Читать книгу Дискурсивный разлом социального поля. Уроки Евромайдана - Ольга Байша - Страница 3

«Гегемония и социалистическая стратегия» – самая знаменитая работа Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф – появилась в 1985 г. как реакция на новые общественные движения. Их быстрое распространение стало вызовом всей концепции социалистической революции, основанной на онтологическом видении рабочего класса, представляемого «объединенным и однородным» [Laclau, Mouffe, 1985, p. 2]. Опираясь на постструктурализм и психоанализ, Лаклау и Муфф предложили альтернативную концепцию понимания общественных (в том числе и революционных) движений. По их мнению, все «социальное» (т. е. наделенное смыслом) следует понимать как «дискурсивное», где «дискурс» является матрицей, на которой «действующие лица занимают различные позиции» [Ibid., p. xiii]. Дискурс, по теории Лаклау и Муфф, – это «реальная сила, способствующая формированию и становлению социальных отношений» [Ibid., p. 110].

С точки зрения Лаклау и Муфф, социальные идентичности не заданы априори; они возникают как результат артикуляционных практик, цель которых – установление доминирования одного значения посредством вытеснения других. По этой логике, нет никакого «рабочего класса» как объективной реальности – есть люди, которые идентифицируют себя с рабочим классом, или которых ассоциируют с ним посредством артикуляции. Иначе говоря, любая общность (идентификация с группой людей) создается исключительно дискурсивно. Тот факт, что человек работает на станке и производит добавленную стоимость, не означает, что этот человек будет либо должен приветствовать революционную борьбу, т. е. что он относится к «рабочему классу» в марксистском понимании данного концепта.

По теории Лаклау и Муфф, нельзя зафиксировать раз и навсегда то или иное значение общности людей, поскольку любая общность (или «тотальность», как пишут авторы) может быть разрушена «полем дискурсивности, которое ее переполняет» [Ibid., p. 113]. Поле дискурсивности – это резервуар элементов (лингвистических знаков), которые могут актуализироваться и превращаться в «моменты», становясь частью дискурса. Вернемся к примеру рабочего класса: человек, работающий на станке, способен идентифицировать себя как с революционным движением, так и с контрреволюцией, противясь переменам, – в этом смысле нет и не может быть ничего предопределенного, как не существует и никакого «ложного сознания», ибо человек волен идентифицировать себя как ему угодно.

Несмотря на «объективность» своего «порабощенного» статуса, рабочий человек может быть вполне доволен своей жизнью, реализуя себя в семье, спорте, увлечениях и т. д. Если это происходит, то такой человек будет рассказывать о себе, используя совершенно другие лингвистически знаки, которых в дискурсивном поле огромное множество; иными словами, он будет идентифицировать себя не так, как предписывает ему дискурс классического марксизма. Если таких людей много, то можно говорить о появлении дискурса, альтернативного марксистскому: когда рабочий класс перестает выглядеть таким уж однородным и выясняется, что на деле нет никакого «рабочего класса», а есть только «невозможная общность», созданная дискурсивно.

Исходя из такого понимания коллективной идентичности, любые определения и формулировки общественных групп всегда условны и нестабильны, а любые попытки концептуализации общества как беспроблемной целостности всегда проблематичны в том смысле, что неизбежно будут существовать альтернативные видения той или иной целостности, так же как и попытки «переформулировать» ту или иную идентичность.

Конструирование коллективных идентичностей лежит в основе любого политического процесса. Женщины в хиджабах могут считаться «порабощенными» либо, наоборот, «освобожденными» – это будет зависеть от социально-политических условий, в которых формируется дискурс. «Борцы за свободу» могут превратиться в «террористов», и наоборот; «революция» – в «государственный переворот», и наоборот; «гуманитарная помощь» – в «попытку вмешаться во внутренние дела иностранного государства» и т. д. Актуализация того или иного смысла и его фиксация в том или ином дискурсе имеет огромное значение, так как дискурсы в определенной степени создают действительность: невозможно начать антитеррористическую кампанию, не превратив дискурсивно «борцов за свободу» в «террористов»; невозможно вмешиваться в дела чужого государства под предлогом «освобождения женщин Востока» от гнета, если хиджаб дискурсивно связывается не с порабощением, а с сознательным выбором женщин, и т. д.

Поскольку социальные отношения рассматриваются как дискурсивно конструируемые, классическая дихотомия «мысль – реальность» перестает быть актуальной, и «категории, которые до сих пор считались исключительно принадлежащими либо тому, либо другому», пересматриваются [Laclau, Mouffe, 1985, p. 110]. Синоним, метафора, метонимия и другие фигуры речи понимаются теперь не как «формы мысли, добавляющие дополнительный смысл к основному», а как «часть первозданной территории, на которой строится все социальное» [Ibid.], т. е. все социальные смыслы.

По теории Лаклау и Муфф, именно понимание социальных отношений как радикально нестабильных делает возможными гегемонистские практики, которые позволяют выстраивать временные коалиции, основанные на переформатировании связок (эквивалентных цепочек) между различными общественными группами и создании таким образом новых общностей, объединенных ради той или иной цели. Политика становится гегемонистской, если выполняются два основных условия: «наличие антагонистических сил и нестабильность границ, разделяющих их» [Ibid., p. 136].