Читать книгу Шоколадные туфельки. Рассказы - Ольга Борисовна Шлыкова - Страница 4

Я ведунья. Кому-то от предков достаётся наследство, кому-то генетические заболевания, а мне вот достались волшебные способности. Я долго не относилась к ним серьёзно, и списывала на интуицию маленькие волшебные приключения, которые повторялись с завидной регулярностью. Свои возможности я не афиширую, о них знают только самые близкие. Но они тоже предпочитают помалкивать, уж очень всё у меня конкретно и без ошибок получается. Моя волшебная помощь людям, очень дорого мне обходится, в плане расхода душевных сил. Поэтому я предпочитаю никому не помогать. Ведь чаще всего, у просящих помощи, овчинка выделки не стоит, дело мелкое, обойдутся и без меня.

Однажды, ко мне обратилась пожилая женщина. Её сын, крупный предприниматель, заболел. Стоит ли говорить, что его лечили в самых престижных клиниках страны и за бугром. Но, увы, даже точного диагноза никто не поставил. А сорока двух летний парень, почти зачах за какие-то полгода. И матушка решила, что завистники навели на него порчу.

Порча в наше время явление редкое. По двум простым причинам: утрачены способы эту порчу навести, раз, и чтобы получилось стопроцентное попадание, нужно на самом деле продать душу дьяволу, два. А нынешние колдуны, в основном, мошенники, знают пару заклинаний, а строят из себя, бог знает кого. В наше время губит людей не порча, а ими же самими запущенная программа на самоуничтожение. Ведуны называют её просто – бумеранг выбора.

Недолгая история русского бизнеса нового времени показывает, что такой бумеранг выбора настигает в большинстве своём именно тех, кого люди называют «крутыми». Да и сами эти «крутые», считают себя таковыми, и живут по принципу – «Гуляй, Вася – бога нет». И вот тут-то кроется самая их большая ошибка. Вернее ловушка, в которую они сами себя загоняют.

Я поехала к этому болящему, потому что мне показалась странной история его болезни. Человек потерял аппетит, его постоянно клонит в сон, и нет никакого желания просто двигаться, не то, что работать или проводить время, так как он привык. Полная апатия. Его не волнует ни семья, ни бизнес, в который раньше он вкладывал всю душу и время. Ему, просто всё «фиолетово», как говорит нынешняя молодёжь. И это при прекрасных анализах.

Сидит этот больной по имени Павел, в шикарной палате частной клиники, в навороченном инвалидном кресле, и спит, укрытый пледом.

Рядом на столике завтрак, к которому он не притронулся.

Матушка Павла привычно пускает слезу и говорит: «Ну, вот, видите…» Павел шевелится, открывает глаза, видит мать и снова глаза закрывает. Он даже позу не поменял.

– Здравствуйте, Павел. – Говорю я громко, чётко проговаривая слова. Павел смотрит на меня равнодушно и тихо произносит:

– Здрасте. Вы кто?

– Ведьма киевская. – Шучу я. Это выводит Павла из забытья, и он начинает, молча, меня разглядывать.

– И что вам нужно? – Наконец произносит он.

Я молчу, говорит матушка Павла. Наконец Павел кивает головой и поднимается с кресла. Мать уговаривает его поесть перед поездкой, которая нам предстоит. Пока Павел одевается, приносят новый завтрак. Он нехотя съедает бутерброд и запивает его кофе. Всё, мы готовы ехать.

В офисе Павла, при появлении босса, начался шухер, в полном смысле слова. Сотрудники разбегаются, как тараканы, а кто не успел, вытягиваются в струнку перед хозяином. Двери в его кабинет открыты, и секретарша убирает на рабочем столе. Я подумала, что смахивает скопившуюся за время его отсутствия пыль, но на подносе стоят чашки с остатками кофе и коньячные рюмки, а в воздухе витает запах дыма дорогих сигар.

– Кто тут был? – Вяло интересуется Павел.

– Юрий Семёнович и Ольга Денисовна… – Лепечет секретарша.

– Вот, гнида, опять мой коньяк жрал. – Вздыхает Павел и усаживается в кресло. Потом обращается ко мне: – Ну, мы пришли. Присаживайтесь, пожалуйста!

Но я не принимаю приглашения, и обхожу кабинет, внимательно рассматривая содержимое шкафов. Всё, как у всех. Несколько стеллажей занимают «подарки фирме», два книжных шкафа со специальной литературой, и длинный стол для совещаний. Только картины на стенах подобраны не по цветовой гамме, как у большинства «крутых», здесь явно прослеживается тема – лошади. Одно полотно выбивается из общего ряда – портрет маленькой девочки. Я долго рассматриваю малышку.

– Это моя дочь, которая живёт с матерью в Америке. – Глухо говорит Павел.

Я знаю историю его первой женитьбы, развода, второй женитьбы, второго развода. Сейчас Павел холост и даже переписал на днях завещание, по которому всё оставляет своим родителям.

Наконец, я присаживаюсь за стол, где для меня уже подготовлено рабочее место – ноутбук, дублирующий компьютер Павла. Он открывает один за другим заранее оговоренные документы, я мельком просматриваю их, и закрываю крышку ноутбука. Матушка Павла смотрит на меня с такой надеждой, что мне даже становится неудобно, от того, что я сейчас собираюсь им сказать, но я всё-таки говорю:

– Я не буду вам помогать, Павел. Это бесполезно.

– Но… – Матушка Павла закашлялась и, не договорив, выбежала из кабинета. Я проводила её взглядом и посмотрела на Павла.

– Ваши дела настолько плохи, что отмолить вас не сможет даже родная мать.

– Это ещё почему? – Павел равнодушно смотрит на меня.

– Потому что в вашей жизни и работе слишком много нарушений закона и человеческого и, извините, божеского. И чтобы молитва дала хоть какой-то результат, вам нужно все ваши дела привести в соответствие с законом. А это, как я понимаю, невозможно. Продать или передать кому-то бизнес, тоже бесполезно. Нарушения останутся неисправленными.

– Значит, по-вашему, я нагрешил по полной программе, и теперь мне нет спасения? – В голосе Павла сквозит издёвка.

– Понимайте, как хотите. Не мне вам объяснять, что не так с вашей жизнью и где вы накосячили. Потому что вы всё делали сознательно. Я вчера зашла в один из ваших магазинов, по объявлению о наборе сотрудников. Цены «задраны», рабочие графики и зарплаты продавцов не выдерживают никакой критики. Половина коллектива работает нелегально. Вы не потрудились оформить их официально, даже на минимальную зарплату, чтобы не делать отчисления в пенсионный фонд. Соцпакет в наше время большая редкость. Такое впечатление, что вы в глаза не видели Трудовой кодекс. И это только одно направление в вашем бизнесе. Я даже не берусь предполагать, какие нарушения в остальных. Но, в наше время, так работает большинство предпринимателей, поэтому я не удивляюсь. Потому что самое бессовестное сословие в нашей стране – бизнесмены.

Я поднимаюсь и, направляясь к двери, сталкиваюсь с заплаканной матушкой Павла.

– Что, совсем, совсем, никак? – Женщина смотрит на меня, словно ждёт чуда.

– Всего доброго! – Говорю я и выхожу из кабинета.

– Подождите! – Кричит мне вслед Павел. – Я вас отвезу.

– Не стоит. – Улыбаюсь я и, не оглядываясь, покидаю офис.

Через месяц я оформляла себе пенсию и, выйдя от инспектора, увидела в коридоре горько плачущую женщину. На вопросы окруживших её людей, она только повторяла: «Ну, как же, так?» – и снова рыдала, уткнувшись в платок. Наконец, рыданья отступили, и она сказала:

– Сорок лет стажа, а пенсия всего шесть семьсот!

Люди возмущённо загудели, а я спросила:

– А где вы работали?

– В магазине, двадцать лет мясом торговала у частника.

– И получали зарплату в конверте?

– Да…

Я пожала плечами и пошла своей дорогой. «Ну вот, начали выходить на пенсию те, кто всю жизнь „отпахал“ на „дядю“, не задумываясь о том, что будет в старости. Не верю, что эта продавщица не знала, что работает без соцпакета. А пенсию ей начислили только за советский стаж» – думала я, выбираясь из здания Пенсионного фонда, и радуясь своей пенсионной «десятке».

Павел нашёл меня, когда я совсем не ожидала, и практически забыла об его существовании. Я гуляла с собакой, рядом притормозила машина, из неё вышел мужчина, и вежливо со мной поздоровался, назвав по имени отчеству.

– Здравствуйте! А вы кто? – удивилась я.

– Я Павел Маслов. Мы встречались в конце прошлого года.

– Да, припоминаю. А вы, как я вижу, оправились от своей болезни?

– Благодаря вам.

– Интересно. Я просто вас проконсультировала, и…

– Я ведь в тот день, отправив мать, домой, остался в офисе. Вы меня задели за живое. Давно со мной такого не было – кто-то посмел меня критиковать. И не просто критиковать, а аргументировано доказывать, что я полный засранец. И ведь комар носа не подточит. Вы чётко мне назвали всё, где я косячил много лет. И уже не задумывался над тем, хорошо это или плохо, законно или не очень. В общем, плыл по течению, жил, как все.

Я взялся за бизнес, перелопатив кучу дел, до которых или руки не доходили, или просто было лень разгребать годами накопившиеся завалы. В общем, оздоровил, так сказать, обстановку, подтянув под соответствие закону все внутренние правила компании. Уволил кучу управленцев, которые засиделись на местах, и не хотели ничего менять в рутине повседневности. Набрал толковую молодёжь. Когда я попробовал отработать двенадцатичасовую смену в супермаркете, как простой охранник, я понял, что вы имели в виду, когда сказали, что я в глаза не видел Трудовой кодекс. Чтобы отстоять на ногах рабочий день с двумя короткими перерывами, нужно богатырское здоровье. Поэтому такая текучка кадров на этих должностях. Держатся, сколько могут, только женщины, потому что работать больше негде.

Павел помолчал, а я, не зная, как реагировать на его откровения, сказала:

– Я рада за вас…

– Да. Мне только вчера матушка рассказала, что вы научили её, как за меня молиться. И ведь она молилась каждый день, перед сном по вашей схеме.

Меня рассмешило слово схема, и я улыбнулась.

– Спасибо, вам. Я хочу вас отблагодарить. Вы же не взяли с нас денег, за свою консультацию. – Павел достал конверт и протянул мне.

Я смотрела на его руку, и мне было странно и снова смешно. Брать деньги я не собиралась, ведь мне ничего не стоила та самая «консультация».

– Нет, Павел, не нужно.

– Это не деньги. Откройте конверт.

Я достала фирменный бланк компании Павла, на котором было отпечатано персональное приглашение совета директоров для меня – поступить в компанию на работу, в качестве консультанта по текущим вопросам.

– Вы, наверное, думаете, что я кто-то вроде астролога? – Рассмеялась я.

– Нет, о, так называемой, волшебной помощи речи не идёт. Я просто хочу иногда звонить вам, и советоваться о той же работе супермаркетов. Ваш взгляд со стороны, дорогого стоит.