Читать книгу Под властью Люцифера. Историко-биографический роман - Петр Петрович Котельников - Страница 11

До войны нашим правительством был создан миф о непобедимости Красной Армии, во что мы тогда глубоко верили. Что мы знали тогда о войне? Было много живых участников гражданской войны, воевавших на той и на другой стороне. Мы, юные «наследники Великого Октября», практически ничего вообще о войнах не знали. Мы видели войну на экранах кинотеатров. Нам показывали фильмы, говорящие о далеком прошлом, в батальных сценах их победителями всегда становились русские. Мы упивались сознанием национальной гордости за своих предков. Мы своими предками считали, кстати, и представителей всех других народов, которые проживали на территории всей нашей огромной страны. Нам в голову не приходила мысль, почему Русь 150 лет находилась под монгольским игом, если так здорово сражались наши предки? Может, в ту пору перевелись былинные богатыри на Руси? А может, они еще не родились? Наши более поздние предки славно сражались с французами, а те не только до Москвы дошли, но и заняли нашу древнюю столицу. Может быть, наши предки их туда специально заманивали, чтобы потом, подпалив Москву, сжечь их всех в пламени огромного московского пожара? Никому из нас, учившихся в школе, не рассказывали о том, почему после победы на Куликовом поле, так легко Тохтамышу удалось взять Москву. Не говорили нам о нашей несобранности, о пристрастии к спиртному. Что русичи, «нажравшись» спиртного, открыли ворота перед монгольским ханом! Многого нам тогда не говорили. Может, не знали об этом, а может, такая установка была дана? Нам только говорили о победах, нам только демонстрировали кадры о победах. Нам никогда не говорили о цене, которой мы оплачивали эти победы! Ну, как ребенок мог понять такую несправедливость: более чем четырехсотлетнее терпение существования Крымского ханства, устраивающего почти ежегодно опустошительные набеги на русские земли… Горели избы, тянули на веревках связанных десятки тысяч пленников, ожидавших рабства. Если предки были храбрыми и сильными, как же могло быть такое? Мы, будучи детьми, узнали о гражданской войне в Испании, оттуда привозили испанских детей, их наше государство кормило, поило и воспитывало. Вся страна по-фамильно знала о героях летчиках, сражавшихся в небе Испании с фашистами. Валентина Серова, киноактриса, стала известна на всю страну. Полагаю, что известностью своей она была обязана мужу своему Герою Советского Союза Серову, прославившего нашу страну боевыми подвигами в Испании. Но почему мы оставили Испанию, почему победил генерал Франко, нам не говорили? Об этом в газетах тогда не писали.

А какая гордость переполняла сердца и души наши, когда в хрониках того времени показывали нам, как встречает наших красноармейцев освобожденное от гнетов польских панов население Западной Украины и Западной Белоруссии, как бросают на танки букеты цветов и обнимают наших бойцов жители столиц прибалтийских государств. Естественно, нам не покажут, как в этих же столицах, а также и в городах Украины будут цветами и улыбками встречать пришедших гитлеровцев! Но все это будет позднее. А пока мы верили в непобедимую мощь Красной Армии. Нам почему-то в голову не приходила мысль, почему так быстро немцы расправились с Польшей, той самой, которая преподала урок воинской доблести Красной Армии, которой командовал отличный командарм Тухачевский, в 1920 году? Что, не хватило у поляков храбрости в боях с немцами? Это потом мы узнаем, что храбрости у поляков было в избытке. Польские кавалеристы с обнаженными саблями шли в атаку на немецкие танки, вскакивали на броню, пытаясь клинком сабли через смотровую щель поразить им немца. Может быть, храбрости не доставало французам? Или их укрепленная линия обороны «Мажино», расположенная вдоль границы с Германией, технически устарела? Нет, храбрости французам не надо было занимать, ее у них хватало! Правильную оценку французскому генштабу, проигравшему войну немцам, дал генерал Шарль де Голль: «Оборонная доктрина, расчет на затяжную оборону, недостаточность бомбардировочной авиации, почти полное отсутствие штурмовой, устаревшие модели танков не дали возможности французам на равных сражаться с немцами».

Мы просто еще не знали, что нам предстоит встретить не просто армию, а такую армию, какую Германия еще никогда не создавала. А правильнее сказать, на ту пору лучшую армию в мире. К великолепной технической оснащенности, прекрасной экипировке следовало добавить железную дисциплину, оттачиваемую веками, беспредельную веру в военный гений Гитлера, достаточный военный опыт. Ставка немцев делалась на превосходство авиации, прорыв обороны противника танковыми клиньями. Клин раскалывает дерево любой твердости. Построение клином своих войск характерно для немцев. Так рыцари Тевтонского ордена шли на отряд русского князя Александра Невского. Молодой князь нашел тогда действенное средство против клина, заставив рыцарей вдоволь нахлебаться воды из Чудского озера

Что мы могли противопоставить лучшей армии в мире? Большое количество бойцов, на вооружении которых была винтовка еще дореволюционного образца. Автоматы были в рядах наших бойцов редкостью. Десятизарядные винтовки капризничали, отказывая в бою. Наши пулеметы были надежными, но очень тяжелыми. Это они, «Максимы», стояли в гражданскую войну на красноармейских тачанках. И теперь они были основным скорострельным автоматическим оружием. Наши легкие танки, «танкетки», горели, подожженные, как порох. У нас были еще допотопные броневики и бронепоезда. Были, правда, прекрасные средние танки Т-34, но их было крайне мало. Наша авиация резко уступала в скорости полета немецким «Мессершмидтам». Прославленные «катюши» появятся на фронте позднее, когда немцы уже станут вовсю хозяйничать на нашей земле. Кавалерия, которой мы все еще гордились, отживала, уходила в прошлое. Наш практический опыт ведения современного боя был получен в боях с финнами. Мы потеряли в той войне множество солдат, штурмуя долгосрочные укрепления генерала Маннергейма, служившего еще в царской армии. Что у нас было положительного: наше природное мужество, стойкость к лишениям и страданиям, наша русская смекалка, возможность каждого бойца принимать самостоятельные решения в отсутствие командира, вера в Сталина, мало уступающая вере немцев в Гитлера.

Первый год войны вскроет все наши слабости, но и откроет глаза врагу на наши неисчислимые возможности. А пока мы чувствовали себя крепкими, как сталь, и непобедимыми, распевая песню того времени:

И припев ее был не менее оптимистическим:

Наш вождь будет смотреть фильм с таким же названием и во время войны, хотя желаемое за действительное никак не выдать!

Правду сказать, мы тогда о нападении немцев мало думали. Да, и многого не знали. Мы не знали, что нашему советскому правительству многое приходится делать для того, чтобы не быть втянутым в войну. Нужно быть сильным, чтобы удерживать врага от посягательств на наши земли и наше богатство. Наверное, уверенности в силе не было? Нам не говорили о том, что в Белом море еще в 1933 году хозяйничали норвежские рыболовные суда, а нашим рыбакам было дано указание не трогать их. Ведь норвежцы действовали под прикрытием своих военно-морских сил. И только перевод в бассейн Баренцева моря части судов Балтийского флота остановит этот открытый грабеж. У нас был постоянный, коварный и жестокий враг с косым разрезом глаз, и почему-то всегда в круглых очках. И в кадрах кино и на рисунках карикатур. И все знали отлично японское слово – «Банзай». Но и, вступая с японцами в частые военные конфликты, части Красной Армии не должны были нарушать чужих границ, и никогда этого не делали. За это нес личную ответственность командир воинской части. А выводы по нарушителю этого указания делали настолько крутыми, что и желания такого не возникало. У нас было много нерешенных вопросов, в том числе и по военной подготовке населения.

Неспокойно было на западных границах, не спокойно и на Дальнем Востоке. Гибли наши пограничники. А знали ли мы об этом? Знали только мать, да отец погибшего. Растили сына, ночей не досыпали, а нашлась сволочь, выстрелившая из укрытия на той стороне границы. И не задумывались о том, а где же международная рабочая солидарность? Или только одурманенные ненавистью ко всему светлому и справедливому стреляют? О том, что мы можем быть тоже несправедливыми, мысль почему-то не приходила?

Война все поставила на свои места. Пришло время, и мы стали серьезно смотреть на вопросы военного образования

Но это опять будет в будущем. А перед войной в стране, где идеология была основным фактором формирования общества, все происходящее за ее пределами широко и охотно обсуждалось трудящимися, естественно, в негативном свете. Трудящимися, значит, всем народом, поскольку слово трудящиеся ассоциировалось со словом граждане, а нетрудящиеся – со словом паразиты.

Мы были уверены в победе. И, когда война ворвалась в наши мирные дома, думали, что разгром немцев – дело нескольких недель. Чтобы ускорить этот процесс, военные комиссариаты осаждали толпы желающих добровольно отправиться на фронт! Не было тех, о которых потом анекдот такой разгуливал:

Кто думал тогда, что многим не удастся попасть туда живыми, что смерть настигнет еще по пути туда, а сама война растянется на четыре года. И не будет ни одной семьи, которую бы она не затронула! Особенно мучительными для нашего советского общества станут два первые года войны. И видели глаза мои…

…По дороге идут люди, неровной колонной, в серых шинелях, с оборванными хлястиками. Лица в землю устремлены, голов не поднимают, по сторонам не оглядываются, Они молчат, ибо говорить не о чем. В их головах нет ничего, чем хотелось бы поделиться с шагающими рядом. Вся задача состоит в том, чтобы сделать шаг, за ним – другой. А для этого не мысли нужны, а упорство. Нужно крепкое желание жить. Эти люди попали в плен к врагу. Они были красноармейцами и командирами, они были нужны тому, прошлому обществу, которое сохранялось на востоке страны, Прошлое отрезано, и они стали лишними, ненужными. Они голодные, они смертельно устали. Моросит мелкий дождик, шинели пропитались водой, стали тяжелыми, сковывают движения. Бывших воинов, а теперь военнопленных, сопровождают вооруженные винтовками и автоматами немцы. Немцы идут по обочине дороги, где можно идти, не утопая по щиколотку и по колено в грязи. Пленные лишены такой возможности. Грязь непролазная, ноги с трудом вытаскиваются из чавкающей, засасывающей грязи. Время от времени, кто-то падает, пытается подняться, и не может. Немец подходит, толкает в бок ногой упавшего, говорит: «Aufstehen! Schnell!» Упавший не поднимается. Немец приставляет отверстие ствола к голове лежащего, и нажимает курок. Сколько людей осталось лежать позади, раскинув руки, в попытках поднять упавшее тело, и не успевших сделать этого?

На траве, и в низинах, в самой гуще грязи, на пригорках и в лозняке. На самой дороге и рядом с нею, на обочине. И у всех их одна общая деталь – пулевое отверстие в затылке. А ведь это остались лежать товарищи, друзья, соседи и близкие… Вспоминается грустная песня, которая была посвящена тому времени, Слова и мотив песни мы запомнили еще в период войны и потихоньку грустно напевали, находясь в концлагере. Она не блещет поэтическим совершенством, автор ее мне неизвестен.