Читать книгу Мои странные мысли - Орхан Памук - Страница 13

Часть III
(Сентябрь 1968 – июнь 1982)
9. Нериман
То, что делает город – городом

Оглавление

Как-то раз под вечер в марте 1974 года Мевлют, оставив свой шест для разноски йогурта под лестницей у одного приятеля, уже направился было из Пангалты и Шишли, как вдруг перед кинотеатром «Сите» он внезапно столкнулся с женщиной, лицо которой ему показалось знакомым. Не соображая, что делает, он развернулся и пошел следом за ней. Мевлют знал, что некоторые его одноклассники и даже взрослые мужчины с Дуттепе любят такое развлечение – преследовать какую-нибудь незнакомку с улицы. Они с радостью потом об этом рассказывали, но Мевлют не одобрял их откровений, которые считал грязными, а некоторые россказни так и вовсе не принимал всерьез. Но сейчас он сам спешил за женщиной.

Женщина вошла в жилой дом на окраине района Османбей. Мевлют вспомнил, что в этот дом он несколько раз приносил йогурт. Наверняка тогда-то он и увидел ее. В том доме постоянных клиентов у него не было. Он не попытался выяснить, на каком этаже, в какой квартире живет женщина. Но вскоре при первой же возможности вновь пошел туда же, где ее встретил. И в третий раз появился там… И в четвертый… Как-то после полудня, когда йогурта у него осталось совсем мало, он увидел ее издалека и на этот раз пошел за ней прямо с шестом на плечах, а в Эльмадаге увидел, что она зашла в представительство «Британских авиалиний».

Оказалось, она работала там. Мевлют для себя назвал ее Нериман. Как-то раз по телевизору показывали историю другой Нериман – благородной и храброй, – которая пожертвовала жизнью ради чести.

Конечно, Нериман не была англичанкой. Но она продавала билеты на «Британские авиалинии» турецким клиентам. Иногда она сидела на первом этаже представительства и продавала билеты посетителям. Мевлюту нравилось, как серьезно относится она к своей работе. Иногда ее не было видно. Если Мевлюту не удавалось ее повидать, он огорчался. Ему казалось, будто его и Нериман объединяет какая-то общая тайна, общий грех. Он быстро заметил, что чувство вины привязало его к ней.

Нериман была довольно высокого роста. Мевлют мог сразу издалека узнать в толпе ее каштановые волосы. Ходила она не очень быстро, но движения ее были порывистыми и решительными, как у лицеистки. Мевлют предполагал, что она лет на десять старше его. Он пытался догадаться, какие мысли бродят у нее в голове. Сейчас она свернет направо, думал он, и она в самом деле поворачивала направо и входила в свой дом на окраине района Османбей. Странную силу давало Мевлюту знание о том, где находится ее дом, кем она работает. Однажды он увидел, как в одном буфете она покупала зажигалку (значит, она курила!). Свои черные туфли она надевала не каждый день – видно, берегла их – и замедляла шаги всякий раз, когда проходила мимо кинотеатра «Ас», чтобы посмотреть на плакаты и фотографии актеров.

Три месяца спустя после того, как он впервые ее встретил, ему захотелось, чтобы Нериман узнала, что он ходит за ней. Конечно, если бы кто-то у них в деревне начал преследовать его старших сестер, как он – Нериман, Мевлют бы давно отлупил подлеца.

Но Стамбул деревней не был.

Итак, Нериман шагала в толпе, Мевлют убыстрял шаг, расстояние между ними уменьшалось, и Мевлюту это нравилось.

Иногда он представлял, как кто-то пристает к ней, или вор пытается выхватить ее темно-синюю сумочку, или она роняет платок, – и тогда он немедленно прибежит на помощь, спасет Нериман, поднимет оброненный платок. Нериман будет его благодарить, а прохожие, собравшиеся вокруг, скажут, что этот молодой человек – настоящий эфенди, и только тогда Нериман заметит его интерес к ней.

Однажды один из уличных торговцев американскими сигаретами (почти все эти парни были из Аданы) слишком настойчиво предлагал ей свой товар. Нериман обернулась и что-то сказала ему. («Оставь меня в покое!» – представил Мевлют.) Однако назойливый парень не отставал. Мевлют тут же ускорил шаг. Внезапно Нериман обернулась, стремительно сунула парню купюру, схватила пачку «Мальборо» и тут же бросила ее себе в карман пальто.

А Мевлют представил, как он подходит к этому парню и говорит ему: «В следующий раз повежливее, хорошо?» – и дает ему понять, что он защитник Нериман. Правда, ему не понравилось, что Нериман покупает на улице контрабандные сигареты.

В начале лета, когда Мевлют окончил первый класс лицея и, как всегда, продолжал ходить за Нериман, произошел один случай, который он не мог забыть долгие месяцы. Дело было в районе Османбей. Началось с того, что двое каких-то мужчин сказали что-то явно скабрезное Нериман на улице. Она сделала вид, что не слышит их, и пошла дальше, а они отправились следом за ней. Мевлют кинулся бегом за ними, как вдруг… Нериман остановилась, повернулась к этим двум мужчинам, улыбнулась обоим – оказалось, она их знает, – а затем принялась болтать с ними, размахивая руками, словно рада была встретить старых друзей. Когда они расстались, те двое прошли мимо Мевлюта, смеясь и разговаривая, а Мевлют попытался понять, о чем они говорят, но ни одного слова о Нериман он не услышал. Он лишь слышал что-то вроде: «Во второй части будет сложнее», но не был уверен, что расслышал правильно, да и не был уверен, что эти слова относятся к Нериман. Кем были эти двое? Когда они проходили мимо него, ему вдруг захотелось сказать: «Господа, я знаю эту женщину лучше вас».

Иногда он подолгу не видел Нериман и тогда обижался на нее. Несколько раз после работы, когда у него на плечах уже не было шеста, он находил похожих на Нериман женщин и провожал их до дому. Однажды он даже доехал на автобусе с остановки «Омар Хайям» до Лалели. Ему нравилось, что новые женщины ведут его в совершенно иные, незнакомые ему районы Стамбула. Но чувства привязанности они не вызывали. Признаться, все его фантазии не сильно отличались от фантазий его одноклассников и безработных шалопаев из его собственного квартала, тоже подобным образом бегающих за женщинами. Но Мевлют никогда не думал о Нериман, когда развлекался сам с собой.

В тот год он редко ходил в школу. Правда, преподаватели никогда не ставили плохие отметки ученику, оставшемуся на второй год, если, конечно, он не хулиганил в классе и не злил их, ведь второй раз на второй год оставить не могли и такого ученика из школы отчисляли. Мевлют очень надеялся на это негласное правило и договаривался, чтобы его имя не вписывали в список отсутствующих, а уроками не занимался вообще. В конце года они с Ферхатом успешно перешли в следующий класс и летом решили снова торговать «Кысметом». Потом отец, как обычно, уехал в деревню, а Мевлют принялся наслаждаться своим одиночеством. К тому же и дела у них с Ферхатом шли хорошо.

Однажды утром в дом постучался Сулейман, Мевлют на этот раз сразу открыл. «Началась война, братец, – сказал Сулейман, – мы напали на Кипр»[31]. Мевлют оделся и направился с ним на Дуттепе, к дяде. Все сидели у телевизора. По телевизору передавали военные марши, показывали военные самолеты и танки, а Коркут подскакивал и тут же называл: «Это „С – сто шестьдесят“, а это – „М – сорок семь“». Затем несколько раз показали выступление премьер-министра Бюлента Эджевита, который говорил: «Благослови Аллах нашу нацию, всех жителей Кипра и все человечество». Коркут, называвший Эджевита коммунистом, сказал, что прощает его. А когда на экране показывали президента Кипра архиепископа Макариоса[32] или кого-то из греческих генералов, Коркут разражался ругательствами, и они всей семьей смеялись. Затем они спустились на автобусную остановку Дуттепе, зашли в кофейню. Повсюду было много счастливых взволнованных людей, которые тоже смотрели телевизор, где крутили те же записи с военными самолетами, танками, флагами, Ататюрком и генералами. Через равные промежутки времени по телевизору объявляли, что мужчины призывного возраста обязаны немедленно явиться в призывной пункт по месту жительства, а Коркут всякий раз повторял: «А я и сам пойти собирался».

В стране, как всегда, объявили осадное положение. В Стамбуле ввели обязательную светомаскировку. Мевлют вместе с Сулейманом помогали дяде Хасану закрыть все лампы в лавке, так как ночью их мог заметить квартальный сторож и назначить штраф. Из дешевой грубой синей бумаги они нарезали стаканчиков и аккуратно закрыли ими, словно шапочками, все лампочки. Они то и дело переговаривались: «Видно что-нибудь снаружи?», «Задерни занавески!» – или шутили: «Греческий самолет этого не заметит, а вот квартальный сторож – увидит!» Той ночью Мевлют почувствовал, что он – потомок тех самых тюрок, которые пришли из Средней Азии и о которых он читал в учебниках.

Но едва он вернулся на Кюльтепе и вошел в свой дом, настроение его изменилось. Он рассуждал: «Греция гораздо меньше Турции, поэтому она никогда не нападет на нас, а если нападет, никогда не будет бомбить Кюльтепе», а после этого задумался о своем месте в мире. Дома он тоже света не зажигал. Он не видел людей, которые жили на соседних холмах, но чувствовал их незримое присутствие во тьме. Холмы, еще полупустые пять лет назад, теперь покрылись домами, и даже на самых дальних холмах возвышались теперь столбы линий электропередачи и минареты мечетей. Тем вечером хорошо видны были звезды на небе, потому что все погрузилось во тьму. Он лег на землю рядом с домом и долго-долго смотрел на звезды, думая о Нериман. Интересно, сделала ли она дома светомаскировку, как Мевлют? Он чувствовал, что его ноги все чаще будут носить его по тем улицам, по которым ходит она.

31

«Мы напали на Кипр» – здесь речь идет о вторжении турецких войск на Кипр, так называемой операции «Аттила», которая произошла в ночь с 20 на 21 июля 1974 г. как ответ Турции на межэтническую рознь между турками и греками; завершилась операция фактическим распадом Кипра на две части. Северная в 1983 г. объявила себя Турецкой Республикой Северного Кипра.

32

Архиепископ Макариос (1913–1977) – предстоятель Кипрской православной церкви, ставший первым президентом Республики Кипр; реставрацией режима Макариоса на юге острова закончилось вторжение турецких войск на Кипр.

Мои странные мысли

Подняться наверх