Читать книгу Записки санитара - Павел Рупасов - Страница 4

День всех влюбленных

У нашей семьи есть и результаты, и качество! У нашей семьи должны быть подобные нам друзья! У нашей семьи есть мощные ресурсы – все мы: Паша, Оксана, бабушки, дедушка и Остап. У нашей семьи есть сопутствующее текстовое сопровождение (не считая умных разговоров на кухне). У нашей семьи есть 13-летняя история подвигов и свершений! И есть уверенность, что еще лет пятьдесят, и в современном мире или на небесах нам все зачтется и нам выделят немного тихого счастья без гонки на задохнувшихся лошадях всей семьи, грохота подков об асфальт и пустой многоголосицы…

Иду, работаю санитаром. Ответственный врач командует: «Седатировать!» Пациент с травмой головы с не меньшим знанием дела заявляет: «Курить хочу!»

– Закурим?! – опять спрашивает пациент с травмой головы, когда я веду на рентген.

– Нет! – отрезаю я, и надежда в его беспокойных глазах тухнет…

Вспоминаю тексты нашего советского писателя – Леонова, как ему «шприц вводили», а он кричал от боли, потом писал свой «арзамасский страх». Пишет он об этом строго и непонятно, согласно сталинскому времени, в котором проживал: «Приматы элементарного советского дискурса всегда присутствовали в нашей жизни»… Я, по сравнению с Леоновым, нахожусь в гораздо более свободных временах, но пишу тоже как можно аккуратнее, не хочу навредить людям, которые здесь работают.

Слово. Слово о графе Толстом… Любил «…всякий звук жизни». Шил сапоги «…для мускульного ощущения, которое важнее знания книжного». Вот, поэтому мы и санитары – «мускульного ощущения» умеренного количества и ответственность по силам нам дана…

Главные темы в интеллектуальной повестке прошлого века осознаю, но сам по себе являюсь носителем часто безупречно спрятанной проблемы, решаю которую всю жизнь…

Сомнения пожизненные. Это не обо мне, это об интеллигенции – о Л. Леонове, Л. Толстом… Так что приведенные строчки это цитата.

Толстого в день погребения провозгласили как величайшим христианином, так и величайшим атеистом (еретиком) … Женщина из кресла выпала на снег, мочеприемник тоже лежит на снегу… У детей суровые прокурорские лица, мертвых детей…

У наших здешних мертвых такие же лица, как и у детей войны, и у ныне живых взрослых – спокойно скорбные: я везде их вижу сутки напролет в нашем приемном отделении – приходите посмотреть в отделение скорби с улиц к нам…

В БИТР определили (блок интенсивной терапии и реанимации. Таких БИТРов здесь несколько), отобрали, как и у всех, все – одежду, тапки, воду, трусы и нательный крест, привезли в БИТР, а мест нет. Положили даже не в палату в первой неврологии, а в коридор… на раскладушку… Приличная женщина (то есть не бомж), только очень тяжелая… Крестики нательные снимают, видимо, потому что, если и когда человек начинает умирать и ему начинают делать реанимационные мероприятия и (или) срочную операцию, то есть речь идет о жизни или смерти, крестики снимать некогда, цепочки рвутся, крестики теряются, на это уходят такие дорогие секунды. Наверное, поэтому в БИТРах и реанимациях все лежат перед Богом равные – без крестиков.

Кодифицированные взаимоотношения между людьми – они нравились И. Бродскому, но он никак не мог знать, что и в нашей больнице, и на улице, и в магазине русском уже тоже кодифицированные взаимоотношения. Как это? А это означает, что они английские – то есть в чистом виде английские (а не в переносном). Англичане в этом преуспели – англичане не выражают эмоций, и можно только воображать, что они чувствуют на самом деле (это я не об англичанах и Бродском, а о наших больных – культурных людях, что лежат часами в приемном отделении). Это тебе не то чтоб быть поверхностно болтливым… Это удручающая неизвестность в «кодифицированном мирке» – ни за что не узнаешь, как у тебя или у твоего родственника дела движутся. Нужно терпеть и ждать. Обследование закончат, и тогда узнаешь…

Бродский хоть и пил, и был женолюбец, и храбрец но… но – русская дружба на западе не известна (тесная, требовательная дружба). Все это не вымирает, это вымерло уже давно. Радуйся, Бродский.

Знать, что умирает, заигрывать со смертью задолго до срока – шпионские дела. Вопросы литературы и души одни – это опять Леонов…

Кто я? Перед кем я ответственен? Кому верен? Что для меня истинно?

Вы мирно исследуете себя! Вы создаете контраст между своими чувствами и своим поведением (то есть что такое контраст – полное несоответствие!). Это все еще об английском поведении: и я никогда не узнаю, что противен вам (вежливые формы существования), что вы донесете на меня в КГБ. Русские – все знали о психологии до Фрейда: ВЫЖИВАНИЕ! Отсюда проникновенность русской литературы. Человек должен определять себя, прежде всего спрашивая – щедр ли я, лгун ли я? Эта фраза мгновенно вытесняется из вашего мозг, и вы ее никогда постараетесь не вспоминать, потому что это правда, потому что вы ей не соответствуете и признавать ее – значит наносить постоянную травму своей психике и телу… Забыть ее!

Я испачкался кровью больного, придется застирать пятна и ходить по морозу, пока не высохнет…

Я такой маленький – микроб среди людей ума и души… мне смолоду хотелось быть возле ума. Теперь же уже только наблюдать со стороны. Издали… читать мемуары, чтобы думать и испытывать ощущения: попрыгучая суета бытейских сует. Бродский выучивал своих читателей быть по другому принципу, по полному иному, считается, что он вернул поэзии слово «душа». Соль мира таится в чудаках и кошках Киплинга. Гуляющие сами по себе одинокие упрямцы не чужие всем, а все увидевшие и простившие всем. Бродский и среднюю школу не окончил, и в собственной семье большой его считали пропащим. Мы живем в эпоху Бродского. Иосифа Бродского! Гуманисты! Можем дать пять лет тюрьмы, но ограничиваемся ссылкой, «но двух рублей давно не видя вместе», – писал Бродский …И неисповедимая сила тайного доноса. Плюс паразитирование системы на нашей порядочности. Совершенный никто – еврей, – вокруг которого страны – лишь ландшафт… Дворяне и евреи: для них подданство – позиция случайная – они сами по себе…

Пациент уронил мешок с рвотой на пол, и потом его еще рвало, и мы колесами каталок растащили желтую жидкость желчного пузыря по всему коридору томографического кабинета. Сотрудники кабинета выражали сдержанную недоброжелательность. К утру, после ночи, в коридоре перед томографом на полу натоптано после ночных историй. К восьми утра придет санитарка и будет его мыть, чтобы ничего не было…

Мы уже давно ждем комиссию, которая будет из самых высоких мест санэпидстанционных. Я мечтаю, что комиссия увидит наши кресла, на которые уже невозможно и садиться – так они стары и все в засохших человеческих выделениях, с порванными колесами, старыми матрасами на каталках, под которыми ржавое железо, на которых лежат люди (а с которой стороны здесь у вас головой ложиться?..).

Случайные подданные русского языка дворяне и евреи духа, поэтическое видение мира и либерализм – антиподы. В граненых зеркалах Европы, самих себя шарахаясь с товаром, мы – арзамасский страх… – русский характер. Политические авантюристы и истинные патриоты демонстрируют тот самый русский характер. Условия в больнице, где лежал Л. М. Леонов, и о том, зачем Богу понадобились и остались на земле люди – самая таинственная и самая кульминационная часть человеческого познания для Леонова.

…Ломал дверку и зеркало, ломал каталку:

– Остановите!

– Дайте покурить!

– Да что ж ты делаешь?

– Хочу упасть! Отвезите меня на улицу…

…И положили женщину без матраса – восемьдесят девять лет, ветеран войны, вот так, и ветераны войны…

В его доме частыми гостями были Крылов, Брюллов, Стасов и Карамзин, здесь познакомился Пушкин с юной А. П. Керн, где эти дома сейчас… Нет. Ничего нет.

После всех инспекций, что переживает наша больница, чуть не ежемесячно каталки нам не меняют, кресла не закупают и раскладушек в коридоры не запасают.

«Рентгенологи не должны быть в реанимации! Они должны быть в своем кабинете! Доктору я сейчас вставлю! А вы бегите сюда!» – из разговора старшего врача смены по телефону…

«Дай Бог, чтобы никогда многие не имели нужды сюда быть привезены неведомого состояния людей всех, где умирать принимают» (Н. С. Лесков, «Левша», об Обуховской больнице). «Отхожие места заражают зловонием палаты» – это не про нас. Палаты заражают зловонием воздух в коридорах второго неврологического отделения – вот это про нас… Под украшенные колоннами доисторического ордера, входят под своды, опекаемые всеми видами обществ и организаций Красного Креста и города Дрездена, и так далее, – длинным списком контролирующих органов с почтовыми ящиками под названием «как вас лечат» на стенах, государственным страхованием… входят под эти опекаемые своды мужчины и женщины, с подбитыми лицами, вызывая ужас и сжимание сердца, неудобство и чувство стеснения. Сейчас уже нет. Все нормально, – я привык, как будто это по особой моде подведенные глаза, а не синяки под глазницами и не симптом «очков»; пращевидные кровавые повязки на носах, сломанные носы и лица в крови, которые никто никогда в приемнике не моет, вызывают средневековое привыкание – такими были лица на улицах просвещенной Европы XIV века…

Сегодня в гинекологии тоже в коридорах лежат. День всех влюбленных. В приемнике все в основном пары: мальчик – девочка, мальчик – девочка. Девочки приводят своих мальчиков с разбитыми носами – это особенность мальчиков в этот праздник… доказывать свою любовь, разбивая носы друг другу…

Люди ходят, читают на ходу, сидят на железных лавочках. Стоять и впитывать лица современников, патриоты нашего всего. Те, у кого это место заполнено и впитывать некуда, – молчат. Занятие Бродского – «бродить и писать стишки». Люди входят и выходят – эту тайну хочется видеть и впитывать. Эйфория от этой тайны. Женщины всегда и везде обязательно показывают свои признаки. Это взбадривает окружение. При устройстве на работу у меня взяли заявление об увольнении по собственному желанию с подписью, без даты. Это называется, кажется, – «с открытой датой». Чтобы при провинностях или конфликте можно было уволить без траты времени и нервов. И у всех такое заявление взяли – особенность такая… Русская находчивость. Где заявления хранятся? В сейфе.

Из санитарских историй прошлых времен: …отошел санитар от каталки с больным выпить, а собаки в это время тележку описали. И стоят ррр-рычат. Пока за пивом ходили – человек на каталке умер… всех в той смене сразу уволили…

Всю зиму шел ремонт по очереди во многих отделениях. Больных переселяли на соседний этаж в коридоры – там они и лежали. Вот где по-настоящему полные, абсолютно совершенные взаимоотношения между мужчинами и женщинами. И с администрацией больницы. «До пояса они богов наследие, а ниже дьяволу принадлежат», – Шекспир, «Король Лир». Во Владивостоке на секретном остове Русский открыли океанариум, там подают блюдо: «курица по-охотничьи».