залетных, понятное дело, не было, но шины проколоть или стекло разбить – это он сам может сделать. И наверняка сделает, пока меня месяц здесь не будет – можно не сомневаться, злопамятство и мстительность на лбу написаны.

– Ладно, давай свою посылку. Деньги оставь себе на опохмел. Только я проверю, что внутри.

– И чего смотреть, – пожимает плечами Хавр, вспомнил его имя, точнее погоняло, наконец.

«Дачка» небольшая, кидать надо далеко, а это серьёзно ограничивает массу и размеры посылки. Две пачки чая байхового грузинского, словно игрушечные кубики, и три пачки лезвий «Нева». Весь набор небрежно, но обильно обмотан изолентой, чтобы не рассыпался в воздухе.

– Лезвия для кипятильника, – поясняет крысеныш. Можно подумать, что сам не догадаюсь.

– Черт с тобой, золотая рыбка. Только сначала молоко домой отнесу, а то скиснет.

Хавр играет желваками, но сдерживается – дело важнее.

Меньше всего мог ожидать, попав в прошлое, что придется иметь дело со шпаной. Нет, она конечно, присутствует и район благоприятствует – бывшая окраина города, да и край наш издавна, как место ссылки славится, что есть, то есть, но все равно напрягает.

Да ещё эта зона под боком.

Это в начале 21 века район стал престижным и даже с изрядной натяжкой считается центром города, а на моей памяти всего семь лет назад на том месте, где стоит школа было обычное болото с камышами. А за железной дорогой лишь два поселка, формиально в городской черте: Семиковка и Вахитовка, населенные в основном люмпенами и бывшими осужденными.

Чего никак нельзя отнять у советской власти брежневских времен – это реально фантастические темпы строительства. Целый квартал вместо со школой, поликлиникой и детским садом отстроили и заселили буквально за три года. Но соседний «шанхай» никуда от этого не исчез, по большому счету он и через тридцать лет ещё там.

Естественно, это не могла не сказаться на новой школе некоторым, в основном печальным, образом. С другой стороны, закончив обязательную восьмилетку, шпана само собой отсеивалась, и в старших классах преобладали обычные нормальные ученики. А годы, проведенные в веселой и жутковатой полукриминальной вольнице, стали неплохой школой жизни и воспитания характера. И уж точно помогли в кровавой карусели начала девяностых.

Забравшись на крышу, быстро и уверенно перебрался на соседнюю крышу, и быстро разбежавшись, зашвырнул «дачку» в зону.

– Хрен вам, а не днюха! – удовлетворенно наблюдаю, как брошенный снаряд приземляется на крышу офицерской столовой – именно туда, куда метился.

И пусть докажут, что не случайно промахнулся.

А теперь пора давать деру, вот уже сирена завыла, сейчас побегут «вованы» с собачками.

Что-то не дает покоя, свербит какая-то мысль, словно комар надоедливый на грани слышимости посреди ночи – где-то прокололся, какую-то ошибку все же совершил. Можно было просто послать Хаврошина (фамилия вспомнилась) и его шавку, заодно – ничего бы они не сделали, а попробовали колеса снять или машину попортить, то знаю кого искать и с кого спрашивать. И бояться их нет резона – гопота нормально драться не умеет, разве, что шило или молоток в кармане – так ими пользоваться надо уметь. Нет, не в этом дело.

Неужели старый характер пробивается, стоит чуть контроль ослабить? Похоже, что так. «Прошлый Я» определенно на конфликт не стал бы нарываться, и в драку полез бы только в крайнем случае – молодой глупый, не понимает, что нельзя договариваться со шпаной – можно только давить, силой, авторитетом или просто…

Додумать не успел, внезапно всплыло лицо пацана, которого встретил на выходе из своего подъезда, направляясь сюда. Он ещё буркнул невнятно: «Привет».

– Это же Мишка Линник! – он же учился с нами до восьмого класса, потом с ним случилась какая-то мутная история, и он пропал. Говорили, что загремел по статье, попался с крупной партией наркоты. Причем, парень из хорошей семьи, почти отличник, странно, что он в девятый класс не пере…

Дурное предчувствие заставило меня остановится, словно налетел на невидимую стену.

– Он перешел в девятый! Но в колхоз не поехал, а когда мы вернулись, его уже не было.

– Думай быстрее! – накручиваю сам себя, чувствуя, как утекает драгоценное время.

Если бы я не пошел за квасом, то …очевидно, что Хавр остановил бы именно его – никого другого просто не было. И наверняка уболтал бы сделать заброс и… после этого Мишка не поехал в колхоз, и загремел бы на кичу. А если вспомнить, за что именно по слухам его «закрыли», то получается, что никакой там не чай, а чистая наркота. Причем совсем не трава – за коробок сейчас не сажают.

Вот это вляпался! По собственной дурости. И то, что мимоходом спас человеку жизнь, утешает слабо.

Выглядываю в окно, аккуратно осматриваю улицу и убеждаюсь, что прав на все сто процентов. Три незнакомых типа в гражданском караулят каждый около своего подъезда – перекрыли все выходы. Теперь понятно, как они Мишку взяли в «прошлый» раз – других выходов из дома нет, а, ничего не подозревающий, Линник сам спустился к ним в руки.

Поверить в такую случайность может только очень наивный человек – слишком быстро и главное, точно, они перекрыли все выходы. Могу поспорить, что у соседнего дома нет ни одного копа, а эти точно знают, где будет спускаться метатель «грева».

И вывод однозначный: Хавр работает на ментов, и вся операция – чистая подстава. Не удивлюсь, если окажется, что тот злополучный рубль обработан краской, светящейся ультрафиолетом. Не знаю, есть ли такая сейчас в провинциальном РОВД, но в начале 90-х у городского ОБОПА уже была. Впрочем, достаточно номера купюры заранее указанного в протоколе.

Ещё секунда на размышления и будет поздно, наверняка сейчас подскочит желтый козелок с синей полосой и подкреплением, и начнется полноценная облава.

Бегом обратно вверх по лестнице на крышу, и к спуску в соседний подъезд.

Для сторожей разницы, где будет прорываться преступник, нет никакой, а для меня – есть! В третьем подъезде на первом этаже живет мой одноклассник – Андрюха. Только бы он был дома!

Быстро спускаюсь на первый этаж и звоню в дверь. Пока хозяин отворяет калитку, спускаюсь чуть ниже и распахиваю дверь в подвал, оставляя наполовину открытой. Надеюсь, теперь преследователи догадаются, где меня искать надо в первую очередь. Отвлекающий маневр готов, теперь важно, чтобы удача не подвела меня, и друг детства оказался дома. Желательно без родителей.

– Привет Андрюх, ты новый альбом «Назарет» слышал? – и не давая опомниться и произнести хоть слово, заталкиваю хозяина обратно в квартиру, захлопывая дверь за спиной.

В товарище уверен на все сто процентов, что не сдаст, поэтому, не растекаясь мыслью по пространству, обрисовываю обстановку:

– Менты на хвосте, дело серьёзное. Возьмут – срок. Окно в спальне, что на ту сторону выходит, открывается?

– Сетка стоит. Но она с рамой, можно выставить, – растерянно поясняет невольный соучастник.

– Ну, так убирай, кого стоим, чего ждем!

Быстро выставляем окно, теперь можно выбраться.

– Чисто, никого нет, – осмотревшись, сообщает радостную весть любитель тяжелого рока.

Сторона глухая, случайных прохожих нет, но подстраховаться не мешает.

– Одолжи рубашку до завтра, футболку оставлю здесь, утром захватишь с собой, и там обратно махнемся. Во сколько сбор назначен? – заодно проверю свою догадку насчет колхоза.

– В восемь около школы сказали всем быть, в девять теплоход уже отходит. А что я матери скажу про рубашку? – внезапно озадачился спаситель глобальной проблемой.

– Придумай что-нибудь. Был в гостях у Витьки, пролил красное вино на грудь, обжегшись сигарой, оставил рубашку сушиться, завтра заберешь. Про вино – шутка, – добавил я, видя, что взгляд андрюхин стекленеет и товарищ мой, запросто, может встать в ступор. – Все бывай, не кашляй.

До дома добрался без происшествий, признаков тотальной облавы не заметил, знакомых не встретил – в общем, можно сказать, что удачно выбрался из передряги. Лишь соседка у подъезда на скамейке появилась; молчаливо фыркнула в ответ на пожелание доброго дня – сколько помню, вредная и вечно всем недовольная мадам.

Быстро переоделся, натянув свежую футболку, спрятав чужую рубашку с глаз долой – лишние вопросы от родичей мне не нужны. Выпил квасу и вздохнул с облегчением.

Только присел на табурет, как раздался звонок в дверь. Если предчувствия меня не обманывают, то по мою душу.

Смотрю в дверной глазок и вижу двух незнакомых мужиков. Один гражданин в белой рубашке с коротким рукавом, второй, постарше, лет двадцати восьми – в сером костюме – и это в такую жару? Того, что помоложе, определенно видел у дома, и судя по свежему грязному пятну на плече – товарищ долго и упорно искал меня в подвале. Хитрость удалась, но меня это не спасло.

Открываю дверь, предварительно застегнув на цепочку – устаревшее, но весьма полезное изобретение, весьма распространенное в те времена. Так просто в квартиру не ворвешься, при этом можно разговаривать с гостем, высунув нос наружу, не опасаясь нападения.

– Вам кого?

– Милиция! Откройте.

– Мы никого не вызывали, и вообще я дома один, а вас двое, – тяну время, откровенно издеваясь над гостями, пытаясь продумать тактику поведения.

Молодой дергается, пытаясь что-то сказать, и уже разевает рот, когда напарник осаживает его, сохраняя ледяное спокойствие, снисходительно улыбаясь уголками губ. Не нравится мне его уверенность, ох не нравится, и то, как он легким движением, даже не жестом, а лишь намеком на него, осадил ретивого напарника, говорит о многом. Умный, жесткий, мощный волкодав, хотя нет, пока только волчонок, но уже матерый, почувствовавший вкус крови.

Именно такие впечатления при взгляде на посетителя возникают прежде всего. Ставлю «Хенесси» против местного «Солнцедара», что именно он разрабатывал эту операцию с подставой. Если надо план сделать, рядом есть Семиковка и Вахитовка, где контингента требуемых в любом количестве – больше половины сидельцы бывшие и будущие. Провели досмотр, изъяли с понятыми, которых привели с собой и дело в шляпе. Так нет же, ему надо резонансное дело – перекрыть «реальный» канал поставок наркоты на зону усиленного режима. Обычная подстава в паре километре от зоны не пройдет (нужного впечатления не произведет). А здесь все по взрослому: и солдаты внутренних войск для антуража, и настоящая тревога, и факт переброса документально зафиксирован, отпечатки пальцев на упаковке – для этого и обмотали изолентой, чтобы потом снимать удобно. Плюс два свидетеля, которые подтвердят все, что нужно и, конечно же, меченые деньги.

Правда, сумма, не «бьется» – либо Хавр зажилил по скудоумию, либо просто добавят в процессе оформления до пятерки или червонца.

Такое образцовое дело наверняка положительно скажется на карьере организатора и бенефециара, который сейчас стоит за дверью и очевидно, рассчитывает меня повязать прямо сейчас.

Не очень понятно, как они меня так быстро вычислили? Хавр за мной следом точно не шел, где живу, знает лишь приблизительно.

Словно подслушав мои мысли, волчара подает голос:

– Откройте, мы из отдела по угону автомобилей. Вам принадлежит автомобиль «Ваз-2105» белого цвета? Зададим пару вопросов, ответите и свободны.

Насчет «свободы» оговорка по Фрейду – расслабился, за противника не считает.

– Откуда мне знать, настоящие вы милиционеры или грабители. Может, вы кондиционер у нас вынести хотите! – пусть и дальше за полного … держат.

– Могу показать удостоверение, – все также спокоен и уверен в себе «костюм».

– Полиграфическая промышленность творит чудеса! Говорят, во время войны фашисты наши удостоверения подделывали. Сколько лет прошло, наука не стоит на месте, даже страшно подумать, до каких высот дошли, – и чтобы разбавить этот дикий бред конструктивом добавляю. – Вопросы можно и в одиночку задавать. Двоих не пущу в дом.

И чтобы не валяли дурака, сразу заявляю:

– Как только ваш напарник выйдет из подъезда, открою дверь, но не раньше.

Очевидная хитрость со спуском на этаж ниже не сработала, и противник вынужден согласится – не ломать же дверь, наверняка ордера на арест нет, да и участкового с понятыми тоже надо где-то искать.

Наблюдаю, как товарищ в белой рубашке выходит из подъезда и садится в серую «Волгу» и только после этого открываю дверь:

– Проходите. Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях.

Ходить вокруг да около старший лейтенант Сомов не стал и сразу озвучил основную цель:

– Молодой человек, вы случайно, по недомыслию ввязались в нехорошую историю. Понимаю, что вы ничего не знали, и лишь выполняли просьбу знакомого, и поэтому вас не виню. Отдаете мне пакет и мы забываем эту историю, расстанемся хорошими друзьями.

Мягко стелет, залюбуешься. Даже я готов поверить – так искренне и честно заливает, вот только глаза выдают. Ты же, гад, на мне уже небо в клеточку, а себе звездочку капитанскую на погон добавил

– Как вы сказали, ваш отдел называется?

– У нас широкий круг интересов, – легко уклоняется от ответа оппонент. – В ваших интересах отдать пакет, иначе могут возникнуть проблемы. Задержанные Хаврошин и Скворцов указали, что это именно вы предложили им бросить пакет на территорию зоны.

И наклонившись ко мне, проникновенно добавил:

– Но я им не верю. Мальчик из приличной семьи, наверняка, комсомолец. А на другой чаше весов слова двух тунеядцев, исключенных из школы, к тому же имеющих приводы в ДКМ. Понимаешь, к чему клоню? Тебе же не нужны проблемы?

Ага, пакет они не нашли, и теперь вся доказательная база рассыпается на глазах. На месте преступления взять не удалось, меченные купюры в руки не брал, главного вещдока – нет. А, значит, и отпечатков пальцев тоже нет. Да и что мне теперь инкриминировать – переброску чая и лезвий? Так над ним всё УВД будет ржать, а суд даже рассматривать не станет это дело. Максимум, штраф родителям светит и письмо директору школы.

При обычных обстоятельствах, даже волноваться не стоит, но что-то мне подсказывает, что у карьериста в погонах другие планы в отношении меня.

– Как понимаю, разговор у нас не получился, – и демонстративно смотрит на часы, – Проедешь с нами в отдел, напишешь объяснительную. Собирайся.

Обхитрил, думаешь? Наверняка дал указание напарнику подняться минут через десять – пятнадцать. На случай сопротивления задержанного.

– Я высыпал порошок.

Сомов резко дернулся – первый раз потерял самообладание.

Но сдержался:

– Какой порошок?

– Который был внутри, – равнодушно пожимаю плечами.

– То есть все-таки ты бросал? – пытается уцепиться за слова и раскрутить на признание.

– Нет, конечно. Содержимое высыпал, а упаковку бросил в вентиляционный канал. Вместо этого бросил обычный камень – кусок бетона, найденный там же.

– Значит, ты признаешь, что был на крыше, – маски сброшены, и, судя по быстрому взгляду на часы, напарник уже поднимается по лестнице.

– Не в ваших интересах, чтобы он присутствовал при нашем разговоре. Не прикидывайтесь, вы прекрасно поняли, что речь идет о вашем подчиненном, который спешит сюда.

Взгляд мгновенно меняется, зверин чутьем Сомов тут же уловил изменение обстановки, и встал в «стойку».

– Вам знаком номер, оканчивающийся на «-25—16»? – главная проблема, что я, хоть убей, не помню, какие сейчас в ходу номера: пяти– или шестизначные, их изменили как раз в восьмидесятые. Поэтому и говорю только последние четыре цифры.

Интересная контора, режим в стране поменялся, демократов сменили питерские, интернет и сотовые, а телефон дежурного сорок лет все тот же, даже в 2015-м. На это и расчет.

– Какое отношение ты имеешь к этому номеру? – искренне удивляется товарищ в пиджаке, очевидно узнав его. Агрессии в глазах стало чуть меньше, зато появилась осторожность – и это хорошо. Если он карьерист, а он точно стопроцентный и притом умный карьерист, то с конторой он связываться никогда не будет.

– Понимаете ли, уважаемый лейтенант Сомов, – эка его покоробило от пропущенного слова «старший», – некоторое время назад меня пригласили на собеседование в одно скромное серое здание и предложили готовиться к поступлению в институт, краснознаменный институт.

Сомов молчит, скрипя зубами, чувствует, что рыбка ему не по зубам оказалась, а смириться не может.

– А чтобы вам стала понятнее аналогия, то представьте, что американского школьника, поступающего в академию ФБР, местные копы подставляют, фабрикуют фальшивое уголовное дело, шитое белыми нитками, и обвиняют его в контрабанде кокаина. Но самое интересное, для чего они это делают? Чтобы завербовать его и заставить работать на китайскую разведку! Как вы думаете, американский школьник должен звонить в ФБР в этом случае или нет?

Сомов посерел и закаменел лицом, но не струсил:

– Занятная история. Хорошо, что у нас не Америка и такое невозможно.

– И я о том же. Вам пора, ваш товарищ уже заждался на лестничной площадке.

Вежливо раскланиваюсь со старшим лейтенантом на прощание под недоуменным взглядом товарища в белой рубашке, пасущегося под дверью.

Никаких глупостей, типа: «Я тебя запомнил» или «Ещё встретимся», гражданин Сомов себе не позволил, лишь был задумчив и спокоен больше обычного. Что меня напрягло гораздо сильнее – такой не забудет.