Читать книгу Масик - Ольга Витальевна Манскова - Страница 6

Иногда ему казалось, что за ним следят. Но, когда он оборачивался, никого уже не было. «Показалось», – думал он, но озноб в затылке не проходил, и мурашки на спине оттаивали не сразу.

А в целом… Жизнь уже влилась в однообразный, затяжной ритм. Сбиваться с которого даже и не хотелось. Сюрпризами, по всей видимости, он и так был сыт по горло: в бытность бродяжим котом их было предостаточно. Хотелось определенности, предсказуемости, пускай, даже пресной. И временной.

Вопросы из серии, откуда он взялся, давали о себе знать всё реже. Он обычно отправлял их в разряд философских: то есть, оставлял размышления над ними на какое-нибудь «потом». «Не всё ли равно, с какого фрагмента начинать смотреть фильм со странным названием «моя жизнь»? Можно, в конце концов, с середины», – решил вчерашний кот.

Он покопался в памяти и оказалось, что в прошлом, видать, неплохо знал сопромат, немного высшую математику, интересовался эзотерикой и был вполне начитан, но поверхностно и непринужденно, без системы. Теперь, случайно оказавшись в теле препода, он довольно много времени проводил в библиотеке, чтобы систематизировать знания.

А ещё, всё-таки, пребывание в шкурке кота оставило в его душе и мыслях сильный отпечаток. Он интуитивно боялся бомжей, пьяниц; переходил на другую сторону улицы, издали приметив большую собаку. К тому же, в обычных происшествиях нередко он теперь улавливал что-то запредельное, таинственное и мистическое, что касалось только его, но никого из окружающих… Будто, была обычная жизнь, для всех – и его собственная, на уровень ниже и глубже. Дно. Изнанка. Подтекст, известный ему одному. По которому он по-прежнему продвигался на четырех воображаемых лапах.

Мысленно он смирился с тем, что пока он «Жорик»… С легкостью, не вздрагивая, откликаясь на Георгия Владимировича.

Сейчас он зашел на кафедру, чтобы заварить себе чашечку кофе: пакетики были у него с собой, а на кафедре многие разживались кипятком, из общественного электрочайника. В буфете кофе был слишком дорогой и гадкий к тому же.

Мнимый Жорик взял с полки чашку, высыпал в неё заветный порошочек, залил кипяточком…

– Опять здесь все шляются, как проходной двор! А люди здесь, между прочим, работают! – это Каринка. Злая, прокуренная дама лет лишь тридцати – тридцати пяти, но с ранним климаксом. Наверное. Поскольку, отрывается на всех, почти всегда. Курит, как моряк: на внутренней, черной лестнице. От неё всегда воняет куревом, до жути. С ней еще такая же прокуренная девчонка, чуть моложе Жорика, часто рядом стоит: подружка по перекурам. Кажется, в библиотеке работает. Каринка – секретарь у самого «шефули»: декана факультета, Владимира Исаевича. Моська при слоне. Потому, на всех и лает.

«Жорик» – сторонкой, сторонкой – и решил покинуть помещение, только слегка пригубив кофе и оставив чашку на столе. Но тут сюда вплыла Александра, учительница танцев… И они с Каринкой чуть ли не расцеловались: обнялись, во всяком случае. Подруги? Каринка сунула Александре какой-то журнал с косметикой.

Мнимый преподаватель тогда всё-таки вернулся, решил, что Каринка не будет сейчас на него орать. Потихоньку допил свой кофе, и, как заправский кот, быстро проскользнул к двери. Но, услышал сзади себя голос:

– Георгий Владимирович! Останьтесь. У вас же сейчас окно? До четырех свободны? Я только что глянула в ваше расписание.

– Ну… да.

– Я просто зашиваюсь… Столько отчетов надо проверить, и прочее. А тут еще нужно к художнику институтскому сходить, стребовать с него план работы и отнести документ: распоряжение и должностную инструкцию. Вы не сбегаете? Он вас чаем, возможно, напоит, – Каринка даже растаяла, и улыбнулась.

– Хорошо, Карина Геннадьевна. Схожу.

– Спасибо! Он числится в штате библиотеке, но по части отчетной – относится к нам. Скажите, чтобы с планом уложился до понедельника, не позже, и чтоб занес сразу в деканат. Вы знаете хоть, куда идти?

– Нет.

– Через дорогу, рядом с музеем. Но, к нему отдельный вход. Там, во двор зайдете – и увидите деревянное крыльцо. Поднимайтесь по ступенькам и стучите. Погромче стучите!

Стучал он громко, и безрезультатно. Уже хотел уходить и извиняться перед Каринкой, когда сюда же, к крыльцу, подошли две девчонки.

– Вы тоже к Саше? – спросили они.

– Да. По работе. Он стука не слышит, – ответил «Жорик».

Одна из девчонок взяла тогда небольшую палку, упавшую ветку с дерева – и постучала по подоконнику. Вскоре длинная фигура подошла к окну. Художник выглянул из-за шторы, потом исчез – и вскоре открыл им дверь. За раскрасневшимися, веселыми девчонками ввалился и замещающий Георгия бывший кот, сразу объяснил цель прихода, и передал документы и просьбу Каринки. Не смотря на это, и вовсе не по ошибке, художник зазвал его к себе, пить чай.

Прошли мимо столов, где располагались еще не законченные плакаты; в углу, спиной сюда, стоял мольберт; так, чтобы не было видно незаконченную картину. В другой, маленькой, комнатке также повсюду были краски и карандаши, рулоны бумаги и какие-то альбомы: на полках вдоль стен. А ещё, здесь стоял шкаф, маленький диванчик и несколько кресел, а также садовый столик с парой стульев у стены, у входа. За столом, нога на ногу, сидела дама средних лет, в плотных лосинах и длинной тельняшке. Личико у неё было задорное, не без приятности; волосы светлые, то ли естественная блондинка, то ли крашеная – скорее, естественная. Выражение лица – любопытное, глаза – внимательные. Рядом с дамой, на столе, лежал диктофон. Также на столе стоял электрочайник, заварник и две дымящиеся паром чашки с чаем; беседа, видать, была в самом разгаре.

– Присаживайтесь, кто где хочет, – тоном мэтра пригласил художник, отдаленно внешне похожий на Никаса Сафронова. Девочки заняли диван, а нынешний преподаватель культурологии присел на краешек второго стула: у самого входа.

– Это – корреспондент, из «Вечернего городка», Нонна Звягинцева; если интересуетесь прессой – наверняка читали её заметки, – представил художник даму в лосинах, попутно забирая из-под носа мнимого Жорика свою кружку с недопитым чаем.

– Ага! Очень приятно, – сказала одна из девушек. Тем временем, художник устроился в кресле, и закинул ногу за ногу.

– Наливайте себе чаю, кто хочет. Кружки – на полке. В той комнате есть туалет и раковина: можно помыть руки, – предложил художник.

– Печеньем угощайтесь, – предложила дама из «Вечернего городка», и протянула кулек: наверное, это был её гостинец.

Девушки налили себе чаю, взяли по печенюшке.

– Меня в ваш институт редко заносило, – усмехнулась Нонна, начиная разговор. – Последний раз – довольно скандальная история вышла. На волне всеобщих разрешений и гласности сиё было. Давно уже. И стоял вопрос о том, что делать со зданием костёла, где сейчас – храм католический. Стоит он удобненько. Не просто в центре города – так ещё и напротив Главного корпуса вуза. Ну, и потому, православные батюшки на него глаз положили; будут, мол, студенты перед экзаменами приходить сюда, и свечки ставить. Надо сделать здесь храм святой Татьяны. Часовню, для названных целей – это уже позже построили. А тогда возник спор, с католиками; у тех же своего храма совсем в городе не было… Ну, и вызывает меня к себе редактор: «Нонна, – говорит, – срочно нужен материал – опрос молодежи, жителей города, о том, что они об этом думают. Сделайте телепередачу… Что-то типа круглого стола устройте». Снять надо было, причем, срочно: в этот же вечер. Прибегаю я сюда. К Саше; снимать у него, здесь решили. А где вечером ловить народ? Позвонила, кому могла; пришел один журналист из «Знамени», православных взглядов; корректор из «Частной лавочки» –он вообще был пономарем в Николаевском храме… А кого же ещё взять? Мне, к тому же, нужны альтернативные мнения: свобода ведь… Так и велено было; отрази, мол, разные взгляды…

– Ну, а я знаком был с женщиной, что тогда была редактором нашей газеты. Институтской, «Кадры индустрии». «Нонна, – говорю, – есть тут неподалеку «кадры», что сейчас задержались; наверняка номер к завтрашнему ещё ваяют, я был у них сегодня». Она и говорит: «Тащи сюда, заманивай. Хоть плюшками!» Вот, я и пригласил… Пришел к ним: давайте, мол, устроим толк-шоу. Была там молоденькая редактор, и девушка неформального вида: корреспондент. Обе быстренько пришли сюда, но стесняются очень. Нонна беспонтово всех, кто был, сажает полукругом, софиты – и камера. Без всякой подготовки людей. Оператор рад стараться. Как ведущая, Нонна, в форме диалога, начинает разговор. И православные тут же весь экран забили: подготовленными пришли. Долго распространялись про историю церкви, и о том, какая большая польза для города – еще один православный храм…

– Оператор всё снимает, и я не перебиваю. А потом, я спрашиваю у одной из девушек: «А каково ваше мнение о религии вообще? Вы – верующая?» Ну, и неформалке – микрофон под нос. А та не испугалась – и пошла выдавать, что всякие рамки, конфессии и прочее – это не важно. Надо жить мирно, и все религии – одинаково ценны. А потом – я к другой, к молоденькой редакторше. А она и говорит: «А мне очень нравится католичество. Светлая, добрая религия», – и тому подобное. Ну, православных мы урезали, чтобы все поровну в минутах говорили. А девушки пошли без вырезки… Как есть. Ну и, не знаю, что повлияло – мой материал, или общая политика – но костёл наш был передан по назначению: католикам. Ну, а многие христиане с тех пор меня ненавидят, – усмехнулась Нонна.

– Я теперь часто в костел хожу… А как там здорово на католическое рождество! Отец Ежи ещё и концерты готовит; и хор, и орган, и музыканты известные приезжают… Но и, насколько знаю, копают под него постоянно «православные» бандюки города, и пытаются изжить. Трудно ему; он – поляк, их церковью на служение сюда поставленный, – пояснил Саша.

– А теперь я пришла интервью у Саши взять: а вы, девушки, мне поможете, чтобы поинтересней было. Сделаем, что это – поклонницы таланта…

– А мы и есть поклонницы таланта, в первую очередь. А во вторую – друзья и поэтессы немножко, – ответила та, что побойчей. – Это, потому что у него персональная выставка скоро открывается?

– Да. В музее Грекова. Ну, и вообще, о сложной жизни художника будет материал. Так сложилось, что ему жить негде: вот и пристроен он сюда, в сторожа музея; с той стороны этого, деревянного – красивое кирпичное здание с колоннами. Так это – музей, если кто не знает. Музей истории института.

– У нашей кафедры там тоже несколько аудиторий расположено. Там классы рисунка, и Павел Сергеевич дизайн преподает, – добавил «как бы Жорик».

Затем как раз приехал оператор, и мнимый Жорик потихоньку попрощался и вышел на улицу. Было довольно тепло; странный в этом году выдался ноябрь. Впрочем, в последние годы ни один Новый год не обходился здесь без слякоти и дождя. Снег в лучшем случае выпадал ненадолго, в феврале.

До лекции он имел ещё в запасе минут двадцать и желал заныкаться где-нибудь по-тихому в пределах института и посидеть с книгой. А потому, осторожно зашел в лаборантскую. Прошел там вдоль прохода, образованного меж шкафом и окном, и заглянул за шкаф, в часть помещения с компьютерами и столами. И надо же, невезуха какая: теперь уже здесь, а не у них на кафедре, как до этого, за своим столом сидела к нему спиной секретарь декана, ответственная за культурно-воспитательную работу… Карина Геннадьевна, собственной персоной. И прямо в помещении, нервно курила.

У Жорика и здесь не было собственного стола; а потому, прибиться сюда при Карине – так она сочла бы его за досадное недоразумение. Он был таким же бесправным, как и в бытность пушистым комком шерсти. На кафедре он до собственного стола как бы не дорос, а для лаборантской – был как бы преподавателем, и потому, стол ему тут не полагался.

Карина не только курила, но вместе с этим судорожно пыталась что-то набирать на бедном и измученном, наполненным жутким количеством вирусов, кафедральном компьютере. Получалось плохо.

Потому что её всячески отвлекал некий неизвестный подставному Жорику типус, по виду – совершенное бревно… Оглобля в сером костюме и с галстуком, с коротким ежиком волос, с резко выступающим вперед квадратным подбородком, с маленьким лобиком и черненькими бегающими глазками…

– Да я так, женщина, хоть и не по делу пришел, но здесь не сторонний, – тут, схватив цепко Каринку за руку, он придвинул к ней почти вплотную свою морду, продолжая эпатажно разглагольствовать.

«Этот, так сказать, парень, этот шкаф, скорее всего, по паспорту моложе меня. То есть – преподавателя Жорика», – навскидку оценил случайный свидетель беседы.

И ему вдруг показалось, что неизвестный, хотя и не повернулся в его сторону, но почувствовал его присутствие, втянув ноздрями воздух… Мистика какая-то… Ему показалось, что это – очень страшный человек, и что он разыскивает именно его. Начало мании преследования? Всё поплыло у бедного препода – бывшего тертого кота со стажем, перед глазами. Его осторожная, кошачья натура мысленно отпрыгнула в сторону и ощетинилась.

«Он ищет здесь… Меня. Или… Таких как я», – мелькнула в его голове странная мысль. И мнимый Жорик… Позорно бежал: спрятался за шкаф, вжался в него и затаился. Теперь он не видел беседующих, но отчетливо слышал слова.

– Я – что хочу вам сказать? Учился я здесь! Ваш выпускник, значит! Вот, хотел навестить, проведать родной свой вуз! Сейчас я – видный гражданин, занимаю достойный пост. Я, между прочим, пятьдесят тыщ получаю. Плюс – всякие там премиальные. Не то, что профессора ваши. А работаю я – знаете, где?– он сделал паузу.

«Вуз родной проведать пришел… Как же», – подумал бывший кот, чувствуя, что его шкурка становится дыбом. Ему показалось странным и неприятным присутствие здесь этого незнакомого человека, которого он мысленно окрестил «дознавателем».

– Ни за что не догадаетесь! В тюрьме! – продолжал тем временем бывший выпускник. – У нас там – постоянное расширение. Корпус новый строят. Заключенные должны жить, чтобы их в комнате было не больше четырех человек! Финансирование наше постоянно увеличивается. Ведь от тюрьмы и от сумы – не зарекайся! Правильно я говорю?

В это время, в лаборантскую вошли две студентки: так, спросить что-то или сдать работы. И оставили дверь приоткрытой. Преподаватель Жорик – бочком, бочком, мимо студенток – и выполз в коридор. Пока ничье внимание особенно не привлекла его персона. «Кошачья порода, видать, сказывается. Нет бы – да надавать этому типу по наглой его морде… Или – преподавательская порода? Нельзя, мол, я же – интеллигент… Впрочем, спасать Каринку – может, и благородно, а может, ей это – лишнее развлекалово на работе, во время трудового дня… Не уверен точно. Это мне – противно. А он, быть может, её клеит, и она счастлива», – подумал бывший кот, сам себя взбадривая. Однако осадок от инцидента был у него неприятный.

Но, было не до осадка: минут через пятнадцать у него была лекция. Здесь, в этом корпусе. Нужно было хоть как-то на нее настроиться – а в голову лезли посторонние мысли. «Ну, я еще не спешу выручать коллегу и лезть на танк грудью по другой простой причине: Каринка штучка ещё та, – оправдывался сам перед собою мнимый преподаватель. Вернее, отчаянно пытался оправдаться. – Недавно «подставила» меня шефуле, декану, сказала, что пусть, мол, Георгий Владимирович методичку новую напишет по истории техники – это ничего, что до него десятилетиями никто этого не делал. Он, говорит, человек молодой, полный энтузиазма… Премного я ей благодарен!