Читать книгу Рынок труда будущего - Павел Михайлович Лукичёв - Страница 5

Современный рынок труда качественно меняется по сравнению с положением на нём в предыдущие десятилетия. На поверхности явлений это отражается во влиянии технологических изменений, усилении государственного регулирования или дерегулирования, динамики системы высшего образования, в увеличении закрытости или открытости национальных рынков труда, в расширении феминизации, а в целом – в способности институтов рынка труда меняться в соответствии с требованиями времени.

Технологические инновации принципиально меняют современный рынок труда. Это проявляется в постоянно снижающейся доле материального производства (и занятости) в ВВП, и, соответственно, возрастающей роли сферы услуг; качественном усилении роли информации в рабочих процессах, в глобализации, в радикальном изменении характера труда под воздействием Интернета, искусственного интеллекта, роботизации, в гибкости рынка труда, увеличивающейся продолжительности рабочей карьеры. Охарактеризуем, в частности, снижение веса и, соответственно, занятости материального производства.

Таблица 1. Динамика занятости в материальном производстве [Distribution…, 2018][47]

Как видно из Таблицы 1., процент занятых в сфере материального производства снижается во всех странах за исключением новых «мастерских мира», – КНР и Индии. Одновременно, во всех странах уменьшается доля занятых в сельском хозяйстве и возрастает занятость в сфере услуг.

Тенденция к сокращению продолжительности рабочего времени наиболее ярко проявляется в развитых странах. Так, с 1950 года по 2017 год ежегодные часы работы сократились в США с 1968 часов до 1780, во Франции с 2193 до 1514; с 1961 года по 2017 год в Финляндии 2060 часов до 1628, в Канаде с 2059 до 1695. Данная тенденция является постоянным трендом для рынка труда развитых стран. Наибольшее снижение произошло в XX веке, но и за последние 25 лет продолжительность ежегодного рабочего времени снизилась во Франции на 98 часов, в США – на 42, в Финляндии – на 125 и в Канаде на 77 часов. В отличие от развитых стран, и от Латвии, Литвы, Эстонии, где также зафиксировано снижение более чем на 100 часов, в Российской Федерации с 1992 г. по 2017 г. произошло увеличение продолжительности ежегодного рабочего времени до 1980 часов[48]. В КНР также изменения протекают вяло: средняя продолжительность рабочей недели снизилась с 2006 г. по 2016 г. на один час до 46 часов[49].

Данные изменения структуры занятости на современном рынке труда обусловлены ростом производительности труда непосредственно в производстве за счёт увеличения вклада работников в отраслях, предшествующих и продолжающих его. Повторим, что добавленная стоимость начинает всё больше создаваться в пред-производственных и пост-производственных сферах деятельности. Мы можем проследить это на примере США и Англии. Brookings Institute опубликовал исследование, где было подсчитано, что на 11,5 млн. американских рабочих мест, считающихся производственными работами в 2010 году, было почти в два раза меньше рабочих мест в сфере услуг, связанной с производством, в результате чего общая сумма занятых составила 32,9 млн. человек. В аналогичном исследовании, проведенном в Великобритании The Manufacturing Metrics Experts Group в 2016 году, был сделан похожий вывод: 2,6 млн. рабочих мест в производстве поддержали функционирование ещё 1 млн. рабочих мест в пред-производственных мероприятиях и 1,3 млн. на пост-производственных работах[50].

Применение новых технологий, в частности, роботов неоднозначно влияет на институты современного рынка труда. В этих изменениях можно выявить несколько тенденций: снижение занятости и оплаты труда работников в сфере материального производства, возрастание дифференциации доходов, корреляцию между средним возрастом работников и использованием роботов в национальной экономике.

Приведём пример из области аграрной сферы. Все развитые страны и Россия столкнулись в последние годы с нехваткой дешёвой рабочей силы в сельском хозяйстве. Численность работников, занятых непосредственно в аграрном производстве, сократилась очень значительно. Так, занятость в сельском хозяйстве с 2007 г. по 2017 г. снизилась в Индии до 42,7 %, в КРН до 27 %, в России до 6,7 %, в Японии до 3,49 %, в США до 1,66 %, в Великобритании до 1,11 %[51]. В большинстве случаев сокращение было вызвано научно-техническим прогрессом, уменьшившим потребность в рабочей силе, которая перетекала в сферу услуг и в промышленность. Повышение производительности труда, произошедшее за счёт применения новых биотехнологий, механизации и новых способов организации аграрного производства повысило ценность высококвалифицированных работников и снизило потребность в дешёвом малоквалифицированном труде в сельском хозяйстве.

Перспективным направлением технологических усилий является робототехника, которая в комплексе с искусственным интеллектом и цифровыми технологиями позволит решить проблему нехватки рабочей силы в сельском хозяйстве, прежде всего, в период уборки. Учитывая, что овощи и фрукты не имеют одинаковой формы и признаков спелости, технологические проблемы здесь многочисленны, но прогресс в механической ловкости и в пространственной ориентации роботокомплексов сделает возможным в ближайшее десятилетие решить эту проблему.

Новые технологии привели к «зелёной революции» 1960-х годов. Теперь, по нашему мнению, настало время, используя генную инженерию, искусственный интеллект, робототехнику, цифровые технологии произвести революцию в аграрной сфере XXI века. Целью её является удовлетворение постоянно меняющегося в сторону здоровой и уникальной пищи спроса населения развитых стран и увеличивающегося до 10 млрд. населения развивающихся государств в условиях загрязнения окружающей среды и изменения климата.

Acemoglu и Restrepo выявили, что каждый дополнительный робот на тысячу рабочих снижает совокупное отношение занятости к населению на 0,37 процентных пункта и совокупную заработную плату примерно на 0,73 процента (при расширительной трактовке) и на 0,18 процентных пункта для занятости и 0,25 процента для заработной платы (при суженной трактовке) [Acemoglu and Restrepo, 2017][52]. При этом, чем больше промышленных роботов будет применяться, тем более вероятной будет расширительная трактовка. Конечно, отмечают авторы, любая такая экстраполяция должна признавать, что некоторые из эффектов общего равновесия, действующие посредством технологии, могут проявляться только медленно [Acemoglu and Restrepo, 2016][53], и реакция занятости и заработной платы может отличаться, когда число роботов превышает критический порог.

В тоже время, по мнению Р. Капелюшникова, всплеск технологической безработицы даже в краткосрочной перспективе представляется маловероятным, поскольку по историческим меркам темпы самого технологического прогресса будут в предстоящие десятилетия, по-видимому, недостаточно высокими[54]. Отметим, что сейчас пандемия резко интенсифицировала использование фирмами технологического прогресса и, по крайней мере в краткосрочном периоде, вызвала безработицу среди персонала с низкой квалификацией.

Более явно применение новых технологий влияет на углубление дифференциации зарплат сотрудников. Так, анализ последствий появления широкополосной связи показал улучшение относительного положения квалифицированных сотрудников. Интернет сделал проще для них решение таких проблем как «нестандартные абстрактные задачи», позволяя компаниям автоматизировать рутинные задачи и заменять неквалифицированных работников [Akerman at al, 2015][55] В Бразилии, где исследовалось внедрение широкополосной связи в период между 2000 и 2009 годами, средний работник получил 2,3 % совокупного прироста реальной заработной платы, по сравнению с работниками в фирмах без широкополосной связи. Но менеджеры в фирме набрали 8–9 %, а исполнительные директора – на 18–19 % прироста [Poliquin, 2018][56]. То есть применение новых технологий позволяет квалифицированным работникам быть гораздо продуктивнее, чем раньше, и получать более высокую зарплату по сравнению с неквалифицированными.

Повышение среднего возраста работников в развитых странах вызывает увеличение спроса на применение роботов и автоматизацию. Так, рост числа роботов на тысячу рабочих возрастает в два раза быстрее, чем падение роста населения (то есть, если прирост населения падает на 1 %, рост плотности роботов возрастает на 2 %). Рост применения роботов тесно связан с возрастной структурой [Abeliansky, Prettner, 2017][57]. В другом исследовании было выявлено, что в период с 1993 по 2014 годы страны, которые больше всего инвестировали в робототехнику, были теми, которые стареют быстрее всего. Авторы придерживаются эмпирического правила: увеличение коэффициента старения на десять пунктов связано с увеличением количества роботов на 0,9 на тысячу рабочих [Acemoglu and Restrepo, 2018][58]. Таким образом, применение новых технологий, воздействуя на институты рынка труда, вызывает его постоянную эволюцию.

Применение новых технологий воздействует на рынок труда по двум основным направлениям. Во-первых, создавая новые отрасли в сфере производства и в сфере услуг. Как следствие, именно в них появляются новые профессии и качественно новые рабочие места, что будет показано в следующих главах. Во-вторых, новые технологии преобразуют требования к труду в традиционных отраслях, постепенно меняя компетенции к квалификации работников. Второй процесс более длительный, но, одновременно, захватывающий большее число персонала.

Меняющаяся отраслевая структура занятости требует, по нашему мнению, соответствующего изменения в направлениях подготовки специалистов высшего образования. Последняя, в частности, должна эволюционировать от массовой подготовки выпускников к работе в промышленности, к обучению небольшого числа высококвалифицированных специалистов. Они должны обладать не только оптимальной суммой знаний, умений и навыков по своей специальности, но и быть готовыми на протяжении всей своей карьеры, как переучиваться, так и самостоятельно развиваться в профессиональном плане, конкурируя с прогрессом искусственного интеллекта, процессами роботизации и автоматизации производства.

Можно выявить следующую взаимосвязь с применением роботов (в широком плане – автоматизации) в производстве. Пока осваивается это дело (процесс, профессия), то его совершают люди, а как оно освоено, стало рутиной, то следует применять роботов (автоматизацию). Человек – специалист, даже высококвалифицированный, чем более квалифицированный, тем чаще действует автоматически, высвобождая свой ум для решения новых (творческих) задач. То есть пока он не освоился, то действует долго, что, соответственно, порождает большие издержки, а как освоил какое-либо дело, то быстро, и это дело (процесс, профессию) можно роботизировать (автоматизировать). С точки зрения экономики следует вспомнить «кривую опыта» из маркетинга. Так называемый эффект кривой опыта (кривой обучения) был впервые установлен в конце 60-х годов XX века на основе эмпирических исследований поведения цен и затрат в различных отраслях. Было обнаружено, что реальные затраты на единицу продукции снижаются на относительно постоянную величину (потенциально составляющую 20–30 %) при удвоении выраженного в кумулятивном выпуске продукции опыта по её созданию [Калка, Мёссен, 2002][59]

Отметим также, что воздействие новых технологий на экономическое развитие не всегда можно охарактеризовать количественными величинами. Труднее всего оценить вклад инноваций в повышение производительности труда. Во многом это является следствием, как отмечает Watanabe et al., третьего «парадокса производительности»[60]. Первый парадокс производительности (в конце 1980-х – 1990-х гг.) был инициирован применением компьютеров, второй парадокс производительности был инициирован Интернетом (в начале 2010-х годов). Третий парадокс сейчас – цифровыми технологиями. Парадокс состоит в том, что улучшение условий ведения бизнеса и социальное благополучие, обеспеченное цифровизацией, не учитываются должным образом в национальном ВВП. Это замедляет процесс внедрения цифровых технологий и прохождение повышение квалификации персоналом для их освоения. Интересной представляется для преодоления создавшейся проблемы создание Watanabe et al. концепции неохваченного ВВП и, предпринятой на этой основе, попытки его измерения.

Экономическая значимость точной оценки цифровизации экономики, как в России, так и в мире очень велика. International Data Corporation (IDC) оценивает экономическую ценность цифровой трансформации в 20 трлн. долл. или более 20 % мирового валового внутреннего продукта[61]. В Российской Федерации цифровизация протекает бурно, но осложняется несколькими проблемами. Цифровая инфраструктура пока отстаёт от потребностей бизнеса. Это отметили 56 % респондентов. Связано это, с одной стороны, с низкой зрелостью инфраструктуры некоторых компаний, с другой – с быстрым ростом требований бизнеса к инфраструктуре[62]. Для решения данной проблемы используется цифровое партнёрство, которое позволяет быстро создавать и запускать новые продукты, реагируя на быстро изменяющиеся потребности рынка. Число фирм, реализующих или планирующих цифровое партнерство, увеличилось до 74 % (рост на 13 % за 2 года). Однако подобные партнёрские бизнес-модели зачастую неустойчивы и имеют ограниченный потенциал. Эффективное проведение цифровой трансформации требует совершенствования навыков сотрудников, формирование цифровых компетенций. Автор согласен с их определением Т. Гилевой. Цифровые компетенции – это общий термин, используемый для характеристики способностей человека (гражданина, сотрудника, студента и др.) использовать информационно-коммуникационные технологии в определённом контексте с целью повышения результативности деятельности[63]. Среди них наиболее востребованными сейчас являются «мягкие навыки», такие как способность работать и принимать решения в условиях постоянных изменений, гибкость, само обучаемость.

Воздействие новых технологий на рынок труда проявляется не только в изменении его отраслевой структуры, но и в пространственном измерении. До коронавирусного кризиса наблюдалась тенденция к увеличению концентрации экономической мощи в крупнейших агломерациях мира, – Нью-Йорке, Токио, Москве. Они, как пылесос, втягивали в себя самых талантливых и высококвалифицированных работников. Благодаря агломерационному эффекту происходило эффективное объединение работников умственного труда, а продуктивные контакты между сотрудниками росли в геометрической прогрессии с увеличением числа людей, собранных в одном месте. Сейчас, в период пандемии COVID-19, преобладает тенденция к переводу персонала на удалённую занятость (теле присутствие). Теле присутствие, по меткому определению Mindell, – это современная форма автоматизации[64], которая не только снижает затраты, но и создаёт улучшенную функциональность Эта новая тенденция позволяет объединять таланты не только из крупнейших метрополий, но – со всего мира. Сочетание аппаратного и программного обеспечения, позволяющего работать на дому, доказало свою эффективность. Следующим шагом в плодотворном удаленном сотрудничестве после совместных видеоконференций будут иммерсивные виртуальные среды, сравнимые с компьютерными играми, в которых люди не страдают от «усталости от масштабирования» (ZOOM усталости)[65]. Такая среда может создать более полное ощущение общего опыта, спонтанного человеческого взаимодействия и, таким образом, построения отношений сотрудничества. В связи с изменениями, происходящими сейчас в бизнесе, должны меняться и образовательные технологии. Технологии виртуальной реальности, позволяющие по-новому организовать взаимодействие студента и компьютера[66], следует шире внедрять в учебный процесс.

Изменение роли агломераций в экономике скажется не только на самых талантливых, но и на обычных сотрудниках. Даже если пандемия скоро закончится, то многие исчезнувшие рабочие места не восстановятся, а доля дней, отработанных дома, вырастет с 5 % до COVID-19 до примерно 20 %, что согласуется со средним желанием работников [Barrero et al., 2020][67]. Аналогичное мнение высказывается и в Бельгии. Baert et al. (2020) при проведении веб-опросов обнаружили, что большинство респондентов считали, что удаленная работа и цифровые конференции никуда не денутся и станут более распространенными после COVID-19[68].

Воздействие применения цифровых технологий на бизнес интенсифицировалось в период пандемии и приводит к изменениям структуры и числа действующих фирм. В наибольшей степени сокращается число предприятий малого и среднего бизнеса, особенно связанных с непосредственными контактами по обслуживанию людей. Именно в них сосредотачивается и наибольшее число работников низкой квалификации. Происходящая сейчас во всём мире волна закрытия предприятий ускорит текущую тенденцию к усилению доминирования крупных фирм во многих отраслях [Rose, 2020][69], что будет иметь негативные последствия для занятости работников. Отмеченная тенденция вызовет, по нашему мнению, не только вызовет перераспределение экономической власти, но и усилит рост неравенства между работниками как в краткосрочном, так и в долгосрочном периоде. Здесь образуется следующая причинно-следственная цепочка. Поскольку крупные фирмы, как правило, платят меньшую долю заработка работникам и большую долю собственникам и инвесторам, то перераспределение экономической деятельности от малых и средних фирм к крупным компаниям будет иметь тенденцию к сокращению доли национального дохода, выплачиваемой в заработную плату и зарплаты (называемые также доля труда) [Autor et al., (2020)][70] ]. Как мы отмечали ранее [Лукичев, 2020][71], реальная заработная плата среднего работника не будет расти и неравенство доходов между высококвалифицированными работниками и работниками с низкой квалификацией будет нарастать, а «размывание» численности работников средней квалификации усилится. В определённой степени сгладить негативные стороны этого процесса могла бы кооперация[72].