Читать книгу Охотник на ведьм - Ольга Баумгертнер - Страница 1

1. В час до рассвета

Оглавление

Я поднялся на последний этаж. На лестничной площадке, прислонившись к стене, стояла девушка. В ее руках уже давно остыла чашка с кофе, чей аромат еще слегка улавливался, а рассеянный взгляд девушки был устремлен на темное окно подъезда. Я прокрался мимо и проник в квартиру через приоткрытую дверь. Мужчина в прихожей, собираясь на работу, торопливо и нервно искал что-то среди бумаг в своем портфеле, и я без помех проскользнул дальше на крохотную грязную кухоньку. Старуха в замусоленном переднике старательно помешивала половником в большой пузатой кастрюле. Густой запах супа с пряными приправами, не желая вытекать в распахнутую форточку, наполнял все узкое пространство между мойкой, плитой и теснившимися напротив столом и холодильником. Молодая женщина делала бутерброды для сына в школу. Развернуться здесь было негде, так что я сразу махнул на покривившийся стенной шкафчик с перекошенными из-за разболтавшихся петель дверцами. Шурупы наполовину вышли из пазов, и шкафчик держался на честном слове. Так что я завис чуть выше, даже не думая опираться на него. Из щели между шкафом и стеной высунулись рыжие усы и тут же исчезли… Когда в семье три женщины, в их доме никогда не будет порядка. Старшая чувствует себя хозяйкой, дает советы и постоянно ворчит, что остальные ничего не делают или делают не так, как надо. Вторая всегда поступает по-своему, а уж если вдруг последует совету старшей, все у нее будет валиться из рук. Третья вовсе не участвует в домашних делах и старается как можно реже появляться в доме, чтобы не слышать вечных упреков. Здесь был как раз этот случай…

Половник в руке старухи вдруг замер, и варево, кипевшее на сильном огне, протестующе забулькало. Старуха потянула носом, принюхиваясь. Но запах специй был так силен, особенно рядом со мной под самым потолком, что я сомневался, что она смогла бы учуять что-либо другое.

На кухню забежал мальчишка. Женщина сунула ему в рюкзак бутерброды. На миг заглянул мужчина. Ему тоже досталась пара бутербродов, небрежно завернутых в промасленную бумагу, после чего он исчез.

И тут старуха встретилась со мной взглядом. Мой амулет выскользнул из-под рубашки, нарушив защиту, и ведьма смогла увидеть меня. Она яростно взвизгнула и потянула ко мне руки со скрюченными пальцами, на которых в один миг выросли когти. Я скакнул через голову старухи. Ее дочь выбросила вперед руки, чтобы поймать меня. И даже мальчишка подпрыгнул. Кто-то из них схватил меня за штанину, но я вырвался.

– Что происходит? – удирая, я пихнул в сторону бабкиного зятя – тот, в аккуратном деловом костюме застыл на пороге квартиры и не знал, что делать со всученными ему бутербродами. – Эй, ты кто?! Куда?!

Я перемахнул с лестничной площадки прямиком на подоконник, распахнул одну створку и сиганул в окно. Вслед мне несся вопль мужчины. Он, топая в дорогих туфлях, сбежал по лестнице и высунулся наружу. Но внизу, в двадцати метрах под окном, на асфальте у щедро освещаемого фонарем входа в подъезд никого не было.

– Ты видела?! – он, с вытаращенными глазами, обернулся к своей золовке.

Та по-прежнему стояла на лестничной площадке и бездумно смотрела в окно, босая, в мятом шелковом халатике, небрежно запахнутом на голом теле.

– Элишка, ты видела?! – выкрикнул мужчина. – Он выпал в окно!

Мужчина стал подыматься обратно, но на середине пути схватился за сердце и опустился на ступеньку. Лицо его побагровело, на виске застучала, запульсировала венка, и видно было, что из-за случившегося ему сделалось дурно.

– Он – улетел… – неслышно, одними губами произнесла девушка.

Я, поглубже упрятав талисман за пазуху, перемахнул через островерхую крышу. Нашел и надел свое пальто, уселся на коньке, прислонившись спиной к теплой стенке вентиляционной шахты, и подул на озябшие пальцы. Скаты крыш покрывал неглубокий, в ширину ладони, снег, голубевший под морозным темно-синим небом, и клубы пара застывали над трубами, словно призраки, отливая мертвенно-зеленым, впитав цвет светлеющего востока; а в трубах глухо и заунывно подвывал ветер. Ночь подходила к концу. Внизу в домах электрический свет вычерчивал оранжевые квадраты окон. Но на улицах еще не было ни души. Только далекие хрустально-ледяные звонки трамваев чуть нарушали стылую тишь. Я, поеживаясь, поплотнее запахнул пальто и, дыша на пальцы, смотрел на звезды. Млечный путь, заиндевевший и слабо искрящийся, казалось отражал идущий от земли свет. Бледный серпик убывающего месяца, словно истаявшая сосулька, низко висел в позеленевшем небе над шпилем ратуши, обращая ее в мечеть. И откуда-то оттуда же, со стороны Центральной площади, донеслось глухое, утробное урчание автомобильного двигателя. И я знал, что мне скоро позвонят. Из трубы надо мной послышался какой-то шорох и копошение. Я задрал голову. Два чертика сидели на краю шахты, свесив хвосты и ножки и болтая копытцами.

– Янош, – захихикали они. – Тебе тоже не спится? Что ты забыл на нашей крыше?

– Вчерашний день. Брысь, мелюзга, а то вам тоже не поздоровится.

– Какой ты сегодня добрый, Янош! – продолжили глумиться они. – Когда ты будешь убивать наших ведьм, ты тоже будешь таким обходительным?

– Брысь! – я указал им на ратушу. – Свяжу вам хвосты и повешу на шпиле вместо флюгера. Заодно проветритесь – от вас псиной несет.

– А до месяца ты не дотянешься, Янош? Не повесишь нас на рожок? Не такие уж у тебя и длинные руки!

Я взвился. Парочка с визгом вскочила, но я успел сцапать обоих за шкирку. Они были легкие, как два черных котенка, а их шелковистая шерстка встала дыбом.

– Зато у кого-то слишком длинные языки!

– Янош, мы же пошутили, – плаксиво залепетали они.

Их тонкие, мягкие лапки трогали мои пальцы, две пары желтых глаз уставились на меня, а мордочки оскалились в натянутых улыбках.

– А как же Элишка? – отважился спросить один, когда я чуть ослабил хватку. – Мы же видели, когда подглядывали из щели, как ты целовал ее, как тискал ее.

– Довольно! – оборвал я.

В этот миг у меня зазвонил телефон. Я поставил взъерошенную парочку на край шахты, в которой они поспешили исчезнуть, огляделся. Машина, черный с тонированными стеклами микроавтобус, остановилась в соседнем переулке. Доминик и Петр прибыли. Я увидел, как приоткрылось окно и в нем – руку с зажженной сигаретой, и только после этого ответил на вызов.

– Мы уже на месте, действуй. Через десять минут будем в квартире. Ты не передумал, Ян?

– Нет, – я нажал отбой и глянул в небо. – Нет, я не передумал…

Элишка… Я познакомился с ней десять дней назад. Тогда было полнолуние. Мы ехали куда-то в одном трамвае. Она искала мужчину, чтобы завладеть им, как до этого ее старшая сестра зачаровала одного успешного бизнесмена. Но в итоге Элишка встретила меня. Полная луна каждый месяц горячила всем подобным нам кровь… Я ушел от нее утром. Обычный мужчина не смог бы уйти, а я ушел… Она шептала заговор, но он на меня не подействовал. И тогда она поняла, кто я. Не так часто дар ведовства передается мужчинам, чтобы не знать их всех. Она могла не знать только изгоя… Я посмотрел на ее бледное лицо, на опустевшие глаза, в которых не осталось ничего, кроме разочарования. И я ушел… чтобы вскоре вернуться…

Я сбросил пальто и, свесившись с крыши, заглянул на покинутую мною несколько минут назад кухню – старуха все еще была там. Через форточку я втянулся внутрь и вновь устроился над шкафчиком. Старуха бросила еще щепотку приправы в суп и в очередной раз помешала варево.

– Он ушел! – на кухню вернулась старшая дочь. – Перепугал мужа чуть ли не до смерти – Марек до сих пор не отдышался…

Старуха вынула половник и, облизав, бросила в мойку. Загремела немытая посуда.

– Никуда он не ушел, Катерина, – старуха вновь потянула носом. – Раз пришел, он уже так просто не уйдет. Ну? Где же ты, иудушка?

Ее взгляд зашарил по стенам.

– Ну же, покажись, изверг. Ты же пришел за нашей душенькой, убивец…

Я медленно потянул из-за пазухи нож.

– Почему ты помогаешь им? – взор Катерины тоже искал меня. – Они же расправились с твоей матерью.

– Что ты ждешь от труса? – губы старухи искривились в презрении, и она поглядела в окно куда-то далеко-далеко. – Когда-то давно эти душегубы-охотники, как два татя, забрались в дом и убили ее спящую – сподручней застать ведьму врасплох, чем позволить ей выпустить когти. Мальчишка заливался слезами, но не от горя, а от страха за свою жизнь. И едва лунный блик, отраженный от лезвия, ударил серебром ему в глаза, он закричал, прося пощады у убивших так подло его мать… Единственный из нас, кто предал свой род, кого воспитали наши враги и кто убивает нас…

Показалось, что ее глаза смотрят прямо в мои, хотя я по-прежнему оставался невидим. Больше медлить было нельзя. Я ринулся вниз, и предсмертный вой старухи смешался с яростным воплем Катерины, бросившейся на меня. Амулет сверкнул в электрическом свете, и я снова стал видим. Ударил ножом повторно, но на этот раз немного промахнулся. Женщина харкнула кровью прямо в лицо – я попал ей вместо сердца в легкое. В агонии она вцепилась в меня когтями, расцарапав щеки, и упала рядом с матерью.

– Мама! – к телу Катерины метнулся мальчишка, но его успел поймать Доминик, как и Петр – Элишку.

– Пустите! Пустите меня! – рычала она в ярости. – Дайте добраться до ублюдка – я убью его!

– Не хочешь закончить, Ян? – спросил Петр.

Я оттирал кровь с лица грязным кухонным полотенцем.

– Чуть позже.

Он бросил девушку на табуретку, скрутил за спиной руки, связал.

– Мальчишку не тронем – он пустышка, – Доминик отпустил сына Катерины, и тот с рыданием бросился к Элишке, уткнулся лицом ей в колени. – Я вызвал скорую – у мужчины на лестнице случился сердечный приступ.

– …когда некоторые вылетают в окно, – прошипела в злобе Элишка.

«Как на это посмотрят они? Что из-за тебя пострадал человек?» Глаза, полные слез, с ненавистью смотрели на меня. Халат распахнулся, обнажив грудь. Я слизнул черную кровь с ножа. «Почему? – вновь подумала она. – Почему ты ненавидишь и убиваешь нас? Ты… ты ведь ничем от нас не отличаешься.» «Откуда тебе знать, кого я ненавижу? – ответил я. – Откуда?»

Я достал из мойки половник, сполоснул под водой и налил себе в тарелку супа.

– Ты собрался есть прямо здесь? – полюбопытствовал Петр. – А я думал – это мы закоренелые циники.

– Жаль, добро пропадает… Старуха изумительно готовила – была лучшей кухаркой в городе, несмотря на весь этот бедлам, – я обвел взглядом кухню. – А какие вацлавские колбаски жарила. И бехеровку сама готовила, добавляла туда свои особенные травки. Может, еще осталось…

Я заглянул в шкафчик, извлек початый штоф и три стопки.

– Не хотите за компанию? Или вам брезгливо?

– Лучшая кухарка, говоришь? Что ж, почему нет…

Я разлил настойку.

– За упокой их грешных душ, – произнес Петр.

Мы сели за стол, выпили, покряхтели и взялись за ложки. Я чуть подул на суп, выдохнув заклятие, и принялся за еду – варево ведьмы-старухи стало вполне съедобным. Глаза Элишки, с презрением наблюдавшей за нами, распахнулись в изумлении. Охотники прихлебывали вслед за мной.

– Действительно, весьма недурно, Ян, хотя мы и не привыкли есть суп на завтрак… – Петр улыбнулся. – С бехеровкой-то…

Улыбка застыла на его губах, он побледнел и свалился со стула. Доминик тоже был мертв. Я бросил ложку и поднялся. Элишка встретилась со мной взглядом.

– Твоя мать предвидела, что убью ее, – заметил я. – Бросила яд в супчик – знала же, что обязательно попробую.

– Какая я глупая, – прошептала она. – Ненависть придает тебе сил. С каждой нашей смертью ты становишься сильнее. Зачем…

– Нет…

От догадки, осенившей ее, она задохнулась.

– Кому-то слишком дорого пришлось платить за твою месть…

Я швырнул, не глядя, тарелку в сторону мойки. Попал, но во все стороны брызнули осколки разбитой посуды.

– Значит, у кого-то появится шанс поквитаться и со мной.

Я подошел к Элишке и развязал руки. Она же в неверии смотрела за мою спину.

– Ох, Янош! – старуха, пошатываясь, поднялась. – Почему не предупредил, изверг?! Я ведь тебя проклясть могла… Больно-то как!

– Проклясть? Мне казалось, ты собиралась меня отравить, – возразил я.

– Что происходит? – Катерина сидела на полу и ощупывала грудь, но от раны не осталось и следа. Мальчишка, скуливший на коленях у Элишки, с ревом бросился к матери.

– Пора уезжать отсюда, – ответил я.

– Почему ты не сказал? – на щеках Элишки сорвавшиеся с ресниц слезы оставили влажные линии.

– Потому что они следили за вами. Убедили мужа Катерины установить камеру – якобы твоя сестра ему изменяет. Да и ко мне они что-то в последнее время стали относиться с подозрением.

Я отцепил от ворота рубашки жучка, бросил на пол и раздавил. Потом склонился над мертвецами, обыскал их и выложил на стол мини-компьютер – на экране застыла картинка кухни – и диктофон.

– Почему же ты неожиданно решил нас спасти? – спросила Элишка. – Участи остальных не позавидуешь.

– Когда-нибудь это должно было прекратиться, – я посмотрел на нее. – Собирайтесь. У вас не больше пяти минут. Здесь могут появиться остальные.

– А что же с Мареком и сыном? – встревожилась Катерина.

– Мы не можем взять их с собой, – старуха опустила взгляд. – Марек обеспечен и позаботится о сыне.

– Марек умрет, прежде чем до него доберется помощь, – возразила Элишка. – Мы не можем оставить Франтишека одного.

Я, Катерина и Элишка вышли в подъезд. Марек все также сидел на ступеньке, тяжело привалившись к стене. Снизу слышались голоса – к нам подымались врачи. Я спустился к Мареку, чуть тронул его голову и прошептал заговор. Он вздрогнул и задышал легче и ровнее.

– Он поправится.

– У нас на кухне два трупа, – напомнила Катерина.

Я вернулся обратно. Старуха уже в старой вылинявшей шубе стояла у окна с внушительным заплечным мешком за спиной. Рядом на подоконнике с узелками в лапках стояли два чертика.

– Этих не берем. Если только…

– Мы знали, что ты добрый, Янош! – пропищали они, живо побросали свои узелки, подхватили сначала одного мертвеца и утащили в вентиляционную шахту на кухне, затем другого.

Потом вытащили оттуда что-то черное и всучили мне.

– Это я бы сам забрал! – я в досаде стряхнул со своего пальто пыль, копоть и налипшую паутину.

– Не за что, Янош, – они подобрали узелки и устроились на плечах старухи.

– Привык жить с людьми, в чистоте и довольстве? – старуха ухмылялась.

– Как будто вы не среди людей жили, – проворчал я и поморщился – от пальто явственно пахло псиной. Один чертик показал мне язык, другой поймал ползшего по стене таракана и с аппетитом сжевал. – Хоть какая-то от них польза…

На кухню зашли сестры. Катерина утирала слезы.

– Заставила Франтишека все забыть и уснуть, – произнесла она. – Так тяжело расставаться…

Старуха распахнула окно. В кухню ворвался свежий морозный воздух. Элишка прижалась ко мне, и я обнял ее. Черти на старухином плече захихикали.

– Будете еще подглядывать, подвешу вас на рожке месяца, – посулил я.

Первая в окно шагнула старуха, потом Катерина. Я взял Элишку за руку. Спустя миг все мы, невидимые, летели над просыпающимся городом. Гасли фонари, звенели трамваи, спешили по делам пешеходы, и автомобили, став совсем игрушечными, катили по извилистым улицам. Все дальше уносились крыши, башни и шпили. Светлело небо, и, растворяя звезды, за нашими спинами поднимался рассвет. Утренний морозный ветер и утреннее солнце умыли нас и подарили чувство свободы. Впереди же ждали простор бескрайних полей и лугов, сень волшебных лесов и те, в ком течет та же кровь, что у нас… Пришло время покончить с охотниками на ведьм и прежде всего убить охотника в самом себе…

Охотник на ведьм

Подняться наверх