Читать книгу Febris эротика. Билет в счастливую жизнь - Ольга Агурбаш - Страница 1

Он прижал ее к стене настолько мощно, что она не могла дышать, не то что сопротивляться. Ей совсем и не хотелось сопротивляться. Скорее наоборот. Руки уже обвивали его шею, губы отвечали на страстный поцелуй. Он немного ослабил напор и в то же мгновение прижался к ней бедрами так, что она буквально обмякла в его объятиях.

Ему хотелось взять ее грубо, подавить напором и силой. Вот так, стоя. Или даже перевернув лицом к стене, войти сзади. Но она расслабленно повисла на нем, в какой-то момент перестав отвечать на поцелуи. Ему показалось, что если он сейчас отойдет, то она просто упадет на пол, настолько безвольным и обмякшим вдруг стало ее тело.

Пришлось брать ее на руки и нести в постель. Это явно было менее интересно и более привычно. Он отдавал себе отчет, что хочет испытать чего-то необыкновенного с этой женщиной, но, видимо, не в этот раз, не сейчас… К тому же желание нескольких дней настолько переполняло его, что мысли постепенно покинули его, уступив место всепоглощающему вожделению.

Он был в гостиничном халате на голое тело. Она – в пляжных шортах и в майке. Возня с одеждой заняла несколько минут. Поначалу он еще как-то контролировал ее состояние, а потом сам отключился…

Исходя из своего предыдущего опыта общения с женщинами, он никогда не ориентировался на первый контакт. Как правило, первый секс не приносил особенной радости, больше напоминая разведывательные действия и детальное знакомство, чем истинное наслаждение близостью. Некое стеснение с обеих сторон, приноравливание друг к другу, нахождение удобного положения… Здесь все сложилось иначе. Какое-то идеальное состояние… Ни неудобства, ни стыда, ни желания угодить… Сплошной восторг, экстаз, счастье! Это было удивительно, особенно для него: уж такой жизненный опыт! Уж такое количество женщин! Казалось бы, известны все законы жанра, изведаны все женские уловки и хитрости. Что его может удивить? Чем его можно поразить? А вот пожалуйста!

Он шумно дышал, раскинувшись на широкой кровати. Глаза не открывал, позволяя себе продлить невероятное наслаждение… А когда открыл, то увидел ее, сидящую у него в ногах, в какой-то неестественной и, как ему показалось, неудобной позе. Она сидела абсолютно не шевелясь, как будто и не дыша даже. Он встревожился и, приподнявшись, спросил:

– Ты как?

Она молчала. Тогда он дотронулся до нее. Тело не отвечало. То есть оно было теплым, живым – ее тело… Но молчало. Как будто тело здесь, а ее самой нет. Оболочка только.

– Эй! – он обнял ее спину. – Ты в порядке?

– Да, – спокойным, бесцветным голосом ответила она.

Он попытался заглянуть ей в глаза. Но взгляда не было. Глаза были, а взгляд отсутствовал.

– Послушай! Может, воды?!

Она покачала головой: нет!

Спустя несколько минут, сделав явное усилие над собой, она вернулась. Посмотрела на него все еще затуманенными глазами, вздохнула, наклонилась, поцеловала его пупок и, мирно положив голову к нему на живот, снова закрыла глаза.

Он спросил осторожно:

– Слушай, а что это с тобой было?

– А что?

– Ты как будто вышла куда-то… Тело осталось, а тебя не было. Ты как себя чувствуешь?

– Прекрасно! – Она все еще еле говорила. Казалось, что слова давались ей с трудом, и она разговаривала тихо, медленно и расслабленно.

– А раньше такое было?

– Я не помню… Кажется, нет…

– Что же это может быть? – спросил он в напряженном недоумении.

– Оргазм, наверное, – прошептала она.

Он довольно заулыбался.

– Знаешь, с таким видом оргазма я еще не встречался.

– С каким «таким»?

– Ну чтоб вот так отключаться… Чтоб ни взгляда, ни движения… Я, если честно, испугался. Думаю, может, сознание потеряла… Или обморок такой странный…

– Так это же одно и то же: потерять сознание и упасть в обморок.

– Да? Ну может быть… Просто я… никогда раньше…

– Я тоже…

Помолчали. Он блаженно улыбался. Она, мирно посапывая, продолжала лежать у него на животе. Неужели уснула? Он попытался пошевелиться. Она тут же открыла глаза.

– Тебе что, неудобно? – спросила чуть слышно.

– Мне очень удобно, – заверил он.

– О чем ты думаешь?

– О том, как остаться ночевать у тебя в номере.

– Ты хочешь остаться?

– Очень! А ты?

– Я и так у себя в номере.

Он рассмеялся. Она сказала:

– Оставайся, конечно. А кстати! Ты ведь зачем-то зашел ко мне.

– Ну да! Утюг хотел попросить.

– Утюг? Но у меня нет утюга.

– А я уже передумал. Обойдусь. Лучше скажи, ты уже пришла в себя?

– Вполне!

– И готова к новой порции оргазма?

– А не слишком ли ты самоуверен? – все еще расслабленно, но уже чуть громче спросила она.

– Вот сейчас и проверим…

И опять время остановилось для этих двоих… И опять они наслаждались друг другом, то ли проваливаясь в пропасть, то ли возносясь к облакам…

Когда Ирина собиралась в отпуск, главным вопросом был следующий: «C кем ехать?» Куда, она давно решила. В Африку, путешествовать по национальным паркам, а потом отдохнуть несколько дней на побережье Индийского океана. Вот это тур! Аж дух захватывало при одной мысли о столь заманчивом приключении. Одной, правда, ехать не хотелось. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет. Ведь едет целая группа. Значит, с кем-то познакомится. Тем более что общение обещает быть довольно насыщенным: долгий перелет с посадкой, потом по несколько человек на джипах… Наверняка найдутся близкие по духу люди. Так что решилась!

Обычно Ирина путешествовала с дочерьми: то с обеими, то с кем-то из них. Муж Михаил Алексеевич, как правило, отсиживался на даче и ни в какие поездки никогда не ездил. И вообще был скучен и стар. Создавалось впечатление, что ему не шестьдесят, а все восемьдесят лет – таким он казался уставшим от жизни, равнодушным и вечно больным. Да, он намного – на восемнадцать лет – был старше Ирины, и в этом возрасте разница в годах настолько явно бросалась в глаза, что он выглядел ее отцом. Ирина давно уже махнула на него рукой, устав бороться за его внешний вид, молодость, здоровье. Ему ничего не было нужно. Он ни к чему не стремился, ничего не хотел. Жить перебрался на дачу, обходился самыми скромными продуктами, радуясь, конечно, каким-то вкусностям, которые периодически привозили дочери или жена, но не претендуя на регулярное гурманство. В принципе в местном магазине всегда были в наличии крупы, масло, яйца, картошка. Через день возили сосиски, колбасу. А уж сыр и пельмени не переводились. Так что никаких проблем с едой у него не возникало. А уж когда дочери приезжали с готовыми салатами, голубцами или пловом, то жизнь казалась прекрасней во сто крат.

Он ушел на пенсию с явным удовольствием. Ждал это событие, высчитывал дни и совершенно не страдал в одиночестве. Он никак не мог понять престарелых мужчин, которые, отойдя от дел, скучали, мучались от безделья и горевали об утраченной работе. Михаил Алексеевич считал это глупостью, неумением правильно относиться к жизни и зацикленностью на собственных амбициях. Да, наверное, непросто какому-нибудь крупному начальнику оказаться в бездействии. Но не вдруг же, не неожиданно. Ведь ясно же, что пенсия не за горами, что когда-то придется оставить работу, что есть определенные законы жизни и ее угасания… Ну если уж ты не хочешь оставаться без работы, позаботься заранее о каком-то занятии для себя. Можно и на даче жить, наслаждаясь природой, покоем и уединением, как он, например. Можно найти себе другую работу. Сейчас с удовольствием берут пенсионеров и устроиться можно без проблем, было бы желание. Не начальником, понятное дело, не руководителем… Ах, именно начальником хочется… Ну вот она – зацикленность на собственном величии!

Был у Михаила Алексеевича приятель, с которым они долгое время проработали бок о бок. В разных отделах одного министерства. Вот он-то как раз начальником и был, причем довольно высокого ранга. Звали его Матвей Сергеевич. Был он постарше Михаила Алексеевича лет на семь-восемь. И естественно, на пенсию уходил раньше него. Вот уж для кого это было чуть ли не самой большой драмой в жизни. Сначала, сразу после проводов на пенсию, Матвей Сергеевич обратился к руководству с просьбой оставить его. Руководство предложило ему работу в его же отделе, но не начальником, а рядовым сотрудником. Тот было отказался, но сидеть дома было настолько мучительно и непривычно, что он скрепя сердце решил попробовать. Конечно, зря! Зря он принял такое решение. Столь явное понижение в должности сделало окружающих его людей абсолютно неузнаваемыми. Раньше ему смотрели в рот. Мужчины, здороваясь, спешили первыми протянуть руку, женщины мило улыбались и прихорашивались, идя к нему в кабинет. Уборщица заискивающе заглядывала в глаза и меняла воду в графине дважды в день. Секретарша умело сортировала посетителей, беря на себя бо2льшую часть нагрузки: звонки, письма, телефонограммы… Матвей Сергеевич позволял себе наслаждаться той властью, которой был наделен. Он, безусловно, был знающим специалистом в своей области, но с годами настолько обленился, что любую бумагу поручал исполнителям, ставя лишь свою подпись, подчас и не читая текст, не говоря уж о том, чтобы что-то скорректировать или изменить.

Теперь же ему самому приходилось составлять бумаги, которые прежде он с такой легкостью подписывал, не читая. Это оказалось непросто, поскольку любой документ требует определенного к себе отношения. У любой справки, у любого информационного письма и прочей бумаги есть свои законы написания. И эти законы, если и не были забыты им, то навык составления документов был утрачен. Так что работа, казалось бы такая знакомая и любимая, давалась теперь с трудом. Кроме того, теперь никто не торопился с ним первым поздороваться, заговорить. Подчас сотрудники, прежде буквально лебезившие перед ним, отворачивались при встрече, делая вид, что не замечают или не узнают. Женщин он перестал интересовать: ни как мужчина, ни как источник силы или власти – никак. Они запросто при нем красили губы, болтали по телефону с мужьями, давали указания детям и даже обсуждали покупки.

Матвей Сергеевич явно страдал. Дома было скучно, на работе невыносимо. Да, занятость, зарплата, общение, возможность быть среди людей, но все не так. Все не так… Он был вынужден уйти окончательно. Унижение, которое испытал Матвей Сергеевич, было настолько сильным, что не могло пройти даром. Он сидел теперь дома, изводил жену своими капризами, тупо смотрел подряд все телепередачи. Он опускался… Постепенно, но явно. Забывал побриться, ленился подстричь ногти, подолгу не менял белье… Жена пыталась как-то влиять на него, но не будет же она сама его брить или насильно стягивать трусы и майку. К тому же у Матвея Сергеевича нарушился сон. Легкодоступные препараты не помогали, а на более серьезные лекарства в аптеке требовали рецепт. Матвей Сергеевич был вынужден обратиться к врачу. Терапевт направил его к психотерапевту. Тот выписал снотворное, но небольшое количество. Мол, попейте, посмотрим, может, сон наладится… Ан нет. Матвей Сергеевич пристрастился к препаратам. Пил их и днем, и вечером. Спал теперь после обеда, а потом еще и всю ночь часов до десяти утра. Теперь его жизнь состояла из сна, капризов и визитов к психотерапевту. Тот, надо отдать ему должное, пытался работать с пациентом не медикаментозными средствами, но Матвей Сергеевич был настолько консервативен, инертен и незаинтересован в выздоровлении, что сеансы кончались, как правило, одним и тем же: новым рецептом.

Естественно, что в таком состоянии человек был потерян и для общества, и для семьи, и для самого себя. Михаил Алексеевич общался с ним крайне редко и только по телефону. Разговор был обычно скуп и скучен: о чем говорить с человеком, которого ничего не интересует?

Иногда трубку брала супруга, и тогда Михаил Алексеевич узнавал, что в походах к врачу есть единственная радость – Матвей в эти дни моется, бреется, меняет белье. Все остальное – болото. Сон, телевизор, глупые придирки, раздражение, злость.

Ну и к чему такая жизнь? Михаил Алексеевич считал свою старость гораздо более удачной. Он жил в свое удовольствие, никого не стесняя, ни о чем не жалея, гулял по саду, по лесу, выращивал незатейливые овощи в огороде. Летом ловил рыбу в пруду, собирал грибы, варил варенье. Зимой смотрел телевизор, перечитывал мировую и отечественную классику, раскладывал пасьянсы и был самодостаточен в своем одиночестве. Даже приезд дочерей или жены был несколько утомителен для него. Надо было о чем-то разговаривать, вникать в чьи-то проблемы, напрягаться, спорить. На это не было ни желания, ни сил.

Летом приезжали чаще. То за грибами пройтись, то пикник устроить с шашлыками. Он делал вид, что рад всех видеть, но облегченно вздыхал, лишь провожая их домой.

Ему вполне хватало общения с двумя соседями, которые так же, как и он, жили на даче круглогодично. Вот с ними у Михаила Алексеевича было полное взаимопонимание: никто никому не надоедал, никто никому излишне не навязывался. Так, изредка встречались то футбол посмотреть, то обменяться газетами, то обсудить политическую обстановку.

Что касается жены Ирины, то к ней у Михаила Алексеевича давно пропал интерес. Да, разница в возрасте – опасная штука. Поначалу ты к ней приспосабливаешься, потом миришься, затем вроде бы привыкаешь, но рано или поздно она наносит тебе свой беспощадный удар. Он понял это в пятьдесят. Ире тогда только-только тридцать два исполнилось. Совсем молодая женщина! Стройная, игривая, привлекательная! Ее тянуло в поездки, в гости, на природу. Она без конца тормошила его: пойдем на выставку, в кино, в поход. А он не хотел. Ничего из того, что она предлагала, ему не хотелось. Тогда она решила всюду бывать одна. Ей-то интересен и новый спектакль, и концерт любимых исполнителей… А ему отводилась роль домоседа: сиди с детьми, проверяй уроки, гуляй!

Но и это не доставляло радости, а лишь утомляло. Девочки шумели, ссорились, спорили, шалили, искали то ластик, то тетрадь, оттягивая момент выполнения домашнего задания. А у него не хватало сил терпеть все это. Он в сердцах хлопал дверью и уходил в другую комнату смотреть телевизор. В результате Ирина возвращалась к одному и тому же: уроки не сделаны, девочки в ссоре, прогулка не состоялась, никто толком не ел, вовремя спать не лег. Надутый супруг обиженно уткнулся в телевизор и с немым укором бросает взгляд на припозднившуюся жену.

Разговоры с мужем ни к какому конструктивному решению не приводили и только ставили Ирину в тупик.

– Миш, ну почему ты самоустраняешься от всего? – с недоумением спрашивала Ира.

– Я устал. Можешь ты это понять? – Михаил нервно вскидывал брови и повышал голос.

– От чего ты устал? Ты же ничего не делаешь!

– Как это не делаю?! Я работаю!

– Так и я работаю. Но кроме работы, есть еще другие интересы: семья, дети, какие-то обязанности.

– Слушай! Нет у меня сил ни на какие обязанности!

– Ты хочешь сказать, что даже погулять с детьми тебе трудно?

– Ну, может и не трудно… Но скучно… И вообще…

– Что «вообще»?

– Не хочу я ничего, Ир! Ну вот от всего устал. Тебя интересуют какие-то выставки, подруги, спектакли. Ради бога! А мне ничего этого не нужно. Устал я! Не знаю от чего, но устал.

– Так ты хочешь сказать, что мне одной надо справляться и с работой, и с домашним хозяйством, и с воспитанием детей?!

– Не знаю! Но на меня не рассчитывай! Уходи по своим делам в выходные, чтобы никого не напрягать. Девочек на субботу-воскресенье можно к родителям отправлять…

Тогда Ира поняла – семейная жизнь не удалась. Жизнь с мужем, который ничем не интересуется, была не просто скучна, она была бессмысленна. Тем не менее Ирина продолжала жить, ничего кардинально не меняя, но выстраивая свою личную жизнь так, как было нужно именно ей.

Девочки росли быстро и со временем справлялись со своими уроками без посторонней помощи. Тем более что Ирины родители с удовольствием занимались с внучками по воскресеньям. А Михаил все больше уходил в себя, отгораживаясь от окружающего мира дачей, телевизором и молчанием.

Со временем все к этому привыкли и организовывали свою жизнь так, как было удобно каждому. Как правило, в отпуск Ирина ездила либо с подругой, либо с дочерьми.

В этот раз Ирина понимала, что никто из дочерей с ней поехать не сможет. Старшая – Татьяна – всего полгода назад вышла замуж и находилась сейчас на четвертом месяце беременности. Не до поездок, тем более по таким опасным местам, где дикие животные живут на свободе, а машины с людьми для них – инородные объекты. Недаром же туристам не разрешают не то что выходить из автомобилей, а даже и особенно высовываться не рекомендуют.

Младшая Лидочка поехала бы с великим удовольствием, но поездка, как назло, выпала на период сессии. Можно было, конечно, Ире и отказаться от этого тура, подождать дочкиных каникул и рвануть в другое место вместе… Но во-первых, Ирина так давно мечтала об Африке, что отказываться не хотелось. А во-вторых, у Лидочки на каникулах предполагалось путешествие в Закарпатье. И ехать собирался тот мальчик, к которому Лида была очень неравнодушна… Так что все разрешилось само собой. Таня – дома в ожидании младенца, муж – на даче, Лида – за молодым человеком, а Ирина – в Африку!

Когда-то давно, в молодости, Ире тогда только восемнадцать исполнилось, поехала она на студенческие каникулы на море. Лишних денег в семье не было, пришлось ехать, что называется, дикарями. Вдвоем с подружкой они сняли в приморской деревушке убогую комнату со скрипучими кроватями, колченогим стулом между ними и одной вешалкой, кое-как прибитой к стене. Она то и дело норовила сорваться с гвоздя, сбросив на пол нехитрые девичьи наряды. Девчонки каждый день забивали гвоздь каблуками, и полка-вешалка с горем пополам продержалась до их отъезда.

Но зато у хозяйки была большая кухня-терасса, где размещались целые три плиты, два холодильника и огромный стол, за которым могли сидеть чуть ли не все отдыхающие разом. И сад был замечательный. Пусть не очень большой, зато ухоженный и плодоносящий. За определенную плату можно было не стесняясь обирать желтую черешню, черную шелковицу, розовую клубнику. Девчонки и не стеснялись. Каждое утро после завтрака они набирали ягод и шли на море. Целый день загорали, купались, лакомились фруктами, а вечером стругали салат из помидоров, огурцов, варили картошку и наслаждались этой незатейливой едой как самыми прекрасными деликатесами. За лук и укроп из хозяйского огорода денег можно было не платить, и подруги щедро посыпали салат зеленью, крупной солью, поливали ароматным маслом, купленным на базаре… Казалось, никогда не надоест им эта еда… Когда овощи заканчивались, на дне салатника оставалась жидкость из масла, соли, зелени, сока помидоров. Они макали хлеб в эту вкусноту… до самой последней капельки. Посуда блестела так, будто ее только что помыли…

Наутро, как правило, был творог с того же базара, обильно политый медом, и растворимый кофе, предусмотрительно захваченный из дома. Правда, от кофе они вскоре отказались, перейдя на молоко и ряженку.

От такой пищи девчонки были в восторге. Такого количества творога, меда и ягод они не ели никогда. Картошкой с овощами трудно удивить нашего человека, но все остальные гастрономические изыски оставили неизгладимое впечатление от отпуска.

После ужина ходили на танцы. Понятие «дискотека» еще не вошло в обиход советских граждан, а вот танцы были доступны и понятны всем и каждому. Там резвились ребятишки, организуя свой круг и подражая взрослым, исполняющим быстрые танцы. Там встречались и пожилые пары, с удовольствием наслаждающиеся медленными мелодиями. Молодежь одинаково бурно реагировала и на то, и на другое: сливаясь в объятиях при лирических песнях и лихо отплясывая под заводные мотивы.

Каждый вечер Ирина с Людой – так звали подругу – перебирали свои юбки и футболки, пытаясь сотворить из обычного гардероба что-то необыкновенно нарядное. Они менялись бусами, браслетами, а единственные босоножки на каблуках носили строго по очереди, благо размер был одинаков.

Как и любые девушки их возраста, они мечтали о любви, о свиданиях, признаниях, романтических приключениях и пении серенад под окном. Поэтому с мальчиками знакомились легко и бесстрашно. Ребята, видимо, мечтали о том же самом, правда у тех на первом месте стояли объятия, поцелуи и смелые мечты о доступном сближении… Поэтому серенады вряд ли волновали их воображение. Но в общем и целом интересы совпадали, и в это лето девчонки пережили немало забавных историй. Правда, истории эти пока никак не приблизили их к исполнению мечтаний, но тем не менее девочки не скучали.

С одними ребятами из Сибири они познакомились на пляже. Те назначили им встречу в кафе. Но когда Ира с Людой сели за столик, за которым находились их ухажеры, стало ясно, что ребята уже навеселе, причем навеселе прилично. Девчонки, посидев несколько минут, вышли якобы в туалет и не вернулись. Решили уйти от греха подальше.

Потом была группа студентов из Башкирии. Те вроде бы были вполне нормальные. Однажды, правда, предложили им ночное купание. Девчонки засомневались было, но потом согласились. Компания собралась большая. Среди студентов были две девушки, так что Ира с Людой решили: а почему бы и нет? Ночью, при свете луны, под небом, усыпанном звездами! Очень даже романтично! Но когда они приблизились к условленному месту, все их романтическое настроение как рукой сняло. Пришли только ребята, без девушек. Четыре человека.

– Привет! А где девчонки? – беспечно спросила Люда.

– Сейчас придут, – одновременно ответили двое.

– Давайте без них начнем, – предложил третий и потрогал воду ногой. – Ух ты! Вода сказочная! Теплая, мягкая… Раздевайтесь!

Ира с Людой напряглись. Одни на всем берегу. Куда ни глянь – темнота. Только лунная дорожка на воде да огоньки далеких кораблей.

– Надо уходить, – шепнула Люда подруге.

– А как? Догонят! – заволновалась Ира.

– Я знаю как! – И Люда решительно выступила вперед.

– Ребят! – сказала она, бросив полотенце на остывший песок. – Идите вперед, а то мы стесняемся при вас переодеваться.

– Да ладно вам, девчата! Чего стесняться-то?! Мы вообще с пацанами решили голышом! Это же здорово! И полезно, между прочим!

– Тогда тем более! – не сдавалась Люда. – Вы первые. Мы за вами.

– Ладно! – недовольно проворчали ребята и, сбросив с себя все, осторожно вошли в черную воду.

– Бежим! – Люда дернула Иру за руку, и они рванули.

Как же было тяжело бежать! Песок забивался в обувь, дыхание сбивалось, никакой дороги не было видно. Они бежали, пока не выбились из сил… Потом буквально рухнули на песок, отдышались немного и бросились к первой освещенной улице… Погони не было. Может, ребята и не думали ничего плохого, но кто знает? Береженого бог бережет.

Когда на следующий день они встретились на пляже, пацаны выглядели весьма агрессивно.

– Эй! Вы чего это? Обманули нас? Так не делается! Договорились же купаться!

Люда защебетала, приложив руки к груди:

– Ой, ребят! Вы нас извините! У меня вдруг так живот схватило… Я думала, не то что до дома, до кустов не добегу… Всю ночь потом носилась в туалет. Так что, честно говоря, не до купаний…

Короче, кое-как объяснились с ними, а на следующий день пацаны уезжали.

Так что и это приключение было не слишком удачным.

Знакомились они и на танцплощадке, и на базаре, и даже в очереди за сладкой ватой. Но все эти знакомства кончались примерно одинаково, пока, наконец, к девушкам на танцах не подошли двое молодых мужчин…

Поездка по Африке подходила к концу. Было ясно, что расставание неизбежно. Эти двое – Ирина и Иван – жили не просто в разных городах, а пожалуй, и в разных измерениях. Она – в Питере, он – в Казани. Она – замужняя дама, имеющая двоих взрослых дочерей и собирающаяся стать бабушкой в обозримом будущем. Он – никогда не имевший семью, живущий в свое удовольствие, не задумывающийся ни о продолжении рода, ни о домашнем очаге. Ей – за сорок, ему – тридцать восемь. Не бог весть какая разница, но они – люди одного поколения – настолько разнились и по восприятию происходящих событий, и по отношению к жизни, и по глубине мышления, что, казалось, между ними ничего общего быть не могло. А в сущности, ничего общего и не было! Ну подумаешь, отпуск! Отдых! Курортный роман! Не более. Вот разъедутся сейчас и даже имена друг друга забудут, не говоря уже об остальном.

Иногда Иван ловил себя на мысли, что не может вспомнить имя той или иной женщины, с кем у него была связь. Обстановку помнит, год, место встречи, даже кое-какие подробности общения, а вот имя – нет! Он знал, что многие его приятели ведут нечто вроде интимных дневников. Кто записывает туда просто инициалы женщин, кто коллекционирует телефоны, кто ведет только количественный подсчет своих сексуальных побед. Лично он никогда этим не занимался. Не подсчитывал, не записывал, только фиксировал в памяти. Но иной раз всплывало перед глазами знакомое женское лицо, а как зовут – вспомнить не мог. Удивлялся сам себе, даже злился порой! Ну как же так?! Ведь были же отношения, признания, откровения, близость, доверие… Почему забывается имя? А впрочем, что теперь копошиться в прошлом? Зачем? Рядом с ним прекрасная женщина Ирина. Они вдвоем весело и беззаботно проводят время, так что нечего голову морочить самому себе и заниматься ненужным самокопанием.

В конце концов жизнь сейчас изменилась. Подумаешь, люди в разных городах живут! Встретиться можно в любом месте. Было бы желание. Лично он сам себе хозяин. Хоть на выходные, хоть в командировку сможет в Питер прилетать… Хотя глубоко над этим Иван не задумывался. Лежа под пальмой рядом с Ириной, он наслаждался легким шумом океана, нежностью песка и расслабляющим теплом. Мысли, если и приходили в голову, то надолго там не задерживались… Наслаждение возможно, видимо, только при отсутствии мыслительного процесса. А то, что он наслаждается близостью с Ириной, лично у Ивана никаких сомнений не вызывало.

Ирине тоже удалось расслабиться, как никогда раньше. Она даже не брала из номера мобильник, чтобы никто не выбивал ее из самозабвенного отдыха. С утра она созванивалась с дочерьми, убеждалась в том, что дома все в порядке, и позволяла себе целый день не вспоминать ни о ком и ни о чем.

Голова была занята незатейливыми, но очень важными на отдыхе проблемами: во сколько массаж, в каком ресторане ужинаем, ехать ли нам на экскурсию или остаться лежать на пляже… Иван с Ириной то ленились, то дурачились… Они фотографировались, брызгались в воде, беспечно веселились, хохоча то над анекдотами, то над смешными историями из жизни, и занимались любовью… Причем в любом удобном месте. А удобными им представлялись многие места: море, вечерний пляж, балкон в номере, ночная лужайка под окнами отеля, одинокая скамейка на тенистой террасе новомодного ресторана…

Когда двое молодых мужчин подошли к девчонкам на танцплощадке, Люда с Ириной недоуменно переглянулись. Они казались девушкам не просто старше… Они выглядели в глазах студенток чуть ли не стариками. И хотя глаза мужчин игриво сверкали, ни Люда, ни Ира не восприняли всерьез приглашение на танец. Застеснялись, стушевались, замялись, не зная, как сформулировать отказ.

Мужчины не отходили. Один из них галантно поклонился Люде и в эдаком полупоклоне протянул руку вперед. Столь элегантный жест не оставил Люду равнодушной, и она несмело, правда, но все же кивнула и направилась в центр площадки в сопровождении кавалера.

– Ну раз не хотите танцевать, позвольте хотя бы поговорить с вами? – мужчина и не ждал ответа от Ирины. Он говорил за двоих. – Позвольте представиться? Михаил. Просто Миша. А вы?

– Ирина. Можно Ира.

– Ирочка! Очень приятно! – Михаил поцеловал руку девушки. – Давно отдыхаете? Нравится? Скоро ли домой?

Он засыпал Иру вопросами, иронично комментировал ее ответы, смеялся сам, смешил ее… Ира и не заметила, как они разговорились…

Когда Люда с Игорем – новым знакомым – вернулись после танца, Ирина болтала с Михаилом как со старым знакомым и, казалось, не замечала ничего вокруг.

Мужчины пригласили девушек в кафе. Шампанское, мороженое, виноград! Как же хорошо! Приятные тосты, анекдоты, рассказы из жизни отдыхающих. Оказалось, что все они из Питера. Вот это да! Правда, в то время северная столица звалась Ленинградом, но сути это не меняло.

Кто где живет, учится, работает… У кого какой любимый пригород… Где чья дача… И по-шло-поехало… Засиделись за полночь… Расставаться не хотелось, но… благоразумная Люда предпочла осторожность и прибегла к уже испытанному приему:

– Ой, Ирочка! Пожалуйста, пойдем домой! Что-то живот схватывает!

– Да, да… – Ира была поглощена разговором. Похоже, Михаил начинал ей нравиться, и она не была настроена на расставание.

Люда, хоть и получила приятные впечатления от общения, решила не усугублять ситуацию, помня предыдущие не совсем приятные истории, и заныла вновь:

– Ой, ладно, Ир! Ты как хочешь, а я пойду. Игорь, Миша! Спасибо за чудесный вечер!

Игорь кинулся провожать Люду, но Ира не могла оставить подругу и тоже засобиралась. Вчетвером они быстрым шагом дошли до дома девушек. Мужчины условились встретиться с ними завтра на пляже. На том и расстались.

– Что ты вечно со своим животом? – набросилась Ира на подругу, когда они остались наедине.

– А ты не понимаешь? – Люда приняла боевую стойку.

– Не понимаю! – с вызовом парировала та. – Наконец-то встретили приличных парней, а ты все чего-то боишься!

– Ничего себе парни! Да они нам в отцы годятся! Мне, например, понятно, что у них на уме.

– А что у них на уме такого, чего бы ты не хотела?

– Ну я бы не хотела терять девственность только потому, что нас пригласили в кафе и приятно провели с нами вечер.

– А при чем тут… девственность?

– Да при том! Как ты думаешь, что нужно здоровым мужикам от молодых девчонок?

– Да в принципе то же самое, что и молодым пацанам.

– Да. Только с пацанами мы более-менее на равных, а здесь будто с отцом разговариваешь.

Короче, девчонки чуть не поссорились в тот вечер. Хорошо еще, что до отъезда оставалось всего два дня и нужно было собирать чемоданы, носиться по базару в поисках сувениров и решать, стоит ли покупать фрукты здесь или лучше взять по дороге. Вся эта суета отвлекла их от предмета спора и тема мужчин кое-как закрылась… Решили отложить разговор до дома. Вот если в Ленинграде они себя каким-то образом проявят, то тогда можно будет решать, насколько все серьезно. А всякие курортные знакомства – не показатель.

Ира и соглашалась, и не соглашалась с подругой. Действительно, странно: взрослые мужчины знакомятся с девчонками. Что за интерес? Зачем? Если просто переспать, то такой подход Ире совсем не нравился. С другой стороны, ей было приятно провести с ними время. Ей вполне импонировало уважительное отношение, умный разговор. Никакой пошлости, никаких намеков…

Через два дня девочки уезжали, мужчины провожали. Причем очень красиво. Помогли с чемоданами, усадили в вагон, переговорили с проводницей, чтобы поглядывала за девочками. А напоследок сбегали в здание вокзала, купили по букету цветов, фруктов в дорогу и горячих чебуреков.

Девчонки были сражены окончательно. Особенно Ира. Она смотрела на Михаила совершенно обалдевшими глазами, прижимала к себе букет и чуть не шмыгала облупленным носом. Михаил поцеловал девушку в щеку, прижал ее голову к своей груди и еле слышно выдохнул:

– Малыш! Не грусти! Скоро вернусь! Увидимся.

Расставание с Иваном далось Ирине легко. Она даже не грустила, хотя это было бы вполне объяснимо. В самолете сидели вместе, но уже как-то немного отстраненно. Все: отдых закончился, связь, скорее всего, тоже…

Пора возвращаться к привычному режиму жизни, к устоявшемуся распорядку. У каждого свои проблемы, свой микроклимат, свой круг общения. Иван листал журналы, которые предлагались в самолете, и явно не замечал, о чем в них идет речь. Так, картинки. Смотрел подолгу в окно. Там тоже не было ничего интересного. Принимался за кроссворды, но они быстро надоедали… Ирина дремала, прокручивая в уме предстоящие дома дела…

Да, отпуск получился прекрасным! Сбылась ее мечта побывать в Африке. Покупаться в океане. Да еще и любовника заполучить! Ну пусть он не очень молодой, всего-то на несколько лет моложе, но это же классно! Чувств, правда, особых он в ней не вызвал, но те ощущения, что она испытала в его объятиях, очень даже ей понравились.

Она, долгие годы общаясь со зрелым мужем, и не представляла себе того молодого задора, энергии, страсти, которыми наделены мужчины хотя бы ее возраста. Не говоря уже о более юном. Там все не торопясь, размеренно, бесстрастно, как физзарядка, когда надо каждое упражнение выполнять определенное количество раз в строго определенном порядке, с заданной скоростью и строго соблюдая ритм: вдох-выдох, вдох-выдох…

Поначалу в этой размеренности и ритмичности она видела особую прелесть, умела подстроиться под мужа и получить разрядку. Тогда ей казалось, что это и есть настоящий секс, когда четко знаешь, что за чем последует, какую позу лучше принять, чтобы ему было удобней, какое слово в какой момент сказать, чтобы возбудить его чуть больше…

А здесь она столкнулась с бесконтрольностью, необузданностью, с такой искренней горячностью, причем и своей, и Ивана, что даже поразилась самой себе: ой, а что это со мной такое? Правда, связь-то их длилась всего несколько дней и неизвестно еще, как бы их отношения складывались, общайся они годами.

Но Ирина не хотела ничего представлять, пусть даже в воображении. Она наслаждалась воспоминаниями этих нескольких дней, открывала саму себя с неизвестной доселе стороны, радовалась своим открытиям и была благодарна судьбе за такую прекрасную поездку.

Разлука ее не пугала. Она ведь не влюблена, не очарована своим спутником. Он просто приятен ей, просто мил… А это не повод для грусти. Совсем даже не повод…

Девчонки ехали домой, не замечая, казалось, ничего вокруг. Поезд был старый, грязный. Занавески отсутствовали. Белье выдали серое, влажное… По их плацкартному вагону постоянно ходили какие-то люди, хлопали двери. Кто пил водку, кто громко спорил, кто пытался уложить ребенка спать. Дорога обещала быть далеко не из приятных. Но Ира и Люда выглядели какими-то отрешенными, отстраненными от всей этой вагонной суеты. Как будто поезд отдельно, они – отдельно. Единственная забота, которая их несколько волновала, это фрукты. На станциях местные жители, кроме семечек, пирожков и домашнего вина предлагали персики, абрикосы, сливы. Причем все это в изобилии, ведрами… Все ароматное, спелое, душистое. Хотелось угостить родителей, закрутить на зиму компотов, наварить варенья. Единственный вопрос: как довезти? Не испортятся ли фрукты в дороге? Вдруг их не встретят? И как тогда быть со всей этой вкуснотой?

На свой страх и риск решились. Оставили на всякий случай денег на такси. Хотя родители обещали приехать встречать их на вокзале, но всякое в жизни бывает…

Содержимое ведер ловко пересыпалось в огромные пакеты, купленные здесь же, на перроне. Пакеты с трудом разместились в багажном отделении под нижними полками, и без того забитыми почти до отказа. И аромат абрикосов сопровождал пассажиров до самого Питера.

Купив фрукты, девочки успокоились и погрузились каждая в свои мысли. Люда уткнулась в книгу. Она училась в пединституте, и ей многое надо было успеть прочесть за лето. На отдыхе, понятное дело, не до того было. Зато в дороге она со рвением наверстывала упущенное. Страницы так и мелькали.

Люда периодически вздыхала, меняла местоположение, то ложилась, то садилась, то откидывалась на сомнительного вида подушку, но главное, не приставала к Ире ни с какими расспросами. Та сидела, тупо смотрела в окно, думая только о своем новом знакомом. Странное чувство он у нее вызывал. Вроде бы настороженности, недопонимания, недоверия. И в то же время интерес. Вспоминались его глаза глубокого серого цвета, морщины на загорелом лице, открытая улыбка… Вспоминались его прощальные слова, взгляд, когда он дарил ей букет, пожатие сильной руки… Рука сильная, а прикосновение получилось таким нежным, таким проникновенным… Ирина вздыхала, периодически смахивала слезы, печалилась, грустила, надеялась на встречу и не очень-то верила в нее.

На вокзале девчонок встретили родители. Фрукты благополучно довезли, поделили пополам, закатали компоты.

Ирина грусть не проходила. Она считала дни, оставшиеся до приезда Михаила. По ее подсчетам, он должен был приехать послезавтра… завтра… уже сегодня… неужели приехал? Но никаких звонков не было. Ира запретила себе ждать, специально уходила на целый день из дома, чтобы не зависеть от молчаливого телефона, загружала себя какими-то делами, лишь бы не сидеть в бесплодном ожидании…

Она уже была готова согласиться с Людой, что мужчины просто хотели развлечься с молоденькими девушками, ничего серьезного не имея в виду. И если бы им удался курортный роман, то и ладно. А так… Ничего интересного от девчонок мужчины не получили. За оставшиеся два-три дня нашли себе, наверное, кого-то посговорчивей и про них – малолеток – забыли.

– А как же цветы? Взгляды? – не унималась Ира.

– Ир, ну ты как ребенок, ей-Богу! – Люду раздражала детская доверчивость подруги, ее инфантильное отношение к миру. – Пора взрослеть!

Ира замыкалась в себе, Люда нервничала: ей и жаль было Иришку, и в то же время она недопонимала столь восторженного и оторванного от жизни взгляда на мужчин.

Сама Люда тоже была девственницей, но характером обладала более жестким. Была практична и приземлена в отличии от своей романтически настроенной подруги.

Самолет попал в зону турбулентности. Поначалу трясло слегка, а потом все сильнее и сильнее. Только стали предлагать напитки, как раздалась команда командира корабля:

– Внимание! Всем бортпроводникам прекратить обслуживание пассажиров! Занять свои места. Пассажирам пристегнуть ремни, убрать столики, спинки кресел привести в вертикальное положение!

Ирина заволновалась. Она спокойно воспринимала перелеты и особенного страха никогда не испытывала, а в этот раз начало трясти уж очень существенно… Самолет, казалось, проваливается куда-то. Он и в самом деле попадал в воздушную яму. Но одно дело, когда это происходит непродолжительное время. И совсем иначе, если самолет трясет постоянно на протяжении десяти минут. Кроме того, создавалось впечатление, что аэробус переваливается с боку на бок. Дети начали плакать, некоторые пассажиры судорожно проверяли наличие гигиенических пакетов в спинках впереди стоящих кресел. В глазах людей плескалась тревога, кто-то замирал от страха, широко раскрыв глаза. Кто-то, наоборот, зажмурился и тихо молился.

Ира нащупала руку Ивана и буквально вцепилась в нее.

– Не волнуйся! – Голос мужчины был спокоен.

– Ой! – на очередном провале вскрикивала Ира и еще сильнее сжимала руку своего спутника.

– Ничего страшного! Сейчас выйдем из этой зоны и полетим спокойно!

– Ты так уверен? Откуда ты знаешь? Ты что, совсем не боишься?

Иван спокойно улыбнулся:

– Не боюсь. Я в своей жизни столько полетал… Разве это болтанка?! Так, легкая разминка. Бывали испытания и пожестче. И то ничего. Вот сижу рядом с тобой живой, здоровый…

Его тихий голос, теплая рука, размеренный разговор каким-то странным образом, но понемногу успокоили Ирину. А Иван продолжал что-то говорить, рассказывать истории прошлых поездок. Даже анекдот смешной очень к месту вспомнил. А потом как-то перешел на тему их взаимоотношений. Причем говорил сам, не нуждаясь ни в ответах, ни в ее реакции. Ему достаточно было, что она его слушает и слышит.

– Знаешь, когда я тебя увидел первый раз… ну еще в аэропорту… когда мы всей группой собирались, то немного удивился даже. Неужели такая симпатичная женщина и одна?! Потом пригляделся: кольцо обручальное на правой руке. Думаю, вряд ли такую даму интересную муж одну отпустит отдыхать. Все искал глазами: где же тот мужчина, с кем ты летишь? А когда понял, что ты одна, так искренне обрадовался…

Он помолчал мгновенье, пережидая очередной провал самолета, потом сказал:

– Меня так удивила эта моя радость. Вот, думаю, дурак. С чего я так обрадовался? А взгляд уже только тебя искал, только тобой утешался, только в тебе видел интерес. Мне почему-то приятно было наблюдать за тобой: как прошла, как повернула голову, как смотришь на часы, листаешь журнал… Ты не замечала меня. Или делала вид, что не замечаешь… Это не важно. Уже в тот, в самый первый момент, я почувствовал: моя женщина. Потянуло… Зацепило…

Он задумался, подбирая слова:

– Черт его знает, как это происходит… Тяга какая-то, внутреннее возбуждение, волнение, трепет… И уже будто ниточка образовалась. Ты еще ничего не знаешь толком, ничего не чувствуешь, еще ничего не случилось… И в то же время случилось самое главное: возникло желание! И ты невольно уже попала в пространство моего желания. Мне не хватает слов объяснить тебе, но, по-моему, ты соглашаешься со мной…

– Да, пожалуй… – Ирина забыла про болтанку, про опасность, про свой недавний страх и всецело включилась в разговор. – Пожалуй… – повторила она. – Я помню какое-то неясное томление, радостное предчувствие, ожидание чего-то прекрасного. Конечно, надо признать, что я находилась в приподнятом настроении: отпуск, путешествие, Африка, преддверие приключений… Но ты прав: к этому примешивалось что-то энергетически наполненное… Какой-то эмоциональный импульс извне. Это, видимо, и было твое желание.

– Ну вот, видишь, значит, ты и вправду почувствовала мое стремление.

– А ты что, вот так сразу и захотел меня? – Ира лукаво заглянула ему в глаза.

– Ирочка! Боюсь показаться циничным, но если мужчине нравится женщина, значит, он ее хочет. Все эти романтические выдумки типа подержаться за ручку, проследить взмах ресниц – все это годится для пятиклассниц… А у взрослых мужчин все конкретно: понравилась баба? В койку!

Ира разочарованно вздохнула.

– Нет, нет! Ты подожди. Это я тебе говорю о первом впечатлении, о физиологической реакции мужчины на понравившуюся женщину. Кстати… Не думаю, что женщины принципиально иначе устроены.

– То есть?

– Ну что, ты хочешь сказать, что не задумываешься о сексе с приглянувшимся мужчиной? Наверняка задумываешься и представляешь себе какие-то подробности, и невольно пытаешься предугадать, а каков он в постели? А чем он может меня очаровать? Удовлетворит ли мои запросы? Оправдает ли мои ожидания? Нет? Я не прав?

– Интересно. Никогда не задумывалась… А вот ты сейчас сказал, и я, скорее всего, вынуждена согласиться. Пожалуй, что ты и прав.

– Это потом уже начинается наслаждение… Это потом уже хочется дотронуться, прикоснуться, ощутить тепло… Это потом ты ловишь взгляд, вздох, улыбку… А поначалу, конечно, желание все затмевает. Не знаю, может, я зря все обобщаю… И говорю так уверенно, словно я уверен, что весь мужской род именно так себя и ощущает… Может, процесс возникновения желания у всех по-разному протекает… У меня вот так…

Болтать перестало. Прозвучал голос командира:

– Уважаемые пассажиры! Мы вышли из зоны турбулентности. Можно отстегнуть ремни. Бортпроводникам – возобновить обслуживание пассажиров.

– То есть получается, что ты влюбился в меня с первого взгляда? – продолжала допытываться Ирина.

Иван задумчиво вздохнул:

– Мне кажется… А может, я и ошибаюсь… По-моему, именно первый взгляд всегда все определяет. Первое впечатление, первая реакция.

– Как? – удивилась Ира. – Ты хочешь сказать, что все влюбленности – с первого взгляда? И все люди в мире только так мгновенно и влюбляются? – Она недоверчиво улыбнулась и потянулась к соку.

– Звучит, конечно, сомнительно… Только, знаешь, где-то я слышал, что есть теория, согласно которой все происходит именно так… Просто человек очень часто не помнит своего истинного первого впечатления. А оно, как говорят психологи, не обманывает. Ну меня во всяком случае не обмануло.

– Слушай! Ты так интересуешься психологией взаимоотношений?

– А ты нет?

– Ну как? Я… мне интересно, конечно, отношение полов и все, что с этим связано, но на обывательском, я бы сказала, уровне. А ты, похоже, всерьез этим занимаешься?

– Да! Я пошел на психологический тренинг однажды. Меня так увлекло. Я буквально влюбился в науку эту, ну… в психологию… я имею в виду.

– И что?

– И решил получить второе высшее. Так… для себя. Не для диплома, не для работы. Это оказалось настолько интересно! Захватывающе даже!

– Правда?! Надо же, столько времени общались и ничего друг о друге не знаем.

– Так мы общались-то с тобой на другом уровне. Не до разговоров было!

– Это точно! – Ирина довольно заулыбалась. Вспомнились ей их сексуальные игры: то на пляже, то на ночном берегу, то на балконе… Она блаженно откинула голову, заулыбалась…

Иван почувствовал ее состояние моментально. Сказал тихо-тихо:

– Иди в туалет. Я за тобой.

– Что? – Губы вмиг пересохли, голос охрип.

– Ты все поняла правильно. Иди!

Бабушка у Иры была мировая. Ира ее обожала. Причем нельзя сказать, что бабушка уделяла внучке много времени. Скорее наоборот. Но те несколько часов, которые им удавалось провести вместе, Ирочка помнила долго-долго, настолько это время было заполнено душевностью и теплотой.

Дело в том, что, когда родилась Ира, бабушке только-только тридцать восемь исполнилось. Сама она родила свою дочь Ольгу – Ирину мать – в девятнадцать. И та – также. В семье вечно гуляла шутка:

– Третьего раза не избежать. Глядишь, и Иришка рано замуж выскочит, пойдет по нашим стопам. В девках не засидится.

В Ирины восемнадцать бабушке было всего пятьдесят шесть. На пенсию она выходить не думала. Была бодра, динамична, практически всегда пребывала в приподнятом настроении и, что удивительно, сохраняла свою женскую привлекательность. Можно даже сказать, чрезвычайную привлекательность. Возле нее вечно вились мужчины. Кто-то звонил, кто-то провожал до дома. Кто подвозил до работы, кто помогал донести сумки…

При всем при этом бабушка недавно в очередной раз вышла замуж, то ли третий, то ли четвертый, уже толком никто и не помнил, включая саму бабушку, потому что в промежутках между официальными случались и гражданские браки. И что интересно: все бывшие бабушкины мужья-любовники-поклонники-воздыхатели сохраняли с ней чудные отношения долгие годы, продолжая общаться, поздравляя с праздниками и помогая в трудных жизненных ситуациях. Все, за исключением, пожалуй, первого мужа, но он – этот первый муж – был так давно и не очень долго, что о нем вообще как-то все со временем позабыли.

Нет, конечно, бабушка не была женщиной легкого поведения. И несерьезной особой ее тоже нельзя было назвать. Просто она была такой настоящей, такой искренней, милой… Истинной женщиной она была, одним словом!

За собой ухаживала с упоением! Никто ни разу не видел ее с облупившимся лаком на ногтях или с сединой в волосах. Всегда ухоженная, с легким ароматом духов, всегда с улыбкой!

А как она заботилась о своих мужчинах! Они буквально таяли рядом с ней. Они растворялись в ее участии, внимании, ласке! Как она готовила! Как эстетично украшала стол, приглашая к чаю. Любой перекус в ее исполнении превращался в красивый ритуал. Отсутствие изысканных угощений она с лихвой компенсировала богатой сервировкой: салфеточками, свечами, хорошей посудой. К тому же в арсенале у бабушки всегда было варенье из крыжовника. Оно у нее получалось поистине королевским: с прозрачными золотыми ягодами, незабываемым ароматом и долгим послевкусием. Так что врасплох ее застать было невозможно. Ничего себе «врасплох», когда и свечи, и фарфор, и королевское угощение.

А как она готовила ванну своим мужчинам?! Даже в то время, когда в магазинах не было ничего, бабушка умудрялась доставать пену для ванны, пахучие шампуни и нежные кремы. И вот она набирает воду, добавляя в нее ароматную пену, зовет мужчину… Тот ложится и блаженствует. Нежится, расслабляется. А бабушка все время рядом, но рядом не навязчиво, а почти незаметно. Однако, если спинку потереть, пожалуйста. Голову помыть? Без проблем. А уж помочь облачиться в махровый халат? Это святое! И все у нее с удовольствием, без напряжения. Как будто она и не устает вовсе и не раздражена никогда ничем.

Помнится, Иришка, будучи еще девчонкой, спросила у нее:

– Бабушка! Скажи… Только честно!

– Что, милая?

– Вот я смотрю на тебя: всегда-то ты веселая, всегда улыбчивая. Ну ведь бывает же, что ты себя плохо чувствуешь или настроение грустное.

– Ну, конечно, бывает. Я же живой человек.

– А никогда этого не видно. Такое впечатление, что ты всегда всем довольна, что ты всегда рада и своим мужьям, и нам…

Бабушка рассмеялась легко и искренне:

– Ирочка! Послушай меня… В двух словах не объяснить… Но если тебе интересно, мы поговорим с тобой… Чуть попозже… Вот замуж соберешься и поговорим. Так уметь себя вести – это целая наука… Искусство даже, я бы сказала.

– Ой, бабушка! А зачем чего-то ждать? Когда это еще я замуж соберусь? Расскажи сейчас…

– Девочка моя! Это не рассказ получится, а обучение. Готова ли ты к работе над собой?

– Да, конечно, готова! – беспечно и не задумываясь ответила Ира.

Бабушка недоверчиво посмотрела на внучку.

– Ну что ж, раз готова, давай учиться… Доставай тетрадь. Начнем первое занятие.

…Туалетная комната в самолетах настолько мала, что и один-то человек в ней не очень комфортно себя чувствует. А уж когда двое… Но Ира давно уже открыла для себя простую истину: было бы желание! Если человек чего-то по-настоящему хочет, то он к этому стремится и у него все получится.

В этом миниатюрном помещении они с Иваном молча, быстро и творчески нашли удобное положение и невзирая ни на что предались интимному процессу.

Это оказалось настолько захватывающе! Ирина даже не ожидала, что ее настолько возбудит обстановка… Кругом люди… Кто-то ждет своей очереди в туалет… Кто-то явно догадывается о цели их совместного посещения туалетной комнаты… Возможно, звуки из кабинки долетают до пассажиров. А звуки Ира издает очень даже красноречивые. С одной стороны, она понимает, что надо бы сдерживаться. А с другой – возникает вопрос: зачем? Всех этих людей она наверняка больше никогда не увидит. Она сомневается даже в том, встретятся ли они когда-нибудь с Иваном. Так чего ей стесняться? Зачем ограничивать себя в проявлении эмоций? Люди же позволяют себе плакать в общественных местах, повышать голос на детей, наказывать их, ссориться… То есть выражать негативные эмоции. А почему положительные импульсы она должна сдерживать? Нет, она, конечно, понимает, что есть какие-то правила поведения, этические нормы, есть понятия: прилично – не прилично. Но в этот раз ее так раззадорила ситуация, что она даже и не волновалась: услышать ли, осудят ли, сделают ли замечание… Плевать!

Иван, похоже, тоже завелся не на шутку. Полузапретная ситуация, в которой они оказались, возбуждала его чрезвычайно… Он готов был продолжать процесс еще и еще, не в силах ни остановиться, ни завершить любовный акт…

Ему вспомнилось, как буквально пару дней назад Ирина задала ему вопрос:

– Скажи, а тебе в любовном соитии что больше нравится: сам процесс или кульминация?

Он не задумываясь ответил:

– Конечно, процесс! Особенно это начинаешь ценить с годами! Это по молодости казалось, что слаще пика кульминации ничего нет. Что это самое яркое наслаждение, самое острое! А сейчас, когда способен управлять интимной игрой, когда можешь оценить и осознать всю прелесть момента… Сейчас я отвечу тебе однозначно: процесс!

Вот и здесь, в этой крошечной кабинке, в этих далеко не романтических условиях, он наслаждался процессом соития с любимой женщиной и готов был продолжать еще и еще…

…У бабушки был старенький диван. Лет ему, наверное, двадцать пять – тридцать было. Не старинный, нет, не антикварный, а просто старый. Но «старым» его никто не называл. «Старенький». Это и ласково, и очень точно.

А вообще-то правильное его имя – «сонный диванчик». В чем был секрет этого изделия, никто сказать не мог, но стоило только кому-то на него присесть или прилечь, как человек проваливался в полудрему, а потом и в сон. Легко, свободно, без усилий. Его и с места на место переставляли, чтобы проверить, в нем ли непосредственно дело или в его местоположении, и разными покрывалами накрывали, и обивку обновляли… Нет! Своих волшебных свойств он не утрачивал.

Бабушка и сама любила на нем отдыхать, и гостям частенько предлагала на него прилечь, чтобы расслабились после чая, подремать…

А если уж у кого в семье случалась бессонница, стресс или волнение какое чрезмерное, то все шли на сонный диванчик. Этот волшебный предмет мебели выручал всех. Стоило забраться на него с ногами или прилечь, как сладкая дрема утяжеляла веки, глаза сами собой закрывались, руки-ноги наливались приятным теплом, и… человек погружался в сладкий, оздоровительный, приятный сон. И сколько бы этот сон ни длился – от пятнадцати минут до нескольких часов – просыпались все всегда в хорошем настроении, по-настоящему отдохнувшие, бодрые, полные сил, энергии, желаний!

Поистине – волшебство!

Вот на этот самый диванчик бабушка усадила шестнадцатилетнюю внучку для проведения первого урока.

– Ой, бабушка, а на диванчик-то зачем? Я же засну сразу! – недоуменно воскликнула Ира.

– Заснешь, как только перестанешь воспринимать новую информацию. Зато то, что усвоишь, навсегда!

Ирина открыла тетрадку, написала число.

– Как назовем наш курс? Какая тема первой лекции?

Без тени улыбки бабушка ответила:

– Искусство жить. А тема сегодня: любовь к себе.

Ира фыркнула, однако старательно записала услышанное в тетрадь.

– Ой, ну что ж ты мне нового можешь рассказать о любви к себе? Это же элементарно!

– Правда? – Бабушка удивленно подняла брови. – А я-то всю жизнь учусь этому и никак не достигну совершенства. Может, ты мне тогда объяснишь, что есть любовь к себе? А?

– Ой, бабуль, – скривилась Ира. – Ладно, рассказывай! Только мне кажется, что я себя очень даже люблю, – Ирина сладко зевнула и, явно сопротивляясь сну, приготовилась писать.

– Сейчас, только чайник поставлю, – сказала бабушка, направляясь на кухню.

Когда через минуту она вернулась, внучка тихо посапывала на диване, зажав карандаш в руке. Страницы тетради то приподнимались, то опускались от мирного посапывания девочки.

– Первый урок закончен, – констатировала бабушка шепотом. – Ну что ж, неплохо! Пожалуй, самый важный урок! Девочка созрела для обучения искусству любви. Девочка сама обратилась за наукой. Очень даже неплохо!

Бабушка Надежда Николаевна, а в молодости просто Наденька, была человеком, как принято сейчас говорить, продвинутым. Кроме этого, она была счастливым человеком. Всегда! Наверное, можно оспорить такое утверждение. Мол, постоянного счастья не бывает! Ну не бывает абсолютного счастья! В человеческой жизни есть место и проблемам, и горю, и переживаниям, и страданиям… Где уж о постоянстве счастливого существования говорить? И тем не менее… Надежда Николаевна создала для себя настолько комфортную жизнь, что находилась в состоянии полнейшей гармонии с миром. Причем как внешним миром, так и своим внутренним. Как ей это удавалось? Вот удавалось как-то.

Любую проблему, с которой ей приходилось сталкиваться, Надежда рассматривала всесторонне и прежде всего искала в ней нечто положительное. Если уж положительные характеристики проблемы были крайне сомнительны (например, болезнь ребенка), то она старалась прежде всего понять причину, разобраться в ней, а потом, сделав выводы, спокойно приступить к созидательному осознанию. И причина ею рассматривалась не примитивная: типа «Растянула ногу, потому что упала. А упала, потому что поскользнулась. А поскользнулась, потому что было скользко». Нет. Вопрос ставился по-другому.

Нога, ноги – это олицетворение направления пути человека. Если повреждаются ноги – значит, что-то не так с направлением движения. Туда ли человек идет? Правильное ли решение принял? Видимо, нет, раз пространство его останавливает. И спасибо ему, пространству, что оно так милосердно. Можно было бы и перелом конечности получить или еще какую-нибудь серьезную травму, а уж растяжение – наименьшее из зол. С ним мы справимся. Главное понять, что не так, в чем ошибка, где источник нарушения гармонии.

Сама Надежда, конечно, додуматься до подобных тонкостей не могла. Но она оказалась способной ученицей, легко и радостно воспринимающей информацию.

А началось это ученичество очень давно.

Наденька после школы поступила в театральный институт. Шли послевоенные годы, и было даже немного странно, что в стране, первоочередной задачей которой было восстановление экономики, действовали театральные институты. Да еще и несколько. Наденька выбрала ВГИК, но не актерский и не режиссерский факультеты, что с ее внешностью и способностями было бы вполне логично, а экономический. В далекое постреволюционное время этот факультет был создан как административно-хозяйственный, а сразу после войны переоформился в экономический. Именно туда и попала Надя. Она, как и все население страны, была охвачена идеей послевоенного восстановления страны. Но поскольку ей очень нравился мир искусства, то пусть – решила она для себя – познание основ экономической науки будет происходить в рамках театрального учебного заведения. Ей казалось, что таким образом она убьет сразу двух зайцев: и экономику познает, и будет находиться в богемной среде. Правда, слово «богема» в ту пору не очень-то и звучало, но ощущение избранности тем не менее было и в стенах института, и в разговорах о выбранной Наденькой профессии.

Но, честно говоря, Наде было не до учебы. Поклонники одолевали юную красавицу, назначали свидания, предлагали руку и сердце. Самый настойчивый из них – Станислав – вскоре стал ее мужем, а через положенные девять месяцев отцом ее дочери Олечки. Станислав был совсем из другой среды, из рабочее-крестьянской, а отнюдь не из интеллигентской. Но чем-то он покорил ее. Надежностью, что ли, степенностью… Имел профессию, заработок и, что немаловажно, комнату в коммуналке.

Наденька, не успев насладиться студенчеством, окунулась в семейную жизнь, в материнские заботы. Помощи ждать было неоткуда. Станислав работал, она занималась ребенком и хозяйством. Институт пришлось временно оставить. Через год Олечку отдали в ясли. Причем не просто в ясли, а на пятидневку. Ну это когда ребенка в понедельник утром родители приводят в сад, а в пятницу вечером забирают. Молодых родителей такая организация дошкольного воспитания очень устраивала. И если поначалу им было как будто бы неловко перед ребенком, как будто тяготило чувство вины перед маленькой дочкой, то со временем все адаптировались к этой ситуации и так привыкли, что не замечали никаких моральных неудобств. Тем более что это было принято в обществе, никто никого за подобное отношение к детям не осуждал, не обсуждал…

Это сейчас может показаться диким: родить ребенка и отправить его с глаз долой на воспитание чужой тете. А тогда нет. Тогда все так жили, и лишь очень немногие женщины могли позволить себе не работать. О такой роскоши подавляющему большинству женского населения даже не мечталось…

Надя вернулась к учебе. Не на свой курс, а на курс младше. Здесь ей встретился Тимур. Кто он был по национальности, откуда он появился, каково его настоящее имя – похоже, этого не знал никто. Он мог быть казахом или корейцем, черкесом или ингушем. Или же метисом, что вполне соответствовало его внешности. Имя его иногда звучало как Тенгиз, иногда как Теймураз. Изредка ребята звали его Тиграном, еще реже Тамерланом. Он же всегда представлялся Тимуром. Ничего о себе не рассказывал. Но было ясно, что не просто так он появился в Москве и что с его появлением начнется что-то новое в жизни каждого, кто попадет в зону его влияния.

Тимур объявил себя учителем. Или мастером. Или гуру, что в принципе было не важно. Важно было другое: в воздухе зазвучали слова «карма», «реинкарнация», «космические законы»… Еще не говорилось ни о медитации, ни о концентрации, ни о просветлении… Еще не было практик выхода в астрал и посещения других миров, но уже было ясно: Тимур обладает тайным знанием. Пусть не во всем его объеме, что, видимо, невозможно в принципе, а лишь частицей его, но не просто обладает, а готов поделиться этим знанием с окружающими.

Ребят на его занятия поначалу собиралось великое множество. Он говорил пространно, порой едва понятно и добился того, чего, собственно, и добивался. А именно: половина слушателей сочли его лекции бредом и покинули странное сборище. Те из оставшихся, кто продолжал сомневаться, через пару-тройку занятий определились окончательно. И вот тогда, с самыми стойкими десятью – двенадцатью учениками он и начал истинный курс обучения.

Занимались вечерами в одном из залов института. Засиживались допоздна, не в силах разойтись, обсуждая услышанное, и удивляясь тому, что узнали.

Тимур рассказывал обо всем: о тайнах мироздания и о межличностных отношениях, о душе и о ее перемещении в пространстве, о космических законах и необходимости следования им в жизни, об энергиях и потоках, о вселенском разуме и дуальности мира, о задачах, которые стоят перед человечеством и о загадочных явлениях психики и природы.

Где, когда и каким образом он получил эти знания, Тимур никому не рассказывал, упоминая лишь имена учителей и книги великих посвященных.

После курса лекций перешли к практическим занятиям. Вот здесь начались и дыхательная гимнастика, и асаны, и многочислен– ные техники как расслабления, так и концентрации.

Бесконечные вопросы, которые задавали слушатели, не могли застать Тимура врасплох. Казалось, он знал все: почему люди болеют и отчего они несчастны, как полюбить самого себя и зачем это нужно… Можно ли понять законы взаимоотношений мужчины и женщины. И если можно, то как их использовать на практике. Что есть нирвана и стоит ли к ней стремиться… И прочее. И прочее…

Наверное, в его знаниях не было системы. Наверное, многое было перемешано, не до конца структурировано и им самим не совсем понято. И все же: какие-то крупицы сакрального знания с успехом были им переданы нескольким преданным ученикам, среди которых неотрывно находилась и Наденька.

Она настолько верила в то, что исходило от Тимура, что ни на минуту не усомнилась в истинности его учения.

На отношения с мужем Станиславом это, правда, никак не влияло. Поначалу не влияло. А со временем они почему-то стали все больше конфликтовать. Ему, естественно, не нравилось приходить вечером после тяжелой работы в холодный дом, где его никто не ждет. Дочь на пятидневке, жена непонятно где. На столе холодная похлебка или слипшиеся макароны. Это что – семейная жизнь? Это называется супружескими отношениями?! Он с ненавистью шел на общую кухню, под сочувствующие вздохи соседок ставил кастрюлю на газ, хлебал в одиночестве суп или жевал безвкусные макароны и ложился на кровать в ожидании жены.

Наденька прибегала восторженная. Не замечая недовольства мужа, кидалась к остаткам еды, мыла посуду, приглашала его пить чай.

За чаем муж остывал, рассказывал о работе, о планах предприятия, о том, какая смена получила переходящее Красное знамя, и об итогах соцсоревнования в текущем месяце.

Наденька делала вид, что вникает, но мысли ее витали очень далеко… Станислав чувствовал, что перестает быть интересен своей жене, но ни выразить это словами, ни сформулировать того, что происходит между ними, был не в силах. Ни интеллекта, ни духовного развития ему для этого не хватало. Он только понимал, что между ним и его любимой Наденькой остается все меньше и меньше общего. Пожалуй, только дочка. Да и то: суббота, как правило, рабочий день. Только в воскресенье они – семья. Но и тогда и он, и Надя все внимание сосредотачивали на дочери, а отнюдь не друг на друге. В парк погулять, на каруселях прокатиться, эскимо ребенку купить, почитать дочке книжку, искупать ее, подстричь ноготки, постирать одежду, собрать вновь в садик… Вот и все воскресенье… Вот и вся семейная жизнь…

Все это не нравилось Станиславу. Ладно бы хоть жена ждала по вечерам дома, а то ведь нет. Как бы не так. Где она пропадает? Какие такие занятия у них проводятся до позднего вечера?

– А ты встречай меня из института, – попросила его как-то Наденька.

К тому времени за ней стал ухаживать паренек из группы. Норовил вызваться в провожатые, но Наде он совсем не нравился. Это во-первых. А во-вторых, она замужем, между прочим. Так пусть муж и встречает-провожает. Незачем ей себя компрометировать в глазах соседок. И так косые взгляды бросают, да колкие реплики так и сыпятся со всех сторон:

– Не поздно ли возвращаешься? Смотри, мужа не проворонь!

Или:

– Ишь, гулена! Ребенок, муж – все нипочем! Каждый день затемно!

А то и того хуже:

– Ой, явилась не запылилась… Шляется где попало, а мужик один мается… Внимание, что ль, на него обратить?

Надя и слышала эти слова, и не слышала. Ну что к глупым бабам прислушиваться? Кроме своих сковородок, ничего знать не хотят. Разве им дано понять тайны мироздания? Им бы лишь сплетни разводить да в замочную скважину к соседям подглядывать… Но и совсем игнорировать мнение общества не получалось. Тем более что муж, невзирая на покладистый и спокойный характер, все чаще и чаще высказывал недовольство своим одиноким времяпрепровождением.

Вот тогда-то Надя и предложила ему встречать ее вечерами. Такое простое решение оказалось поистине спасительным. И почему оно ей раньше не пришло в голову?

Они шли вместе по пустынным московским улицам… К ним как будто возвращалось былое состояние влюбленности трехлетней давности… Но к сожалению, оно оказалось обманчивым и безнадежно ушедшим. Она ему – про кризис идентичности, он – про показатели соцсоревнования. Она – про ментальное самосознание, он – про пятилетку за четыре года. Она – про жизненную энергию и экзистенциальные потребности. Он – про задачи, выдвинутые собранием трудового коллектива.

И все же… как-то они сосуществовали. Как-то приспосабливались, находили общие точки соприкосновения. Так продолжалось два года. Лекции у Тимура продолжались. Занятия становились все более насыщенными, пока в какой-то момент Тимур не пропал. Правда, сказал перед этим:

– Меня позвал учитель. Я уезжаю. Как надолго, не знаю. Приеду, продолжим. Кому надо, меня найдут.

Слушатели приуныли. Однако Тимур сохранял оптимизм и дал своим ученикам задание:

– В мое отсутствие у вас будет возможность отработать на практике те законы, о которых мы с вами говорили, и окончательно понять, нужно вам это знание или нет. Легче вам с ним жить или сложнее. Вы поймите, что, если бы вы общались с людьми, обладающими теми же самыми знаниями, тогда другое дело. Но вы одиноки в своем стремлении к самопознанию и совершенству. И сможете ли вы ужиться с окружающим миром – вот главное. Пока я был рядом, мы с вами советовались, что-то решали вместе, корректировали различные ситуации, медитировали… Без меня будет сложнее… Намного сложнее… Но я верю в вас. Не сходите с нашего пути! Хотя… – тут он вздохнул и замолчал надолго.

Ребята не перебивали, переваривая внутри себя услышанное.

– Хотя, – продолжал Тимур, – идти по пути или нет – личное дело каждого. Я никого не вправе убеждать или агитировать. Увидимся, тогда будет ясно, кто что воспринял и насколько преуспел в саморазвитии.

Так он сказал и пропал. Надолго. А через полгода появилась Аля. Такая же загадочная, как и Тимур. Без возраста, без точного имени… Но Аля по-настоящему перевернула Надины представления о жизни…

Ира с Иваном расстались в аэропорту довольно сухо. И даже непонятно почему. Ира, видимо, очень устала. Ей было не до сантиментов, не до проявления чувств… Самолет приземлился в Москве, в Домодедово. Ей надо было переезжать в Шереметьево-1, чтобы лететь в свой Питер. Получение багажа, заказ такси, последние приветы всем тем, с кем вместе путешествовали… Конечно, несколько слов она и Ивану сказала, мол, звони, приезжай… Увидимся, наверное, когда-нибудь, если бог даст. А он расстроился. Ждал, видимо, от Ирины совсем другого настроения. Думал, кинется к нему на шею, начнет целовать, шептать слова благодарности за совместный прекрасно проведенный отпуск, будет просить его о новой встрече, может, даже заплачет, не желая расставаться… А она ограничилась безликими:

– Звони… Приезжай…

Что это за слова такие? Сам он приготовил целую прощальную речь для нее. Он был готов сказать:

– Я так благодарен тебе. Причем не только за отдых. Да и не за отдых даже. А за встречу. Я так рад нашему знакомству. Как не хочется расставаться… Я хочу тебя… Вот мы еще не расстались, а я уже скучаю по тебе. Давай договоримся, давай решим, когда мы увидимся снова. Хочешь, я прилечу? Через неделю? Через две? Хотя бы на выходные? Или прилетай ты! Я покажу тебе Казань, мы поедем на дачу! У меня там так красиво!

Многое хотелось ему сказать ей… Но не стал. Увидел усталые глаза, услышал ничего не значащие фразы и… не стал.

Расстроился. Прикоснулся губами к ее щеке, закрыл за Ириной дверцу такси и пошел регистрировать свой билет. Ему с вылетом повезло больше: тот же аэропорт и вылет, очень удобный по времени.

Ирина ехала в такси и всю долгую дорогу пыталась разобраться в причине своего раздражения. Она никогда не замечала за собой беспричинно плохого настроения и каких-то необъяснимых капризов. Как правило, если возникало недовольство, то причина была. Вот и сейчас она задумалась о том, что ей неприятно, почему вдруг после такого прекрасного отдыха, после приятного приключения в самолете она вместо того, чтобы порхать и наслаждаться жизнью, надула губы и пребывает в абсолютно безрадостном расположении духа.

Ответ оказался прост до банальности. Ей не нравится Иван. Казалось бы, ну и что? Не нравится и ладно… Но раз не нравится, нечего было вступать в интимные отношения. Незачем! Ну если еще на отдыхе этот курортный роман был более-менее оправдан, то самолет – это уже перебор! Конечно, она сама захотела. Никто не заставлял, не насиловал. Но видимо, не нужна была уже ей эта связь. Там, на отдыхе, поставили точку и хватит. Сама виновата…

Вспомнилась бабушка, которая всегда предостерегала от случайных контактов и беспорядочных связей. Ну беспорядочных-то у Ирины не было никогда, а вот курортные и случайные бывали. А бабушка говорила:

– Если нет чувств к мужчине, ничего хорошего не выйдет.

Ирина по молодости, помнится, пыталась спорить с ней:

– Да нет же, бабушка! Устарели твои понятия! Любовь – это одно, а секс – совершенно другое. Зачем смешивать два понятия?

Бабушка молча улыбалась и не ввязывалась в спор. Только повторяла:

– Если тебе своей энергетики не жалко, то пожалуйста!

Юная Ирина не понимала таких слов: «энергетика», «поток», «обмен энергиями». Почему ей должно быть жалко? И чего ей должно быть жалко? А теперь она прекрасно осознавала всю пустоту внутри себя. Отдать-то она отдала: тепло, порыв, импульс. А что осталось внутри? Чем заполнилось образовавшееся пространство? А ничем! Пустота – она и есть «ничто». Если бы она любила Ивана, если бы хотела взять частичку его душевного тепла, энергии любви, страсти, тогда другое дело. Она бы наполнилась всей этой красотой, обогатилась бы ею, расслабилась и наслаждалась бы жизнью. А так: себя опустошила, его опустошила. Вот о чем говорила прекрасная бабушка Надя. Она ведь еще тогда, много лет назад предупреждала:

– Умей взять у мужчины то, что он готов отдать. Умей отдать то, что необходимо мужчине. Только тогда вы будете единым целым, взаимодополняющим, взаимообогащающим друг друга… И только такая связь тебе будет интересна. А флирты, случайные связи останутся по ту сторону твоей жизни. Они не будут тебе нужны ни в каком виде. И именно потому, что, кроме опустошения, ничего не принесут.

Ирина всю дорогу теперь решала только одну задачу: как выйти из этого положения? Чем порадовать себя? Чем заполнить себя? Как? Какой энергией? Где ее взять?

Тогда, когда можно было спросить у бабушки, она не спросила. Раз бабушка сказала: «Не нужно себя растрачивать понапрасну», то Ира так и запомнила: не нужно. Ей бы, дурочке, спросить: «А что делать, если все же такое случится? Как тогда выйти из положения?» Наверняка у бабушки был ответ. Что же она не спросила?

Учебный процесс Надежды Николаевны с внучкой, к сожалению, проходил очень нерегулярно. Иришка не так часто бывала у бабушки. А бабушка далеко не всегда была в состоянии преподавать. То работа, то приглашение на премьеру, то очередной роман в разгаре… Обе буквально выкраивали время, чтобы хоть полчаса провести наедине. К тому же бабушка настаивала на диванчике, считая его не просто волшебным снотворным, но и дозатором знаний. Уж если что успела усвоить до тех пор, пока дрема не овладела сознанием, значит, достаточно.

Информацию выдавала дозированно, по крупицам, не скрывая особенно ничего, но и не стремясь рассказать все и сразу. Тем более что какие-то интимные вопросы нельзя было донести до внучки, пока та была девственницей. Бабушка так и говорила:

– Вот замуж соберешься, тогда новую дисциплину будем осваивать.

А поскольку с замужеством у внучки получилось все внезапно, то никаких новых знаний получить до свадьбы Ира не смогла.

Замужество свое Ирина всегда вспоминала с удивлением. Сколько лет прошло с того момента, а она все удивляется. Ей почему-то казалось, что в тот период, когда она принимала судьбоносное решение выйти замуж, какое-то наваждение случилось с ней. Будто это не она сама совершает поступки… Это какая-то другая девушка, пусть очень похожая на нее, но другая… А сама Ира со стороны наблюдает за перемещениями этой девушки, за ее действиями… Просто наблюдает, не желая ничего изменить… Да она как будто и не в силах ничего изменить…

Тогда, двадцать с лишним лет назад, вернувшись с побережья Черного моря, Ира горько переживала свое разочарование. Надо же, взрослый мужчина… Такой, казалось бы, положительный, надежный… А обманул. Но ведь никто его за язык не тянул! Ну и не обещал бы ничего! Не давал бы надежду. Так нет, заставил молодую девчонку скучать, волноваться, ждать…

Она уже пожалела, что не взяла у него телефон. Хотя вряд ли сама бы осмелилась позвонить. Что бы она ему сказала:

– Помните юную дурочку с пляжа?

Или:

– Почему вы не звоните? Я же так жду!

Или:

– Как вам не стыдно охмурять девушек и бросать их потом?

Все, что ни скажешь, прозвучит глупо и несерьезно…

Первые несколько дней Ирина кидалась на любой звонок в надежде услышать желанный голос. Потом желание сменилось апатией… Затем тоска навалилась невероятным грузом, затмив собой весь белый свет. В этом состоянии Ира написала свое первое стихотворение:

Как ни странно, ей стало легче. Она перечитывала сотни раз свое творение, рыдала над ним, но тоска и вправду чуть отступала. Наверное, правы те, кто советует свое настроение пытаться излить на бумаге: нарисовать или описать, или еще каким-то образом выразить. У Иры получилось. Она слегка успокоилась, немного пришла в себя, стала готовиться к занятиям, наряжаться, выходя из дома, встречаться с подругами.

Он позвонил через три недели.

– Привет! Узнаешь?

– Господи! – еле выдохнула Ира.

– Что «Господи»? Это не «Господи». Это Михаил.

– Михаил. – Ирина повторила как эхо его имя.

– Не забыла меня?

– Михаил. – По-прежнему тихо, мечтательно, с глупой улыбкой произнесла Ира.

– Ирочка! Девочка моя! Я вернулся!

– Да? Давно? – еще не веря своему счастью, смогла произнести Ира.

– Слушай! Тут целая история! Только вчера прилетел. Застрял на этом курорте дурацком на целых двадцать дней! Давай встретимся! Все тебе расскажу! Я так соскучился!

Они встретились. И как будто давние знакомые, бросились в объятия друг друга. Он закружил ее, подхватил и понес куда-то… Донес до какой-то скамейки, усадил, обнял… Она просто сияла от счастья… Ничего не спрашивала, ни о чем не говорила. Просто улыбалась и сияла.

А он рассказывал, как в последний день перед отъездом пошел купаться в море, как обжегся медузой, как получил сильнейшую аллергию… Друг отвез его в больницу, а сам поспешил на поезд. В тот момент Михаил, конечно, не догадался дать ему телефон Иры и попросить предупредить, что задерживается. Да он и не предполагал задерживаться. Ну день-два… Но вышло иначе.

Ожог оказался серьезным. Плюс лихорадка с высокой температурой, плюс какое-то высыпание на коже. Причем не только на ноге, куда его ужалила медуза, а на всем теле… Короче, провалялся он в этой больнице чуть ли не три недели. На ноги его все же поставили. Теперь вот он, здесь, перед Ириной: здоровый, красивый, счастливый!

Ира была, что называется, на седьмом небе от счастья. И стеснялась Михаила, и радовалась ему. И хотела обнять, и останавливала себя: удобно ли? И это сочетания желания и стеснения, порыва и робости, нежности и неловкости соединилось в ней в одно слово: влюбленность!

И когда Михаил без всяких торжественных речей, намеков и туманных объяснений просто назначил ей на следующий день свидание у загса, она, не задумываясь, согласилась.