Читать книгу Картины Италии - Петр Вайль, Петр Вайль - Страница 4

Письма Петра Вайля родным и друзьям из Италии и США в Ригу
<Письмо друзьям от 22 cентября 1977 г.>

Оглавление

Buongiorno, signore e signori!

Под синьорами (ж) подразумеваются Лорочка и Наташечка, а под синьорами (м) – Залман, Раковский и Цветков. Так уж получается, что только сейчас я усаживаюсь за нечто более серьезное, чем открытки с Иоганном Штраусом. Извиняться не стану – все равно прощения мне нет. Но – ей-бо – исправлюсь. Италия благотворно влияет на политес, оставляя амикошонство для парвеню (каково?!). Из всего этого, что я тут написал, следует и то, что письмо имеет столь многослойный адрес – чистый штрудель. Очухаюсь – стану писать не только всем, но и каждому. Кстати, с письмами обращаются игриво – уж не могу и догадаться где. Для справки: отправленное мною из Риги письмо Игорю от 30 июля пришло сюда пять дней назад, т. е. 17 сентября. Остальные два не пришли вовсе. Они же (Генисы) отправили нам в Ригу пять писем; как вы знаете, не дошло ничего. Поэтому извещаю (хотя, может, и зря – это же тоже письмо), что из Вены нами посланы открытки: Кацам, Раковскому, Илге, одним родителям, другим родителям, Ваське, Илье – с днем рождения, Цветкову – с днем рождения на Наташкин адрес, Маке, Аркадию – итого 10 штук. Все открытки очень красивые, с виньеточками и желудями. Жаль, если попался почтмейстер-коллекционер.

* * *

Все говорят: «Италия, Италия!», а таких дождей не бывает и в Риге. Позавчера с 6.00 до 22.00, и сегодня весь день. На Тирренское море я плевать хотел. Но не плюнул, правда, не вышло, потому как видел его, море то есть, только издали. Оно синее, небо над ним обычно тоже, песок почти черный – но не от грязи, а от какого-то, надо полагать, необходимого пигмента. Так что итальяшки прекрасно на нем лежат и не пачкаются.

Рим – город обширный, с большим количеством жителей, и по своему международному значению не уступает крупнейшим городам мира. Однако в географическом положении сильно проигрывает Вене, тоже большому, но немножко поменьше, городу. Потому что Рим стоит как бы в тупике, у самого моря, а к Вене можно подъехать со всех сторон. Мы, например, подъехали с юга, хотя приехали с северо-востока. Как это получается – не знаю. Может быть, нужно было обмануть врагов. А то, что они существуют, сомневаться не приходится: когда мы уезжали из Вены в Рим (снова с вокзала Зюйд, но это уже было по-честному), около каждого еврейского вагона стоял автоматчик. Я позвал посмотреть на них Райку, а старик Файвуш из соседнего купе сказал мне на ухо: «Не надо никого звать никуда. Их тут не один с автоматом, их тут не два. Их тут две хорошие сотни». Остальные 198 охранников, видимо, были на совесть спрятаны. На итальянской границе вышколенных и строгих австрийских жандармов сменили карабинеры, которые тут же сели в тамбуре на пол и стали с криками играть во что-то вроде подкидного дурака. Евреи их совсем не боялись и даже ругали за нечистоплотность и развязность. Одесситы, правда, не боялись и австрийцев. Когда в Вене поезд свистнул первый раз и автоматчики полезли в тамбуры, перрон совсем опустел, и все вдруг увидели у колонны одинокий, перетянутый веревкой, саквояж. Раздался леденящий душу крик: «Цей цемодан?!?!», и по коридору пронесся голый по пояс старик. Седые волосы на его груди развевались, изо рта торчало что-то вкусное. Он с маху сшиб довольно крупного капрала и уже на ходу поезда, под радостные клики единоплеменников, втащил чемодан.

* * *

Дорога Брест-Вена была довольно беспокойной: то и дело проверяли билеты, визы, декларации на доллары. Раза три за ночь заходили чехи, раз пять – поляки.

Что касается пути Рига-Брест, я думаю, вы все знаете от Маки и Васьки. В Минске нас очень хорошо встретили ребята, Гриша просто очень хорош – приятный и умный парень. Олег Павлович Молокоедов, правда, пострадал в Минске, неудачно ушиб об рельс харю. Издержки. С лица не воду пить. И даже не водку.

Таможня прошла нормально, хотя почему-то вернули все фотопленки. У второго рижанина задержали колбасу, которую у нас пропустили, но зато разрешили везти пленки. Ладно, друг Горацио, много есть всякого на небе и на земле, как говаривал покойный Гамлет.

Вырубились почти сразу, и так бы и спали, да тревожили пограничники и таможенники братских стран. Неизгладимое впечатление произвела чехословацко-австрийская граница. К Вене подъезжали поутру.

Когда поезд въехал в улицы, Илья Шнейдер, второй рижанин, стал возле меня у окна и, толкая локтем в бок и лихорадочно и мелко облизываясь, спросил: «Река какая?».

Я сказал: «Дунай». Он двинул меня локтем посильнее и сказал мне весело: «Дунай». После этого разговора он долго разглядывал деревья вдали и, понизив голос, благоговейно спросил: «Кипарисы?» Я сказал: «Пирамидальные тополя», и тут же пожалел об этом. По-моему, он разлюбил меня в этот момент.

* * *

В Вене жили, как водится, в «Zum Türken» на вполне респектабельной улице Peter-Jordan-straße. Район немного напоминает Межапарк – зелень, да особняки. Посольский район. На нашей улице были посольства Австралии, Таиланда, Филиппин, а через дом от отеля – Объединенных Арабских Эмиратов. Славное соседство. А автоматчика ни одного. Может, конечно, сотни две прятались в кустах. Хорошие.

Бросили шмотки и пошли гулять. Доехали до центра и шли кварталов восемь, прежде чем встретили живого человека. Было воскресенье, а порядочный австриец в воскресенье не шастает по улицам, а ест свой штрудель zu Hause. Зрелище жутковатое – огромный мертвый город. Красивый очень, старыми районами напоминает старую Ригу. (Так и сравниваем все время, не знаю, до каких пор будет так, ведь нет еще и месяца. Вчера ехали на автобусе в Риме мимо какой-то туристической конторы, и среди плакатов, зазывающих в Париж, Буэнос-Айрес, на Азоры, вдруг – Домский собор и Rīga. Ёкает. А еще – даже гордость: вот, мол, рядом с таким-то! Не Москва или Питер, а Рига. Хотя это, конечно, случайность – просто плакат красивый.)

Пробыли в Вене с утра 4-го до вечера 8-го сентября. Один день полностью почти провели в ХИАСе, поимев предварительную беседу с парнем из СОХНУТа. Никакого давления, только вежливое предложение, а после нашего вежливого отказа – его вежливое сожаление.

Потихоньку здесь – в Вене, Риме, Остии – каждый еврей считает, что по пересечении границы его уже, незаметно и коварно, начали объегоривать. Потому Запад, акулы. Это святое чувство великолепно уживается с плевками назад. Апогей достигается в ХИАСе, когда дают подписать бумагу о том, что ты обязуешься отдавать долг (в первый год по 15 долларов в месяц, дальше по 30). Один так и сказал: «Ну вот, началось», припомнив, видимо, кое-что о сионизме, международном империализме и ихних путах. (Подписание это – приятный акт. Помните, обсуждали не раз сомнительность существования задарма и вытекающие из этого моральные неудобства. А так – что-то вроде джентльменского соглашения.) Кроме того, каждый считает долгом сказать о том, что все дорого, что дают мало денег, что отель мог бы быть и получше, что у них могло бы быть побольше порядка. И все это – при полной готовности увидеть кипарисы на широте Вены, непуганых жирафов на улицах, золотые груши на вербе и голых девочек в табачных киосках.

Что до голых девочек, то, понятное дело, мы тут же бросились на них смотреть. Было, как я уже говорил, воскресенье. Все пустовало, музеи закрылись в 13.00 (а жаль, т.к. по субботам и воскресеньям они бесплатные), и мы, послонявшись, пошли в кино. Фильма «Verbotene früchte der Erotik», что я с легкостью перевел как «Запретные плоды эротики». Фильма шведская, с сюжетом и претензией. Дескать, школьница (зад – с двустворчатый шкаф) гуляет с парнем, никаких утех с него не имеет и через это грезит об утонченных любовных радостях. Все грезы – в натуральную величину и в профессиональном исполнении.

Билеты стоят от 25 шиллингов (1–2 ряды) до 50. Заняты были первые 4 ряда – такими как мы неимущими и пацаньем, и ряда три в конце – респектабельными старичками. Фильм оживленно комментируется вслух – жаль, непонятно.

* * *

Главная радость в Вене – ейный музей. Прорва Рубенса, Тинторетто, Тициана, Веласкеса. Целый зал Рембрандта. Довольно много Дюрера, Гольбейна, Ван-Дейка, Хальса. Впервые прочувствовал, что такое Кранах – этакой пронзительной наивности художник. Две картины Босха – правда, не лучшие. Есть отличные, доселе вовсе мне не известные – Арчимбольдо, Франческо де Монкадо, Бургкмайер. И – наконец, вершина – зал Брейгеля. Отборнейшие вещи, числом 15: «Избиение младенцев», «Крестьянская свадьба», «Вавилонская башня», «Несение креста», «Война масленицы с постом». И совершенно потрясающая – «Охотники на снегу». Если на нее долго смотреть, можно понять, как надо жить.

Съездили в Шёнбрунн. Замок – так себе для того, кто видел Зимний и Екатерининский. Парк роскошный. В парке – кафе. В кафе – пиво. Это для меня – пиво. Для Райки – кофе. (Очень вкусный. Но что вытворяют с кофием в Италии, – не передать: выдают чуть больше столовой ложки в высоком стакане, так что добрая четверть густого варева оседает на стенки – принцип папиросного мундштука. На вкус ближе всего к хинину, но, говорят, сильно тонизирует. Я думаю, затонизирует, если выпить граммов триста. А от той лилипутской дозы остается только горечь – на губах и в душе. И самое поразительное – все пьют и писаются от радости. Страх берет, когда видишь, как солидный владелец магазина, небось, отец семейства, в обеденный перерыв скачет зайчиком через лужи в бар напротив, а потом скачет тем же зайчиком, но помягче, обратно с тремя каплями этого лекарства.)

Пиво я в Вене испробовал сортов семь – здесь оно сказочное (Зяме и Цветкову – хи-хи-с) и везде холодное. Котька же пил оранжад, которого тут бесчисленное количество видов. И конечно – мороженое: в махоньком ларечке они как-то умещают сортов двадцать фасованного и еще столько же развесного: дынного, персикового, ананасового, орехового, фисташкового, черносмородинного и даже томатного (вещь удивительная, но вкусная). И вообще в Вене все было необыкновенно вкусно – гораздо вкуснее, чем в Италии.

Интересное отношение уже сейчас к этому городу. Вена была первой на пути и потому, наверное, ее никогда не забыть и не снять ее очарования. Еще и потому, что для рижан она близка и понятна – и схожестью языка, и внешностью прохожих, и общим «немецким» духом, и готикой, и узенькими улочками. И еще потому, что здесь впервые все-все стало по-другому, хотя по-прежнему остается: «как в Риге», «для рижан», «похоже». И когда мы попали в городской парк, к поразительного изящества памятнику Штрауса (он там похож на давыдовского гусара, для баловства ухватившего скрипку), а в двухстах метрах, на открытой террасе камерный оркестр без передыху играл его вальсы перед огромным открытым кафе, и все это было в цветах и зелени – было ясно, что Вена всегда, несмотря на жалкие четыре с половиной дня в ней, всегда будет особо, в одном ряду с Ригой, Грузией и хутором Арвида. И это ведь не обалдение от Запада, безумия витрин и кабаков (то тоже есть, не может не быть, слишком уж разительна перемена, но об этом говорить ни к чему, да и неохота).

В поезде Вена–Рим проснулись часов в пять утра – кругом были Альпы. Карнийские Альпы. Гигантские доломитовые скалы с лесом, узкие ущелья, с узкими речками (русло – широкое, весеннее) – все как на Кавказе. Красота тоже дикая.

Сразу начался бардак – какие-то свалки вдоль дороги, бумага, грязь. Бардак в Италии совершенно великолепный – я, действительно, просто в восторге. Пачки из-под сигарет бросаются мимо мусорников. Улицу можно перейти в любом месте в любое время – здесь пешеходов не давят. Трудно поверить, но знаменитые экспансивностью итальянцы бровью не ведут, когда ты прешься на красный свет через четырехрядное движение – тормозят и все. Если, гуляючи, устал – можно лечь на любую траву, которую увидишь, даже на газон у резиденции Андреотти. Единственная государственная монополия торговли здесь – табак, так контрабандные сигареты продаются на хорошо сколоченных прилавках в самом центре города («Мальборо» – за 450 лир вместо 650 в магазинах). Все торговые точки закрыты с 13.00 до 17.30 – сиеста. Святое дело, и не спят в это время только эмигранты, сумасшедшие и дети, еще не усвоившие смысла жизни. В субботу пошли на базар, который в этот день работает до пяти (обычно до часу). Шли около двух, с опаской, не веря. И действительно – из покупателей были мы одни, а все продавцы спали. Когда мы разбудили одного ради килограмма винограда, он вывалил на нас несколько непристойных идиом и обсчитал на 50 лир. Деньги здесь, как известно, смешные: скажем, монет по одной лире вообще нет, а вся страна забавляется идиотской игрой – сбывает друг другу мелкие бумажки (от 50, 100). В некоторых местах даже висят объявления: дескать, мини-ассигнации не берем. Они всерьез оскорбляются, если дать зараз больше одной такой бумажки, и радуются откровенно и по-детски, если всучат парочку тебе. В самих деньгах (крупных) тоже есть какая-то очаровательная несерьезность: на 1 миле (1000 лир) – Верди, на 10 – Микеланджело, на 2 – Галилей, на 5 – Колумб, на 20 – Тициан, на 50 – Леонардо. Очень трогательно почему-то.

Что до товарно-денежных отношений, то мне все равно не понять, почему килограмм мяса стоит дороже складного автоматического зонтика (или это зонтик дешевле килограмма мяса?). Единственное, о чем я с трепетом должен сообщить вам – это цены на выпивку. Литр отличного сухача – 270 лир (для сравнения: спички, или жвачка, или проезд в автобусе – 100 лир. Кстати, цены многих товаров совпадают с советскими, и можно смело, как это мы видели в письмах старших Генисов, так и считать – 27 коп.). Бутылка коньяка 0,75 – от 1.325 лир до 2.500 лир. Но все не так просто: литровая бутыль стоит, скажем, 2 мили, а двухлитровая – 3,5. Или сегодня обнаружили один сорт «Наполеона» – бутылка 0,75 стоит 1,995 лир, а три бутылки – 3,990. Как это выходит, что одна из трех получается бесплатно? Такие же финты и с некоторыми другими продуктами – тоником (одного из 20 видов), каким-то сортом кукурузного масла и пр. Водка гораздо дороже (раза в два-три) коньяка, но на дне рождения Игоря (18 сентября) под привезенную нами селедку приговорили бутылочку «Романовской».

Наблюдаются еще интересные экономические эффекты. Здесь, как и везде на Западе, очень дорог труд. И если ты берешь литр, к примеру, кьянти с собой (мы брали в кабачке, где хозяин говорит по-русски. Он долго учил язык, намереваясь работать по экспорту-импорту с Союзом, а выучив, – стал торговать вином.), то он стоит 480 лир. А если спросишь пять стаканов на месте – то есть тот же литр – это будет стоит 1 милю, вдвое дороже. Я уж не говорю о том, что одни и те же товары стоят совершенно разные деньги, только перейди дорогу. Какой-то принцип все же соблюдается – в больших супермаркетах все дешевле, чем в маленьких лавчонках. Но почему в том же супермаркете печенка стоит 1,5 мили, а рядом точно такая же печенка – 5,5?

* * *

О письмах. Я уже перелез на 14 рукописную страницу, а конца не видать. Может, надо было писать сразу – короче и чаще, но как-то не выходит. И еще – что писать? Экскурсоводом быть не хочется, хотя совсем без этого не обойтись, конечно. Вот и пишется, как пишется. Так есть как есть.

Здесь прерываюсь. Завтра (23 сентября) в 530 утра отправляемся вместе с Генисами на север – Флоренция, Венеция, Пиза, Сиена. Вернемся 25 поздно вечером. Стало быть, продолжение буду писать 26–27-го. Как все из себя выплесну – перейду к камерным писаниям tete-a-tete.

Целуем вас всех. Если б сюда перенести полный состав обеда 1 сентября – вообще, пожалуй, не о чем было бы беспокоиться.


Обязательно привет Олегу, Аркадию, Илге, Арвиду (какой у него адрес? Сообщите).

А наш: Vail Peter, Corso Regina Maria Pia, 24 int.1, Lido di Ostia, centro Roma, Italia

22.09.77. 2300

Картины Италии

Подняться наверх